В прятки с Бесстрашием 49 страница

— Лекси, я сейчас свихнусь, детка… Я хочу тебя, боже, как я тебя хочу… — тихий, слишком жаркой шепот тонет в сплавившихся губах, руки теснее обнимают, оглаживают бедра.

— Солнце… мы до комнаты так не дотянем… поставь меня, или…

Ноги касаются твердой поверхности и норовят, тут же подогнуться, словно ватные. Алекс держит меня за талию, вжимает в себя, не позволяя упасть, хотя, у него самообладания сейчас ни капельки не больше…

========== Глава 76. Passion ==========

Комментарий к Глава 76. Passion

не бечено

Алексис

Музыка: Dan Balan «Chika bomb» (Chillout mix) relax music

— Идем же, — тяну я, рывками хватая воздух, делая очень трудный первый шаг. — Я сейчас с ума сойду… — Время сворачивается в одну растягивающуюся вечность, мир вокруг раскачивается и падает, вместе со срывающимся с края, отключающимся рассудком, когда, громко ухнувшая дверь, отрезает нас от всей вселенной. Кажется, мы рехнулись…

Припухшие губы, с медным привкусом его крови, дурманящие, кружащие голову до упоения. Напористые, жадные, невероятно вкусные. Беспардонный язык не дает вздохнуть. Да и не надо. Мне необходима каждая секундочка этого безумного умирания в его руках. Распахнутые черные впадины блестящих зрачков поглощают, впитывают в себя. Сердце давно потеряло свой такт, трепыхаясь в груди загнанной пташкой, тягучая пульсирующая тяжесть течёт вниз живота. Дыхание сбивается и уже не возвращается в норму. Ладони большие, ужасно горячие разгуливают по бедрам, поднимаются выше, на талию, сминая ткань одежды, сдирая ее ко всем чертям. Боже мой… как же я тебя хочу. Желание становится почти пыткой…

Мои пальцы гуляют по его шее, проходятся по плечам, сбегая ниже, захватывая край так мешающей футболки, беспорядочно путаются в материале и тянут вверх. Тряпка улетает в сгустившуюся полутьму помещения, наконец предоставив то самое, дико желанное, любимое тело, по которому растекаются легкими жалящими волнами, электрические импульсы. Чуть огрубевшая от постоянной работы с оружием, широкая ладонь путешествует по моей пояснице, запуская полчища упоительных, стягивающих кожу мурашек. Губы ведут мокрую цепочку по его шее, спускаясь к ключице, осторожно перецеловывая края выпуклой звездочки шрама, к стянутому ореолу соска, чуть прихватывая маленькое колечко. Совсем-совсем невесомо. А потом прикусывая, вырывая первый низкий стон. Раскаченная грудная клетка шумно вздымается, втягивая в себя ставший раскаленным воздух.

Крепкие пальцы поднимают мое лицо под подбородок, заключая наши губы в нежный, набирающий яростные обороты поцелуй, но невероятно мягкий, восхитительный! Язык скользит в его рот, поглаживает, щекочет. Соски болезненно твердеют, трутся об его кожу, увлажненную капельками пота. Терпкий, почти животный аромат мужского тела сносит последние грани, бросая в нестерпимый жар. Все скручивается в коктейле из чувств, ощущения взвинчиваются до умопомрачения. Алекс расстегивает мои брюки и забирается пальцами внутрь, касаясь самых нежных мест… Чуть несдержанные, но аккуратные прикосновения, дарящие сладкое блаженство, заставляют призывно выгибаться навстречу, отдавая ему себя.

— Стой… нет, подожди. Сейчас моя очередь… — уже практически бессвязно шепчу я в ловящие мои слова губы и оттесняю Алекса спиной к преградившему нам путь столу.

