ЦВЕТНАЯ ВКЛЕЙКА 3 страница

Сессия записи состоялась в конце 1987-го в Morrisound Recording в Тампе. Эти восемь треков стали первым опытом в производстве для юного тогда звукоинженера по имени Скотт Бернс.

“Они были просто подростками, поэтому я считал их очень клевыми” – рассказывает Бернс о Xecutioner. “И на тот момент я считал этих ребят очень тяжелыми, довольно экстремальными. Не знаю, кайфовал ли я от них тогда, но считал их немного другими. Они попросили меня намутить для них живой саунд, и я ходил на их местные выступления и помогал им. Через пару месяцев Рик, инженер, который записывал их в Morrisound, заболел и взял небольшой отдых, поэтому мне пришлось заканчивать запись на середине пути”.

“Когда я получил копию этой записи” – вспоминает Кргин, “я подумал, что все только выиграют, если я продам эту запись и посмотрим, возможно, я смогу надыбать им нормальный контракт на запись, чтобы они не давили на нас поскорее ее выпустить”.

Не успела кассета остыть в магнитофоне, как Кргин поставил запись своему хорошему другу Монте Коннеру, директору по поиску и продвижению исполнителей из Roadrunner Records.

Чак Шульдинер выступает вживую, 1988г. Фото Фрэнка Уайта

“Я знал его вполне неплохо, поэтому просто обратился к нему напрямую и включил ему запись, и объяснил ему, что к чему” – сообщает Кргин. “Я понимал, что в случае, если Roadrunner решат взять группу под свое крыло, то нам, как минимум, компенсируют затраты и мы заработаем еще что-нибудь сверху”.

“Roadrunner забрали нас к себе и выплатили Кргину вложенные деньги” – рассказывает Перес. “Потом они дали нам еще денег, чтобы мы записали еще четыре песни, что было дико, потому что для этого организовали отдельную сессию записи. Если внимательно послушать песни, то саунд немного отличается. Но нам было насрать. Мы были счастливы, что у нас есть пластинка”.

Но чтобы Чак выпустил свою вторую пластинку под вывеской Death, сперва ему требовалась абсолютно новая группа. Вместо того чтоб добавлять по одному участнику за раз, ему удалось собрать полностью новый состав за один раз.

“Чак вернулся домой во Флориду из Калифорнии сразу после выхода “Scream Bloody Gore” и начал переговоры с Риком Роззом” – объясняет Кэм Ли, тогдашний вокалист Massacre. “Через пару недель все подошли ко мне и сказали: “Мы разваливаем Massacre”. А я такой: “Чего? Зачем?” Никто не объяснил причин”.

Когда Ли увидел состав Death тура “Scream Bloody Tour”, эти причины стали вполне очевидными. Весной 1987-го Шульдинер позвал гитариста Розза (ранее в Mantas/Death), басиста Терри Батлера и барабанщика Билла Эндрюса из Massacre в Death. И стал готовиться к дебютному выступлению нового состава за пределами Флориды на первом ежегодном металфесте в Милуоки через месяц. Концерт, где Эрик Грейф, местный менеджер групп, промоутер, и продюсер, выступающий от имени Edge Entertainment, впервые увидел выступление Death вживую.

“Я даже не представлял, что я услышу” – признает Грейф. “И вот на сцену выходят Death, и у всех просто челюсти падают до самого пола. Я был не тем парнем, который тащился по самой тяжелой музыке на свете. Я считал тяжелой пластинкой “Ride the Lightning”, но никогда не слышал никого вроде Чака. Когда он открыл рот на этой сцене, его окружали Nuclear Assault и все остальные группы, которые выступали на этом фестивале. Чак играл самую тяжелую музыку, какую я только слышал на июль 1987-го”.

Полгода спустя Грейф вновь встретился с группой, когда они проезжали Милуоки в коротком туре по Среднему Западу. На этот раз Грейф выступил как концертный промоутер, и под конец вечера представил создателей Death.

“Так вышло, что я отвозил Чака в отель” – рассказывает Грейф. “Мы просто сидели и трещали языками, и вдруг я стал менеджером Death”.

