В прятки с Бесстрашием 4 страница

— А ты всегда такой психованный или это только сегодня, в честь инициации? — отряхивая одежду, отбивает она. На ее новеньких брюках растекается влажное пятно — не успела вовремя среагировать и оказалась облитой.

— Ты даже не представляешь, каким психом я могу быть, — презрительно тяну я. — Милая, хамить мне — плохая примета, чтоб ты знала.

— Так то хамить, — парирует она снова, промокая влагу салфеткой, — а я лишь говорю правду.

— А с чего ты решила, что все, что приходит в твою пустую голову, и есть правда? Только потому, что ты Искренняя?

— Ну, я-то была Искренней, а вот ты как был тупым урожденным Бесстрашным, так им и останешься.

— А с чего ты взяла, что я урожденный?

— Только этот вопрос тебя взволновал? Против тупого ты не возражаешь?

Вот ведь, бл*дь, один-один. Я медленно поднимаюсь и грозно нависаю над всеми за столом, облаченный в тяжелую боевую форму. Чувствую, как ярость начинает застилать разум, и жар бросается в лицо, отчего щеки невыносимо пылают.

— Ты, вообще, понимаешь, с кем разговариваешь? Ты меня не беси, я ведь могу и терпение потерять.

— Ты опоздал, Эйт, ты его уже потерял…

Прежде, чем я успеваю осознать всю глубину своего воспитательного провала, не успев совладать с эмоциями, хватаю ее за волосы и достаю нож, привычно покрутив его в пальцах. Ни одна девица, и уж точно не эта нахальная Искренняя, не будет поносить меня при всех. Я не позволю!

— А вот теперь шутки кончились, детка, — как можно спокойнее сообщаю я ей, продолжая крутить оружие в пальцах. Она пищит что-то, а я пристально смотрю на нее, уже почти сумев взять себя в руки.

Интересненько. Глаза большие, и я не могу понять, какого цвета. Радужки светлые, вроде бы зеленые, с легким голубоватым оттенком. Хрен разберешь. Сейчас, когда она очень злобно на меня смотрит, они кажутся холодными темно-зелеными льдинками. Она держится за голову руками, сердито щурясь, и не думает даже сопротивляться. Или не умеет. Нож легко ложится в руку. Я, презрительно ухмыляясь, смотрю, как злость в ее глазах сменяется страхом.

— Чего ты предпочитаешь лишиться в это время суток, Алексис? — издевательски шепчу ей на ухо. — Что мне взять на память от совершенно безмозглой девицы, которая страх потеряла?

— Отпусти, Эйт! — вскрикивает она, и в ее голосе слышится паника. — Что, у тебя привычка такая — девушек за волосы таскать?

— Девушек я люблю, нежно, как умею. А таких, как ты, я на х*ю вертел, ясно? — Отпустив ее, я не могу отказать себе в удовольствии зажать между пальцами прядку, ловко отрезая локон. — Пока возьму у тебя только это, Алексис. Помни, что если не заткнешь свой еб*ный рот, можешь лишиться чего-нибудь более ценного.

Отпускаю ее и спешно стараюсь покинуть помещение: мы и так устроили спектакль, и взгляды Бесстрашных, наблюдавших за этой сценой, я прекрасно чувствую затылком. Возле выхода замечаю Вика, обнимающего Кристину. Брат стучит пальцем по своему лбу, а я только отвожу глаза, сжимая зубы. Ты-то, конечно, так делать не стал бы, брат. Но тебя и девицы так из себя не выводят обычно.

Все, сегодняшний день можно вычеркнуть. Я так заеб*лся, никуда не пойду, никуда, совсем меня вывела из себя эта девка. Все, никаких больше попыток, никаких поблажек. Отец просил жесткую инициацию — будет ему жесткач по полной. Все будут за ее длинный язык бегать до упаду по полосе, пусть ее потом свои же и пристукнут.

— Алекс, подожди! — окликает меня Эшли. Неужели видела… Готовить чайную ложку? — Алекс. Можно у тебя узнать? Что это было?

— Что, мам? — Она поджимает губы, но на «мам» не реагирует.

— То, что я видела в столовой. Ты таскал девушку за волосы. При всех! Алекс! Ты совсем ох*ел?

