В прятки с Бесстрашием 41 страница

Я подскакиваю к Алексу, только бы все с ним было хорошо… Лицо в крови, на виске порез… Он откашливается — видно горло все же сильно перетянули. Голос хриплый, костяшки на руках сбиты, нос разбит. Красный сироп заливает ему лицо; выудив салфетки, пытаюсь остановить кровотечение. Да что же это такое, ну как так? Чего им от него вообще понадобилось? Хороший мой… потерпи, главное что успели. Душа возвращается из пяток на место от спасительного облегчения. Боже мой! Он живой, и странно так думать, ведь мы здесь… дома, в безопасности! Во всяком случае так казалось. Салфетки практически моментально пропитывается кровью, порез достаточно глубокий. Вот сволочи, прибить вас за это. У меня все поджилки теперь трясутся только от одной мысли, что они могли ему навредить. Глубокий вдох… нужно брать себя в руки.

— Алекс, тебе бы в лазарет, — вытерев кровь с его лица, осматриваю рану. — Висок надо бы зашить…

— Это потом, сейчас мне надо выяснить одну вещь, — безалаберно отмахивается он, направляясь к Ани, все еще державшей парня, придавливая того коленкой в области груди. Забирает у нее нож, отогнав девушку в сторону, и нависает над притихшим уродом. Серый стальной прищур, щека чуть дергается. Командир в гневе… — Слышь ты, ублюдок, ты совсем страх потерял? Ты меня убить вздумал? Или тебя послал кто?

— Отсоси мне на параше, Алекс. Ты можешь прирезать меня сейчас тут, я вообще тебе ни слова не скажу, — буквально выплевывает придурок. Он явно непроходимо глуп, раз смеет злить и так очень раздраженного Алекса…

— Скажешь, не денешься никуда, ублюдок. Красавца из тебя сделаю, даже не сомневайся.

Алекс многообещающе ухмыляется, выражение его лица не обещает ничего хорошего. Ухватив парня за куртку, он пересаживает его к стене, а в широкой ладони, хищно сверкает блестящее лезвие ножа. Парень с недоумением и явным страхом во взгляде следит за рукой командира, хоть и пытается хорохориться.

Одно короткое, молниеносное движение руки, стальное лезвие рассекает влажный воздух, оставив на скуле нападавшего тонкий порез… неглубокий, вроде, но пересраться тому хватает. Практически садомический визг разрывает пустую тишину, ввинчиваясь в мои уши. Маленькие капельки густой крови пунктиром выступают на поверхности кожи, сливаясь в один темный ручеек и медленно сползают на шею, где загнанно трепыхается тонкая венка. Боже… мне становится так жутко, что не удается даже глотнуть воздуха. Я зажмуриваюсь, потом открываю глаза, стряхивая тупое оцепенение и пляшущие круги пред глазами.

— Ну что, расскажешь нам сказочку, кто, зачем и почему вдруг тебе стал платить за то, чтобы ты и твои прихвостни меня избили?

Придурок верещит, мотая головой из стороны в сторону. Все стоят и смотрят, даже не шелохнувшись. Матиас сложив руки на груди, наблюдает за допросом, чуть склонив набок голову. Ани плечом подпирает стену, пиная ногой по бессознательному телу одного из валяющихся здесь урода. Стен и Джон вообще сидят на каменных выступах, устроившись практически с удобствами и спокойно разглядывая стонущего парня. Одной мне, что ли страшно… да так, что тошнотворный ком подкатывает к глотке. Слабовата я для такого зрелища… мне не по себе. Я понимаю, что они виноваты, но… черт подери. Как бы в обморок тут не шлепнуться…

— Все равно ты не убьешь меня. За убийство Бесстрашного тебя казнят! — Вновь, храбрится парень. Вот идиот…

— Ну ты-то этого не испугался! И полез на меня с ножом. — Пожимает Алекс плечами, стараясь сохранить холодный тон. — Да и нет необходимости тебя убивать, но ты удивишься тому, что можно пережить, уродец. Говори, блядь, сука ебаная, кто? — Уже рявкает на него, командир, пристально разглядывая, покрывшегося потом, довольно заметно подрагивающего парня, затравленно смотрящего на расписанное собственной кровью, лезвие ножа. — Молчишь?