ГЛАВА 4

ЗА ОТКРЫТЫМ МОРЕМ

Пока Соединенные Штаты и Великобритания бесспорно брали разбег в лотерее дэт-метала и грайндкора, остальная часть Европы, в частности Швеция, недалеко от них ушла. Само собой, социалистическое правительство Швеции не породило тот же подавляющий бунт, который ощутила на себе молодежь США и Великобритании, но юные фэны хардкора и панка все же собирались в столице страны, городе Стокгольме, где Нике Андерссон рос на той же крепкой музыкальной диете.

“Когда мне было семь, я увидел фотку KISS’ов, для меня это был момент истины” – вспоминает Андерссон. “Я подумал, что это лучшая группа в мире. Когда ты ребенок, так обычно и происходит. А потом мы стали торчать от панк-рока, связь с ним была достаточно простой. Мы не знали других парней, кому нравился панк, поэтому мы ходили в магазины и глазели на фотки групп на пластинках. В результате мы скупили пластинки, где у пацанов были самые дикие в мире прически, типа GBH и Discharge, и подсели на быструю музыку. Мое детство прошло не на Slayer. Я услышал их гораздо позже”.

Вдохновленный столь агрессивными звуками, подросток стал создавать шум у себя дома, начав играть на барабанах и гитаре. Передышка у родителей Андерссона наступала только летом, когда они отправляли его в летный лагерь Смедсбо.

“Летний лагерь мне всегда казался веселее, чем школа” – рассказывает Андерссон, начавший посещать лагерь в возрасте восьми лет. “Там больше слушали то, что я хотел сказать”.

Двое из слушателей были приятелями по лагерю по имени Алекс Хеллид и Лейф “Леффе” Кацнер, с которым Андерссон познакомился летом 1986-го, когда ему было всего четырнадцать. За три недели троица создала дружбу, которая поначалу основывалась на общей страсти к агрессивной музыке.

“До этого я торчал от панка, а потом въехал в метал” – рассказывает Андерссон. “Вероятно, я въехал в метал благодаря этим парням и летнему лагерю. Тогда же мы создали свою первую группу Sons of Satan, потому что в летнем лагере были музыкальные инструменты”.

И хотя Sons of Satan никогда не выходили за пределы лагерного тента, Хеллид, Кацнер и Андерссон оставались хорошими друзьями в течение следующего года, в результате создав хардкор-группу под названием Brainwarp в начале 1987-го.

“Мы торчали от Jerry’s Kids, D.R.I., Suicidal Tendencies, Bad Brains и всякой такой музыки” – вспоминает Андерссон. “То был период кроссовера”.

Особенно это верно для Андерссона, который также с восьмого класса играл в трэш-метал группе с местными приятелями Ларсом-Гёраном “Эл Джеем” Петровым и Уффе Седерлундом под названием, которое, по словам барабанщика, “менялось каждый четверг”.

“Для меня” – рассказывает он, “было без разницы, что это: панк или метал. Просто музыка должна быть охуенно быстрой. Помню, как ходил в стокгольмский магазинчик аудиозаписей Heavy Sound, где продавались всякие пластинки в жанрах спид-метал, дэт-метал и панк, ты слушал пластинку в наушниках, и если спустя пару секунд она не была достаточно быстрой, ты снимал ее с вертака и включал следующую”.

В качестве прямой реакции на свою потребность в скорости барабанщик решил объединить составы Brainwarp и свой безымянный метал-проект в адово быструю новую дэт-метал группу под названием Nihilist в середине 1987-го. “Ну, мы добавили бластбиты” – говорит Андерссон. “На тот момент это делали только хардкор-группы. Но влияние мы явно почерпнули от Napalm Death и Repulsion”.

Однако гитарист Седерлунд и вокалист Петров считались не более чем “сессионными музыкантами” на момент записи Nihilist своего первого демо, трехтрекового “Premature Autopsy”. Оно вышло спустя пару месяцев в марте 88-го.

“Мы искали себе вокалиста, и не думаю, что Эл Джей был фактическим участником группы” – говорит Андерссон. “Но так получилось, что у нас стало получаться что-то стоящее”.

Ну, отчасти. Незадолго до записи группа взяла вокалиста Матиаса Бострёма, указав его в качестве нового фронтмена Nihilist в комментариях к “Premature Autopsy” еще до того, как тот сыграл на записи. Но спустя всего несколько месяцев Бострём свалил, и полноценным вокалистом Nihilist стал Петров. Но когда Кацнер выразил свое желание переключиться на гитару, группа снова оказалась в поиске басиста. К счастью, участники группы знали всех парней в окрестностях города, кого могло заинтересовать место в их группе.

