ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Филия из-под земли

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Филия из-под земли

Алёна выскочила из маршрутки, кинув “спасибо” водителю, и, хлопнув дверью, галопом поскакала к воротам. Охранник, увидев её, подошёл и принялся открывать замок.

‒ Здравствуй, Ванечка, – пролепетала она, придерживая дрожащей рукой калитку. – Что там? – аккуратно спросила она, выказывая желание войти во двор скорее.

‒ Здравствуй, – ответил охранник. – Что-то заело… Вот и всё.

Калитка открылась, Алёна влетела во двор и побежала к двухэтажному зданию. Распахнув входную дверь, она направилась вверх по ступенькам. Оказавшись в коридоре, Алёна сменила бег на быстрый шаг и прошла к нужной двери. Девушка остановилась у приёмной, отдышалась немного и вошла.

‒ Привет, – сказала она Маше, пересекая приёмную. – Уже начали?

‒ Нет, – ответила та, – ещё Оля не подошла.

‒ Ясно, – сказала Алёна, открывая дверь в кабинет начальника. – Здравствуйте.

‒ Здравствуйте, присаживайтесь, – Николай Андреевич сидел в своём кресле и что-то писал. Перед ним на стульях разместились подчинённые, которые без слов поприветствовали сотрудницу.

Алёна села рядом с Сашей. В кабинете воцарилась тишина, не нарушаемая ничем, кроме поскрипывания авторучки. Начальник закончил писать и теперь принялся читать то, что получилось. Алёна посмотрела по сторонам.

‒ О! – шёпотом воскликнула она и обратилась к Саше: – А почему только женщины?

‒ Я не знаю, – грустно ответила Саша, озабоченная своими мыслыми.

‒ А почему только женщины? – спросила Алёна у Кати.

‒ Ой, точно… – Катя впечатлилась не столько замечанию Оли, сколько тому, что не заметила того сама. – Странно…

Начальник вложил лист с только что написанным текстом в папку и поднял глаза на подчинённых. Постучав пальцами по столу, он включил громкоговоритель:

‒ Маша, где Оля?

‒ Дома ещё! – по всей видимости, Маше начальник задал этот вопрос не в первый раз за последний час (она уже успела разозлиться).

‒ Звоните! – вспылил начальник.

‒ Я уже пять раз звонила. Она сонным голосом отвечает: “Да-да, уже еду, сейчас, пробки”, – сему ответу улыбнулись все, даже раздражённый начальник, ведь ни для кого не было секретом, что Оля жила в ста метрах от “Чайки” и была сейчас дома. Мешала ей прийти только она сама – Оля терпеть не могла просыпаться рано, что всегда ужасно возмущало Николая Андреевича.

Начальник нахмурился, встал из-за стола и вышел в приёмную. Через некоторое время он вернулся и сел на своё место. По кабинету летала жирная муха… Когда уставшая от полётов, ползания и чистки крыльев муха допила большую каплю воды на подоконнике, в кабинет вошла Оля.

‒ Простите, пожалуйста, – она покраснела.

‒ Садитесь, Ольга, – начальник взбодрился. – Дорогие дамы, – Николай Андреевич игриво улыбнулся. – У кого-то из вас на пояснице три родинки. Я очень надеюсь, что обладательница сей черты не признается, потому что в этом случае мне придётся всех вас раздеть.

‒ У меня, – сказала Алёна.

‒ Отлично, – обрадовался начальник. – Все могут идти. Алёна, останься. Оля, подожди меня в приёмной.

‒ У меня для тебя задание, – начал Николай Андреевич, когда остался наедине с Алёной.

‒ Адик, да? – перебила его Алёна.

‒ Откуда ты знаешь?

‒ Догадалась, – Алёна закатила глазки. – Достал… Уже месяц с меня глаз не сводит. Во всех зеркалах его рожа. И ладно бы смотрел просто, так нет же: он ещё и комментирует…

‒ Ладно, что-нибудь придумаю, – понимающе ответил начальник, спрятав за спину приготовленную для вручения Алёне папку.

‒ Ну уж нет! – воскликнула Алёна, протянув руку к папке. – Если это задание связано с Адиком, и тем более если я при выполнении смогу с ним встретиться и поговорить, то я сама прошу вас поручить мне это дело, – Алёна чуть было не перешла на визг.

Николай Андреевич вручил ей папку и тихим спокойным голосом сказал:

‒ Только давай расставим все точки над i. Всё-таки не ты попросила у меня это задание, а я тебе его дал. Будем считать его экзаменом. Оно действительно очень сложное, – Николай Андреевич выдержал паузу. Алёна кивнула. – Ты вот что… Помни о самом главном…

‒ О чём? – спросила Алёна.

‒ О самом главном, – повторил Николай Андреевич и похлопал её по плечу.

‒ А, о самом главном… – Алёна отчаянно пыталась поймать мысль, которая привела бы её к правильному толкованию слов начальника. – А что самое главное?