— Знаешь что! — вдруг все раздражение сегодняшнего дня, вся усталость и все накопленное бешенство выливается на голову этой маленькой женщины. — Отвалите от меня все! Срочно! Меня все за*бло, до самых печенок! Еще ты с нотациями пришла! Хватит, меня достали все бабы! И ты туда же! Сделал то, что считал нужным, и попробуй мне когда-нибудь что-нибудь сказать при неофитах!

— Алекс, перестань сейчас же на меня орать! — тихо и спокойно говорит мать. — Я тебя понимаю, тебе нелегко сейчас, но ты должен держать себя в руках.

— Всем я всегда должен! Отцу должен, тебе должен, белобрысой девице — и той должен! Терпение я потерял! Да, я его не имел и иметь не собираюсь! Я не инструктор, я говорил ему, что ни хрена, ни разу не инструктор! Пойду на войну и сдохну там с большим удовольствием, чем я буду терпеть эту бесконечную *блю мозгов!

— Сынок, а инициация еще не началась даже. Как ты собираешься дальше со всем этим справляться?

— Я ему сказал, что я их покалечу. Я не умею ублажать неофитов, ясно? Когда я начинаю общаться с ними нормально, они считают это за слабость и садятся на шею. Помню, как мы в прошлом году издевались над Сандером: если бы не его жена, которая нас строила, мы бы, наверное, убили бы его вообще. А сейчас мне это терпеть все! У меня только один вопрос: чем я это заслужил?

— Я тебе одно могу сказать: будь осторожен, Алекс. То, что я увидела сегодня в столовой, ой не к добру.

— В каком смысле? В том, что если я ее убью, пойду под трибунал? Не волнуйся, была охота руки марать!

— Ну или убьешь, или… Ладно, не важно. Там тебя Кевин искал. Говорит, без тебя не идет у них ничего. Ты сходи, посмотри, что у них там не идет. И еще… Зайди, пожалуйста, к мальчишкам и Люси. Она второй день плачет, говорит, что никуда не поедет, пока тебя не увидит. И никакие уговоры, что ты занят, не работают, — грустно разводит руками Эшли.

Вспомнив о мелких, я сразу чувствую бурю самых разнообразных эмоций, от вины до восторга. Как я мог к ним не зайти? Мысль о том, как мне обрадуется Люси и как громко будут визжать Ричи с Троем, когда я появлюсь, одномоментно выветривает все плохое настроение, все тягостные мысли, и все, что только что грозило повергнуть в пучину, становится таким незначительным.

— Она где сейчас? — Смотрю на датчик времени, вроде не поздно еще. — Еще не спит?

— Нет, сейчас еще нет, она в детской. Если пойдешь, то давай заберем ее и отнесем к нам в комнату. И мальчишек повидаешь заодно.

Только сейчас я ощущаю, как ужасно я соскучился по сестренке и близнецам! Почти бегом дохожу до детской. Вик уже там, это слышно по раздающимся оттуда воплям. Мы с матерью заходим в комнаты.

— Люси, смотри, кто пришел! — зовет сестренку мать, и на меня обрушивается водопад детского визга. Ко мне бежит Люси, широко расставив ручки, будто я весь ее мир. Я обнимаю малышку, зарываясь в ее невероятные, сладко пахнущие мягкие волосы, а она прижимается ко мне, стискивая шею и доверчиво укладывая головку на мое плечо.

— Алекс, — выдыхает она, — наконец-то ты пришел, я так скучала! Я тебя люблю больше всех!

— Я тоже тебя люблю, Кнопка, и тоже страшно скучал!

— Покажи, как страшно!

— Вот так, — щекоча ее, говорю страшным голосом, — я скучал, страшно и ужасно!

Люси заливается, а я просто греюсь в ее позитиве. Невероятный ребенок, настоящее солнышко.

— Ты больше не уйдешь, Алекс? Я хочу все время быть с тобой!

— Мне придется уйти, Кноп. У меня работа Бесстрашного. Но когда я ее закончу, я обязательно к тебе приеду, ладно? Ты будешь меня ждать?

— Да-а-а!

— А скучать?

— Да-а-а-а!

— Сильно и страшно?

— Вот так, — показывая мне, как страшно будет скучать, Люси делает большие глаза просто огромными. — Пойдем, я тебе покажу, что я нарисовала…

— Люси, мы договорились, что придут братики и ты пойдешь спать. Вика ты видела, Алекса тоже — пора выполнять обещания, — строго говорит ей Эшли.

Люси, сидя у меня на руках, делает грустную физиономию и разводит руками.