Серая сталь пристального взгляда из-под полуопущенных ресниц неотрывно следит за моими руками, водящими по его груди, вздрагивающему от легких касаний животу, сперва только кончиками пальцев. Пытливо. За тем, как мои губы, вслед за пальчиками, прокладывают влажную дорожку нарочито медленными поцелуями. По его натренированному телу катится легкая дрожь. Целую, прикусываю и с удовольствием слушаю, как он с присвистом, жадно втягивает воздух. Ладонь вплетается в мои волосы, пропуская пряди сквозь пальцы, прижимая ближе. Сердце колокольным звоном заполняет комнату. Он не отводит глаз, ловит каждое движение кончика языка по напрягшему прессу вниз окаменевшего живота. Судорожно дергаю пряжку ремня, флажок молнии ползет ниже, а пальчики сжимают член у самого основания. Мамочки, какой же он твердый и чертовски горячий. Возбуждение растет, достигает какого-то нереального, сумасшедшего пика.

Мой язык вольно разгуливает по маленьким серебряным шарикам, порхает круговыми движениями, поддразнивает облизывая, обводя головку. Припухшими губами прихватываю её, легонько посасывая, заставляя Алекса вздыхать и вздрагивать, а пальцами, обхватывающими его член, медленно поглаживаю, надавливаю, аккуратно тру, то ускоряясь, то прерываясь, меняя темп и перебирая подушечками снизу вверх. Поигрываю. Перемежая нежные прикосновения, намеренно ощутимыми перекатами языка, по следам движений пальцев. Я вбираю его в себя почти полностью, плотнее смыкая губы, ощущая пульсирующее желание, сконцентрированную взвинченность его хозяина. Его тело откликается на мои ласки сладкими толчками, непроизвольно подаваясь бедрами навстречу, и кажется, что мне не хватает воздуха. Алекс тяжело дышит, резко сглатывает слюну, выпуская хриплый стон…

— Черт, детка, я не могу больше… Это слишком… Иди сюда…

То ли шепот, то ли взрыкивание забивает мой слух, и его сильные руки поднимают меня наверх, подхватывают под бедра. Губы с напором практически впиваются в мои, взахлеб, слегка прикусывая, а большие ладони усаживают на поверхность стола, и я даже не замечаю, куда исчезают остатки моей одежды. Меня колотит ознобом, бедра начинает сводить от томительного предвкушения, руки мечутся по раскаченным плечищам, переходят на шею, пробираясь вверх, по взмокшим вискам. Теснее обнимая.

— Лекси, ты такая сладкая… — отрываясь от моих губ, шепчет Алекс, уголок его рта изгибается в чуть заметной улыбке. Черные пропасти зрачков смотрят не мигая, в упор, и я исчезаю в них полностью, без остатка, всем телом подаваясь вперед с протяжном всхлипом к легкому движению навстречу, уже изучающим, вырисовывающим сложные узоры на моей, покрывшейся мурашками коже, длинным пальцам, гладящим моё тело. — И совсем нетерпеливая. С ума с тобой сойдешь… — его губы отправляются по щеке к моему уху, касаются мочки, затем медленно на шею, несдержанно покусывая бьющуюся тонкую жилку, и к ямке над ключицей, а я, не скрываясь, жадно подставляюсь, отзываясь дрожью на каждое прикосновение.

Горячие влажные губы обхватывают сосок, втягивают, со сводящей с ума неспешностью обводят языком, и меня как будто пронзает насквозь, вот-вот разметает на клочки… Зарываюсь пальцами в его волосы, полностью отдаваясь восхитительным ощущениям. Алекс заставляет меня отклониться назад, преднамеренно неторопливо ведет ниточку поцелуев по животу, задерживаясь на пупке, облизывает, затягивает в рот лаская… И отстраняется, с зажатой в его губах цепочкой.

— Что это такое? — удивленно спрашивает Алекс, показывая мне украшение.

— По виду моя цепочка…

— Детка любимая, ты меня уморить решила, так и подавиться недолго!

— А нечего все подряд в рот тащить. Может, найдешь для него применение получше?