Алекс быстро прихватывает его за ухо, еще один взмах стали надрезает мочку нападавшему… а потом, темные коридоры наполняет воплями страданий, что у меня волосы встают дыбом, а краска отливает от лица. Командир медленно тянет орущего вверх, за кусок болтающейся плоти, а тот смотрит на него с опаской невидящим взглядом и надрывно воет…

Медный запах закрадывается в ноздри, кровь заливает кляксами его шею, плечо, марая черные одежды… Вой тягучий, страшный, что сердце замирает, а по лопаткам ползут бисеринки пота. Я ничего не слышу, вся реальность, будто зависла в густом глицерине, как немое кино… Его лицо блестит от пота. Дышит загнанно, рывками. Боится. Где ж твоя храбрость, а? Как толпой нападать, так страшно не было…

От нахлынувших эмоций у меня горят щеки огнем, а кожу на руках аж стягивает мурашками. Да, Алекс делает то, что никак не вяжется у меня в мыслях с нормальной жизнью. Хотя даже и не знаю, будет ли она, эта нормальная жизнь, ведь впереди война… И прекрасно понимаю, что нет там места жалости… и нас никто жалеть не станет… либо мы убьем, либо нас. Знаю, какие ужасы он уже успел повидать и пережить за то время, что находился на периметре… И меня успокаивает то, что у него нет в глазах никакого упоения или удовольствия от того, что он пытает человека, пусть, тот и заслужил сполна свою участь. Он словно делает только то, что нужно делать в такой сложной ситуации, как будто выполняя свой долг или тяжелую работу… но никак не наслаждаясь властью над жертвой.

Осторожное прикосновение выдергивает меня из прострации, что я чуть не подпрыгиваю от неожиданности. Нишка пытается увести меня куда-то, тихонечко шепча на ухо:

— Лекси, пойдем со мной, ко мне… — елейно тянет подружка сладеньким голосочком.

— Никуда я не пойду, Аниша, я тут буду! — Резко обрываю все попытки сплавить меня в сторонку. Ага, щаз, разбежались…

Алексу, видимо, это не нравится, он недовольно смотрит пристальным взглядом с отливом гранита, слегка морщится, качает головой и почти грозно гаркает:

— Стен и Джон, вам участвовать в этом не нужно, забирайте Лекси и проваливайте отсюда на хрен!

Джон отказывается уходить, награждая заковыристыми матерными эпитетами ноющего парня, Алекс отчего-то бросает на Уеллнера удивленный взгляд и возвращается к допросу. Но мальчишка, еще не осознавая всей серьезности своего проступка, только злит командиров еще больше и не торопится расставаться с известной ему информацией.

Мат отлепляется от стены, подходит и начинает уговаривать парня не валять дурака, а по хорошему, пока еще цел, рассказать нам правду. Но он молчит, делая круглые глаза, его грязное лицо всё покрыто испариной, он пытается сцепить зубы, а потом плюёт своей кровью, залившей его рот.

— Идите вы все на х*й, ублюдки, вы ответите еще за это. Когда твоего папашку посадят на елду, вот тогда и поговорим мы с тобой… — отчаянно голосит придурок.