Первым кандидатом был Джонни Хедлунд, уроженец Стокгольма, проживший там всю жизнь. На тот момент ему было 18 лет, и возможно он был чуть более зрелым, чем остальные участники группы, но явно не отличался ответственностью.

“Джонни был старше нас на четыре года, поэтому именно он ходил в ликероводочный магазин” – говорит Андерссон. “Его это не парило. Он был для нас вроде старшего брата. Он заботился о нас и следил за тем, чтобы мы сильно не бухали”.

Сведя дружбу с группой андеграундных металистов, в шутку прозванную Bajsligan (“дерьмовая лига” в переводе со шведского), коллектив в сущности тусил под землей в городских подземных переходах после того, как заканчивалось движение.

“На некоторых шведских станциях нет охраны, и мы решили выбрать самую крупную станцию, где, по нашим сведениям, охрана должна стоять далеко от платформы, а народ заходит и выходит из поездов” – вспоминает Хедлунд. “Мы встречались в восемь вечера. Когда набиралось человек 15-20, этого было достаточно. Но потом, когда нас собиралось 50-60-70 человек с магнитофонами и бутылками пива, стоял просто ужасный шум. Народ понятия не имел, в чем суть – все трясли башками, наверное, это выглядело дико. Они исполняли пугающую музыку перед обычными людьми. Мы включали на полную катушку первую демку Morbid Angel или группы вроде R.A.V.A.G.E., и это многих бесило. Нам реально пришлось искать места, где мы не мешали людям и где они бы не натравили на нас полицию”.

“В те годы на этих сейшнах тусовался народ, который перся от дэт-метала” – продолжает Хедлунд. “В Стокгольме, по моим оценкам, было около 60-70 человек, которые искренне тащились от такой музыки, а по всей стране их было еще от силы человек 100-150. В середине 80-х все было очень неразвито. Было очень мало талантливых музыкантов. Я хочу сказать, все играли больше от не фиг делать, тупо показать, что мы не позеры. Мы хотели создать свой мирок, этим мы и занялись. С нами общались лишь немногие люди, не любившие экстремальную музыку. А потом все стало расти как снежный ком. Все больше и больше народу стало въезжать в такую музыку, потому что они увидели, что мы отлично проводим время. В большей или меньшей степени это напоминало семью. Насколько я помню, это была очередная тусовка, куда меня пригласили, потому что они знали, что я играю на басу и у них было для меня местечко. Но это было вполне естественно. Если бы я не стал участником Nihilist в 88-ом, скорее всего я бы стал участником какой-нибудь другой группы или создал свою собственную в том же году”.

С приходом Хедлунда в качестве басиста Nihilist начали писать новый материал и репетировать с большей регулярностью. “Я неебически торчал от музла” – рассказывает Андерссон о том периоде. “Я на тот момент даже ни разу не трахался. Такая музыка вообще не располагала к этому. На той сцене минимум лет пять не было ни одной девчонки”.

В начале декабря группа записала очередную трехпесенную демку “Only Shreds Remain”, первую сессию в Sunlight Studio со звукоинженером Томасом Скогсбергом. “Я работал со спид-метал группами и иже с ними, но, на мой взгляд, дэт-метал всерьез начался в 87-ом и 88-ом” – вспоминает Скогсберг, создатель студии в качестве площадки для записи собственных панк-рок групп середины 80-х. “Первой записанной мной группой были Morbid, это еще одна шведская группа, а уж потом появились Nihilist”.

Зачастую почитаемый за помощь в создании уникального жужжащего гитарного звука Nihilist, Скогсберг быстро отказывается от своих заслуг, списывая все на небольшой предмет оборудования. “Некоторые зовут меня королем средних частот” – смеется продюсер. “Я люблю средние частоты, это моя частота. Мы использовали педаль дисторшна DS1, такая оранжевая. Кажется, поначалу мы использовали ее везде - от вокала до хай-хетов, вообще во всем”.

