Petite Bibliotheque Payot/10 2 страница

Фрейд в предисловии к книге Бернгейма, изданной в 1888 г., также защищает школу Сальпетриера. Его смущало только одно: если допустить, что внушение способно вызывать любое гипнотическое явление, следует признать, что оно может спровоцировать и истерию; с этим он не хотел соглашаться.

Впоследствии Ferenczi попытался примирить позиции обеих школ, доказывая обоснованность каждой теории. Для объяснения гипнотической реакции он воспользовался фрейдовской концепцией перенесения.

Возникновение симптомов истерии, как и гипнотических явлений, зависит от аффектов, испытываемых субъектом по отношению к лицу, связанному для него с прошлым в первом случае, и по отношению к гипнотизеру — во втором.

Победа школы Нанси была признана за границей. Среди других павловская школа признала значение внушения и интерперсонального раппорта, но не занималась их углубленным изучением. Она довольствовалась объяснением внушения в физиологических терминах.

Так, А. П. Николаев, используя язык, напоминающий язык Дюмонпалье, писал в 1927 г., что гипноз достигается стимуляцией посредством физических агентов', которые он классифицирует в иерархическом порядке: наиболее эффективные стимулы — термические, затем тактильные и слуховые. Русские авторы используют также пассы, давая им физиологическое объяснение. Это стимулы тактильные (И. П. Павлов) или термичес-Перенесение этих теорий на человека представляет трудности вследствие вмешательства речи, названной сторонниками павловского

'Далее (см. «Психоаналитические теории») мы увидим, что в новых теориях гипноза, внушенных психологией «я» и работами о «сенсорной изоляции», переоценивается (в различных аспектах) значение физического компонента в индукции гипноза и в его понимании.

кие (А. П. Николаев). Ими были введены и световые пассы, которые расцениваются как визуальные (А. Г. Иванов-Смоленский) или как термические (А. П. Николаев) стимулы.

Заметим попутно, что некоторые американские авторы [Klemperer, 1947] высказываются в пользу пассов, интерпретируя их в психодинамическом аспекте; они отмечают, что легкие прикосновения ко лбу благоприятствуют сну, вызывая инфантильные реминес-ценции. Исследования Шарко (1878-1882) убедили академию в реальности гипнотических феноменов, которые стали объектом изучения. Это почтительное отношение к гипнозу не пережило Шарко. После его смерти во Франции перестали изучать гипноз. В других странах это было не столь заметно. После первой мировой войны интерес к гипнозу начал возрождаться, но и сегодня еще отмечается некоторое умалчивание о гипнозе со стороны врачей и их приходится постоянно убеждать в реальности этого метода психотерапии. В число отчетов научных обществ, которые служат вехами в истории гипноза, входит отчет Британской медицинской ассоциации (1955) официально реабилитировавшей гипноз в Англии. В 1958г. Американская медицинская ассоциация включила гипноз в медицинскую терапию, уточнив условия его применения. В отчете Американской психиатрической ассоциации (1961) сказано: «Гипноз—это специализированный психиатрический метод, и как таковой он создает аспект отношений врач-больной. В психиатрической практике гипноз является вспомогательным средством для исследования, диагностики и лечения. Он может быть также полезным и в других областях медицинских исследований и практики».

Интересно отметить, что комиссия по изучению гипноза, назначенная Британской медицинской ассоциацией, долго руководствовалась докладом Husson, представленным Королевской медицинской академией в 1831 г. Члены комиссии заявили, что «заключения этого доклада необычайно прозорливы и в большей своей части приемлемы сегодня»1. Следует подчеркнуть, что за 130 лет прогресс в изучении гипноза был чрезвычайно медленным по сравнению, например, с физикой, не говоря уже об астронавтике.

Во Франции исследователи полностью охладели к гипнозу. После работ Жане, опубликованных в 1918 г., последовало глубокое молчание (за исключением уже упомянутой статьи Parcheminey). Конечно, некоторые отдельные исследователи пользовались гипнозом, но

1 Доклад Husson, однако, был встречен академией весьма сдержанно не было ни его публикаций, ни открытых обсуждений.