Злость берет… что в глазах темнеет. Зря. Ох, зря он это сказал… Короткий удар в лицо, звук рвущейся плоти, словно с треском расползается мокрая тряпка, и жуткие крики нестерпимой боли плескаются в вибрирующем от напряжения воздухе. Ледяная волна пробегает по моему позвоночнику, сжимаю дрожащие пальцы в кулаки. Господи, не обмочиться бы… смотреть на визжащего Бесстрашного противно, неприятно… и жалко. Хотя, какой он Бесстрашный? Мразь. Обычная мразь…

— Все еще хочешь обсудить политические аспекты нашей жизни? — Ну всё, он разозлил Алекса… Это зрелище даже я, спокойно не могу перенести. Он меня пугает, когда совсем-совсем в ярости. — Может быть, лидеров лично? Тут представители обоих лидерских семей, ты можешь все недовольства свои высказать непосредственно! Ведь ты с ними, да? С Недовольными, сука?

— Надо это прекращать, Алекс, — предостерегающе замечает Матиас. — Он очень громко орет, сейчас сюда сбегутся и тогда все накроется.

Итон резко выбрасывает руку вперед, раздается тихий хруст сломанной кости, аж оскомина на зубах… Наконец, ублюдок заканчивает, и так слишком затянувшийся концерт несознанки.

— Да все! Блядь, вы чего творите? Да скажу я! — вскрикивает парень, опасливо озираясь. Мужчины брезгливо усмехаются, ожидая искренности. — Хуй знает, как зовут, высокий белый, рожа смазливая, пидорская, волосы темные, похож на Искреннего, переходник неофит. Заплатил, чтоб избили и припугнули, не стал бы никто о такое дерьмо мара… — Мат вырубает его одним быстрым и мощным ударом. Ну да, конечно. Не убивать, не калечить. Исключительно пожелать доброго пути и подарить шоколадку на память о приятной встрече…

— Громли… — с трудом выдавливаю я, сквозь прыгавшие губы. Ну a кому это еще из переходников могло понадобиться? Вот ублюдочная паскуда, решил отомстить… Блядь, да я сама тебя пришибу, за все, что ты сделал. В груди начинает печь от горечи и ненависти, влага застилает взор. Только не ныть… не ныть.

— Точно, ебаный блядопидор Громли, твою мать, подходит под описание, — виртуозно заворачивает очередной матерный пассаж Уеллнер, вызвав мой восторг своим красноречием.

— Что делать будем? Опять оставим на самотек или все-таки сообщим лидерам? — Разглядывая под своими ногами вырубленное тело нападавшего, интересуется Матиас.

— Сначала попробуем сами разобраться, потом сообщим, конечно, если что. Беда в том, что он опять отбрешется, скажет «первый раз вижу» и все в подобном духе. Насколько я успел его выучить, мудак он еще тот. — О, да! Солнце, ты даже не представляешь, насколько ты прав… У Громли очень много потайной черни, что черти в аду по нему горько рыдают, ставя прогулы…

— Если вот этот парень подтвердит, что Громли его нанял, перед лидерами, то тогда он не отвертится. Надо его привести в себя и узнать, как его зовут. — Я вдруг вспоминаю, что собиралась посягнуть на лавры юриспруденции, подав свою идею, как можно прищучить эту сволочь законно.

Сперва ребята пытаются привести в сознание уродца, но не добившись от него, никаких телодвижений, Мату приходится самому тащить парня в лазарет, может, там его очухают.

Паскудыша оставляем на милость доку. Приходится изрядно посопеть, надувшись, чтобы обязать Алекса позволить осмотреть свои увечья. А он только ухмыляется, пока его врачуют. Ну вот что за бедокур такой, безалаберный… ведь больно же, небось и по ребрам наловил сполна, но ведь ни за какие коврижки не признается. И выпытывать бессмысленно — будет храбриться, отмахиваться и врать. Пф-ф, засранец, самоуверенный. Вот так характер… главное, что с ним всё в порядке.

— Алекс, может, тебе обезболивающего нужно? — наседаю я, но он отнекивается, выдавая свою фирменную улыбочку. — У тебя ничего не болит?