— Это всенепременно! — Алекс бережно кладет мою цепочку на стол. — Тебе какие губки поцеловать, эти? — обводит языком мои губы, легонько прихватывая. — Или эти, — рука опускается ниже и пальцы погружаются в изнывающее лоно.

— А можно и то, и другое?

— Да не вопрос, — цепочка поцелуев легкими прикосновениями проходит по моей шее и возвращается к губам, — только трофей себе оставлю… — лукаво косится он на украшение.

— Хоть все забери, — я тянусь к нему, прихватывая его нижнюю губу, сминая и чуть прокатывая по ней языком. Ладонями глажу его по щекам, прокрадываясь к нежному местечку за ухом, и обвиваю за шею, притягивая к себе ближе.

— И заберу, — выдыхает Алекс мне в губы. — Всю заберу, ты моя, сладкая. Моя…

У меня пульс исчезает на задворках сознания, сердце начинает рваться из груди, стараясь сбежать. Его язык рисует дорожку от губ, по подбородку, вниз по шее, плавно переходя в ложбинку между холмиками грудей, и ниже… Ладони крепче сжимают бедра, дразняще уходя к коленкам, потом не спеша, мимолетно касаясь, прочерчивают тропинку до лодыжек, и снова вверх, разводя ноги шире… и не получается сдержать стон, когда язык скользит по животу, туда, где пульсирует томительное желание. Ласкает. Нежно поглаживая клитор, отступая и мучительно-сладко возвращаясь, постепенно набирая темп. Пальцы пляшут свой нервный танец, вцепляясь в край столешницы. Из горла вылетает сдавленной хныканье, перерастающее во вскрики. Какое-то сумасшедшее, не имеющее никакого отношения ни к чему рассудочному, возбуждение захлестывает душу. Он. Только он правит моим телом и рассудком, как своим собственным. Да, и душой. Несомненно. Черт подери, язык… его язык… Постанываю и вибрирую уже вся. Чумовое ощущение. Меня бросает в лихорадочный тремор, кровь выколачивается в висках боем там-тамов, разливаясь по венам жидким пламенем. Сердце сейчас просто лопнет на части.

— Алекс, стой… Боже, сейчас, Алекс, прямо сейчас, стой… или я умру… ну, пожалуйста, пожалуйста…

Свое очередное, уже плаксивое, тихое и, кажется, никак не достигающее слуха Алекса «пожалуйста» договорить я не в состоянии, слова тонут в сумасбродном стоне и окончательно теряются в вернувшихся ко мне губах. Новое вырвавшееся «а-а-ах» от острого и резко прочувствованного прикосновения пальцев к клитору, подаваясь навстречу всем телом, так охотно отзывающимся на любую ласку, пытаясь рефлекторно свести бедра…

— Детка моя любимая… скажи, что хочешь меня! Скажи мне… Ну… — голос совсем уже не его, будто потусторонний. Затуманенная, мерцающая сталь потерялась в потемневшей дочерна радужке, ни на секунду не отведенных глаз.

— Иди ко мне… я хочу тебя… всего… полностью, — прошу я, и тянусь, приподнявшись, обвивая его шею руками. Вселенная перестает существовать, сузившись до рамок одуряюще приятного, сильного толчка, аж искры взрываются в глазах, а его ладони притягивают еще теснее. — Да, а-ах… вот так, сильнее, о-о-ох, а так еще лучше!

Я прихватываю ссадину в уголке его губ своими губами, впитывая выступившую солоноватую влагу, медленно покрывая поцелуями скулы, мочку уха с тоннелькой, быстро бьющуюся на шее венку, ямку над ключицей и скрещиваю щиколотки у него на пояснице, помогая проникнуть в меня полностью, глубже, послушно не прекращая движений бедер, сплетающихся в единый ритм от зашкаливающего возбуждения. Пальцы впиваются в кожу мощной надежной спины, скользкой от выступившего пота, водят по плечам, царапают.