“Наш гитарист Леффе нашел этот звук, используя педаль Boss Heavy Metal” – делится Андерссон. “Здесь средние частоты раскрываются на всю катушку. Думаю, что вообще все раскрывается на полную. Он купил педаль и тупо врубил ее. Вот кого надо винить во всем”.

Но вскоре после записи семья Кацнера переехала обратно в родную Канаду в начале 1989-го, что заставило группу заполнить очередную брешь в составе. Логичным выбором стал бывший сессионный гитарист Уффе Седерлунд, который в это время играл на гитаре у шведских экстремальных металюг Morbid. Через пару месяцев обновленный состав Nihilist записал свою третью демку, двухпесенную “Drowned”, и сосредоточился на выступлениях исключительно в молодежных клубах Стокгольма.

[сверху вниз]: Nihilist, начало 1988г.

[слева направо]: Андерссон, Хеллид, Хедлунд, Кацнер, Петров; демка “Premature Autopsy”

“Никто не хотел иметь с нами дела” – рассказывает Хедлунд о репутации группы в концертной сфере. “Мы по-прежнему были черными псами из ада. СМИ, здесь, в Швеции, просто плевали на нас с высокой колокольни. Они бы ни за что на свете не приняли нашу музыкальную форму или тексты песен. Мы дали один концерт в 89-ом в одном местечке, где нам сказали: “Ребята, вы не соберете больше ста человек, поэтому не требуйте денег за это выступление, даже на еду не рассчитывайте”. Мы сказали: “Слушайте, там будет больше ста человек. У нас там одних друзей на 150 человек наберется”. В итоге за наше выступление свои деньги отдали 350 человек. А еще 200 стояли снаружи, готовые разнести это место в щепки, так как не смогли попасть внутрь. И вот тогда мы поняли: “Теперь мы стали настолько популярны, что сможем записать целую пластинку”.

Но Хедлунду никогда не светила возможность стать участником Nihilist. В сущности, кардинальные творческие разногласия между басистом и Андерссоном привели к быстрому распаду группы в конце 1989-го.

“По сути, это была группа Нике” – объясняет Хедлунд. “Я был всего лишь басистом. Но мы не сошлись на некоторых моментах. Думаю, что это было верное решение. Если бы мы играли в одной группе, сомневаюсь, что у нас получилась бы хорошая группа, потому что у нас были кардинально разные представления о том, как играть музыку, каким должен быть вокал и как должно выглядеть живое выступление. И тут вдруг в дело вступили профессиональные аспекты, потому что мы взрослели, и нам пришлось принимать решения, которые мы никогда не принимали раньше, и все вылилось в совершенно другую ситуацию”.

“Вы дети, и потому совершаете разные глупости” – признает Андерссон. “И, если совсем начистоту, мы больше не хотели играть с Джонни, поэтому мы распались и собрались снова спустя четыре дня, это просто ужасно. Это очень жутко. Я бы мог сказать: “Ребят, ничего не выйдет”, потому что у нас были разные представления. Это была трусость, иначе не назовешь”.

[сверху вниз]: Nihilist, 1988г.

[слева направо]: Андерссон, Седерлунд, Хедлунд, Петров, Хеллид; на концерте Nihilist, апрель 1989г.

Entombed, новая группа, созданная Андерссоном, это по сути дела Nihilist за минусом Хедлунда. Музыка, тексты песен и состав группы остались без изменений, даже логотип группы был набран тем же шрифтом, что и логотип Nihilist, только с новым набором букв. Хедлунд пригласил приятелей-музыкантов из Bajsligan в свою новую формацию Unleashed.

“Мне нравилась музыка, которую мы играли в Nihilist, даже очень” – рассказывает Хедлунд. “Были некоторые моменты, на которых мне бы хотелось заострить внимание, а Нике хотел вести свою группу в другом направлении. А еще я отлично понимал, что если хочешь создать группу, чтобы она какое-то время продержалась на плаву, тебе придется учесть не только деловой аспект, но и нужно найти достойного человека для выполнения этой работы. То есть вам нужно уживаться, да не просто уживаться, а отлично ладить друг с другом. У меня не было никаких сомнений в том, что я найду нужных людей. Первый состав был готов в ноябре 1989-го”.