‒ Откуда мне знать, что для тебя самое главное? – Николай Андреевич говорил быстро, опустив глаза в пол, и подталкивал Алёну к двери. – Только если ты ещё не определилась, хотя бы предварительно, то поторопись, потому что иначе ты не действуешь, а функционируешь… – с этими словами он открыл дверь.

Алёна остановилась и вопросительно посмотрела на начальника. У него было какое-то… по-детски невинное выражение лица (если, конечно, детская невинность чем-то отличается от взрослой).

‒ Ну-у-у хорошо-о-о, – протянула Алёна и, подарив Николаю Андреевичу радостную улыбку, вышла.

‒ Оля, зайдёшь через две минуты, – сказал начальник, стоя в дверном проёме, и вернулся за свой стол.

‒ Ух и красотка! Страстная женщина, – в зеркале около вешалки показалось отражение Адика.

‒ Она? – усмехнулся Николай Андреевич.

‒ Она-она…

‒ Тебя всё устраивает? – лукаво сощурился он.

‒ Ага-а-а, – довольно протянул Адик.

‒ Я за последнее время несколько раз по утрам видел Влада в “А-не”. Завтра Алёна его там встретит и познакомится. А там уж и к тебе поедут… – Николай Андреевич посмотрел пристально в глаза отражения: – Адик! Я тебе обещаю, если что-то случится…

‒ Да знаю я! – невинным тоном сказал тот. – Всё равно жена на той неделе вернётся…

‒ Верю-верю. Ну, будь здоров!

‒ И ты не болей, – отражение исчезло.

Николай Андреевич попросил Машу пригласить Олю.

‒ Ругать будете? – спросила Оля, войдя в кабинет.

‒ Не дождёшься… – Николай Андреевич принялся перебирать бумаги на столе в поисках чего-то. – Ничего сказать мне не хочешь?

‒ Хочу.

‒ Что? – начальник остановился и строго взглянул на Олю.

‒ Не знаю…

‒ Чего грустная такая? – он вернулся к поискам.

‒ Не грустная, – Оля старалась не смотреть в глаза Николаю Андреевичу.

‒ У тебя Апокалипсис?

‒ Не знаю…

Николай Андреевич на некоторое время замолчал, затем снова заговорил:

‒ Пришла мне сегодня в голову умная мысль… Сам себе удивляюсь: откуда в такой пустой голове такая хорошая штука взялась! Могу поделиться, – Николай Андреевич остановился на какой-то бумажке, пробежал глазами по тексту, отложил её в сторону и продолжил поиск. – Вот Алёне сказал и тебе могу.

‒ Скажите.

‒ Ты помнишь о самом главном?

‒ Вы мне уже говорили это… года два назад.

‒ Не может быть! – слукавил начальник. – Ведь я только сегодня понял, что имею право говорить такие афористические штуки – когда нашёл у себя на голове седой волос.

‒ Нет, говорили… И волос седой вы уже тоже находили, – Оля тихонько хихикнула. Николай Андреевич поднял на неё глаза:

‒ Ого! Вот это награда для старика! Принцесса Несмеяна захихикала! – воскликнул он.

Оля подошла к Николаю Андреевичу и обняла его. Он почувствовал, что рукав его рубашки в районе плеча, в которое Оля уткнулась носом, становится мокрым. Когда Оля выпустила Николая Андреевича из объятий и подняла голову, он увидел улыбку на её лице.

‒ От вас ладаном пахнет, – сказала Оля, вытирая слёзы.

‒ Тебе кажется, – (Николай Адреевич говорил правду – ладаном от него ничуть не пахло). – Не плачь… Накрутила там себе в голове что-то… Очень тяжело видеть тебя такой, – Николай Андреевич открыл ящик стола и достал оттуда большое красное яблоко. – Держи.

‒ Спасибо.

Алёна вышла во двор и села на лавочку, около фонтана. Девушка открыла папку, врученную Николаем Андреевичем, и начала читать первую страницу, исписанную мелким, разборчивым только для нескольких сотрудников “Чайки” (в том числе и для неё) почерком:

“Против нас в твоём лице вступили в сговор три человека: парикмахер Сергей, студент Влад и не нуждающийся в особом представлении Адик. Первого я вчера вывел из дела. Выведение оставшихся двух легло на твои хрупкие плечи.

Они заключили договор: если Влад приведёт тебя к Адику и задержит до ночи, то получит имеющиеся у него компрометирующие записи на своего недруга. Естественно, Владу Адик не сообщил, что тот, кто не успеет ускользнуть от него до заката, останется с ним навсегда (ведь Адику не выгодно, чтобы его информация выходила наружу). Так что он рассчитывает на вас обоих. Он не знает о моей осведомлённости на этот счёт.

По его мнению, я отправляю тебя к нему в полной уверенности, что тебе позволят уйти, оставив только Влада. Поэтому тебе нужно вести себя так, будто твоя задача – привести Влада в тайне от него к Адику. Ясно, что для Влада тайной это не будет, но тем легче тебе будет выполнить нижеследующий план.

