Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Petite Bibliotheque Payot/10 13 страница



Эти исследования принесут существенную пользу, если считать, как правильно подчеркнули Charcot в конце XIX в. и Kubie в наши дни, что гипноз — это подход к пониманию психических заболева­ний. Надо ли напоминать, что в настоящее время психические заболе­вания и рак представляют две основные проблемы, стоящие перед ис­следователями. Следовательно, необходимо очень точно определить область изучения и пересмотреть имеющиеся концепции. Гипноз со­здает специфическое поле взаимодействия физических и психичес­ких феноменов, открывая тем самым широкие перспективы для пси­хосоматических исследований. Он может также благодаря своей спо­собности экспериментально изменять состояние сознания сыграть значительную роль в психопатологических исследованиях.

По самой своей природе гипноз включает массивные психоте­рапевтические взаимоотношения, в которых сочетаются психологи­ческие и физиологические факторы. Он является также приемом, по­зволяющим в относительно изолированном виде выявить межлично­стные отношения. Принимая во внимание методологические трудно­сти изучения психологии отношений, можно оценивать гипнотичес­кую технику как наиболее адекватное орудие подобных исследова­ний. И наконец, гипнотерапия, примененная с достаточным основа­нием, может быть включена в психотерапевтический арсенал.

Гипноз, оказавшийся таким плодотворным в прошлом, заслу­живает внимания современных исследователей.

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ

Двадцать пять лет спустя

Начнем с Соединенных Штатов Америки, где, конечно же, опубликовано больше всего работ, касающихся обсуждаемого воп­роса. Они исчисляются тысячами, и понятно, что сделать здесь их полный обзор1 практически невозможно.

Эксперименты. Эриксон и неоэриксонисты

Феномены, связанные с гипнозом, изучались весьма серьез­но, делались попытки (насколько это возможно) дать им количе­ственную оценку (например, с помощью различных шкал воспри­имчивости к гипнозу). Эти работы представляют определенный интерес, даже если они существенно не изменяют нашего знания гипноза. Так, Weitzenhoffer, разработавший в 1982 г. (совместно с Hilgard) шкалу восприимчивости к гипнозу, писал: «В 1900 г., и даже раньше, была описана основная феноменология гипнотизма. С тех пор не появилось ничего нового по данной проблематике; значительная часть исследований, проведенных после 1900 г. (и особенно после 1920 г.), скорее открывала уже известное, нежели вносила новое».

Эту ситуацию, как нам кажется, хорошо иллюстрирует дис­куссия о том, является ли гипноз специфическим состоянием. По­добные споры продолжаются уже более ста лет; они восходят к позиции Бернгейма, для которого гипноз сводился к внушению, в отличие от представителей школы Сальпетриера, говоривших о гип­нотическом состоянии. Данная проблема обсуждается и в одной из недавних работ Spanos (1986). Автор объявляет себя «не признаю­щим» существования гипнотического состояния, тогда как мнения 22 других исследователей, комментирующих его статьи в том же

1 В статье, опубликованной в октябре 1987 г. в «The International Journal of Clinical and Experimental Hypnosis», подведены итоги научных исследований за пос­ледние 25 лет. Можно также порекомендовать статью Laurence, Gamier, Perry «Не­которые направления североамериканских исследований в области гипноза», во­шедшую в сборник «Resurgence de I 'hypnose», изданный в 1984 г. под редакцией Л. Шертока.

номере журнала, в этом отношении разделились (дискуссия про­должалась и в последующих номерах). Таким образом, давний спор не утихает и в наши дни, однако сегодня мы не ближе к решению проблемы, чем сто лет назад.

Мы склонны думать, что о гипнотическом состоянии речь может идти только в случае глубокого гипноза, т. е. при сомнамбу­лизме с постгипнотической спонтанной амнезией. Только у субъек­тов, находящихся в подобном состоянии, можно иногда вызвать проявления везикации или осуществить хирургическое вмешатель­ство под гипнозом. В случае же легкого (или даже среднего) гип­ноза проблема усложняется, так как здесь могут возникнуть взаи­модействия между внушением и гипнозом [Chertok, 1987, р. 773-774].