К тому времени уже канувший в Лету Nihilist вдохновил многочисленных шведских подростков на создание новых высокоскоростных брутально тяжелых метал-групп по всей стране. Самой первой из них была Carnage, созданная гитаристом Майклом Эмоттом в начале 1988-го. Он собрал ее из местных стокгольмских приятелей.

“До этого я играл в хардкор-группе под названием Disaccord, что-то в духе смеси трэша и хардкора” – рассказывает Эмотт. “Группа вышла из сцены хардкора, но я привнес нотки метала с более гитарным материалом в духе хэви-метала. Но когда я захотел двигаться в сторону дэт-метала, их это совсем не обрадовало, поэтому на следующий день я создал Carnage”.

Первое промо-фото Entombed, 1989г.

“Я тупо не мог найти людей, кому это было бы интересно” – продолжает Эмотт. “Я испытывал проблемы с поиском музыкантов-единомышленников, потому что парни или торчали от сцены панк-хардкора, или от сцены более классического трэша. В тот момент меня воротило от трэша, потому что я торчал от дэт-метала, поэтому я порвал с трэшем и блевал от всех, кто слушал Metallica. В тот момент Metallica только что выпустили “…And Justice for All”, и один взгляд на подростков в футболках “…And Justice for All” выводил меня из себя.

Когда ты подросток, музыка играет ключевую роль в формировании твоей личности. Я делал своими руками футболки Master, значки Repulsion и все в таком духе”.

Unleashed. Фото Century Media

Прошло не так много времени, прежде чем Эмотт позвал басиста Джонни Дордевича, гитариста Йохана Лиива Аксельсона и барабанщика Йеппе Ларссона, и группа записала свою первую демку, зубодробительную “The Day Man Lost” в начале 1989г. Недовольный результатами Эмотт быстро нашел более профессиональных музыкантов. Его первым кандидатом стал Фред Эстби, барабанщик местных стокгольмских корешей Dismember, которые тоже начали в 1988-ом. Всего за 18 месяцев группа записала пару-тройку демок “Dismembered” и “Last Blasphemies”. На обеих представлен натиск визжащей гитары, созданный еще Nihilist. Но когда Эстби покинул Dismember в октябре 1989г., чтобы стать участником Carnage, первоначальный состав группы вскоре развалился.

Однако Carnage быстро вернулись в студию в середине 89-го на запись своей второй демки, в разы более изысканной “Infestation of Evil”, которая, как и ранние работы Dismember и Nihilist, представляет более тонкое чувство мелодики, которое еще только предстоит открыть сценам грайндкор и дэт-метал.

[сверху вниз]: Carnage, 1988г. Первый состав Dismember, начало 1988г.

“На мой взгляд, это было естественной вещью” – говорит Эмотт. “Хоть я сильно торчал от американского дэт-метала в духе Repulsion и Master, по сути это были монотонные песни со множеством весьма простецких риффов. Мне всегда нравилось, что Metallica и Megadeth привносили больше мелодики в свою музыку, и я поначалу въехал в экстремальную музыку через трэш, поэтому думаю, что привнес это со своим приходом. Благодаря Nihilist и Carnage думаю, что большая доля мелодики возникла от попыток внедрить музыку из фильмов ужасов, фактически сдирать мелодии из саундтреков к фильмам «Экзорцист», «Омен» и все в таком духе. Мы покупали саундтреки к фильмам ужасов и пытались сыграть эти мелодии на гитаре. Как правило, ты понимаешь мелодии немного не так. Тяжело создать мощные струнные аранжировки, используя только ритм-гитару для небольшой мелодии. Обычно у тебя получается что-то более простое и с хуевым звуком. И при этом ты походу торчишь бабки какому-то композитору”.

И хотя основной формой продвижения Carnage оставалась сеть обмена кассетами в Швеции и за границей, группа периодически выступала, если выпадала такая возможность.

“Мы давали не так много выступлений, потому что такие возможности выпадали нечасто” – рассказывает Эмотт. “Чего люди не понимают, так это того, что в те годы такую музыку просто не принимали. Народ считал ее просто шумом. Все металисты ненавидели ее, а панкам не нравились длинные волосы. Поэтому мы не могли выступать на хардкор-панк площадках и не могли выступать на хэви-метал площадках. Когда нам выпадала возможность, мы выступали на разогреве у трэш-групп, потому что их принимали лучше всего”.