— Да не надо мне ничего, что ты раскудахталась? Чему там болеть-то, так, пара царапин…

— Ну да, царапины. Ему висок рассекли, а он — плева-ать, царапина! — недовольно ворчу, снова разглядывая заклеенную рану, осторожно оглаживая ее пальцем. Скоро подействует регенерация, но тонкий шрам останется. — Точно не болит? — усиленно отбивается, небось врет. Хороший мой. Такой большой, сильный. Выносливый. Настоящий Бесстрашный воин.

— Давай, Лекси, нам пора идти собираться. Скоро начнется посвящение неофитов. Сколько тебе понадобится времени, чтобы через час ты была готова? — смеется Алекс, выталкивая меня из лазарета, и, взяв за руку, ведет в общагу.

— А ты мне расскажешь о том, что там хоть намечается? И почему все молчат, словно партизаны? Никто не сознался из урожденных… ну, хоть намекни, интересно же.

— Что, и Анишка не растрепала? — удивляется он. Мотаю головой, заглядывая в хитрющий прищур стали. — Тогда, это будет сюрприз. Могу лишь пообещать, что тебе понравится.

— Ох, Алекс, может хватит на сегодня сюрпризов? Я еще после этого не совсем отошла, — показываю рукой в направлении лазарета.

— Сильно испугалась?

— Нет, не испугалась. Просто зрелище, когда в живого человека тыкают ножом… не самое приятное, — покаянно бурчу, подтягивая к себе его подбитую руку и легонько целую ссадины.

— Я не хотел, чтобы ты это видела, — внимательно посмотрев на меня, говорит Алекс. Знаю, солнце, знаю… Но и жизнь тут не сахар, рано или поздно, я и не такое увижу.

— Понятно, что солдатам приходится иногда делать так, — вздыхаю я и поднимаю на Алекса взгляд. — Главное, чтобы ты не получал от этого удовольствие.

— Я получаю удовольствие совсем от другого, детка, и ты знаешь от чего. Точнее от кого. — Он перехватывает меня рукой за талию, притягивая к себе, и мягко целует в ушко. Теплая волна окутывает с головой от его прикосновений, заставляя подрагивать всем телом…

— Скажи мне. Я хочу это услышать, — тихонечко мурчу, прижавшись к крепкому плечу.

— От тебя. От твоих поцелуев, от твоих объятий, от прикосновений, от нежной кожи, от губ, шеи… И всего того, что ниже…

Его губы накрывают мои, затягивая в дурманящий поцелуй. Сильные руки теснее прижимают к себе. Обнимаю его за шею, глажу подушечками пальцев по щеке. Меня затопляет всепоглощающий восторг, наравне с бескрайней нежностью. Рядом с ним я теряю голову… только с ним мне тепло и спокойно. Только с ним я живая. Живая. Снова обвожу его заклеенную рану, медленно спускаясь к чуть припухшей каемке губ, он ловит мои пальцы губами, а глаза начинают темнеть… Так, стоп, иначе мы никуда сегодня не пойдем…

========== Глава 63. Башня Хеннок ==========

Комментарий к Глава 63. Башня Хеннок

не бечено

Алекс

Гомонящая толпа молодых Бесстрашных толпится возле железнодорожного полотна; мы сейчас будем запрыгивать в поезд. Можно было пойти на станцию, но вы скажите это Бесстрашным! Никто не согласится в такой ситуации чинно войти в вагон — надо с разбегу, уцепившись за поручень, желательно первым шандарахнуть по кнопке открывания дверей и втиснуться в вагон, незаметно для всех остальных стараясь справиться с дыханием. Урожденные от этого тащатся, а те, кто перешел — только сейчас могут почувствовать всю прелесть прыжка. Если кому-то это не понравится — никогда не быть им настоящими Бесстрашными.

Я помню свой первый прыжок, тот восторг, те эмоции которые он вызвал. Мне было пять, когда отец позвал меня к поезду, который замедлился настолько, что Эрик без труда подхватил меня, бегущего рядом с составом. Тогда я первый раз ощутил всю смесь адреналиновой подпитки, запаха железнодорожного полотна, металлического корпуса вагонов и восторга от того, что все получилось. В восемь лет я уже запрыгивал сам безо всяких проблем.