Однако подобное положение вещей не помешало значитель­ному распространению гипнотерапии; можно отметить не только рост числа практикующих врачей, но и проявление заботы о таких пациентах, которые раньше рассматривались как не подлежащие лечению методами гипнотерапии (например, психотические состо­яния). Подобная эволюция, как мы увидим далее, наблюдается в психоанализе. Особое внимание привлекает следующий факт: все большую популярность получает эриксонизм, широко распрост­ранившийся за пределы страны, в которой он впервые появился. Его популярность особенно велика во Франции, о чем, в частно­сти, свидетельствует работа психиатров Malarewicz и Godin (1986) «М. Эриксон и клинический гипноз в стратегической психотера­пии».

Мы уже упоминали о Милтоне Эриксоне в числе других прак­тикующих врачей, еще в довоенные годы разработавших ориги­нальные методы гипнотизации. В дальнейшем он снискал себе прочную репутацию психотерапевта. После смерти Эриксона (в 1980 г.) его ученики продолжили его теоретические изыскания, предназначенные для кодификации преподавания. Они опираются главным образом на целесообразность понимания «бессознатель­ного», что настраивает пациента на выздоровление при условии действенной помощи терапевта, учитывающего особенности его состояния и способного выразить свои требования понятным боль­ному языком, богатым метафорами.

Необходимо подчеркнуть контраст между самим Эриксоном, экспериментатором первой величины, никогда особенно не забо­тившимся о теоретических выкладках, и его учениками, стремя-

щимися подвести теоретический фундамент под некоторые его идеи. Rossi и Ryan подготовили 2-томный сборник «Life reframing hypnosis», куда вошли его статьи, лекции, семинары. Анализируя вышеназванный труд и считая Эриксона гениальным терапевтом, Frankel (1987) пишет: «Меня, однако, не всегда убеждают объясне­ния и утверждения Эриксона, большинство из которых кажутся упрощенными, как и расхожие толкования составителей данного сборника, которые любой ценой стремятся интеллектуально оправ­дать каждое интуитивное, спонтанное и не всегда вразумительное замечание своего учителя». К этому мнению можно отнестись с доверием, особенно если учесть, что Frankel — бывший президент Society for Clinical and Experimental Hypnosis, издавший «The International Journal of Clinical and Experimental Hypnosis».

В июле 1988 г. был выпущен специальный номер этого жур­нала, посвященный Эриксону и его школе, в подготовке которого приняли участие ведущие исследователи и практикующие врачи. Способности Эриксона как психотерапевта не ставились под со­мнение, но все же просматривался определенный скептицизм в от­ношении стройности его доктрины, исходящей из его поступков. Именно об этом говорит в своей статье Hilgard (1988). Эриксон представлен в ней как «драматический автор, который сочиняет ма­ленькую пьесу для каждого из своих пациентов, предлагая ему при­нять и сыграть предназначенную для него роль».

Анализируя несколько случаев лечения, Hilgard отмечает, что нелегко установить, в какой мере полученные результаты обязаны искусному сценическому руководству Эриксона и что следует от­нести на счет гипноза. Несмотря на все замечания и объяснения, представленные его учениками, «Эриксона окружает атмосфера таинственности, что затрудняет кодификацию его практики». К ана­логичному заключению приходят (в том же номере журнала) боль­шинство рецензентов и авторов, посвятивших Эриксону объемис­тые работы. Так, Zeig опубликовал 2-томный труд об эриксоновс-кой психотерапии. Более половины из 100 сообщений, представ­ленных на 2-м Международном конгрессе, было сделано на тему «Эриксоновские подходы к гипнозу и психотерапии». Касаясь ука­занного выше труда, Perry и Laurence пишут, что в нем содержится «много неявных признаков, свидетельствующих о том, что не все идет гладко для будущего развития неоэриксонизма». Как отмеча­ет сам Zeig, «крайне недостаточно, к сожалению, изучается эрик-соновская методология». В заключение он добавляет: «Им сделан

существенный вклад.., однако создается впечатление, что отличи­тельная черта неоэриксонизма — это скорее блестящий стиль не­жели прочность идеи» [Perry, Laurence, 1988, pp. 217-219].

Практика гипнотерапии во всем мире также значительно про­двинулась вперед в течение последних десятилетий. Это наблюда­ется в большинстве европейских стран, включая Восточную Евро­пу, а также во многих странах Южной Америки, в Японии, Индии, Израиле, Канаде, Австралии. В двух последних особенно интен­сивно ведутся экспериментальные исследования.