“Когда Nihilist пригласили нас сыграть в Стокгольме, и мы поехали туда, с нами тогда выступили всего две группы” – продолжает гитарист. “Мы играли и наблюдали за сетом друг друга, и спрашивали себя, почему мы не продаем футболок. По сути, ты знал почти всех, кто пришел. В то время все было очень сырым, и самое клевое в том, что я никогда не воспринимал это как карьеру. Я просто хотел играть, из-за тех американских андеграундных дэт-метал групп, от которых я тащился, у них не было контрактов на запись, поэтому не думаю, что это был нормальный вариант. Мы играли такую экстремальную музыку, что я подумал, что нам нужно просто продолжать выпускать демки. Я правда не думаю, что для нас существовал рынок. Я даже не мог представить себе, что смотрю на винил такой группы, как Testament, они просто казались совсем другой сценой, чтобы взять и выпустить альбом”.

Сцена казалась другой Вселенной по сравнению с еще одной экстремальной метал-группой из небольшого пригорода Таби, к северу от Стокгольма. В начале 1988-го фронтмен Йохан Эдлунд сдвинул группу с мертвой точки после неудачного старта, поначалу назвав группу Treblinka в честь немецкого концентрационного лагеря в Польше, где были убиты приблизительно 870 тысяч евреев в ходе Второй Мировой Войны.

“Мы не особо гордимся тем, что взяли это название. И я очень рад, что мы сменили его” – признает Эдлунд. “Я знаю, почему мы взяли это название, но оно не имеет ничего общего с нашей музыкой, так что это была дурацкая затея”.

Вскоре Эдлунд благоразумно переименовал группу в Tiamat. Их звучание первоначально было заимствовано у других шведских дэт-метал групп, Nihilist, если быть точнее.

[слева направо]: Майкл Эмотт на репетиции. Обложка демки Carnage

“Думаю, что если кому и принадлежит заслуга создания всего этого, то Нике из Nihilist” – говорит Эдлунд. “Помню, что он сильно интересовался этим и заказывал себе записи американских групп. И я помню, что у него довольно быстро появилась демка Morbid Angel. Он просто убедил всех нас, что это новая музыка, и мы поверили ему”.

Несмотря на это, после единственной демки в 1988-ом Tiamat прогрессировали в нечто нетипичное для шведской сцены.

“Мы стояли несколько особняком от стокгольмской сцены” – рассказывает Эдлунд. “И хотя мы находились на этой сцене, потому что знали всех этих ребят и вместе тусовались и у нас были схожие музыкальные вкусы, мы звучали несколько иначе. После первой демки мы захотели уйти больше в блэк-метал, и мы решили довольно быстро, что хотим быть блэк-метал группой. Думаю, что мы понимали, что не сможем конкурировать с Nihilist. Мы считали их музыку очень хорошей, они играли намного лучше нас. Поэтому мы пытались найти что-нибудь, что бы лучше нам подходило”.

Пока блэк-метал постепенно набирал популярность в соседней со Швецией Норвегией, Эдлунд взял себе сценический псевдоним Hellslaughter, облачившись в шипованные браслеты и черно-белую трупную раскраску, и внедрил в музыку группы более атмосферные элементы типа клавиш и акустических гитар.

“На мой взгляд, в блэк-метале тексты и имидж группы имеют большее значение, чем звук” – объясняет Эдлунд. “Именно поэтому я считаю блэк-металом первые группы в духе Venom и Mercyful Fate. Но я помню, что мы постоянно спорили об этом с парнями из Nihilist. Я хочу сказать, они, к примеру, никогда не пели о Сатане, а мы не хотели петь о кровище и зомбаках, так что думаю в этом и была разница”.

Grave. Фото Century Media

Для одной группы, располагавшейся примерно в 300 милях к юго-востоку от Стокгольма на шведском островке Готланд, крупнейшем среди балтийских островов, кровь и зомбаки были намного ближе. Названная гитаристом Йоргеном Сандстрёмом просто Corpse, группа подростков жила вдалеке от столичной нирваны дэт-метала.

“Мы жили достаточно изолировано” – признается Сандстрём, сооснователь группы в 1986-ом вместе с гитаристом Ола Линдгреном и барабанщиком Йенса Полссоном. “Мы были такие одни. Было несколько хэви-метал групп, но ни одна из них не тащилась от дэт-метала. За три года мы дали чуть больше трех концертов, и все считали нас отстоем и угорали над нами. Никто не понимал, какого черта мы вообще делаем”.