практически полулегально1. Общая атмосфера была враждебной, причем особая враждебность чувствовалась со стороны бывших учеников Babinski2. С одной стороны, стали отрицать существование гипноза, с другой—он был объявлен неэффективным, опасным и расценивался как смесь игры, обмана и симуляции3.

Известно, что школа Нанси начала уклоняться от применения гипноза с того момента, когда она стала придавать внушению большее значение, чем гипнозу. Все теперь сводилось только к внушению. Так, фармацевт Coue, считавший себя последователем этой школы, ввел знаменитое самовнушение, которое неожиданно получило мировой резонанс. Но со смертью Coue (1926) популярность его метода начала снижаться.

В ЗО-е годы другой фармацевт, Brotteaux (1936, 1938), попытался использовать гипноз в сочетании с химиотерапией. «Гипнотизм Льебо, Рише, Жане и др., — говорил он, — будет реабилитирован благодаря более эффективному и более научному методу гипнотизации». Он добивался медикаментозного гипноза с помощью скопохлоралозы, после чего делал терапевтическое внушение. Этот прием должен был заменить «торпедирование» больных истерией фарадическим током, применявшееся в больницах (еще до сих пор его используют наряду с амфе-таминовым шоком, введенным во время второй мировой войны).

В то же время психиатры (Baruk и его ученики), которые возобновили работы Brotteaux, полностью игнорировали психологическую сторону этого способа. Они не принимали во внимание состояние сознания, вызванное медикаментами, полагая,

1 Berrillon, имя которого напоминает о блестящем периоде гипноза (он был генеральным секретарем конгресса в 1889 г. и редактором журнала «Гипнотизм»), вплоть до своей смерти в 1948 г. принял гипнотерапию, следуя концепциям конца прошлого века.

2 Возможно, психобиография этого автора обнаружит когда-нибудь существование бессознательных аффективных проблем по отношению к своему учителю Шарко. Но, будучи великим неврологом и заслуженным исследователем, Babinski был лишен гениальной интуиции своего учителя и не мог предчувствовать роль психологических проблем в генезе некоторых болезненных проявлений.

3 Такое положение встречается еще и в наши дни, о чем свидетельствуют критические, но вместе с тем весьма учтивые высказывания одного из психиатров по поводу второго издания настоящего труда. Он вновь выдвигает тезис о неэффективности гипноза, его обманчивом характере и предлагает возобновить дебаты по этому поводу.

что химические препараты способны действовать на истерическое расстройство.

В течение 10 лет происходила постепенная реабилитация гипноза. В январе 1957 г. Bachet и Padovani представили в Медико-психологическое общество работу об обезболивании после ампутации с помощью «невербального внушения». Просто глядя в глаза больному, они добивались «легкого каталептифор-много расслабления, а иногда и сна». Во втором сообщении, сделанном в ноябре того же года, Bachet уточняет, что состояние, достигнутое с помощью его метода лечения, — это «торможение гипнотического типа», которому он дает павловское объяснение [Bachet, 1951, 1953]. Речь в нем идет, как нам кажется, о гипнотическом состоянии, но автор избегает всякого словесного внушения, чтобы оставаться, как он объяснит позже, на более научной почве, ближе к экспериментам на животных.

В январе 1953 г. мы совместно с Montassut и Gachkel представили в Медико-психологическое общество сообщение о классическом применении гипноза и словесного внушения2 [Montassut, 1953]. Оно относится к лечению внушением под гипнозом (выполненным в 1949 г.) лакунарной амнезии (см. наблюдение 7).

В 1954 г. появляется другое исследование двух психиатров (Faure и Burger). В следующем году Lassner публикует работу о применении гипноза в анестезиологии.

В том же 1953 г. начинается взлет аутогенного тренинга — техники, произошедшей от гипноза. Этот процесс шел параллельно развитию гипноза в других странах. Хотя аутогенный тренинг своими корнями уходит в гипноз, он избежал во Франции табу, довлевшего над последним.

В 1955 г. вышел в свет том «Психиатрия» медико-хирурги-

1 Последнее сообщение о гипнозе в этом обществе относится к 1889 г. Оно было представлено Chambard под заголовком «Проект дискуссии об опасностях экспериментального гипнотизма и внушения»

(Ann. med. psychol, 1889, 47, 1, 292-301).