— Придется идти. Нельзя не выполнять обещания, да, Алекс?

— Да, Кнопка, нельзя.

— Ты обещаешь, что еще придешь?

— Обещаю, обязательно приеду. Я обожаю тебя, малышка.

— И я тебя, Алекс.

Люси сползает с моих рук, и я иду возиться с близнецами. А потом схожу все-таки посмотрю, что там Кевин с Джимми замутили. День сегодня определенно удался. И нах*й всех идиотских девок.

========== Глава 5. Блуждающие по Бесстрашию ==========

Алексис

Я фырчу, как кипящий чайник, матюкаясь сквозь сжатые зубы, и с трудом сдерживаю слезы. Нет, не сдержать… Размазываю их по щекам ровным слоем. Ребята рядом сидят тихие и торжественные, чуть ли не сложив ручки на коленочки. Теа сочувственно гладит меня по плечику, Дани мрачно сверкает голубыми глазами во все стороны. Остальные переходники о чем-то начинают шептаться, но как-то уж слишком тихо. У Аарона и без того вытаращенные глаза еще больше выпучиваются. Не лопнуть бы им… тревожно за него как-то.

Ведут себя так, будто эта противная сволочь, Эйт, не только меня, но и их тут строил! Вот же ж, мерзкий паразит… Воздуха не хватает, уже задыхаюсь. Мышцы, словно перекрученные пружины, вот-вот сорвутся и лопнут. Вдох-выдох… Стягиваю выплясывающие танец паники пальчики в кулаки. Кровь оглушительно барабанит в висках. Вдох-выдох, еще… Успокойся, ничего он тебе не сделал… сука. Подскакиваю и уношусь в спальню.

Это просто нечестно. Это нереально. Кто или что дает ему право меня унижать и так издеваться над переходниками? Ой-ё, куда я попала, где мои вещи… С какой такой радости он может позволить себе меня уродовать? Ну погоди, можешь пока довольно поскалить свой штакетник, отольются зловредному коту мышкины слезы. А вообще, я белая и пушистая, да… ресничками хлоп-хлоп-хлоп. Вот только освоюсь тут немножко и устрою тебе райскую жизнь, аж веселье зашкалит… Потерпи, пожа-а-алуйста…

Обида прогрызает насквозь так, что меня трясет крупной дрожью. Пальцы покалывает, а зубы отбивают чечетку. Перед взором до сих пор стоит играющее бликами света лезвие ножа, так похожее по цвету с презренно сощуренными глазами, и печаль разрывает меня на куски, а отчетливый страх течёт вниз по желудку. Соленая влага безостановочно заволакивает взор, вырываясь наружу тихим хныканьем.

Неужели все мужчины такие, словно из одного помета? Что за идиотская привычка таскать женщин за волосы, с оттяжкой, что искры сыплются из глаз… Неужели их в школе учат, как это нужно правильно делать? А я уж думала, что мне больше такое не грозит… Видимо, сбежав не только от неудачного амура, но и от заботливого родителя, я все равно не перекину эту кару небесную со своей нереально бедовой головы. Хрен там, а так хотелось… Кончилось наше везеньице!

Перед глазами темнеет от злости, все мигает и кружится черными точками; сильно зажмуриваюсь, разжмуриваюсь, еще и еще открываю глаза, пытаюсь поймать дыхание. Сердце стучит, ох, как стучит… толкается. Слезы снова наворачиваются. Прямо в одежде падаю на кровать, скрутившись калачиком, и отворачиваюсь к стене, зарываясь в подушку. Всё хорошо, я сейчас поплачу, повою немножко, всласть пожалею себя, а потом все будет в порядке — я успокоюсь и смогу взять себя в руки… Ведь всё только начинается!

— Ну и чего ты тут разнюнилась? Неужели ты думаешь, что маленькая прядка волос стоит стольких слез, а, Лекс? — в комнату врывается ураганом Дани и застывает надо мной.

— Да хрен с ними, с волосами, — хлюпаю я носом. — Главное, что не все отрезал…

— Тогда подтирай сырость и пошли, хоть немножко осмотримся. Теа, ты с нами?

— Нет, я спать хочу, — отмахивается от нее бывшая Дружелюбная, скрываясь в душевой. — Сегодня без меня, девочки.