Утром ты случайно встречаешься с Владом в “А-не” на кассе №12. Знакомишься с ним. Предлагаешь вместе позавтракать. После завтрака говоришь, что тебе нужно на вокзал, рассказываешь, куда едешь. Дождись его ответа, если не окажется, что он тоже туда едет, то предложи ему поехать с тобой. Как ты понимаешь, согласиться – в его интересах. На вокзале покупаешь билет на ближайший рейс. Его снимут. Меняешь на следующий. По приезде вы отправляетесь к Адику. Вместе заходите в лифт, но, как только двери начинают закрываться, ты выскакиваешь. После этого можешь возвращаться.

В приложении №1 ты найдёшь пошаговое расписание твоих действий. Выучи его – в этом деле важна точность вплоть до секунд.

В приложении №2 – описание внешности, некоторых черт характера, речевых особенностей Влада”.

Прежде чем прочитать приложения, Алёна отвлеклась от текста и подумала о том, как же всё-таки хорошо у Николая Андреевича получается писать личное письмо неизвестно кому. Ведь когда он писал этот текст, то не знал, кто его получит. Тем не менее Алёна, читая текст, ни разу не почувствовала, что автор обращается к группе людей. Ей казалось, что изначально начальник писал это именно для неё. После того как Алёна прочитала приложения, она откинулась на спинку лавочки и довольно улыбнулась – она так давно хотела, чтобы ей поручили что-нибудь эдакое…

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Блинчики с клубничным вареньем

Николай Андреевич зевнул, потёр глаза, встал из-за стола и подошёл к окну. Во двор въезжал фургон. У открытых ворот стоял охранник с замком в руке. Слева в стороне застыли в ожидании грузчики. Фургон заехал и остановился. Из него вышел водитель и открыл грузовой отсек.

Один из грузчиков забрался вовнутрь и стал подавать другому небольшие коробки, второй принялся принимать их и складывать в стопку рядом. Через калитку зашли финансист и эколог, о чём-то весело беседуя. Николай Андреевич достал мобильный, нажал несколько кнопок и поднёс его к уху:

‒ Да, Николай Андреевич? – послышался голос эколога.

‒ Уже пообедали?

‒ Да.

‒ Зайдите ко мне.

Николай Андреевич достал из шкафа бутылку с водой и полил цветы. В дверь постучали.

‒ Войдите, – ответил начальник.

В кабинет вошли те, кого он позвал, и присели на стулья. Николай Андреевич поставил бутылку на место и сел на своё место.

‒ Что там с делами, в которых фигурировал Влад? По-моему только у вас остались с ним связанные хвосты.

‒ Да, – ответил Олег Сергеевич. – У меня в деле о фермах он фигурировал. Мы перехватили вакцины, отправленные конкуренту той фирмы, в которую мы свои отправляли, в ампулах оказалась вода. Так что, можно сказать, что мы просто перестраховались – ясно, что ветеринары обнаружили бы подмену. Положение нормализовалось – у меня хвостов нет, – Олег Сергеевич посмотрел на финансиста.

‒ Нет проблем, – ответил Сергей. – Мы не препятствовали действиям Влада, а просто учли их и подстроили план. Сейчас финансовая ситуация на побережье приведена в полное соответствие с запланированной. Отчёт я выложил в вашу папку на сервер.

‒ Я, кстати, тоже, – сказал Олег Сергеевич. – А что там с Владом-то?

‒ Алёна занялась им непосредственно.

‒ Всё-таки убрать решили?

‒ Давно решили, просто удобного случая ждали… Не стихия же он и не смерть, чтобы при каждом расчёте возможные из-за него помехи учитывать.

Когда посетители откланялись и разошлись, воцарившуюся тишину в кабинете начальника свергнул с престола скрип двери. В кабинет вошла Маша. В руках она держала поднос со всякими вкусностями.

‒ Этот запах, по-моему, возбудил аппетит даже у стен! – воскликнул повеселевший начальник. Он освободил на столе место для подноса. – Ты меня балуешь, – сказал Николай Андреевич, взяв ложку и подвинув к себе тарелку с супом.

‒ Тебе кажется, – Маша подвинула один из стульев к столу и села напротив начальника.

‒ А ты сама-то ела?.. Вкусно как!

‒ Ела, – кивнула Маша. – Уж по мне и так видно. А вот ты совсем отощал.

‒ Очень вкусно, – Николай Андреевич приступил ко второму блюду. – Как мама твоя?

‒ Идёт на поправку и изъявляет желание видеть тебя чаще, – Маша заулыбалась. – Говорит, что ты на неё общевыздоравливающий эффект оказываешь.

‒ Ну, может, съездим на следующие выходные… А с чем блинчики?

‒ С клубничным вареньем.

‒ О, это хорошо. Можно я ими Рената угощу? Ты же знаешь, какой он сластёна.