Протяжно вскрикивая от ускоряющихся толчков, льну к широкой грудине, где дико толкается сердце, с наслаждением впитывая рваные, низкие стоны. Это самая долгожданная, настоящая награда. Я хочу всего тебя, хочу насладиться полностью! Вдыхаю до упора резковатый запах мужчины, уткнувшись носом в шею. В животе стягивается узлом горячая, пульсирующая спираль и скручивается еще туже. Скручивается-скручивается-скручивается… она вот-вот, немедленно, сейчас… сейчас разметается. Ресницы зашторивают слезящиеся глаза, позвоночник, словно перетянутая струна, а сильные пальцы смыкаются на бедрах до боли. Алекс расходится не на шутку, буквально вбиваясь в меня, а мне остается только хныкать, закусив губы, ловя воздух между толчками… разгоняющими новую волну мурашек по коже.

— Смотри на меня, — вдруг хрипло выдает он и обводит языком мои губы, собирая взметнувшиеся стоны, прижимает меня к себе, так, что наши лбы соприкасаются. — Открой глазки, детка! Открой, — подчиняюсь словам, но все плывет и вертится перед взором. — Нет, сладкая, на меня смотри. На меня, я хочу видеть, как ты кончаешь.

В голове уже нет мыслей, лишь пульсация крови, постанывания и бой разогнавшихся сердец — все сливается воедино. Смотреть в его объемные, словно одержимые, глаза с неизменным прищуром и чувствовать безумный восторг от близости любимого человека, слышать тихий, но продирающий до нутра шепот — восхитительно. Алекс гладит кончиками пальцев мое лицо, целует вдруг осторожно, неторопливо, а сам будто задыхается. Знаю каких невероятных усилий ему стоит эта нежная и осторожная неспешность, и это окончательно лишает всех мыслей.

Никаких мыслей, никаких, кроме того, чтобы он не останавливался. Алекс тяжело хватает ртом глотки кислорода, грудь его вздымается от загнанного дыхания. И я взрываюсь, как детонированная, извиваясь сладкими судорогами, криками, дрожью, пронизывающей до самых кончиков пальцев. Он замирает и с улыбкой наблюдает за тем, как меня потряхивает от накрывшего оргазма, и смотрит, смотрит, впитывает, как я вскрикиваю, как кончаю. Внимательно, словно это самая важная на всём свете вещь. Нежно целует в самый краюшек рта, мне кажется, я сейчас расплачусь… И точно, крепко зажмуриваюсь, а соль крупным горохом катится из-под ресниц по щекам.

Сердце колотится как ненормальное. Мои губы подрагивают, пальцы тоже. Ноги, как желе, с трудом размыкаю замок из щиколоток и тянусь к губам Алекса. Его поцелуй властный, настойчивый, но обрывистый, чтобы удержать остатки самоконтроля. Перенапряженные, налитые мышцами руки снимают меня со стола, разворачивают спиной и укладывают грудью на прохладную поверхность. Крупная ладонь протискивается под живот, подтягивая к себе, требовательно перехватывая и приподнимая бедро, аккуратно пристраивая моё колено на столешницу, вынуждая для него раскрыться. Проникает в меня дерзким, глубоким толчком, сорвав новый приступ загнанного дыхания, и продолжает входить, но уже резко, ускоряя ритм движений. Пальцы, задержавшись на татуировке, переходят по мокрой спине, чертя там линии тайных лабиринтов к лопаткам, гладят и ведут выше, осторожно убирая непослушные волосы в сторону. Быстрый поцелуй в плечо, довольно ощутимый укус в шею. Низкий полустон удовольствия уже совсем рядом с ухом, выдавливает, сквозь сжатые зубы чертыхания… потонувшие и затерявшиеся в моих судорожных всхлипах с каждым сильным, вколачиваемым в поскрипывающий стол толчком, что подкашиваются ноги…

Мощное, взмокшее мужское тело вытягивается в тугую струну, подрагивает волнами озноба и рывком вжимается в меня до упора, выронив изо рта глухой рык. Алекс опирается на руки, чтобы не давить на меня всем весом, и мягко целует в щеку, гладит по волосам, давясь собственным дыханием. В крови бушует шторм, слух забит танцем барабанных перепонок, а по телам путешествуют ласковые, затяжные спазмы истомы…

— Лекси, ты нереально прекрасна, — шепчет он, беря меня в кольцо своих рук, и ставит на пол. — Есть еще какие-нибудь желания?