2 Она занимает всего 7 страниц, хотя технике расслабления посвящено 8, а наркоанализу 10 страниц. Это объясняется тем небольшим интересом, который вызывает гипноз во Франции. В США существуют три периодических издания, посвященных гипнозу, в Великобритании — одно и одно в Южной Америке. Два общества находятся в Северной Америке, Латиноамериканская федерация клинического гипноза объединяет 18 обществ, учрежденных на американском континенте, три общества имеются в Испании и одно — в Италии.

ческой энциклопедии, включающий главу о гипнозе'. Однако количество работ французских авторов остается ограниченным. В библиографическом исследовании, относящемся к периоду 1955-1960 гг., Montserrat-Esteve (1961) собрал 505 наименований, посвященных гипнозу. Из них только 9 принадлежат французским авторам.

2. ТЕОРИИ

Трудно дать определение гипнотизму или гипнозу. Оба термина имеют очень близкое значение. Термин «гипнотизм» был введен Брэдом в 1843 г. и через несколько лет появился во Франции.

В Littre (1863) читаем: «Гипнотизм: физиологический термин. Магнетическое состояние, которое достигается путем разглядывания блестящего предмета на очень близком расстоянии». Трудно определить точную дату появления слова «гипноз». В большом универсальном словаре Ларусса оно впервые встречается в издании 1865-1890 гг. (том IX, вышедший в свет в 1873 г.) со следующим определением: «Сон, вызванный главным образом продолжительным разглядыванием блестящих предметов». Мы будем употреблять оба термина в одинаковом значении, однако укажем, что некоторые авторы отмечают разницу между ними, обозначая термином «гипноз» состояние, а термином «гипнотизм» — совокупность технических приемов, позволяющих вызвать это состояние.

Недавно испанские авторы2 предложили заменить термины «гипноз» и «гипнотизм» терминами «софроз» и «софротерапия». Они хотели таким образом устранить магическое звучание слова «гипноз». Эта затея представляется нам совершенно необоснованной. Предложенные термины не отражают каких-либо теоретических изменений в отличие от того случая, когда Брэд заменил термин «животный магнетизм» термином «гипнотизм». Но давайте спросим себя, не создает ли в некоторых случаях ореол таинства, присущий слову «гипноз», мотивационный фактор, облегчающий развитие психотерапевтических взаимоотношений. В дальнейшем это слово может утратить свой магический характер. Впрочем, возможно, что некоторые врачи не склонны ставить в зависимость от этого условия налаживание контакта с пациентом. Возможно также, что этот отказ послужил бессознательным мотивом предложе-

1 Фамилии авторов не указаны - Примем ред

ния изменить терминологию. Как заметил известный психосоциолог Otto Klinberg, вполне вероятно, что если бы эта замена произошла, а техника осталась той же, то кончилось бы тем, что новое слово приобрело бы значение прежнего термина.

Итак, мы предпочитаем сохранить слово «гипноз». В современной литературе Porot (1952) дает ему следующее определение: «Гипнозом называют искусственно вызванный неполный сон особого вида». Более полным является определение, предложенное Британской медицинской ассоциацией (1955). Оно гласит, что гипноз — это «кратковременное состояние изменяющегося внимания у субъекта, состояние, которое может быть вызвано другим человеком и в котором могут спонтанно возникать различные феномены в ответ на вербальные или другие стимулы. Эти феномены содержат в себе изменения сознания и памяти, повышение восприимчивости к внушению и появление у субъекта реакций и идей, которые ему не свойственны в его обычном состоянии духа. Кроме того, такие феномены, как потеря чувствительности, паралич, мышечная ригидность и вазомоторные изменения, могут быть вызваны и устранены в гипнотическом состоянии.»

Мы не будем приводить другие примеры. Ни одно из предложенных определений не является вполне удовлетворительным. Каждое из них отражает представление автора о природе феномена, как мы увидим ниже. Кроме того, область гипноза очерчена недостаточно четко, и нет объективных критериев гипнотического состояния. Мы не знаем, что свойственно собственно данному состоянию и что зависит от внушения — прямого или косвенного. Иначе говоря, имеет ли гипнотическое состояние нечто специфическое или только элементы, введенные гипнотизером?