От неодиссоцианизма к когнитивизму

Если феномен гипноза был объектом стольких исследова­ний, а его практическое применение знало периоды взлета, то в развитии его теоретических основ не отмечается заметного про­гресса. Таинственность гипнотических механизмов, о которой говорил Фрейд, не стала намного яснее, и мы можем повторить утверждение, сделанное в 1965 г.: «В настоящее время мы не располагаем исчерпывающей теорией гипноза» (см. выше — «Заключение»).

Тем не менее следует отметить теорию неодиссоциации, разработанную Hilgard; она основывается на представлении, что структура сознания включает множество систем иерархическо­го контроля, изменчивых и неуловимых. Hilgard, по собствен­ному признанию, руководствуется трудом Janet; однако если пос­ледний относит понятие диссоциации к психопатологии, Hilgard приписывает его нормальной деятельности сознания и гипнозу, который он рассматривает как переходную форму от одной сис­темы контроля к другой.

В последние годы оживился интерес к теоретической ги­потезе Hilgard. Действительно, неодиссоцианизм подхвачен но­вым, более широким исследовательским течением — когнити-визмом [Kihistrom, 1987, pp. 1445-1452]. Когнитивизм заставил перегруппироваться не только психологов, но и антропологов, философов, специалистов по информатике и др.

В США он вот-вот заменит бихевиоризм в качестве «науч­ной психологии». В отличие от последнего он признает суще­ствование бессознательного, которое играет весьма активную роль (хотя и не в фрейдовском его понимании).

Эта теория пытается представить нервную систему как сложный комплекс систем, в котором разного рода информация принимается, интегрируется и передается в зависимости от мно­жества разнообразных процессов. В таком контексте гипноз, понимаемый как видоизменение процессов коммуникации и ин­теграции, уподобляется оптическому обману, галлюцинациям и ряду нарушений восприятия.

Однако необходимо подчеркнуть, что, подобно бихевиори-стической психологии, когнитивизм оставляет несколько в тени межличностные и аффективные стороны гипнотических отно­шений. Можно ожидать, что именно в этой области психоанали­тики внесут свой решающий вклад. Напомним, что Gill в сотруд­ничестве с Brenman опубликовал в 1959 г. «Hypnosis and Related states», где он дает психоаналитическое толкование гипноза. В свое время эту работу можно было оценить как первый шаг в направлении подлинно научных исследований: психоанализ, по­рожденный гипнозом, в свойственной гипнотическим отноше­ниям проблеме психодинамики найдет поле нового и плодотвор­ного развития. Такой же точки зрения придерживается другой известный американский психоаналитик Kubie в своих статьях о гипнозе; некоторые из них (написанные в сотрудничестве с Margolin) относятся к периоду второй мировой войны. Мы уже анализировали работы этих авторов достаточно подробно (см. главу 5) и не будем к ним возвращаться. Здесь хотелось бы толь­ко отметить, что, видимо, начиная примерно с 1965 г. вклад аме­риканских психоаналитиков в объяснение природы гипноза прак­тически прекратился. Остается лишь спросить, почему.

Истоки эмпатического течения: Ференци

Небесполезно в этой связи напомнить в нескольких словах долгую историю отношений гипноза и психоанализа. Последний происходит из первого; как уже отмечалось, Фрейд, использо­вавший гипноз в своей практике в течение нескольких лет, оста­вил его, с тем чтобы создать психоанализ. В 1904 г. он заявит: «Около 8 лет назад я прекратил лечебное применение гипноза (за исключением отдельных экспериментов)» [Freud, 1953, р. 13]. Немецкие историки из Тюбингенского университета Fichtner и Hirschmuller обнаружили, что в одном из писем (которое не да­тировано, но, вероятно, относится к 1910 г.) Фрейд советует сво-

ему коллеге попытаться применить гипноз одной больной, но только с целью обеспечения податливости в психоанализе [Fichtner, 1988, pp. 405-416]. Авторы предполагают, что письмо адресовано одному из видных учеников Фрейда Paul Federn. Они добавляют, что лечение гипнозом рекомендуется Фрейдом еще более решительно в других его письмах к Paul Federn. Кроме того, мы получили от сына Paul Federn, Ernst Federn, сообщение о двух письмах, в которых Фрейд советует прибегнуть к гипно­зу. В одном из них (от 8 июня 1909 г.), в котором речь идет о больном истерией, он ратует за лечение гипнозом или психо­анализом. В другом (от 5 мая 1919 г.), касающемся пациентки с контрактурами, Фрейд предлагает: «во-первых, легкий местный массаж («effieurage»1), во-вторых, гипнотический сон (без тера­певтического внушения)». Federn сообщил нам также, что в 20-х годах его отец использовал гипноз для снятия у актеров страха перед выходом на сцену. Кроме того, известно, что в Институте психоанализа в Берлине гипноз практиковали до 1930 г. [Fenichel, 1983].