‒ Конечно, можно, – ласково сказала Маша, принимая поднос с опустошёнными тарелками.

‒ Спасибо тебе, – Николай Андреевич откинулся на спинку кресла и довольно улыбнулся. – Скажешь Ренату, чтобы зашёл?

‒ Скажу…

Вот бы мне сейчас камин, уютное кресло и большого мурлыкающего кота… И гномов, чтобы всю работу за меня сделали, – воображал Николай Андреевич, засыпая.

Когда начальник проснулся и открыл глаза, то неожиданно для себя вздрогнул от испуга: прямо перед ним на стуле, выпрямившись по струнке, сидел Ренат. Он обрадовался пробуждению начальника, ведь сидел в таком со всех сторон неудобном положении уже минут сорок.

‒ С пробуждением, Андреевич!.. Вы меня звали, – сказал он.

‒ Здравствуй, дорогой. Что же ты меня не разбудил? – Николай Андреевич потянулся и потёр глаза.

‒ Ну, я как никто другой знаю, как много сейчас у вас работы.

‒ Ты о Владе?

‒ Ага.

‒ Да, хотел, кстати, поблагодарить тебя. Ведь это ты его обнаружил… Ещё и так заблаговременно.

‒ Что вы! – Ренат опустил глаза. – Я уже несколько раз успел пожалеть об этом. Столько работы прибавилось.

‒ Ого, как ты заговорил. Интересно…

‒ Да что тут говорить, Андреевич! Ведь количество случаев, за которые мы не берёмся, растёт в геометрической прогрессии, – пояснил Ренат. – И ничего в этом страшного нет – всех проблем мы решить не можем.

‒ Почему ты говоришь о количестве? Лучше на другое взгляни. Ведь мы не берёмся за те случаи, потому что не знаем о них.

‒ Так вот и я о том же: ведь это я узнал о Владе. Так бы мы об этой проблеме и не знали. И ничего дурного в нерешении вопроса не было бы, потому что мы бы его и не решали.

‒ Ты винишь себя в том, что делаешь (и, надо сказать, блестяще делаешь) свою работу. Зная тебя как образованного человека, я могу сделать только один вывод: ты бы хотел жить в мире, где все люди винят себя в том, что хорошо делают свою работу. Хотел бы? – будучи прирождённым спорщиком, Николай Андреевич не любил спорить, а потому делал это очень редко. Не стал бы он делать этого и сейчас, если бы речь шла о его достоинстве, а не о достоинстве Рената.

‒ Нет, не хотел бы, – коротко ответил Ренат.

‒ Почему? – начальство требовало подробностей.

‒ Потому, что не могу хотеть. Ведь такой мир стоял бы на противоречивом и аморальном принципе, а значит, стоял бы недолго, как минимум, а вообще-то – не мог бы стоять совсем.

‒ Это ты сказал, – заметил Николай Андреевич, очень обрадованный тем, что спор окончен.

‒ Да знаю-знаю… Временное помешательство. Просто, знаете ли, когда в семье все романтики, очень легко забыть о том, что мир не на эмоциях держится.

‒ Хорошо, что напомнил, – сейчас о братике расскажешь. Но для начала… у меня для тебя кое-что есть…

‒ Что? – спросил Ренат, давно приметивший благоухающую тарелочку, накрытую салфеткой.

Николай Андреевич поставил тарелку перед Ренатом. Он убрал салфетку и заулыбался.

‒ С клубничным вареньем. Очень рекомендую, – рекомендация не понадобилась – Ренат уже принялся уплетать любимое лакомство. – Это Маша напекла. Так как там братик твой поживает?

‒ Ещё недавно мне казалось, что он нашёл себя в живописи. Я был на седьмом небе. Но несколько дней назад мне пришлось спуститься, – настораживающие мысли Рената на тему, предложенную Николаем Андреевичем, высказывались как-то легко – язык непринуждённо поворачивался даже на самое сокровенное, для того чтобы столкнуться на своём пути со сладостью ароматного клубничного варенья.

Николаю Андреевичу, конечно, и в голову не приходило развязывать Ренату язык с помощью блинчиков. Просто так совпало: то, что должно было послужить приятным дополнением к разговору, послужило и благоприятным его обстоятельством.

‒ Тихон сказал мне, – продолжал Ренат, – что он бездарность. Говорит, предназначение его в чём-то другом…

Начальник кивнул. Ренат встал со стула подошёл к кулеру и оглянулся в поисках стакана.

‒ Наверху… – начальник указал на полку. – Вот уж сапожник без сапог! – воскликнул Николай Андреевич. – Ты же у нас спец по выявлению талантов. Неужели нет никаких предположений?

‒ Не поверите, Андреевич: никаких! Ровным счётом… Да и он молчит. Кричит, мол, я его не пойму, как не понимают другие. Говорит, что с ним кое-что происходит, о чём он не может всем рассказывать. Даже родному брату! Где такое видано?