Одни авторы, представляющие крайнюю точку зрения, считают, что все зависит от внушения, другие предполагают существование специфического гипнотического состояния, имеющего почти органическую основу, ввиду чего сравнивают гипнотическое состояние с состояниями постэнцефалитическими. Павловская школа говорит о гипнотическом состоянии как о состоянии частичного сна. Schultz также предполагает существование чистого гипноза (Heilschlaf). Kretschmer рассматривает и гипноз en soi (в себе). Для него гипноз даже разложим в своих конституциональных, нейропсихологических и психофизиологических механизмах.

Чтобы подчеркнуть сложность проблемы, напомним еще, что гипнотический трансj— это состояние лабильное и динамическое, изменяющееся в зависимости от психотерапевтической ситуации. Schilder еще в 1926 г. обратил внимание на то, что глубина транса в классическом смысле термина не всегда соответствует глубокому погружению личности пациента в гипнотические взаимоотношения: один пациент в состоянии сомнамбулизма может быть менее втянут в гипнотические связи, чем другой во время легкого транса.

Уже старые авторы подметили, что терапевтический эффект гипноза не всегда зависит от глубины транса. Кроме того, транс может иметь различную направленность — то более выраженную психологическую, то более физиологическую. В зависимости от своей индивидуальности пациент мобилизует или физиологические, или психологические структуры.

Можно вообразить (и это явно рискованная гипотеза), что когда-нибудь такая перспектива будет использована для освещения столь трудной проблемы выбора, который делает субъект, выражая себя посредством психоневроза или психосоматического заболевания. Возможно, те, кто в межличностных отношениях реагирует больше в физиологическом плане, ориентируются на психосоматическое заболевание, а те, кто реагирует скорее в плане психологическом, ориентируются на психоневроз?

Кроме того, нельзя определить, загипнотизирован субъект или нет. Некоторые пациенты думают, что они загипнотизированы, когда они не были загипнотизированы; другие считают, что они не загипнотизированы, в то время как они находились в состоянии гипноза. Существует также симуляция — сознательная, подсознательная, или бессознательная. Кроме того, у некоторых пациентов лечебный эффект достигается потому, что они действительно находились в трансе, тогда как другие получают аналогичную пользу именно оттого, что не дали себя загипнотизировать. В последнем случае больной избавляется от симптомов заболевания через отказ от лечения. Такое поведение можно квалифицировать как «бегство в здоровье».

В качестве примера приведем следующее наблюдение: мужчина 60 лет приехал на консультацию (из-за границы) по поводу реактивной депрессии. После смерти жены он находился в состоянии уныния и апатии, сопровождавшихся полной анорекси-ей. Больной был убежден, что его можно вылечить только гип-

нозом. По приезде в Париж, еще до прихода к нам, он ознакомился с предыдущим изданием настоящей книги. Прочтя ее, он понял, что гипнотерапия — это не болеутоляющее лекарство, как он себе представлял. В то же время он почувствовал, что его печаль стала рассеиваться, и в этот вечер впервые за несколько месяцев хорошо поел. Придя к нам на следующий день, он сказал, что больше не нуждается в гипнотическом сеансе. Простой психотерапевтической беседы было достаточно, чтобы убедить его в выздоровлении.

Даже бесплодная попытка гипнотизации приводит в движение психодинамические механизмы и может мобилизовать благоприятную защиту.

Мы лечили мужчину 55 лет с бредовой ипохондрией на депрессивно-тревожном фоне. Несколько несвоевременных хирургических вмешательств ухудшили состояние больного, все внимание которого было сконцентрировано на своей анальной области. Он дошел до того, что просил сделать ему искусственный задний проход. Все виды терапии, включая электролечение и лечение сном, не имели эффекта; больной для борьбы с упорными запорами употреблял огромные дозы слабительного, им было поглощено значительное количество наркотиков и алкоголя, чтобы устранить приступы тревоги, и это создало токсическую путаницу. Оставалась надежда лишь на гипнотическую психотерапию. Конечно, в данном случае не было показаний для гипнотерапии, но по настоятельным просьбам лечащего врача и самого больного мы сделали несколько попыток гипнотизирования в экспериментальном порядке. Как и следовало ожидать, больной, слишком занятый самосозерцанием, оказался невосприимчивым к гипнозу, но его сопротивление психотерапевтическому контакту вызвало защитные реакции, что было вознаграждено некоторой ремиссией. В течение 15 дней он мог заниматься своими делами. Он прервал лечение, заключив с сожалением и триумфом, что его не смогли «магнетизировать».