И, как почти все остальные дэт-метал группы их возраста, Corpse испытывали большие трудности с сохранением целостности состава. “В 1987-ом мы решили выгнать своего басиста (его тоже звали Йорген)” – говорит Сандстрём. “У нас на носу был концерт, но мы ничего не сказали басисту. Мы просто сменили название группы на Grave, и указали его на листовках и постерах”.

Grave становились тяжелее и опытнее с точки зрения звука, но группа в Готланде оставалась изолированной – шесть часов на пароме, чтобы потусить в магазинчиках звукозаписей в Стокгольме.

“Поначалу мы почти ничего не знали об андеграундной сцене в Готланде” – говорит Сандстрём. “Но позже мы открыли для себя магазин аудиозаписей в Стокгольме под названием Heavy Sound, они продавали демки. Если ты играл в группе, ты мог оставить им свои записи, и они их продавали за тебя. И мы решили сделать пять копий демки Corpse и десять первой демки Grave, и отдали их им. Думаю, Нике и Уффе из Nihilist оба купили себе копию. А потом мы пересеклись с ними на каком-то концерте и купили их демки, а потом они познакомили нас с андеграундной сценой, высылая тонны записей групп, о которых никогда не слышали”.

Эти записи определенно оставили свой след на группе. Отказавшись от визжащего натиска большинства шведских дэт-металистов, Grave вскоре создали стиль, который больше подходил группам из международного андеграунда дэт-метала.

Фронтмен Tiamat Йохан Эдлунд в группе Hellslaughter

“Мы особо не равнялись на них” – говорит Сандстрём о влиянии своих коллег из жанра дэт-метал. “Они нам нравились и мы стали с ними хорошими друзьями. Мы поддерживали друг друга, распространяя демки и все в таком духе. Не думаю, что они относились к нам иначе. Я хочу сказать, нам было лет по 16, когда мы начали играть дэт-метал, а ты не равняешься на своих ровесников. Мы никогда не пытались копировать шведские группы. Мы реально их любили, но повлияли на нас немного другие группы. Мы все просто молились на Morbid Angel, Napalm Death и Repulsion”.

В другом месте юный Томас Линдберг был примерно таким же изолированным от Стокгольма, но у него было четкое преимущество от жизни в Гетеборге, второго по населению города Швеции, расположенного в 500 милях к западу от Стокгольма на побережье страны. Кроме того, у Линдберга было преимущество регулярного доступа к коллекциям пластинок парней своей старшей сестры.

“Фактически, the Stooges, the Ramones, MC5 – все это пластинки, которые принесли эти парни” – рассказывает Линдберг. “И после того, как я это услышал, я пошел дальше – к Discharge, Black Flag и все такое. А потом я въехал в Venom, Sodom и Slayer и тогда все стало еще хуже. Думаю, что первая музыка, которую я открыл для себя без чьей-либо помощи, это дэт-метал. Ты мог запросто найти все эти трэш-пластинки и все такое, но открыв для себя дэт-метал в 86-ом, я сказал: “Ни фига себе! Вот то, что я искал! Вот чем я буду заниматься”.

Пятнадцатилетний Линдберг взял себе название Goatspell и стал участником своей первой серьезной дэт-метал группы Grotesque благодаря помощи приятеля-гитариста Кристиана Валина, известного под именем Necrolord, двумя годами позже.

“В тот первый год мы в основном исполняли кавера Bathory и все в таком духе” – объясняет Линдберг. “Ты старался организовывать концерты со своими друзьями, и многие твои друзья даже не были фэнами дэт-метала, потому что он до сих пор был в новинку. Но когда ты открываешь для себя андеграунд, это большое дело, когда тебе 16 лет. Ты общаешься с народом из Японии и Бразилии, но у тебя в городе такую музыку слушают от силы два человека. Это была фишка, когда ты въезжал в это, типа нечто уникальное: “Это нравится мне и больше никому другому”. Все это привело к тому, что за три-четыре года Grotesque дали четыре-пять концертов. То есть у нас ушло два года, чтобы немного освоиться”.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