‒ Это мне как раз понятно, – Николай Андреевич почесал затылок.

Напившись воды, Ренат вернулся на место, по дороге бросив стаканчик в мусорную карзину.

‒ Ты живая иллюстрация, – продолжил начальник. – Ведь ты ему не рассказываешь, чем на самом деле занимаешься…

‒ Та! Это же совсем другое!

‒ Правильно, так ведь ничего не мешает настолько же другому случиться и с твоим братом.

‒ Ну, может, вы и правы. Поживём – увидим… Что там с Владом?

‒ Алёна завтра отвезёт его к Адику.

‒ Угу, – Ренат вздохнул и бросил на Николая Андреевича недоверчивый взгляд. – Ладно. К Адику, так к Адику. Хотя если вы хотите знать моё мнение…

‒ Не хочу, – вовремя перебил Николай Андреевич Рената, уловив направление его мысли и дав понять, что сейчас далеко не обо всём можно говорить вслух.

‒ Спасибо, что выслушали меня, Андреевич. После разговора с вами всегда становится на душе легко, – Ренат пожал начальнику руку.

‒ Ты держи меня в курсе насчёт брата. Если решишься ему рассказать о нас, дай знать – может, он к нам захочет, я приму его с радостью.

‒ О! Спасибо, не ожидал… Стоит попробовать… Хотя… Ещё подумаю.

‒ Подумай-подумай.

Из кабинета начальника Ренат вышел не один – за ним мимо Машиных ушей влачилась хвалебная песнь блинчикам с клубничным вареньем. Николай Андреевич довольно похихикал, потянулся и вернулся к работе. Пока одна сторона ума диктовала пальцам, бегающим по клавиатуре, давно составленный текст очередного задания, другая устремилась к одному уютному местечку за сегодняшней дозой положительных чувств… Дача. Камин, мягкое кресло, тёплое одеяло, мурлыкающий кот…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Соулярная комната

Комнаты бывают разные. Спальня, ванная, кухня, кабинет, столовая, гардеробная… Оказавшись в комнате, в большинстве случаев вы без труда определите её по назначению. Эта – комната, скажете вы, в которой спят, эта – в которой принимают ванную, в этой готовят пищу, а в этой работают… Для того чтобы определить назначение комнаты, хватит секунды. А вот на то, чтобы перечислить (хотя бы и мысленно) предметы, учёт и соотнесение которых послужили основанием для вывода, потребуется гораздо больше времени…

Впрочем, с назначением всё очень просто. Совсем другое дело – определить комнату по хозяину. Её черты во многом зависят от черт того, кто в ней обитает, но достоверно охарактеризовать его, видя только её, получается не всегда, вернее – не у всех.

Допустим, человека завели в незнакомую ему комнату и спросили: “Чья она?”. Что станет делать тот, в чьём распоряжении для ответа на вопрос только собственный рассудок?

Если он мыслит непоследовательно и противоречиво, то, скорее всего, попадётся на уловку вопрошающего, задастся этим вопросом непосредственно и кинется искать то, что может рассказать ему о хозяине этой комнаты. При таком подходе ищущий может надеяться только на удачу. Ведь он ищет предметы, которые могут рассказать о конкретном человеке, тогда как ничего о нём не знает. Может ли поиск, в основу которого положено незнание, увенчаться успехом? Разве что случайно…

Если же этот человек мыслит последовательно и непротиворечиво, то в зависимости от своих склонностей пойдёт синтетическим или аналитическим путём. В первом случае он обратится к своему опыту (имеющемуся и возможному), в котором комнаты соотнесены со своими хозяевами и соответственно охарактеризованы, и, транслируя наиболее подходящее представление на данное, он ответит на поставленный вопрос. Во втором случае человек будет рассматривать эту комнату непосредственно. Обстановка в целом, предметы, их соотношение сами расскажут ему о хозяине…

Очевидно, что разница между внутренними действиями огромная, а между внешними – очень маленькая. Так, если человек правильно ответит на вопрос, трудно будет сказать, как он на него отвечал. Более того, чем точнее будут попадания, тем меньше вероятности, что способностью, при помощи которой этот человек ответил на вопрос, посчитают рассудок…

Вот, кстати, Николай Андреевич в студенческие годы частенько забавлял себя и своих приятелей (среди которых был ныне его друг и подчинённый Константин) демонстрацией своих аналитических способностей. Он с лёгкостью рассказывал о прошлом незнакомого ему человека, выдавал подробности происходящего за спиной, выдавал точные заключения о развитии предстоящих событий… И за это он получил прозвище – Сенс (от “чувство”)! Несмотря на то, что он не скрывал своих средств, люди считали его обладателем сверхъестественных способностей. Свидетели его демонстраций рассуждали примерно так: “Он может то, чего не могу я и не может большинство. Способности, которые есть и у нас, и у него, не дают нам таких возможностей. Значит, у него есть какая-то особенная способность, которой нет у нас”.