Не существует теорий, дающих исчерпывающее объяснение гипноза. Все теории неполные, каждая дает объяснение на определенном уровне. Таким образом, можно говорить о трех основных тенденциях: 1) теории павловской школы; 2) теории экспериментальной психологии; 3) психоаналитические теории. Мы проанализируем тенденции, кратко остановимся на отношениях гипноза и сна и обсудим гипноз животных.

3. ТЕОРИЯ ПАВЛОВА

Павловская школа создавала свою теорию гипноза, исходя из опытов на животных. Бирман в 1925 г. сумел экспериментально создать «сторожевой центр» у собаки с условным рефлексом, связанным со звуком трубы, сигнализирующим о пище. Заснув, собака просыпалась для принятия пищи только при звуке трубы, оставаясь нечувствительной ко всем другим, даже более интенсивным звукам. Кора головного мозга собаки в этих условиях заторможена, но «сторожевые пункты» в некоторых областях мозга находятся в состоянии бодрствования. Таким путем шла павловская школа, создавая свою теорию, рассматривающую гипноз как частичный сон, теорию, предугаданную в прошлом веке Liebault, Beaunis (1887), Brown-Sequart (1882). Гипноз — это промежуточное состояние между бодрствованием и сном, частичный сон, частичное торможение1 как в топографическом смысле, так и в смысле глубины. В коре головного мозга остаются «сторожевые центры», делающие возможными контакты между гипнотизируемым и гипнотизером.

Гипнотическое состояние включает три фазы: уравнительную, парадоксальную и ультрапарадоксальную. В первой фазе все условные раздражители, как сильные, так и слабые, действуют одинаково. В парадоксальной фазе сильный раздражитель вызывает или слабую реакцию, или не вызывает никакой, а слабый раздражитель вызывает сильную реакцию. В ультрапарадоксальной фазе реакция может быть достигнута с помощью негативного стимула, т. е. посредством стимула, на который клетки головного мозга не реагируют в состоянии бодрствования. Таким образом объясняются гипнотические феномены, получаемые в парадоксальной фазе, названной Павловым «фазой внушения».

К. И. Платонов (1955), интерпретируя высказывание Павлова, объясняет, что «фазовые состояния» скоротечны, мимолетны в физиологических состояниях, но в патологических состояниях они могут длиться неделями и месяцами. Таким образом, гипноидные фазы, с одной стороны, могут рассматриваться как физиологический субстракт неврозов или психозов, но, с другой стороны, они представляют собой «нормальную форму физиологической борьбы против болезненного агента».

1 Один из советских авторов, Слободняк, в своей работе пишет: «Объясняя гипноз (и сон) торможением, мы до сих пор не знаем даже природы этого торможения, этого «проклятого», по выражению Павлова, феномена» [Слободняк А. П , 1962].

учения второй сигнальной системой. Слово рассматривается как сигнал, стимул столь же материальный, как любой физический стимул. Но тем не менее Павлов подчеркивает, что эти два рода стимулов нельзя отождествлять ни с количественной, ни с качественной точки зрения, учитывая пережитое человеком прошлое. Именно здесь возникают затруднения, так как павловская школа не принимает во внимание бессознательных наслоений в аффективной жизни субъекта. Кроме того, межличностные отношения строятся не только на речевой основе.

На знаменитой сессии двух академий (АН и АМН) в 1950 г., посвященной официальному признанию главенства павловской физиологии в медицине, многочисленные ораторы (Б. Н. Бирман, Б. А. Гиляровский, Е. А. Попов, К. И. Платонов, И. В. Стрельчук, А. Г. Иванов-Смоленский) рекомендовали изучение и использование гипноза как психотерапию, основанную на физиологии.