— У-у-у, пенсионерки дряхлые… Встава-а-ай, Алекс, пойдем на экскурсию. Ты же сама хотела. Чего слезы лить, когда можно заняться чем-нибудь интересным? Пошли?

— А пошли! — подскакиваю я с матраса, вытирая тыльной стороной ладони влагу. Где наша не пропадала…

* * *

Но «наша» не пропадала. «Наша» заблудилась. Конечно же, разве можно было закончить этот день как-то по-другому? Бесконечные коридоры, коридоры, коридоры… Как они, вообще, тут выживают? Мы тут уже вроде были… Слышен шум реки… А может, это были зеленым освещенные стены, а не желтым…

— Лекс, мы все-таки заблудились. Че делать будем?

— Искать людей.

— Да, но влетит нам по первое число.

— Но это лучше, чем привидениями шататься по этим бесконечным коридорам.

Я тоскливо смотрю на Дани, а она на меня. Вот тебе и пошли обследовать новое пристанище. Нет чтобы, как Теа, спать лечь после отбоя — мало нам приключений, подавай экскурсию… Откуда-то вроде музыка слышится… Вот только не могу понять, откуда…

— Дани, ты музыку слышишь?

— Неа, только река шумит. Может, это у тебя глюки? — пожимает плечиком бывшая Эрудитка, опасливо на меня поглядывая.

— Нет, нет, точно, где-то музыка играет, и, если идти вон в ту сторону, она становится громче. Слышишь?

— Ага, теперь и я слышу, — замерев на секунду и округлив темные глаза, отвечает Дани. — Точно, музыка, значит, там люди! Побежали!

Музыка становится все громче. А потом я различаю и чей-то на редкость приятный голос* (песня и голос: «Give Me Novocaine» Green Day). Он поет что-то про поцелуи и обезболивающие — дурацкие слова, но этот баритон… Такой нереальный, а главное, чисто выводящий мотив, ни разу не промазавший мимо нот…

Мне надо, просто жизненно необходимо узнать, кто это, потому что если во фракции есть человек, умеющий так петь, это должен быть совершенно обалденный парень. Я, как ищейка по запаху, бегу по коридору на звук. Блин, блин, блин, песня уже заканчивается, повторяется припев, и идет проигрыш. Уже вижу распахнутые двери, за которыми проходит какая-то вечеринка, на которую новобранцы, конечно же, не приглашены. Мы с Дани, добежав до дверей, останавливаемся в нерешительности.

— Войдем? — неуверенно спрашивает меня она.

— Сначала осмотримся, — предусмотрительно отвечаю я, потому как надоело получать от напыщенного инструктора.

Пока мы мялись, музыка уже, к сожалению, кончилась. Я заглядываю в двери и осматриваю место, куда мы попали. Кажется, это подвальное помещение: дверь, в которую мы сунули свои носы, находится на возвышении, и чтобы попасть к барной стойке, нужно спуститься на несколько пролетов. На разных уровнях, которых я насчитываю по меньшей мере три, располагаются столики, игровые автоматы, есть даже несколько рингов — ого, что это они тут делают, интересно? В самом низу сверкает мощными прожекторами танцпол и небольшая сцена, на которой в данный момент стоят музыкальные инструменты.

На сцене обнаруживаются несколько парней, среди которых я узнаю Бесстрашного, что вытаскивал меня утром из сетки. Он как раз снимает с себя электрогитару. Рядом с ним стоит высокий смуглый инструктор, которого зовут, кажется, Мат, и еще один незнакомый парень. Что-то наше высокопреосвященство не видать. А-а-а, нет, как же, как же, видать, да еще как. Преосвященство целуется взасос с давешней рыжей девицей, которую он обжимал в столовой. Ах, значит, у нас еще и девушка имеется… Вот несчастная, как же она его терпит?

И кто ж из них пел-то? Неужели черноволосый, со светлыми глазами матерщинник? Или высокий-смуглый? Блин, вот чего было быстрее не пойти, теперь помру от любопытства.

— Так, а что тут происходит? — В первую секунду мне кажется, что здесь материализовался Эйт и сейчас нам наступит пипец. Но в следующий миг, медленно обернувшись, мы с Дани встречаемся нос к носу с перекаченным, подтянутым мужчиной, который выглядит, в принципе, молодо, но его выдают седые виски. От него исходит такая мощь, что мне становится очень плохо и очень страшно. Потому что я знаю, кто это. Сам лидер Бесстрашия… Он смотрит на нас грозно, немного устало, без тени дружелюбия или интереса. Стальными глазами. Странное чувство вспыхивает во мне от этого взгляда, но сразу же подавляется паникой и страхом.

