Anne Ancelin Schutzenberger 6 страница

А если французские колонисты и вернулись к себе во Францию, то лишь потому, что к концу войны в Алжире в 1962 г. у них был один выбор: хватать чемоданы или погибнуть.

Эта многовековая ненависть часто поддерживалась преподаванием национальной истории, местными рассказами и сказками, преподаванием истории религий детям, семейными рассказами... и даже священной историей (в старых текстах). Она пробуждается по малейшему поводу — на Ближнем Востоке, между христианами, евреями и мусульманами, а также между индийскими индуистами и пакистанскими мусульманами. Каждый раз остаются сотни и даже тысячи убитых, невинных жертв, закрепляя память о мучениках и поддерживая вместе с неким представлением о чести желание отомстить, жажду «кровной мести», «искупления», своего рода вендетты. Это дьявольский замкнутый круг, который Организация Объединенных Наций не в состоянии разрубить или предотвратить. Ведь к этому примешивается политика, и многие проблемы возникли из-за утопических представлений тех, кто победил в войне 1918 г., из-за незнания проблем, связанных с принадлежностью к своей территории, религии, культуре, племени, с историческими переплетениями и «долгами».

Право территории, право крови, право победителей, прав,о старшинства, право на наследство — вот «справедливые требо-

-79

вания», которые вызывают новые смерти. Трудно нести груз наследия библейской истории, рассказанной по-разному, груз геноцидов, вторжений, истреблений, крестовых походов, насильственных обращений в другую веру, «этнических чисток» и т. д.

Во второй половине XX века возобновилась массовая депортация и вновь появились концлагеря для тысяч, даже миллионов перемещенных лиц, называемые лагерями «перегруппировки» и «приема беженцев», покинувших свои дома из страха или по принуждению.

По чернокожим африканцам оценочные данные таковы: 38 миллионов жертв геноцида среди африканцев, вывезенных в рабство7 между 1490 и 1899 гг.,' 11,7 миллиона вывезли, 13 миллионов погибших, кроме того, более 13,8 миллиона проданы в Сахаре (с VIII по XIX век).

Семьи погибших от газовых атак в Первой мировой войне помнят Ипр и 22 апреля 1915 года (тогда немцы впервые пустили газ в окопы). А семьи армян помнят 24 апреля 1915 года (тогда турки совершили геноцид и отрицали его, хотя за несколько дней погибло 2,5 миллиона человек).

И только после террористических актов (например, взрыва бомбы в аэропорту Орли) и других проявлений насилия спустя более полувека после тех событий о них заговорили и признали во все мире, по крайней мере, эти факты признал Международный суд в Гааге.

Армяне-по-прежнему не имеют страны, как и курды, а чер- нокожие американцы и американские индейцы не хотят довольствоваться «маленьким кусочком» земли, который им уступили белые. Дфрика отнюдь не решила свои проблемы нацио-налвных меньшинств, племенных и расовых конфликтов, которые рискуют привести ее к разрушению. Проблема двух частей Ирландии не решена, как и проблемы Тибета, Косова (1389, 1914,1989); баски продолжают требовать признания своей особой культурной идентичности.

Казалось бы, проблемы так называемых меньшинств решаются, но в конце второго тысячелетия они внезапно вновь про-

7 Чернокожий американский романист Алекс Халеу приводит данные исследования своей идентичности и своих корней и поднимается до своего предка, увезенного из Африки в рабство.

явились в кровавом варианте. И на горизонте не видится никакого решения.

Может быть, этнологи, или психосоциологи, или специалисты по геносоциограммам смогут внести свой небольшой вклад в попытки решения проблемы?

Ведь нужно одновременно вспомнить («remember», как сказал бы Карл I, поднимаясь на эшафот) и либо простить, либо «перевернуть страницу» и забыть, чтобы смерть и насилие не закреплялись навечно в форме бесконечной вендетты, чтобы не продолжалось вечное страдание. Чтобы потомкам не досаждали обременительные для них «призраки», или серьезные физические расстройства (болезни, смерти), или психические расстройства, которые без слов помечают подобные события.

Нам довелось работать над геносоциограммами людей, у которых были проблемы со здоровьем, связанные с геноцидом в разных странах и у разных этносов (армяне8, курды, евреи, ирландцы, арабы и т. д.). Нам удавалось погасить физические и психологические следы «очисткой генеалогического древа» семьи или группы. Но конечно же речь идет лишь об индивидуальных решениях, которые не препятствуют поиску других возможных подходов. А в дни празднования пятидесятилетия освобождения узников концлагерей и высадки союзников (июль 1944 г.) были услышаны жалобы на ужасные кошмары у маленьких детей.