Мотивы отказа Фрейда от гипноза известны: негипнабель-ность многих больных, подмена этиологического лечения, рацио­нальный характер, обусловленный определенным истолкованием, симптоматическое лечение, основывающееся на эффективности, которая является неконтролируемым элементом. К этому вопросу мы еще вернемся. Как бы то ни было, связь между гипнозом и пси­хоанализом впоследствии выпала из поля зрения психоаналитиков, которые вырыли настоящий гносеологический ров между ними, полагая, что таким образом выражают свою верность Фрейду, и категорически отвергая гипноз как в своей практической деятель­ности, так и в теоретических исследованиях. Возможно, такая по­зиция объясняет то обстоятельство, что большинство психоанали­тиков в Соединенных Штатах, несмотря на большой интерес, ко­торый представляют указанные нами выше работы, не проявили к ним серьезного внимания. В 1959 г. Gill и Brenman приписывали отказ своих коллег от гипноза «возрастающему желанию перестать быть уклоняющимися бунтарями, чтобы вернуться в ряды респек­табельного аналитика и своих учителей» [Gill, Brenman, 1959, p. 372]. Именно поэтому они не осмелились непосредственно заняться

1 В тексте у Фрейда на французском языке.

проблемой сохранения гипноза в психоанализе или, если пользо­ваться замечанием Gill, можно сказать, что «скелет остался в шка­фу»1.

Однако в Соединенных Штатах в догме, согласно которой анализ должен пользоваться только когнитивными средствами (ин­терпретация, осознание), давно уже пробита брешь. Действитель­но, начиная с 60-х годов Mahler, Kohut, Searles подчеркивали важ­нейшее значение объединяющих, симбиотических, преэдиповских связей между матерью и грудным ребенком. Эту точку зрения тог­да разделяли некоторые английские авторы (например, Balint, Bowlby, Masud Khan, Winnicott), которые добивались аналогичных результатов, особенно при психоаналитическом лечении погранич­ных состояний, а также больных с психозами. Расстройства у та­ких больных связаны с аффективной недостаточностью, имевшей место в раннем детстве, и терапевт старается устранить это путем установления с пациентом эмпатических отношений, т. е. интен­сивное эмоциональное общение (например, в форме «holding», ис­пользуемый Winnicott), что явно противоречит правилу умеренно­сти, или нейтралитета, предписанному Фрейдом своим ученикам в начале существования психоанализа. Названные авторы тем не менее остаются психоаналитиками. Можно подумать, что в иные времена лечили с меньшей обходительностью. Пример Ференци свидетельствует об этом.

Шандор Ференци, действительно, был одним из первых, кто поставил под сомнение первостепенную роль интеллектуальных основ лечебного процесса. В 1924 г. он совместно с Otto Rank опуб­ликовал книгу, в которой обсуждалась «взаимосвязь теории и прак­тики». В свое время уже было отмечено, что достигнутые в про­цессе лечения результаты зачастую не соответствуют тому, на что позволяла рассчитывать данная теория. Авторы объясняют такой пробел «фанатизмом в интерпретации», поскольку «прерывание» нормального курса анализа серией формальных объяснений мо­жет удовлетворить как врача, так и пациента, однако оно ничего не меняет в сексуальном поведении последнего [Ferenczi, Rank, 1924, p. 40].

«Слишком хорошим знаниям аналитика» Ferenczi и Rank про­тивопоставляют «Erieben», жизненный опыт. Таким образом, они ратуют за то, чтобы пациент «повторял целые фрагменты своей эво-

1 Из переписки Gill — Chertok (08.09.83 г.).