Я, уже запрыгнув на ступеньку, еду, держась за поручень, Лекси бежит рядом и ждет своей очереди.

— Лекс, иди, подхвачу тебя! — обращаюсь к ней, перекрикивая стук колес и гомон толпы.

— Не надо, я сама, — кокетничает она, не сбавляя темпа, но все же бежит ближе к составу. Я дотягиваюсь до Лекси и успеваю надежно перехватить, тесно прижав ее к себе. Она обнимает меня руками за шею, коротко целует в губы, а состав все набирает скорость, и в крови закипает безудержное веселье пополам с возбуждением.

— Алекс, на нас смотрит весь поезд, — шепчет она мне, обдавая горячим дыханием.

— Неа, не то, чтобы на нас смотрят, просто они мне все завидуют, вот и пялятся… — Я подталкиваю ее в вагон, не хватало еще свалиться тут, потому что, когда она ко мне так прижимается, руки отказываются исполнять свои прямые функции. Внутри вагона полно народу, поэтому мы просто садимся рядом и переплетаем пальцы рук так, чтобы никто не видел. Она трется щекой о мое плечо и улыбается:

— Сидела бы так вечно, — вздыхает она, а я смеюсь.

— Это вряд ли, детка, быстро надоело бы…

— Дурачок, разве я поезд имею в виду? Я про вот это, — показывает глазами на наши руки. Ясно — планы, планы, планы. Я лучше промолчу, зачем лишний раз поднимать зыбкую тему, только целую ее ручку в своей. Только бы нам выжить, а там уж…

— Алекс, у тебя новая куколка? — к нам подсаживается Гари, такой темный, что в полумраке вагона кажется, что рядом с нами в воздухе витает одна только белозубая улыбка. За такую особенность его и прозвали Чеширой.

— Знакомься, Алексис, это Чешира, самый несносный и беспардонный Бесстрашный последних лет. Чешира, это Алексис, и назовешь ее еще раз куколкой, она лично надерет тебе задницу под моим чутким руководством.

— О-о-о, прошу прощения, не знал, что все так серьезно! Приятно познакомиться, Алексис, меня зовут Гари. Почему эти придурки называют меня именем, похожим на щетку для волос, не понимаю. Ты неофитка? Переходник?

— Привет, Гари! — улыбается ему Лекс, украдкой поглядывая на меня. — Да, я перешла из Искренности. Для друзей я Лекси.

Чешира растягивает рот еще больше, хотя кажется, что у него улыбка и так от уха да уха, и доверительно наклоняется к Алексис, старательно меня игнорируя:

— Если тебе когда-нибудь надоест этот придурок, имей в виду, что есть один Бесстрашный, готовый ждать тебя всю жизнь…

— Ну, Чешира, я тебе это припомню, попадешься ты мне на ринге, намажу тебя на него, как на бутерброд, — беззлобно обещаю я Гари, а Лекси смеется.

— Гари, спасибо тебе за предложение, конечно, но что-то мне подсказывает, что твоя девушка от него не в восторге.

Гари всем телом дергается и принимается озираться.

— Где? Где она, я же видел, Пэм в другой вагон села…

Мы с Лекси просто катимся со смеху, до чего испуганным он выглядит.

— Она и правда села в другой вагон, — отсмеявшись, сообщает ему Лекс. — Я видела, как вы обнимались, пока поезд ждали, никаких фокусов!

— Спалили меня значит… Э-э-эх, вот так вот женишься и все… Жизнь кончилась. Ладно, пойду поплачу. Лекси! Приятно было поболтать!