— Лекс, это… — шепчет мне Дани.

— Да вижу, — отвечаю ей сквозь зубы. — Здрасьте, — чуть нагибая голову — это уже лидеру. — Мы тут немножко заблудились, не смогли…

— Какого черта неофиты делают возле бара после отбоя? — громовым голосом, смутно что-то напоминающим, вопрошает лидер.

— Мы вышли на минуточку, — быстро-быстро, чтобы хоть чем-нибудь забить эфир, тихо говорит Дани. — И вдруг оказались неизвестно где, никого не было, а потом мы услышали музыку…

— Мне это не интересно. Какого черта вы вышли из общежития после отбоя? Кто разрешил появляться тут? Вы себе что позволяете?! Кто вам сказал, что если вы в первый же день нарушите режим, вам ничего за это не будет?

— Мы не хотели, правда…

— Эрик, ты чего шумишь? — К нему подходит маленькая, если не сказать крохотная, женщина, которая рядом с ним кажется еще меньше. Ее маленькая ладонь ложится на огромную ручищу, и даже со стороны заметно, как лидер постепенно смягчается. — Кто это? По виду вроде неофиты?

В глазах женщины мелькает веселый огонек, она пристально смотрит на меня, и я почему-то вдруг чувствую в ней родственную душу.

— Да вот, новобранцы совсем обнаглели, шастают, где хотят, после отбоя. Ни ума, ни фантазии, — вместо громового голоса недовольное бурчание. Я вдруг понимаю: маленькая женщина — это его жена. Становится завидно.

— Мы больше не будем, — решаю поклянчить в надежде, что женщина выгородит нас из солидарности. — Правда-правда. Мы нечаянно, мы не хотели и сейчас уже уходим…

— Минус десять баллов каждой, ясно? Лично проверю, — опять включает «грозного» лидер, сверкая на нас хмурым стальным взглядом. У кого-то я видела почти такой же. Блин, не могу понять, у кого… Мелко кланяясь, бочком-бочком, мы отодвигаемся от лидерской парочки. Я последний раз бросаю взгляд на открытые двери, вижу Эйта, все также обжимающегося с рыжей девицей, и раздражение закипает у меня в душе. Он всего на пару лет, от силы, меня старше, а ему уже можно тут веселиться. А нам сидеть взаперти. Вот гадство.

Нас провожает насмешливый взгляд маленькой женщины и хмурый — лидера.

— Ты чего на неофитов взъелся, Эрик? — слышу, как спрашивает его жена. — Они всего лишь нарушили режим, а не спалили фракцию.

— Уж, кому, как не тебе, знать, Крош, что именно этим и заканчивается нарушение дисциплины. Ты хоть знаешь, кто это? Выясняла, что у нас за новобранцы?

— По имени не знаю, но видела одну очень интересную вещь… — Что за интересную вещь видела женщина, которую лидер назвал «Крош», что ей невообразимо подходило, я не слышу, потому что мы сворачиваем за угол, и становится тихо. Скорее бы этот денек уже закончился. И я теперь не успокоюсь, пока не найду этого парня с потрясающим голосом.

— Лекс, а ведь мы так и не знаем, куда нам идти… Вернемся?

— Ни за что! Я лучше всю ночь буду тут шататься, чем вернусь туда и встречу лидера опять.

— Не, ну, а че делать-то? Становится холодно, и, вообще, я спать хочу. Не в коридоре же нам теперь ночевать.

— Лучше спать в коридоре, чем объяснять лидеру, почему мы до сих пор не убрались восвояси…

— Пойдемте, я вас выведу, девчонки! — Нас догоняет маленькая женщина, которую лидер назвал «Крош». — Вы действительно заблудились или искали то, что нашли? Вы ведь в бар пришли?

— Нет, нет, мы правда заблудились, а потом услышали музыку и пошли на звук. Мы еще совсем не освоились… — быстро говорю я, страшась потерять ее расположение.

— Будьте осторожнее, девочки. И ничего не бойтесь. Как бы они грозно ни орали, они не роботы, а живые люди. Со своими достоинствами и недостатками. И слабостями тоже, как без них.

— А вы… жена лидера, да? — набравшись смелости, спрашиваю у нее.