люции... фрагменты, недоступные воспоминаниям». Такое пере­живание прошлого обязательно принимает ярко выраженный аф­фективный характер, вовлекает пациента и терапевта в такую фор­му эмоционального общения, о которой подозревал Фрейд (и о чем он предупреждал авторов). Но они пошли гораздо дальше, желая с помощью гипноза сделать поворот в аналитическом лечении. Точ­нее, они полагали, что при условии «полного понимания природы гипнотической связи с врачом» станет возможным иное использо-1 вание гипноза в анализе, без опасений оказаться неспособным «от­резать пуповину», связывающую пациента с терапевтом. Эта воз­можность восстановления гипнотерапевтических или других суг­гестивных методов, вероятно, стала бы конечной точкой (Schlusstein) той эволюции, к которой идет и, по нашему мнению, должно идти упрощение аналитической техники. Авторы считают, что надо «за­менить интеллектуальные процессы аффективными переживания­ми».

Но эти соображения о гипнозе более всего тревожили Фрей­да и вызывали его недомолвки относительно книги. Действитель­но, он не смог бы критиковать такую позицию, не вступив в проти­воречия с самим собой, так как в 1918 г. на конгрессе в Будапеште предполагал, что в дальнейшем можно будет снова использовать гипноз в психоанализе. Ferenczi также имел в виду перспективу будущего (и довольно отдаленного), поскольку возвращение гип­ноза в аналитическую практику он обусловливал его теоретичес­ким объяснением. Конфликт между Фрейдом и Ференци, впрочем, на этом не заканчивался, так как последний, не дожидаясь, пока до конца выяснится природа гипнотической связи, вновь ввел гипноз (по крайней мере эпизодически) в свой неокатартический метод [Ferenczi, 1982, р. 82-97]. В конечном счете, хотя Ференци фор­мально не был исключен из Общества психоаналитиков, он ока­зался все же отстраненным от анализа и чувствовал себя как бы вне его.

Нововведения психоаналитиков-эмпатистов явно располо­жены на пути, открытом Ференци. Однако они не упоминают его имени (за исключением Balint, его последователя, который воздает ему должное). На такое положение указывал Cremerius: «Ференци для многих стал карьером, из которого они добывают материал для своих «новых» строений, часто не указывая, отку­да они черпают свои находки, что компрометирует весьма изве-

стную порядочность Науки» [Cremerius, 1983, р. 1006]. Дело в том, что Ференци остался для многих неким злопыхателем из-за своего стремления реабилитировать гипноз.

1937 г., или конец иллюзиям

Между тем этот образ Ференци на самом деле не соответ­ствует образу, созданному Фрейдом. Хорошо известно, что Фрейд кончил тем, что в 1931 г. порвал со своим учеником, оставив за собой последнее слово в этом споре, восстановившем их друг про­тив друга. Но двумя годами позже (в связи со смертью Ференци) Фрейд воздал ему должное, предсказав, что история психоанализа его не забудет. Позднее, в 1937 г., в статье «Анализ с концом и ана­лиз без конца» он представил отчет деятельности аналитика, где, возвращаясь к вопросу, некогда дискутировавшемуся с Ференци, занял позицию, не столь уж далекую от той, которую раньше оспа­ривал. Разумеется, он вновь подтвердил, что «терапевтический эффект связан с искусством осознания того, что в «этом» (в наибо­лее широком смысле) подавлено»; терапевт здесь действует с по­мощью «истолкования и созидания», но (как добавляет Фрейд) «мы поясняем не для пациента, а для себя, пока «я», оставаясь при­верженным предшествующим защитным механизмам, не прекра­тит сопротивления» [Freud, 1953, р. 154].

Выводы, сделанные в статье, довольно пессимистичны. Анализ слишком часто заканчивается неудачей. «Конституцио­нальная импульсивная сила и неблагоприятное изменение «я», возникшее в процессе защиты, являются теми факторами, кото­рые не содействуют проведению анализа и могут увеличивать его продолжительность, заводя в тупик» (см. с. 236). Далее Фрейд напоминает, что гипноз представляется «отличным средством» для уменьшения продолжительности курса лечения. И несмот­ря на то что ему пришлось отказаться от гипноза (о причинах отказа он не упоминает), он отмечает (см. с. 245): «До сих пор не найдена замена гипнозу, и с этой точки зрения понятны тера­певтические усилия, к сожалению, бесплодные, на которые по­тратил последние годы своей жизни такой мастер анализа, как Ференци». Фрейд не уточняет, какие именно «терапевтические усилия» Ференци он имеет в виду. Но поскольку они имели ме­сто в «последние годы жизни», то можно полагать, что они со­ответствуют его попыткам ввести весомую долю эмоциональ-

ности в процессе лечения вплоть до включения гипносуггестив-ных элементов, как в неокатартическом методе. После осужде­ния этих усилий Фрейд, вероятно, сожалеет, что они не увенча­лись успехом. Впрочем, точность последнего предположения сомнительна. Верно, что данные методы не позволяли оценить полученные результаты, но не следует забывать и то, что Ферен-ци сумел приобрести блестящую репутацию психотерапевта.