Лекси машет ему рукой, на нас оглядываются Бесстрашные, ставшие свидетелем разговора: кто-то из них улыбается, кто-то одобрительно вскидывает большие пальцы вверх. А я думаю, как бы мне хотелось, чтобы здесь сейчас никого не было…

— Прыгаем! — разносится по вагону.

Башня Хеннок, одна из немногих уцелевших небоскребов после войны. Это самый длинный по протяженности и самый высокий зип-лайн Бесстрашных. Тут, на крыше этой башни, происходят самые безумные вещи, самые сумасшедшие поступки, именно здесь дух Бесстрашия можно пощупать руками, до того он в этом месте становится материальным.

Мы шумной гомонящей толпой поднимаемся по лестнице на сотый этаж — отличная тренировка в стиле Бесстрашия. Времени это занимает порядочно, зато те, кто отправился на лифте, успеют все подготовить. Улучив момент, я даю всем пройти вперед и обхватываю Лекси за талию, привлекая ее к себе.

Она прижимается ко мне всем телом, оплетая меня руками, обволакивая своим неповторимым запахом, и все мое тело наливается свинцовой тяжестью, ощущая, как она отвечает на мои поцелуи.

— Я мечтал, чтобы в поезде никого не было, — жарко шепчу я ей в губы, легонько толкая к стене. Как хорошо, что их, стен, тут предостаточно, да и для чего вообще нужны стены, если к ним не прижимать девушку?

— М-м-м, Алекс… — томно шепчет Лекси, притягивает меня к себе и чуть выгибается, чувствуя бедрами мое напряжение. Я медленно тяну воздух носом, спускаясь по щеке ниже, к шее, туда, где едва заметно бьется крохотная, нежная жилка. Обследую ее тело через одежду, страстно жалея, что нельзя прямо сейчас ее сорвать к ебеням, но все же спускаюсь ладонью ей на бедро и выше, поглаживая через ткань упругую ягодицу.

— Может вам найти какую-нибудь более уединенную комнату, — позади меня раздаются шаги, и я узнаю насмешливые интонации Чеширы. — Да и чем вам спальня не угодила, или на лестнице Хеннока чувства острее?

Я уже давно привык, что Бесстрашие — это жизнь на виду, а вот Лекси все еще, видимо, трудно. Она резко отстраняется от меня, а мне требуется время, чтобы немного прийти в себя.

— Иди мимо, Чешира, и завидуй молча, — хрипло отвечаю старому другу, обернувшись.

— Все-все, продолжайте, — Гари утрировано прикрывает ладонью глаза. — Считайте, меня тут нет! — но продолжает медлить и пялиться.

— Мы догоним, иди, говорю, — гоню его, потому что мне совершенно не хочется прерывать столь приятное занятие. Чешира уходит, посмеиваясь, а я стою, нависая над Алексис, упираясь рукой в стену возле ее головы, и от ее близости мне капитально начинает сносить крышу. — Лекс, — хрипло шепчу я ей в висок, чувствуя губами ее шелковистую кожу, — я хочу тебя прямо сейчас…

— Знаю, — тихо говорит она, и от ее голоса меня окатывает волной мурашек. С трудом справляясь с дыханием, я смотрю на нее, и мне кажется, что никого прекраснее я не видел — белокурые прядки, растрепанные ветром, пахнут чем-то сладким и мягко щекочут мне щеку; тусклый, голубоватый отсвет луны, пробивающийся через дыру в стене сверху, делает ее кожу фарфоровой на вид; губы, едва припухшие от безумных поцелуев, немного приоткрыты, будто приглашая не останавливаться… Она стоит, прикрыв глаза, откинув голову и украдкой разглядывая меня, а я так остро ощущаю исходящий от нее жар, что кажется непременно сойду с ума. Лекс глубоко дышит, тоже пытаясь успокоиться, но пока мы так близки — ни хрена у нас не получится. — Это какое-то… сумасшествие…

Я втягиваю прохладный ночной воздух в легкие, понимая, что зря я все это затеял — надо бы нам осторожнее быть, ведь Лекси, как бы там ни было, все еще неофит. Но мы и не в Яме… Лекс осторожно и очень нежно целует меня в щеку и находит мою руку, снова переплетая наши пальцы.