— Ну, во-первых, я тоже инструктор и воспитала не одно поколение переходников. Не одобряю некоторых воспитательных методов, но это не значит, что инструкторов не надо слушаться и выполнять то, что они говорят. И да, я жена лидера.

— Трудно быть женой лидера?

— Трудно быть женой. А уж лидера или простого Бесстрашного — не имеет значения. Вот, мы пришли. Направо по коридору ваши комнаты. Девочки! — Мы с Дани синхронно оборачиваемся, а Кроша, улыбнувшись хитро и лукаво, подмигивает нам. — Задайте им жару!

— Обещаем, — округлив глаза и не пряча улыбки, уверяем ее в ответ. — Спасибо, что проводили!

— Да ладно, — она машет рукой и улыбается, плутовато щурясь. Какая классная у лидера жена. Интересно, какие у них дети?

Комментарий к Глава 5. Блуждающие по Бесстрашию

* Песня и голос: "Give Me Novocaine" Green Day

http://dl.waix.ru/4a1574b01.mp3

========== Глава 6. Предатель ==========

Неизвестный

Датчик времени показывает уже пять минут четвертого, но все еще никого нет. Вот бл*дь, и спать хочется, и страшно, и темно, и задолбало все неимоверно, и сколько тут мне еще стоять — неизвестно. Ночной осенний воздух все еще теплый, но уже пахнет слегка прелыми листьями, собирающимся, но пока не пролитым дождем. Вот и моя жизнь вся такая. Как полные слез глаза, такая же безысходная. И нет никакой возможности выплакаться, чтобы, наконец, освободить себя от этого груза.

Как же так получилось, что всю жизнь необходимо скрываться, лгать, выкручиваться, обманывать? Предавать тех, кого так сильно, отчаянно и беззаветно любишь… Самых дорогих, самых нужных, родных. Ну почему так, ну как же так… Вот уже двадцать лет я ищу ответ на этот вопрос и не могу найти…

Мы оказались по разные стороны… Нет ничего ужаснее, чем оказаться по разные стороны баррикад с любимыми. Это невыносимо, невозможно. Как ни поверни, как ни выкрути — все равно кого-нибудь предашь. Или тех, или тех… А если любишь их одинаково? Если сердце твое разорвалось уже, разбилось на две части и живет двойной жизнью? Вся, вся испоганена, жизнь эта гребанная… Ни любви, ни семьи, ни детей… Все только им, они-то все счастливы, да… И, наверное, просто захлебнулись бы своим гребанным счастьем, если бы не мы…

Пять детей! Эта мелкая придурочная идиотка оказалась на редкость плодовитой. С ума свихнуться! Хотя, а почему и нет, за одним только исключением: это должны были быть МОИ дети. Это должен был быть МОЙ муж и МОЕ счастье. Он должен был НА МЕНЯ смотреть ТАКИМИ глазами. Это Я должна была стоять рядом с ним, когда он приветствовал неофитов; это Я должна была успокоить его, когда он стал отчитывать двух безмозглых девок… Этой дуры вообще не должно было быть, она какая-то порченная, не наша, не урожденная… Слабая, мелкая… Ну что он в ней нашел? Так просто не бывает, не может быть! Почему у одних все хорошо, а другим достается только отчаяние…

В одном он прав: Бесстрашие — это семья. Все друг другу родные, одна кровь на всех. Я не могу видеть его счастье, и в то же время не могу жить без него. Не могу не ощущать его рядом с собой, не видеть его каждый день, не слышать его потрясающий голос. Как же мне хотелось родить ему сына, какие же у него получаются необыкновенные дети… А я… Теперь уже никого не рожу… От другого мужика не хотелось, а теперь вот уже и не получается…

Моя душа уже давно черная. Чернее той ночи, которая меня обволакивает сейчас. За эти годы все хорошее, что во мне было, ушло, выжглось, превратилось в черные угли, как наш Бесстрашный символ. Я сгорела, полностью истлела, и теперь уже все равно. Надо заканчивать, это и так слишком надолго затянулось.

Словно в ответ на мои мысли, я вижу в отдалении приближающийся красный огонек сигареты. Ну, наконец-то, не придется стоять тут до утра.

— Принесла?

— Да, вот, — отдаю небольшой чемоданчик.

— Тут все?

— Больше ничего нет. Информация, опытные образцы, планы и карты. Все новинки, до последней разработки. Все как всегда.