* См. клинические примеры, историю Жаклин и армянского геноцида (с. 139) и трансгенерационный травматизм «ветра пушечных ядер» с его кошмарами (с. 202), происходящими в дни годовщин у потомков тех, кто был травмирован на войне 50,100,125, 200 лет спустя (а в Косове и 600 лет спустя).

6—1543

МОИ ИССЛЕДОВАНИЯ

ГЕНОСОЦИОГРАММ И СИНДРОМА ГОДОВЩИНЫ

Я начала интересоваться этой темой лет двенадцать тому назад под впечатлением от одного замечания, высказанного моей дочерью. Она сказала мне: «Мама, ты осознаешь, что ты старшая из двух детей (второй ребенок умер), и папа старший из двоих, второй ребенок умер, и я старшая из двоих детей, второй ребенок умер... и с тех пор, как умер дядя Жан-Поль, я в какой-то мере опасалась смерти моего брата...» (Так и случилось.)

Я была в шоке. Это правда, и то, что речь шла о несчастных случаях, о дорожных происшествиях, дела не меняло, скорее наоборот.

Тогда я стала перебирать в памяти всех родственников и обнаружила повторяющиеся случаи смертей: моя крестница — «сирота по наследственности». Ее мать уже в юном возрасте была сиротой, и ее дочь тоже. Мой любимый дед тоже рано остался сиротой, будучи старшим ребенком в семье.

Потом я стала вести поиски среди родственников мужа в эльзасских архивах и на юге Франции, среди родни свекрови (она тоже была старшим ребенком в семье, где второй ребенок умер). Я привлекла себе в помощь семейное исследование, которое провел «кузен кюре» из Марселя в рамках своей диссертации, а затем — архивный поиск, выполненный в Провансе и в Париже настоящим специалистом в области генеалогии. И все для того, чтобы вьюснить генеалогию бабушек и дедушек для моих внуков. Каким большим сюрпризом было обнаружить корни в Нормандии, возле того места, где родители мужа дочери случайно купили домик, «оказавшись там проездом». Там я нашла корни семьи моей свекрови — фамилии были сходны: сто лет назад обе

семьи носилиодну фамилию, вплоть до последней буквы — совпадение и случайность конечно же.

Другая причина такой ориентации моих исследований связана с письмом, которое я случайно получила, хотя оно мне не предназначалось. Моя свекровь писала своей лучшей подруге и «по ошибке» (по Фрейду) вложила письмо в конверт с моим именем и адресом. Поскольку письмо начиналось с обращения «Моя дорогая», то я дочитала его до конца, пока не поняла, что оно адресовано не мне. Моя дорогая свекровь писала, что женитьба сына на «чужой» ее удивила и что она чувствовала себя со мной как с «негритянкой с плато», поскольку мы очень далеки друг от друга с точки зрения культуры и среды. Меня это удивило, ведь мы обе парижанки, обе из семей медиков и преподавателей медицины в университете. Тогда я поняла, что такое «привнесенная деталь» в традиционной семье, предки которой участвовали в крестовых походах.

Невестка навсегда остается «привнесенной» (чужой). Это позволило мне заглянуть в устные традиции и неписаные семейные правила.

Правда, я в конце концов все же стала «сыном» для моего свекра (в его семье было принято, что женщины не работают, а ъ моей* — работают) — я пошла по его стопам, получила от него «наследство»: тоже стала заниматься психотерапией и полюбила его Эльзас. Но от моей свекрови из Прованса я «переняла и приняла» только оливковое масло в салате, по-настоящему же меня так никогда и не приняли. Моя дочь (хоть и родилась в Париже) училась в университете Страсбурга, «вернувшись туда через сто лет»1.

Открытие синдрома годовщины

Другая причина моего обращения в исследованиях к личностному и семейному, к тому, что я как бы случайно назвала

* Две сестры моего дедушки сделали научную карьеру и получили докторскую степень в Политехнической школе Цюриха в 1888 г. Тетя Натали работала химиком в Лаборатории своего мужа сначала в Швейцарии, а затем в Париже.

1 После переезда в центр Франции и Париж эльзасских франкофилов накануне немецкой оккупации (потеря Эльзаса — Лотарингии после 1870 г.).