Сначала Николая Андреевича возмущали такие глупости, он пытался помочь людям открыть глаза и увидеть очевидное, он доказывал аксиомы… Но в один прекрасный день он проснулся и понял, что, для того чтобы помочь окружающим, бесполезно менять их…

Среди типичных комнат есть огромное количество нетипичных. А среди остальных есть много таких, которые нетипичны только для кого-то. Такие комнаты по всем критериям типичны, но кто-то считает их во всём уникальными. И речь идёт вовсе не об ошибочном мнении, а о субъективном иррациональном отношении. Если у вас есть такая комната, то вы без труда поймёте, о чём я толкую.

Отчасти для примера расскажу о такой комнате. В одном из зданий “Чайки” есть Соулярная комната. Сначала на протяжении довольно длительного времени на этом месте вёлся хозяйственный учёт денежных средств завода. Затем несколько лет оно пустовало. И наконец не так давно – лет двадцать назад, приобрело свой нынешний облик.

Посреди просторного светлого помещения стоит громоздкий деревянный стол. На нём – керосиновая лампа. Около него – несколько маленьких табуреток. Окно заклеено плёнкой. Во время северо-западного ветра, проникающего через небольшие щели в окне, она надувается, как парус. Всё это – последнее, на что обращают внимание те, кто посещает эту комнату.

Иногда по одному, иногда группами сюда приходят сотрудники “Чайки”, с тем чтобы как следует пожалеть себя и поругать окружающих. Такое назначение этой комнаты появилось случайно.

Как-то раз обиженная прямо посреди рабочего дня на весь мир Оля шла по одному из помещений “Чайки” в поисках места, где она могла бы поплакать. Она вспомнила о бывшем бухгалтерском кабинете, который на тот момент пустовал, и направилась туда. По дороге она встретила зарёванного Рената. На вопрос, что с ним случилось, он без промедления ответил, что пребывает в ужасном настроении и хочет побыть один, для чего идёт в бывшую бухгалтерию. Оля впечатлилась совпадением и тут же поделилась причиной своего впечатления с Ренатом.

Слово за слово, и они, презревши каждый своё желание побыть в одиночестве, зашагали к той комнате вместе. Дверь оказалась открытой, а комната – занятой. Там уже сидел Николай Андреевич и плакался в жилетку Василия Пигмалионовича. “Молодёжи” было позволено войти. Оказалось, что первым нашёл эту комнату подходящей для того, чтобы выплакаться, Константин. Он рассказал о ней Николаю Андреевичу, и они вместе в шутку окрестили её Соулярной.

Слухи об этом замечательном месте разошлись очень быстро, и вскоре оно превратилось в чуть ли не самый посещаемый кабинет. Каждый, кто был хоть раз в Соулярной комнате, относился к ней, как к чему-то личному. Всё в этой комнате ему казалось каким-то уникальным, родным… Николай Андреевич в шутку объяснял это явление так: “На том месте, где плачешь, остаётся частичка тебя. Если ты плакал по-доброму, то место потом будет тебя притягивать, а если по-злому – отталкивать”. Все были согласны с тем, что это достоверное объяснение, потому что Соулярная комната никого не отталкивала.

Николая Андреевича разбудил громкий вопль:

‒ Без четверти десять. Стоишь у дверей “А-на”, ждёшь когда их откроют.

Николай Андреевич посмотрел по сторонам – он дома, один. Вопль принадлежал ему. На часах – без четырнадцати минут десять. Николай Андреевич собрался и выехал на работу.

Десять минут одиннадцатого. Идёшь к кассе номер двенадцать, – мысленно произнёс он.

Войдя в приёмную, начальник увидел погружённую в работу Машу. Она подняла глаза, очки съехали к кончику носа. Ловким движением руки она вернула их на место.

‒ Здравствуй, – проговорила она и снова погрузилась в бумажки.

‒ Здравствуй… Кто у меня? – спросил Николай Андреевич.

‒ А-а-а… – Маша взглянула на приоткрытую дверь в кабинет. – Константин Сергеевич.

Николай Андреевич зашёл в кабинет. Костя стоял спиной к начальнику и смотрел на книжный шкаф.

‒ Книжки почитать решил? – спросил начальник и прошёл к своему месту.

‒ Нет, смотрю на свой прекрасный вид в отражении стекла, – сказал Константин, не оборачиваясь. – Мы с женой поругались… – страдальчески сказал он и повернулся к начальнику. На щеке Константина красовался след от укуса.

‒ Ого! – усмехнулся Николай Андреевич. – А я-то думал, что сильнее, чем моя бабушка любила овсяное печенье, любить невозможно!

Костя невольно улыбнулся, но тут же вернулся к унылому выражению лица.

‒ Она утром забрала детей и уехала к тёще! – заныл он.

‒ Ничего, вернётся, – успокоил его начальник.

‒ Нет… – Костя потупил взгляд и выдержал паузу. – Она сказала, что вернётся только в том случае, если я сам приеду за ней!