— Пойдем, а то самое интересное пропустим, — мягко улыбаясь, шепчет она, и я нахожу в себе силы кивнуть. Мы продолжаем подъем, теперь держась за руки.

Когда мы достигаем крыши, наконец, обнаруживаем, что все Бесстрашные уже там. Кто-то готовит зипы к полету, кто-то покуривает, делясь впечатлениями от подъема и открывшегося вида с крыши, а кто-то у парапета смотрит на ночной город. Я и сам, оказавшись впервые здесь, не смог сдержать восторженного возгласа. Тут просто дух захватывает и невозможно надышаться, до чего свежий и чистый тут воздух. Город окутан тьмой, электричество уже отключено в домах, но луна делает этот город каким-то неземным и очертания зданий видно на много миль вперед, а дальше… После коридоров Ямы, несомненно очень укромных и уютных, оказаться тут, где столько открытого пространства, невообразимо упоительно.

Лекси подходит к самому краю крыши, но смотрит не вниз, а вдаль. На лице целая гамма эмоций, и видение это бесподобно.

— Нравится? — спрашиваю ее, обнимая сзади и целуя в макушку.

— Алекс, — выдыхает она, — это просто… потрясающе…

— Не боишься? Тут долгий спуск, не такой, как с кукурузок.

— Стараюсь об этом не думать…

— Давай, Лекси! — шумит Гари. — Хватит обжиматься со своим красавчиком, пора становиться Бесстрашной по-настоящему, ува-а-а-ау!

— Звучит так, будто он хочет девственности меня лишить, — чуть слышно ворчит Лекси, а я посмеиваюсь.

— Я тебя предупреждал насчет его беспардонности, эта та еще заноза в заднице!

— Да я уже поняла, особенно после того, как он нас на лестнице застукал!

Она улыбается, но как-то натянуто. Разворачиваю ее к себе лицом.

— Иди и ничего не бойся, я буду следом за тобой, все будет хорошо, — чувствую, как Алексис напряжена, и коротко целую ее, получив в ответ благодарный взгляд.

Чешира, слегка ее облапав и получив от меня подзатыльник, закрепляет на Лекси ремни, и она с громким криком отправляется вниз…

А я вдруг ловлю себя на мысли, что нигде не вижу Громли с самого момента драки. Все закрутилось вокруг зипов и я совершенно забыл, про него. Оглядев толпу Бесстрашных, я выясняю, что Громли уже съехал — значит, надо туда скорее, пока Лекси его не придушила. Однако и внизу его нет. Стало быть, он бегает от меня, боится, гаденыш. Боится или что-то замышляет. Вот же урод гребанный!

========== Глава 64. Сломанная кукла ==========

Комментарий к Глава 64. Сломанная кукла

не бечено

Джессика

В Яме страшное оживление. Сегодня здесь все, кто ездил на зип и те, кто сидел во фракции. Девчонки все-таки заставили меня сменить ежедневный топ на более игривый, открывающий спину и накрасили мне глаза. Волосы свои я обычно забираю в хвост, но девчонки велели их распустить. Ладно, они больше в этом понимают.

Я машу Кристине, она рядом с Виком и Алексом, но к ним подходить я не буду. Хотя… Теперь я понимаю, почему Мат говорил, что Алекс меня не будет обжимать. Рядом с ним стоит та самая блондинка, Алексис, что приходила ко мне в лазарет и знакома с «рыжиком». Алекс собственнически притягивает ее к себе, а она на него так смотрит, что не остается никаких сомнений, что у нашего ловеласа новая игрушка. Ну и хорошо, проблем меньше.