Фактически Ференци хотел пересмотреть процесс гипно­за, вернуться к гносеологической пропасти, возникшей между гипнозом и психоанализом, осуществить перспективу, намечен­ную Фрейдом в 1918 г., относительно их связи в психотерапии будущего. Поскольку такая попытка была осуждена, никто в те­чение длительного времени не осмеливался вернуться к этому. Психоаналитическое общество остерегается того, что осужде­но. Понадобилось более 40 лет, чтобы стать свидетелем возрож­дения гипноза [Chertok, 1984]. Оно произойдет во Франции, в той стране, где гипноз пережил период расцвета (свой «золотой век») в конце прошлого столетия, чтобы затем прийти к столь же необычному закату.

Первые признаки возрождения

Первые очевидные проявления возрождения интереса к гипно­зу относятся приблизительно к 1980 г., однако необходимо уточнить, что этот процесс начался гораздо раньше, с публикации одной статьи в 1953 г. (появившейся вслед за сообщением, упомянутым в конце главы 1). Речь идет о больной С. (см. наблюдение 7). В конце 1949 г. в качестве ассистентов мы оказались в психиатрической больнице Виль-жюиф в Центре психосоматической медицины (первый центр такого рода по Франции). Одновременно мы участвовали в дидактическом анализе. Результат, достигнутый нами при помощи увиденного нами несколько лет назад метода, применявшегося одним из наших про­фессоров (из Вены), поставил перед нами наиболее волновавший нас вопрос. Благодаря чему удалось устранить амнезию у нашей пациен­тки? Не было ни осознания, ни интерпретации, ничего из того, что, согласно настоящей психоаналитической доктрине, было бы способ­но вызвать изменение. С некоторой надеждой получить разъяснения мы сообщили об этом эпизоде нашему аналитику, которым был Жак Лакан. Но нам пришлось разочароваться, ибо мэтр, ничего не отве­чая, продолжал чаепитие.

С тех пор мы прибегали к гипнозу каждый раз, когда это пред­ставлялось полезным для больного. После того как в I960 г. мы поки­нули психиатрическую больницу Вильжюиф, мы создали отделение психосоматической медицины в Институте психиатрии La Rochefoucauld. Это отделение в 1972 г. стало (под нашим руковод­ством) Центром Dijerine, к которому была присоединена лаборатория гипноза.

В 1954 г. мы закончили свой дидактический анализ. Нескольки­ми годами позже мы провели ряд дополнительных анализов с S. Nacht, три анализа с контролем. Таким образом, мы имели «cursus clos» и, став стажерами, могли претендовать на членство. Однако это назна­чение без конца откладывалось по неизвестной нам причине. Нам она стала известна лишь в 1974 г., когда в ходе одной беседы видный член Общества психоаналитиков Парижа J. Finkelstein дал нам понять, что мы вступили на путь ереси.

Мы можем сказать, что в течение 20 лет во Франции только мы не считали гипноз «пройденным этапом», не представляющим ника­кого интереса; наоборот, мы полагали, что он открывает многообеща­ющие перспективы как для научных исследований, так и для практи­ческого применения в различных областях. Как когда-то Жане, мы рассматриваем его закат как «сиюминутную случайность... в истории психотерапии», вместе с тем признавая, что затмение оказалось про­должительным. Между тем с момента создания нашей лаборатории гипноза ряд опытных психологов и психоаналитиков сотрудничали с нами в проведении экспериментов. Среди первых мы отмечаем Michaux, защитившего диссертацию на тему «Экспериментальные и клинические аспекты гипноза». Вновь рассмотрев феноменологию гипноза, он выделил четыре основные формы, напоминающие описа­ния, сделанные когда-то Шарко. По его мнению, они соответствуют вторичному появлению архаических форм структур сознания и пове­дения. Из психоаналитиков следует, в частности, отметить Palaci (1982), который на основе последних достижений психоанализа представил в новом свете практику гипноанализа. Уже в начале существования нашей лаборатории в ней организовывались встречи ученых, веду­щих исследования в различных областях науки, с целью обсуждения и сопоставления разных точек зрения на гипноз (мы продолжили их, начиная с января 1987 г., в форме семинаров в Maison des Sciences de l'Homme). Отметим также, что мы создали двухгодичные курсы по обучению гипноза для врачей, психиатров, психотерапевтов, пси­хологов и психоаналитиков.