С 1956 г. психология вступила на путь реабилитации1 и начала постепенно освобождаться от засилия физиологии2. Некоторые авторы подчеркивают, что павловская теория не объясняет полностью гипноза. Чехословацкий исследователь павловского направления Horvai писал:

«Павловская теория гипноза не догма. Павлов недостаточно обработал свои идеи... некоторые из них только гипотетичны» [Horvai, 1959, р. 37]. Все эти идеи должны служить точкой отправления для новых исследований.

Вопросы применения павловской теории в гипнотической психотерапии освещают С. И. Консторум (1959), М. С. Лебединский (1959), К. И. Платонов (1959), В. Е. Рожнов (1954), А. М. Свя-дощ (1959), Volgyesi (1938, 1959), Horvai (1959). Работа Svorad и

1 Она была отмечена появлением в журнале «Коммунист» (1956, № 4, с. 87-93) редакционной статьи, озаглавленной «Крепить связь психологической науки с практикой».

2 Авторитетное собрание исследователей, посвященное философским вопросам в психологии, было созвано по инициативе Академии наук, Академии медицинских наук и Академии педагогических наук в Москве 8-12 мая 1962 г. Оно заняло позицию против некоторых догматических интерпретаций решений 1950 г. и официально реабилитировало психологию, подняв ее на уровень автономной науки.

Hoskovec содержит необходимый библиографический материал о клиническом и экспериментальном изучении гипноза в Советском Союзе и социалистических странах Европы.

4. ТЕОРИИ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ

В этой главе мы рассмотрим концепции Hull, White Sarbin, Weitzenhoffer и др.

Первый из названных авторов, Hull, изучал гипноз в аспекте концепций Бернгейма. Известно, что Бернгейм, обескураженный острой дискуссией со школой Сальпетриера и не соглашаясь с Льебо, в конце концов заявил в полемическом запале: «Гипнотизма не существует, есть только внушаемость». Психо-лог-бихевиорист Hull (1933) тщательно изучал пределы внушаемости. По его мнению, внушаемость удерживает словесные (символические) процессы субъекта в состоянии пассивности и позволяет реализоваться словесным побуждениям (символическая стимуляция), которые передаются экспериментатором. Эта точка зрения близка к тому, что Бернгейм называл «законом иде-одинамики», согласно которому в определенных условиях идея может непосредственно претворяться в движение. Отсюда Бернгейм заключил, что внушаемость — это способность поддаваться влиянию «идеи, воспринятой мозгом», и реализовать ее [Bemheim, 1917, р. 52].

Начиная с White (1941), произошли значительные перемены, обусловленные тем, что исследователи стали учитывать фактор мотивации. White определял гипнотическое поведение как экспрессивное, направленное к определенной цели, которая по существу состоит в пассивном поведении, подчинении указаниям, постоянно даваемым экспериментатором, в соответствии с тем, как гипнотизируемый субъект их себе представляет.

Sarbin (1950) подчеркивает важность элемента игры (role-taking) в поведении гипнотизируемого. Игра является обычной формой его социально-психологического поведения, которая может реализоваться в гипнотическом состоянии.

Огпе (1959, 1962) воскресил идеи White и Sarbin, значительно обогатив их. Он был поражен тем фактом, что поведение гипнотизируемых зависит от господствующих в данное время представлений о гипнозе. В доказательство он приводит два примера диаметрально противоположного поведения; во время

сеансов Месмера у пациентов, не получавших словесного внушения, возникали приступы конвульсий, тогда как при использовании метода Соиё (автор считает этот метод более совершенным) гипнотизируемые не проявляли никаких внешних признаков транса. Огпе задает себе вопрос: имеет ли гипноз специфическую сущность или это полностью социально-культурный продукт? Чтобы выявить влияние предварительного знания (prior konwiedge), автор производил следующие эксперименты (см. ниже).

На лекциях о гипнозе он говорил студентам, что одним из характерных признаков гипнотического состояния является каталепсия поднятой руки1 (что не соответствует действительности; каталепсия, как правило, проявляется в обеих руках одновременно, однако такое объяснение казалось правдоподобным). Студенты, присутствовавшие на сеансе гипноза, видели, что пациенты, согласно полученной ими ранее установке, демонстрировали каталепсию поднятой руки. Загипнотизированные после этого студенты также обнаруживали каталепсию одной руки.