‒ И?

‒ А я боюсь: если жена укусила, то тёща – сожрёт!

‒ Вот, что… – Николай Андреевич подошёл к Косте и положил руку ему на плечо. – Пойдём-ка в Соулярную.

‒ У тебя тоже что-то случилось?

‒ Та! Это у тебя случается, а у меня есть по жизни.

Николай Андреевич достал из шкафа бутылку коньяка и отдал её Косте. Тот уже отыскал стаканчики и застыл в молчаливом ожидании у приоткрытой двери. Николай Андреевич чесал затылок, стараясь что-то припомнить.

‒ Ладно, – он махнул рукой и зашагал к двери.

‒ От-че-го, от-че-го, от-чего так хорошо-о-о, – тихо напевал Костя, ведя начальника за собой через приёмную.

Маша подняла глаза и недоверчиво проводила бутылку.

‒ И кто же пойдёт за второй? – проворчала она.

‒ От-того что ты идё-ё-ёшь по пе-ереу-у-улку-у-у, – подпел Николай Андреевич и, сделав в адрес Маши реверанс, скрыл себя за дверью.

Одиннадцать, – Николай Андреевич мысленно провожал Алёну по плану. – Предлагаешь позавтракать, идёте в ближайшую закусочную.

Как ни странно по дороге Николаю Андреевичу не встретился ни один сотрудник и не сообщил о необходимости срочного вмешательства начальника в дела фирмы, чему он тихонько порадовался.

Прямо с порога Соулярной Костя начал излагать свою душещипательную бытовую драму. Закончил он ещё до того, как коньячок повёл его на возведение трагедийности своей жизни в характеристику жизни вообще. Это произошло ещё до того, как он заснул. А это в свою очередь – до того, как очередь плакаться дошла до Николая Андреевича.

Начальник дружески похлопал по спине спящего Костю, взял свой телефон и, щуря один глаз, набрал какой-то номер:

‒ Алё! – слишком бодро и быстро ответили на том конце.

‒ Привет, дорогая, – не слишком бодро и медленно поздоровался Николай Андреевич.

‒ Привет, Коль. Что с голосом?

‒ Ничего. Я просто пьяный.

‒ Поняла. По делу?

‒ Да. Слушай, сегодня же на первой кассе ты?

‒ Да, я.

‒ Помнишь я тебя знакомил с Алёной – сотрудницей моей.

‒ Ага, – отвечающая что-то жевала. – Она у меня сегодня билет покупала.

‒ Хорошо…

‒ Правда, рейс отменили, но мы ей поменяли на другой – чуть позже выехала. В командировку отправил?

‒ Ага. Спасибо тебе.

‒ Да не за что. Береги себя.

‒ И ты. Пока.

Николай Андреевич вздохнул и положил телефон в сторону. Костя всё ещё спал. Начальник достал из полки в столе новую бутылку коньяка, открыл её и выпил ещё “щу-щуть”.

За окном стемнело. Комнату освещала керосиновая лампа. Николай Андреевич наблюдал за танцем теней на стене. Они дрожали в такт Костиному храпу. В дверь постучали.

‒ Водзите, – язык начальника отвык от речи.

В комнату вошла Маша, застёгивая на ходу плащ, и протянула Николаю Андреевичу небольшое зеркальце и бутылку колы.

‒ Долго ещё? – шёпотом спросила она.

‒ Не… Сё хорошо?

‒ Да, меня Лёша подкинет. С нами поедете?

‒ Ещё не всё обсудили. Сами доберёмся.

Маша кивнула и скользнула в коридор, оставив от себя утихающий шелест плаща. Николай Андреевич посмотрел в зеркало.

‒ Здоров, – не слишком радостно сказал Адик. – У меня есть новости для тебя, – совсем грустно.

‒ Что слущилось?

‒ Девка твоя провалила задание – она втюрилась во Влада. Если не веришь, я тебе докажу – у меня запись есть.

Отражение изменилось: вместо Адика на нём теперь отражалось происходящее в тёмном коридоре. Алёна, Влад и крупный мужчина стоят у дверей лифта. Мужчина что-то им говорит. Двери лифта открываются. Первым заходит Влад, за ним следует Алёна, но останавливается на полпути. Влад протягивает руку. Её Алёна хватает и тянет на себя. Влад выскакивает из лифта. Двери закрываются. Парень что-то ворчит, растирает руку. Алёна что-то отвечает, затем поворачивается, видит перед собой мужчину и теряет сознание. Влад берёт её на руки и бежит в противоположную от лифта сторону, по дороге оборачиваясь и что-то яростно выкрикивая мужчине… В отражении снова появился Адик.

‒ Что скажешь?

‒ А что надо сказать?

‒ Я не знаю… Скажи хотя бы, что сочувствуешь мне. Скажи, что она у тебя дура молодая с ветром в голове, – сквозь зубы бормотал Адик.