Музыка грохочет на всю Яму, от обилия людей, паров алкоголя, шума и общего веселья кружится голова. Когда уже начнется-то само посвящение, чтобы можно было поучаствовать и сбежать к себе. Замечаю отчаянно рыжую девочку — ту, которая с «голуболазиком», — сейчас она стоит и что-то втирает Джону. Он с недовольным видом огрызается и отходит от нее в угол Ямы. Видно, что он тоже не в восторге от всего этого действа. Ну хоть в чем-то мы похожи.

Девочки, неофиты прошлых лет, методично обходят всех и собирают бумажки с именами. Те, кто будут стоять у мишеней и те, кто будет метать в них ножи определит лотерея. С одним отличием, мишени выбираются только из неофитов этого года, а метать может любой из присутствующих. И вот настало время определения жертвы. Алекс выходит на ринг, запускает руку в мешок с бумажками и объявляет имя первой жертвы:

— Грейс Фипс!

М-да уж, повезло Грейс! По правилам жертву и метателя может заменить любой доброволец, но Грейс с визгом подскакивает к мишени. Ей достался в качестве метателя Бесстрашный — неофит прошлого года. Четыре ножа, по количеству страхов лидера Итона, который, по легенде, и ввел это посвящение, благополучно минуя тело Грейс оказываются в мишени, и теперь считается, что Грейс одна из Бесстрашных. Ура.

Веселье течет своим чередом. Алекс, будучи слегка поддатым, выкрикивает имена жертв и метателей с каждым разом все громче, я уже начинаю думать, что все обошлось, когда…

— Джессика Глейзер!

Ах, черт, я прослушала, я жертва или метатель? Потому что, если метатель, тогда без вопросов, а вот если жертва… Сколько тогда позора, я ведь боюсь именно летящих в меня предметов, до одури! Алекс ищет меня глазами и, когда его серый взгляд упирается в меня, делает пригласительный жест рукой:

— Давай, Джес, прошу!

Все, кто стоит вокруг меня, оборачиваются и начинают подбадривать; я вижу, что у мишени никого нет, значит, это мне быть жертвой. Ноги становятся ватные, горло сжимает, на глаза непроизвольно выступают слезы… Только бы не покраснеть или не побледнеть, короче, никак не выдать своего страха. Господи, ну почему лидер Итон не стрелял в свою жену, не побил ее на ринге или не бросил под поезд. Я все выдержу, кроме летящих в меня ножей!

Ни жива ни мертва, я на негнущихся ногах иду к мишени. Вот он, сбывается мой самый страшный кошмар. Сейчас я потеряю сознание, и меня на всю жизнь заклеймят трусихой. Вся Яма смотрит на меня, Бесстрашные подбадривают, улюлюкают… Никто не знает, как я боюсь… Боже, дай мне сил продержаться! Потом можно будет делать что угодно, но сейчас надо продержаться.

Когда я прохожу мимо неофитов-переходников, они почему-то вдруг как-то затихают и провожают меня настороженными взглядами.

— Эй! — зовет меня Алексис. — У тебя все нормально?

Я поднимаю на нее глаза и как можно беззаботнее киваю. Пока я иду к столбам, Алекс вытаскивает имя моего метателя.

— Аарон Громли! — выкрикивает он и чертыхается. За ним и все переходники тоже. А что такое-то?

Джон стоит и не сводит с меня глаз, смотрит так, будто я виновата во всех грехах на Земле. Вот чего я ему сделала плохого? Сейчас еще и в обморок упаду. Скорее бы уже.

— Я буду вместо нее! — вдруг зачем-то выкрикивает Джон. — Джесси, ты позволишь мне?

Я вообще не знаю ни что сказать, ни что сделать, и соображалка у меня отказывает напрочь.

— Ну так что, Джесси? — спрашивает меня Алекс, — ты позволишь Джону проявить свою смелость или сама останешься у мишени?

⇐ Предыдущая 36 37 38 39 404142 43 44 45 Следующая ⇒