В данном случае пациент получал от гипнотизера точные, хотя и не прямые, указания о том, как себя вести. Но вопрос о зависимости поведения гипнотизируемого от экспериментатора иногда очень труден, поскольку гипнотизер может даже безотчетно, бессознательно внушить именно то, что он ожидает получить у пациента. Под названием «Специфические требования экспериментальной ситуации» Огпе описывает совокупность указаний, передающих намерения или желания гипнотизера (в том числе скрытые, невысказанные указания экспериментатора и указания, связанные с процессом самого эксперимента).

Однако специфические требования экспериментальной ситуации влияют не только на пациента, но и на экспериментатора. Гипноз во многих отношениях можно рассматривать как «folie a deux» (сумасшествие вдвоем), каждый из вовлеченных в гипнотические отношения играет ту роль, которую другой от него ожидает. Пациент ведет себя так, как будто он не может сопротивляться внушениям гипнотизера, а тот играет роль всемогу-

1 Каталепсию здесь надо понимать так, что, если экспериментатор поднимает руку гипнотизируемого, она остается в том же положении.

щей особы. Например, если пациент испытывает внушенные галлюцинации, то гипнотизер ведет себя так, будто эти галлюцинации отражают реальные явления1.

Это взаимное влияние гипнотизера и гипнотизируемого ярко проявилось в случае, когда экспериментатор был предубежден против пациента, полагая, что он является симулянтом. На самом же деле пациент был способен впасть в глубокий транс. Гипнотический сеанс потерпел неудачу, так как пациент проявил враждебность к гипнотизеру, который, делая обычное внушение, не сумел вполне убедительно сыграть свою роль.

Brotteaux (1936,1938) подчеркивал значение бессознательной связи между гипнотизером и пациентом. Он цитировал работу одного из хирургов, который использовал скопохлоралозу как вспомогательное средство при анестезии. Brotteaux, как известно, считал, что этот препарат прежде всего способствует повышению внушаемости. Хирург не разделял его мнения, так как «теоретически не признавал использования гипноза и внушения». «Подмена воли, — говорил он (хирург), — это самая большая ошибка, которую может совершить человек по отношению к себе подобным». Brotteaux указывал: «Гипнотизеры обычно выбирают тех пациентов, которые для них желательны. Liegeois и Liebault имели очень послушных пациентов. Brouardel и Babinski не могли заставить загипнотизированных выполнить внушение, которое, как они считали, должно было вызвать возмущение их морального сознания. В сущности, пациенты всегда выполняют те основные внушения, которые соответствуют предвзятым идеям гипнотизера... Во времена Шарко считалось, что у истериков нервные припадки должны иметь вид красочных зрелищ. Но Babinski не признает подлинности этих кризов... Конечно, ему не придется их наблюдать: сам того не подозревая, он внушит своим больным не проявлять больше этих признаков болезни» [Brotteaux, 1938, р. 115-116].

По мнению Огпе, трудно определить, что характеризует гипнотическое состояние само по себе, поскольку невозможно найти наивных пациентов, полностью избавленных от влияния своей со-

1 Конечно, этот пример не является случаем «folie a deux» в обычном его понимании, поскольку отсутствует бредовое убеждение; не только у гипнотизера, но и у гипнотизируемого «я» все время сохраняет контроль реальности, которая в любой момент может быть восстановлена. Принять выражение Огпе буквально -значит обрадовать нынешних противников, которые с удовольствием цитируют остроумный выпад Dupre: «кто более безумен — гипнотизер или гипнотизируемый?».

циально-культурной среды. Если бы удалось освободить основной процесс от множества социально-культурных наслоений, тогда, по автору, проявилась бы в чистом виде сущность гипноза.

Не только в гипнозе, но и в психотерапии в целом социально-культурные факторы играют, по мнению Огпе, самую значительную роль. Процесс психотерапии зависит от того, какое представление о ней в данное время имеют пациент и терапевт. Идеи, распространенные в обществе в тот период, когда проводится курс психотерапии, в большой мере определяют ее успех. Степень доверия социальной среды к этому виду лечения также в какой-то мере влияет на его эффективность. Таким образом, для того чтобы вскрыть сущность всякого психотерапевтического процесса, необходимо отделить его от всех этих социально-культурных факторов.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