— Есть! Желаю помилования и… поцелуй! Да, и пить! — Алекс фыркает и тихо смеется, даря нежный поцелуй. — И лечь на кровать уже, а то мы до неё так и не добрались…

— Ничего, у нас еще вся ночь впереди.

Добравшись до кровати, благо недалеко, он распластывается на спине и тянет меня к себе. Опускаюсь рядом, ложась на высоко вздымающуюся грудину, а сердце долбит на всю катушку набатом, что кажется слышно даже в космосе. Я рассеянными, все еще дрожащими пальцами поглаживаю его влажный живот, забираясь под тяжеленную ручищу. Шершавая горячая ладонь собственнически обнимает, жмет сильнее к себе. Невероятно приятное ощущение.

Алекс смотрит, чуть улыбаясь из-под полуопущенных длинных, как у куклы ресниц. Положив скрещенные ладони себе под щеку на его грудь, тянусь за поцелуем; он обводит подушечкой большого пальца окантовку распухших губ, я ловлю ими его палец, прихватывая. В ответ его губы изгибаются в задорной усмешке. И тут меня вдруг осеняет, я подскакиваю с кровати, под растерянным взглядом серой стали, ища свой рюкзак, долго копаюсь там, выуживая наружу маленькую аптечку. Зная Алекса, пришлось собирать, и ведь не зря…

— Лекси, ты чего там возишься? — удивленно спрашивает он, приподняв одну бровь. — И чего это ты такое задумала? — приподнявшись на локтях, с интересом всматривается в мою поклажу, когда я залезаю на матрас с ногами, поджав их под себя.

— Чего, чего… лежи уж, мой герой, лечить тебя буду, — мурчу я, разглядывая его разбитые костяшки, осторожно дую на ссадины и легонько целую, словно жалея. Алекс только смеется, явно успев проглотить чуть не вырвавшуюся фразу про «кудахтанье», но смотрит пристально, как мои губы касаются его руки. Ну… характер, блин!

========== Глава 77. Черная зависть ==========

Комментарий к Глава 77. Черная зависть

не бечено

Лерайя

Наблюдая за милующийся возле тренировочных снарядов парочкой — Алексом и его белокурой неофиткой, — никак не могу унять закипающее в моем сердце раздражение. Смотрятся они вместе, конечно, потрясающе. Он такой высокий, сильный, почти совершенный, она — тоненькая рядом с ним, высокая, женственная, но в то же время воинственная. Чего б такое еще продать, чтобы стать такой, ну хоть на минутку? Душу-то я уже продала, нет ее у меня…

Невозможно на них смотреть без зависти. Алекс, несмотря на то что девушка еще не окончила инициироваться, обнимает и целует ее при всех, совершенно не стесняясь. Как же этого не хватает — бесшабашной сумасбродности, молодого задора! А где его взять ближе к сорока, когда вся жизнь прошла в погоне за недоступным?

Когда Эрик бился с сыном, я от этого зрелища просто… Внутри все скручивалось и сжималось… Как же мне хотелось бы, чтобы все это великолепие было мое, только мое… Чтобы это я подошла к нему и поцеловала его! Я не стала бы задавать никаких вопросов, я, как эта светленькая девушка, просто прижилась бы к нему губами, с удовольствием, чувствуя, как он мне отвечает…

— Лерайя, ты чего тут стоишь? — ко мне сзади подходит Майки. Мой Майки. Я скупо улыбаюсь и обнимаю его. Он лучше, чем ничего, конечно. Не Эрик, далеко не он, но… Совсем без мужчины плохо. Мы не афишируем наши отношения, хотя Майки много раз предлагал пожениться… Но я не могу. Почему — не знаю. Привыкла отказывать ему за столько лет. Я где-то в глубине души понимаю, что наступили мои последние дни, лидер Недовольных не простит мне свой провал, и, хоть он произошел не только из-за меня, я сильно подставилась — моя участь теперь решена. Скорее бы уж.