— Точно не утка?

— После того раза я больше базам не доверяю. Все только то, что обсуждалось при закрытых дверях. Ты же знаешь, я безупречна, меня до сих пор никто не подозревает.

— Ты просто идиотка! Какого х*я сорвалась? Чуть не загубила всю операцию! Из-за тебя чертов придурок догадался, что дело в личной мести. Ты можешь держать себя в руках или п*зда у тебя вместо мозга?

— Он не из-за меня догадался! Он догадался раньше! Вы стали действовать слишком глупо, а он стал старше и мудрее. Или ты думаешь, что человек всегда на одном и том же уровне остается? По себе-то не суди остальных.

— Защищаешь любовничка… Дура и идиотка ты, всегда была такой, мелкая, избалованная кретинка!

— Родители все равно тебя больше любили. Всегда ставили мне в пример. Вот и не надо мне тут заливать, что я избалованная. Не избалованнее некоторых.

— А насчет родителей ты, вообще, заткни свой гребанный рот. Ты не имеешь права даже думать о них, не то что поминать их всуе. Ты убила их, а теперь живешь на их костях. Иначе какого хрена сразу не пошла за нами? Почему осталась с предателями?

— Да вы же сами велели мне остаться! Вы сказали, что вам нужен свой человек во фракции, иначе как бы вы смогли выйти на тот уровень, где вы сейчас? Да если бы не я, хрен бы у вас хоть что-нибудь получилось!

— Ты хоть себе не п*зди — мне-то можно… Думаешь, я не знаю, зачем ты осталась там? Если бы не защищала Эрика все это время, мы бы давно его убили, а ты просто меняла его жизнь на необходимую нам информацию. На что ты надеялась? Что мы его не убьем в конце концов? Просто оттянула этот момент во времени, дура!

— У меня была жива надежда, а теперь надежды больше нет. Я сама хочу все закончить.

— Ну вот и умница. На словах хочешь мне что-нибудь передать?

— Они готовятся к войне. У них есть информация о лидере. Они знают, куда нападать. Вам надо перебазироваться, иначе вы можете проиграть. Они объявляют военное положение и общую мобилизацию. Ты знаешь, что это значит.

— Ч-ч-черт. Договорились, стало быть. Кто воюет?

— Как водится, Искренность вписалась и Дружелюбие. Все, кто может держать в руках оружие, отправляются на военные полигоны и готовятся там к горячему конфликту. Это тебе не с одной-единственной фракцией бороться. После войны с Эрудицией лидер ввел военную доктрину, и все члены фракций, у кого здоровье позволяет, проходят спецподготовку на полигонах. Сейчас объявлено военное положение, так что вы можете и не справиться.

— Не будем мы никуда сбегать, хватит. Это не мы, а они объявили нам войну, из чего следует — это они агрессоры. А у нас так: кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет, так что дадим им отпор, не волнуйся. И лидера твоего х*ебл*дского прижмем, чтобы все увидели, какой он х*есос. Это будет очень, очень кровопролитная и жертвенная война. Ты тоже готовься. И, кстати, не хочешь к нам перейти? Наконец-то уже?

— И как вы будете на шаг вперед все знать, если я к вам перейду? Ты хоть иногда думай головой, ненависть совсем затмевает твой мозг!

— Да ладно, я тебя просто подкалываю. Ты всегда была такой, слова тебе не скажи, чуть что — сразу в слезы. Идиотка. В штаб-квартире что? Кто остается?

— Инициация. Лидерские детки — инструкторы, а лидерская парочка Фор с Трис за главных. В Яме почти никого не будет, так что можно придумать какую-нибудь диверсию.

— Посмотрим. Яма не является нашей целью, хотя предложение неплохое, надо подумать над этим. Ты сама-то где будешь? С милым поедешь или останешься за дитяткой приглядывать?

— Ой, все, иди уже. Понятно, что на полигон, что мне в Яме-то делать?

Стараясь дышать глубже, смотрю на удаляющуюся спину. Как же я вас всех ненавижу. И тех, и других. Люблю и ненавижу одновременно. Вы меня разодрали, сломали, растоптали. Вы все! Искорежили, смяли, раздавили… От меня осталось непонятное нечто: существует, дышит, но не живет. Я хочу убить его и одновременно понимаю, что не могу без него жить. Я хочу убить тебя, но понимаю, что потом пущу себе пулю в лоб.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