Здесь можно усматривать «начало конца» затмения, однако надо добавить, что оно оказалось продолжительнее, чем мы предполагали. Чем объясняется такое сопротивление гипнозу в научных кругах? Оно имеет давнюю историю, и мы рассматривали его в исторической пер­спективе в работе «Рождение психоаналитика», опубликованной в 1973 г. вместе с Raymond de Saussure. Возвращаясь к осуждению месме­ризма Королевской комиссией [Rapports, 1784, pp. 21-26], мы показа­ли, что, хотя официально сопротивление было мотивировано несуще­ствованием магнетических флюидов, оно имело и другую причину, о которой сообщалось только в тайном отчете: животный магнетизм «опасен для нравов», поскольку пациенты в кризисе проявляют при­знаки сексуального возбуждения. В действительности не у всех паци­ентов отмечалось подобное состояние, которое к тому же нельзя рас­сматривать как гипнотическое, но только как результат физической близости между врачом и больными противоположного пола.

Но как бы там ни было, страх перед сексуальностью, связанной с гипнозом, продолжается; его разделял даже Фрейд. Среди других мотивов, по которым он оставил гипноз, Фрейд выделяет наличие в нем эротических элементов (тогда как в отношениях аналитика и па­циента это нейтрализуется благодаря перенесению). Однако позже Фрейд был вынужден заявить, что гипнотическая связь не имеет сек­суального характера. Эта точка зрения, как мы увидим далее, была подтверждена работами этологов. Но предубеждению против гипно­за имеются и другие объяснения, в частности, мнение, согласно кото­рому пациент теряет свою волю и подчиняется даже самому экстрава­гантному приказанию гипнотизера. Выяснению источников столь не­благоприятного представления о гипнозе могло бы способствовать широкое исследование, включающее исторические, психологические и социологические аспекты; определенные шаги в этом направлении были сделаны в работе «Рождение психоаналитика».

Гипноз — предмет междисциплинарных исследований

В 1979 г. мы опубликовали «Незнание разных „пси"». Речь шла о том, чтобы, основываясь (наряду с остальными) на данных об анал-гезии и везикации, достигнутых с помощью гипноза, поднять фунда­ментальные вопросы, возникшие в ходе этих экспериментов. Вопро­сы, на которые существующие сегодня психотерапевтические теории (в частности, психоанализ) не дают ответа. Это намерение, по-види-

мому, не было в достаточной мере понято, если судить по тому молча­нию, с каким оно было принято. Однако определенно есть и два ис­ключения:

Octave Mannoni сообщил нам, что он рассматривает гипноз как «революционную феноменологию»'. Francois Roustang признает нашу заслугу в том, что мы вновь открыли книгу гипноза, что, по его сло­вам, «вовсе не пустячное дело в то время, когда психоанализ, казалось бы, окончательно похоронил его» [Roustang, 1983, р. 1192]. Он сам несколько раньше, в 1978 г., высказывал идею, что анализ может быть не чем иным, как «продолжительным внушением [Roustang, 1978, р. 69-192] или сотканной нить за нитью симбиотической тканью, в кото­рой элементы бессознательного постепенно включаются в бессловес­ную коммуникацию под прикрытием речевого анализа». Но эти воп­росы также не вызвали особого отклика.

Только в 80-е годы появились заметные изменения. Нельзя ска­зать, что психоаналитики отказались от привычной позиции по отно­шению к гипнозу, просто последний становился центром, сосредото­чением обсуждений и исследований, касающихся различных облас­тей знаний. Так, в своей диссертации по философии «Фрейдовская тема» Borch-Jacobsen подошел вплотную к проблеме взаимоотноше­ний гипноза и психоанализа. Он более систематизировано изложит этот вопрос в лекции «Гипноз в психоанализе» (1982). По мнению Borch-Jacobsen, противостояние гипноза и психоанализа не выдержи­вает критики, ибо в основе своей гипнотические отношения и перене­сение — это одно и то же (точка зрения, близкая к позиции Mannoni, утверждающего, что «перенесение это то, что остается от одержимо­сти», по типу связи между магнетизмом Месмера и гипнозом [Mannoni, 1980, р. 50].



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.