— Да так… Ничего. Майки, поцелуй меня…

Растатуированные пальцы гладят мои щеки, раскачанная рука забирается под футболку… Да почему нет? Мне осталось жить не так долго, а к Майки я уже привыкла, он стал почти родной. С ним не надо ничего придумывать, он знает мое тело, как и я его. С ним надежно, спокойно. Можно закрыть глаза и на секундочку представить, что меня обнимает Эрик. И глаза открывать не хочется.

— Лерайя, — жарко шепчет мужчина, — пойдем ко мне…

Да! Это то, что сейчас необходимо как глоток свежего воздуха. Вдруг желание жить становится таким острым, каким оно бывает только перед смертью. Желание жить, наслаждаться, чувствовать… Почему я лишала себя этого всю жизнь? Зачем потратила ее на то, чтобы быть с мужчиной, который этого не хочет?..

Я лежу на груди Майки, обвожу пальцем татуировки и едва заметные шрамы. Еще с тех времен, когда регенерация была слабенькой, едва действующей. У Эрика тоже много шрамов, и он не избавляется от них…

— Лерайя, о чем ты думаешь? — низким голосом спрашивает меня Майки, разглядывая потолок.

— Мне сейчас так хорошо, что думать ни о чем не получается, — нагло вру я ему, зачем его еще больше разочаровывать?

Майки прикрывает глаза и поднимается на локте.

— Лер, выходи за меня все-таки, а? Может, хватит тебе уже отталкивать меня? Мне за эти годы никто не был нужен, мне плевать, какие там про тебя слухи ходят. Я ведь… люблю тебя, ты знаешь?

— Знаю, Майки… — тяну я. Ну вот что ему ответить? А с другой стороны… А что такого-то? Я столько раз отталкивала его, столько смеялась над его влюбленностью, потом любовью, потом болью, что уже забыла, как это просто взять и сделать человека счастливым… Да пропади оно все… — А знаешь что, я выйду за тебя. Да, я определенно хочу стать твоей женой.

Он к этому не готов, я вижу, хоть и предлагал. Разговоры о женитьбе он заводит с завидной регулярностью, но я всегда либо отшучивалась, либо посылала его в грубой форме. Он никогда не уговаривал, только возвращался и возвращался к этому вопросу, как истинный Бесстрашный, который никогда не сдается.

— Ты сейчас серьезно это сказала? — пристально глядя мне в глаза, осторожно спрашивает он.

— Да. А почему нет? Мы столько времени вместе, нам так хорошо, почему не пожениться, Майки?

— Но ты же не любишь меня, — это был не вопрос. Это не было сказано с укором. Просто утверждение, придавливающее обнаженной истиной, как надгробной плитой.

— А кто знает, что такое любовь, м? Нам неоткуда знать, что это такое. Мы что-то чувствуем, у нас в организме происходят химические реакции, которые дают мозгу чувство эйфории, и это чаще всего принимают за любовь. Или может быть привязанность, привычка, схожие интересы? Помощь друг другу в выживании? Кто точно скажет, что это такое? Поэтому какая разница? Я просто хочу быть рядом с тобой, теперь уже до конца, может, это и есть любовь?

Майки обнимет меня, увлекая на подушку и нависая надо мной.

— Лера, как я мечтал все эти годы услышать это! — а, оказывается, приятно дарить счастье человеку! Всё… Мысли разлетаются от его поцелуев, как стайка испуганных птиц. И я больше не думаю ни о чем…

… До того момента, как раздается тихое пиликанье коммуникатора. Элайя. Вызывает меня. Ну что ж… Значит, пора.