‒ Ты считаешь, что Алёна втюрилась?

‒ Нет, я это вижу…

‒ Адик, – перебил его Николай Андреевич, – я тебе советую хоть иногда допускать, что за происходящим не стоит твоя интртре… интрепре… интерпретация. Ты видишь только картинку. Но для того чтобы сказать, что происходит, нужна не только она.

‒ В общем, я тебе показал эту запись, потому как думал, что у тебя есть совесть, – запальчиво проговорил Адик, не вникая в смысл сказанного собеседником.

‒ А-ха-ха! Вот оно как! Ты не настаивал на договоре со мной, потому как был уверен, что всё сложится так, как хотелось тебе. А когда оказалось, что всё сложилось совсем иначе, ты решил воззвать к моей совести! И что же ты от неё хочешь?

‒ Ты пьян. Не хочу разговаривать с тобой в таком состоянии! Ты вообще не понимаешь, о чём говоришь.

‒ Тебе виднее.

Изрыгнув проклятье, отражение исчезло. Николай Андреевич кинул зеркало в угол. Оно отскочило от стены и упало рядом. В этот момент Костя проснулся и медленно поднял голову.

‒ Прыдлжаем! – воскликнул он, презрев воцарившуюся в Соулярной чуждую ей напряжённую атмосферу.

Николай Андреевич открыл колу и протянул её Константину.

‒ А коняк?

‒ Хватит. Щас будем жене твоей звонить…

‒ Сенс, – Константин одёрнул руку друга, потянувшуюся за телефоном, и, выдержав значительную паузу, сказал: – Подожди… Сначала мне надо тебе кое-что рассказать.

‒ Говори, – нехотя проговорил Николай Андреевич, скрестив руки.

‒ Позавчера поехал я за дочкой в университет, – собственная речь действовала на Константина отрезвляюще. – Приехал немного раньше и решил зайти подождать внутри. Зашёл. Смотрю: навстречу мне идёт Пантелей Михайлович. Он остановился около меня и поздоровался. Я ответил, справился о здоровье и между прочим поинтересовался его делами. Он поблагодарил меня, сказал, что всё хорошо, и мимолётом бросил фразу: “Написал вот заявление по собственному желанию, иду подписывать, больше преподавать не буду”. И главное, Сенс, говорил он так спокойно, будто ничего особенного не происходит. Из меня как посыпались вопросы: “Почему? Зачем? Кто же теперь ваши лекции читать будет?..” Он ответил только на последний… “Ты”, – говорит! Как оно?! Я опешил. “Как я?” – спрашиваю на изводе. Он отвечает (всё так же спокойно): “Не хочешь?”. Я ответил, что при всём желании не могу! А он сказал, что это ложь, что он сам читал мне лекции, слушал меня, когда я был студентом, а потом и аспирантом, слушает меня сейчас и видит, что могу. “Я, – говорит, – уже договорился. В пятницу тебя будут ждать с документами”. Каково, Сенс? – Константин смотрел на Николая Андреевича так экспрессивно и живо, будто бы сейчас снова переживал события, о которых шла речь.

‒ Что ж, – проговорил Николай Андреевич, поняв, что друг ожидает ответа, – со своей стороны обещаю, что в свете новых событий облегчу твою ношу в “Чайке”.

‒ О чём ты говоришь?! – взвизгнул Костя, глядя на друга в глубочайшем изумлении. – Я не могу понять, что произошло с Пантелеем! Это же дело всей его жизни!..

‒ Что я могу сделать? – сухо спросил Николай Андреевич.

‒ Сенс! Ты ли это? – умоляющим тоном сказал Костя, пристально глядя другу в глаза.

‒ Что ты от меня хочешь? Спроси прямо.

‒ Ты же был его любимчиком… Он же тобой так гордился! А меня он ни во что не ставил. И вдруг на тебе! Он зовёт на своё место меня, а не тебя. Почему? Если я не узнаю причину, то не пойду, потому что иначе буду чувствовать себя по отношению к тебе предателем.

‒ Как-то пару лет назад мы встретились с Пантелеем. Он был очень рад меня видеть, как и я его, он, как всегда, поразил меня своей осведомлённостью в моих делах, но… На последок он сказал мне: “Коля, ты совершаешь ошибку, и она безнадёжна, потому что ты ещё слишком слаб, для того чтобы её заметить, но уже слишком силён, для того чтобы не кинуться её исправлять”. Думаю, Костя, его решение связано с этим, – Николай Андреевич, бывший до сих пор озадаченным, вдруг легко вздохнул и добродушно улыбнулся. – А может, Пантелей просто знает, что я не хочу преподавать, потому и предложил тебе, зная, что ты захочешь.

‒ М-м-м… – протянул Костя (последняя фраза значительно подняла ему настроение). – Так ты не против?

‒ Я – за! – оживился Николай Андреевич.

‒ Хорошо… Но ещё кое-что не даёт мне покоя: что п<

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