Я смотрю на крепко спящего мужчину и понимаю, что принесу ему страшную боль своим уходом, которую не залечит ни одна регенерация. Но сейчас, он так безмятежен и счастлив… Конечно, я не буду его будить… Счастье можно продлить еще на несколько часов, до того, как найдут мое тело в какой-нибудь канаве, с пулей во лбу. Я целую его легонько, прощаясь. Спасибо тебе, мой верный Майки, за жизнь, которую ты подарил мне. Без тебя было бы совсем тоскливо.

Я пробираюсь на старое и давно ставшее привычным место встречи. Страшно мне? Не знаю, я как-то уже устала бояться, переживать, нервничать. Даже ненависть к мелкой Эриковой дуре, ушла на какой-то задний план. Хочется ли мне просить, умолять оставить мне жизнь? Нет, совершенно. Я готова была принять смерть в тот момент, когда помогала, как могла, отразить атаку Недовольных на Искренность. А теперь… За все надо платить.

— Пришла, — раздается в ночи резкий голос сестры. — Ты точно дура. Могла ведь не приходить!

— Не могла. Устала. Делай, что должна.

— Ты можешь объяснить, зачем? — ее лицо скрывает капюшон, но она говорит разбитыми, опухшими губами, я слышу это. Он опять избил ее…

— Я не могла поступить по-другому. Меня и так подозревают, особенно бабы.

— Ну это и понятно — вешайся ты на Эванса еще откровеннее, тебя бы давно уже расстреляли. Ты просто неимоверная идиотка. Дура! Лерайя, как ты могла, ну как? Ты знаешь какой у меня приказ?

— Знаю, конечно, я отдаю себе отчет в том, кто наш лидер и какие у него принципы. Еще раз говорю, делай! Что ты тянешь?

— Я обещала родителям заботиться о тебе и я заботилась! Лерайя, я делала все, чтобы ты выросла и стала… Тем, кем ты стала! А ты все испортила, зачем? Что тебе дала эта болезненная любовь к Эвансу? Ясно же было…

— Ничего не было ясно. У меня была жива надежда. Теперь она умерла. И я хочу умереть вместе с ней.

— На, — Элайя протягивает мне пистолет рукояткой вперед, — давай, сделай это, сама. Потому что я не могу. Родители мне не простят, да и я сама…

— Ты же знаешь прекрасно, что если бы я могла это сделать, я сделала бы это давно! Я не могу, не могу! Разнеси мне ебаную башку, хватит уже медлить!

Голос в ночи раздается так далеко, что на минуту мне кажется, будто меня слышно даже в Яме. Как же хочется кричать, орать, рыдать в голос… Но пресловутая гордость, не позволившая мне в свое время подойти к еще свободному Эрику и сделать так, чтобы он был со мной, не позволяет дать своим чувствам волю и перед смертью… Сестра берет пистолет и направляет его мне в лоб. В ночи видны лишь очертания оружия, и этот холод, могильный холод, разливающийся сейчас по моим венам, ввергает меня в ужас… Элайя взводит курок… и…

… Ничего не происходит. Она падает на колени и ее тело сотрясается в беззвучных рыданиях. Ужас, вызвавший оцепенение, не сразу позволяет мне понять, что ничего не случилось, я все еще жду мучительной и страшной боли, разрывающей мою голову.

— Не могу я… Ты дура, ты заслуживаешь смерти, но я не могу… Не могу…

— Ты должна. Иначе… Ты знаешь, что будет.

— Знаю, — она поднимается на ноги и тяжело вздыхает. — Пойдем со мной.

***

Подземный полигон недовольных

Лидер хмуро смотрит на сцену казни. В глазах Лерайи запредельный ужас. Он с презрением думает, что все Бесстрашные на самом деле трусы. Они больше все орут о своей мнимой смелости, отважности, доблести, а на деле… Глаза безумные, губы трясутся. «И это командир штурмовой группы? Этот Эванс совсем тупой, чтобы бабу, да еще такую истеричную, назначить руководителем!»

— Нет, пожалуйста, не надо… — умоляет Лерайя. «Тоже мне Бесстрашная, язык не поворачивается ее так назвать. В стольких боях побывала, а тут смерти испугалась. Пфф-ф!»

На мониторе планшета видно, как дергается рука Элайи с зажатым в ней пистолетом, гремит выстрел. Голова Лерайи откидывается, пуля обрывает ее скулеж, а стена сразу за ней окрашивается красным. «Ну что ж, молодец девочка, хоть кто-то меня не подводит, — думает лидер Недовольных и кивает Элайе, отправляя ее пока восвояси. — Сегодня она заслужила мое внимание, вечером зайду к ней».

========== Глава 78. Скриммен ==========

Комментарий к Глава 78. Скриммен

Не бечено

Алекс

Я просыпаюсь от того, что Лекси целует меня легкими прикосновениями в щеки, нос, губы… Мне безумно приятно, поэтому я просто притворяюсь, что сплю. Чувствую, что ногами я шевельнуть не могу, свешиваюсь с самого краешка с огромного, два на два метра, лежбища, одна моя рука вообще на полу, а Лекси явно лежит поперек, если у квадратной кровати он есть. Этот поперек.

— М-м-м-м, — мычу, нежась от ее поцелуев, — я сильный, я ответственный, я волевой, я уверенный, я дерзкий, я еще пять минут полежу и встану, честно.

— Солнце, ты любитель поспать?

— Обижаешь. Профессионал. Та-а-ак, ты меня опять запеленала? Детка, тебе прямо в этом нет равных. Может, тебе не снайпером пойти, а воспитателем? К малявкам?

— Я сразу тебе предложила, но ты сказал, нет, нельзя и все такое… Давай вставать, на завтрак опоздаем!

— Ты что, есть хочешь?

— А ты не хочешь? Мы, между прочим, вчера ужин пропустили…

— А давай и завтрак пропустим… А? — говорю я, выпутываясь из простыни и привлекая ее к себе, — и обед…

— Ты меня решил голодом заморить?

— Мы можем поесть в любой момент, на кухне есть холодильник, — я переворачиваю ее на спину и целую нежную шейку. — Не сопротивляйся детка, ты такая сладкая… И потом, ты первая целовать меня начала, я не виноват… — я продолжаю прихватывать ее кожу губами, постепенно добираясь до твердого соска. Обвожу его языком, и Лекси тихонько стонет, выгнувшись мне навстречу.

— Ладно, — выдыхает она, — я больше так не буду…

— Будешь, сладкая, делай так всегда, пожалуйста…

***

В столовой уже никого не было, когда мы туда ввалились. На кухне мы делаем себе сандвичи и набираем много-много кофе. И маффины, куда ж без пирожных. В Бесстрашии неофитам кофе не положено, так что Лекси решила оторваться здесь.

— Чем ваша возня вчера закончилась? — спрашиваю я, насмешливо поглядывая, как она с удовольствием уплетает маффин. — Познакомилась с нашей бандой?

— О, да! Поиграли в волейбол, твои братья меня совсем загоняли, особенно Трой!

— Откуда ты знаешь, что именно Трой? — смеясь, подначиваю ее. — Может быть, это был Ричи?

— Ну уж нет, при ближайшем рассмотрении близнецы оказались совершенно разные!

— Ты тоже заметила? — удивленно поднимаю брови. — Обычно их все путают…

— Больше тебе скажу, могу спорить на что угодно, Трой старший из близнецов! — уплетая маффин, лукаво говорит она мне.

— Ну это, допустим, ты могла и у них спросить, — тяну я, наблюдая за ее реакцией, — так что тебе придется поразить меня чем-то еще!

⇐ Предыдущая 44 45 46 47 484950 51 52 53 Следующая ⇒