психогенеалогией2 и, главным образом, синдромом годовщины3 — это случай, который я констатировала лет пятнадцать тому назад. Тогда я только начинала работать с людьми, больными раком в финальной стадии, по методу Саймонтона так, как я его понимала в 1975 г., пока не появилась его первая книга. Я с удивлением обнаружила тяжелейший рак у счастливой, цветущей новобрачной (она не переживала очень сильных стрессов) в том же возрасте (в тридцать пять лет), когда умерла от рака ее мать. С тех пор я всегда вела систематический поиск в истории семьи, когда занималась больным: нет ли повторяющихся событий или проявлений «неосознанной, скрытой лояльности семье», неосознанной идентификации себя с ключевым, важным членом семьи... И часто находила такие случаи — рак в том же возрасте, что и у матери, деда, тети по линии матери, крестной, когда те умирали от этой болезни или несчастного случая.

2 Чтобы найти более общий и менее «технический» термин, чем «геносоциограм-ма». Недавно я узнала, что термин «психогенеалогия» также используется во Франции другим автором, но в несколько ином контексте и в другой системе прочтения. Александр Жодоровски (Жодо) является чилийским кинематографистом - режиссером «русского происхождения». Он жил и работал в Мексике (cf. «La Montage sacree» в 1960-х годах), затем в США и Франции (где создал вместе с Аррабалем и Топором сюрреалистическую ipynny «Паника»). Им якобы использовалось в 1980-х годах «психоколдовство» (в мексиканской версии термина), переименованное затем в «психогенеалогию» (после того, как одна из его учениц прошла стажировку у меня). Он использует в некотором смысле интуитивное прочтение семейной генеалогии с помощью карт Таро. До сего дня (1991 — 1993 гг.) он ничего не публиковал (созданная в соавторстве рукопись якобы исчезла из его машины во время отпуска).

Идет ли речь о неудавшемся действии? Больше он не работает (или почти не работает) в этой области. Я лично с ним не знакома.

Что касается совпадений, то забавно отметить, что я использовала этот термин в те же 1980-е гг. Если мои схемы и статьи по этому поводу были опубликованы, то отпечатанная рукопись как бы «исчезла» в машине того человека, который ее набирал, вместе с моими записями и набросками, что задержало на два года публикацию моей книги (переписанной несколько иначе — в менее академическом стиле и не со всеми ссылками, но в более доходчивом виде).

Это странное совпадение: исчезновение рукописей одновременно у него и у меня.

3 По упоминанию Руперта Шелдрика в разговоре, Ж. Хилгард из Сан-Франциско примерно в 1953 г. писала о синдроме годовщины; но я не смогла заполучить ее публикацию в момент написания моего первого текста. Шелдрик, хотя и говорит о присутствии прошлого (1-й Международный симпозиум в Туре 31 октября - 5 ноября 1988 г.), однако не видит никакой связи между своими и моими исследованиями, несмотря на то, что находит их интересными. То же самое относится и к «струнам времени», затронутым Бессарабом Николеску (как если бы приобретаемое одними передавалось другим).

Доктор Жозефина Хилгард недавно скончалась. Именно в момент получения пробных оттисков я, наконец, нашла ее статьи, резюме которых даю в приложении.

Эти весьма многочисленные клинические замечания, эта интуиция были подтверждены статистическими исследованиями по синдрому годовщины, выполненными Жозефиной Хил-гард. Я узнала об этих исследованиях в 1991 — 1992 гг.

Жозефина Хилгард (врач и психолог), изучая карты всех больных, поступавших в одну американскую клинику в течение нескольких лет (1954 — 1957), доказала, что внезапное начало психоза у больных во взрослом возрасте могло быть связано с повторением в семье травмирующего события, перенесенного в детстве, — потерей матери или отца по причине ее (его) смерти, помещения в психиатрическую клинику или несчастного случая. При повторении контекста, когда ребенок взрослеет и ему самому исполняется столько же лет, сколько было его родителю (когда тот, например, попал в психиатрическую больницу), а его собственному ребенку исполняется столько же лет, сколько было ему самому, когда его мать, к примеру, умерла или попала в больницу (двойная годовщина), — госпитализация в лечебное учреждение повторяется, и это «статистически значимо».

Я использовала одновременно генеалогическое древо и социометрические связи и то, что Морено якобы назвал геносо-циограммой в давнем разговоре, который я плохо помню4 (но зато его помнила студентка медицинского факультета, беседовавшая об этом в Дакаре с моим коллегой и другом профессором Анри Колломбом после возвращения из Америки). Некоторые из нас вернулись к этому наследию в Ницце в 1980 г., его также можно отчасти проследить в работе другого ученика Морено — Натана Аккермана, который занимается в Соединенных Штатах семейной терапией.

«Дети и домашние собаки знают все...»

Четвертая причина моего интереса — это первый очень давний разговор с Франсуазой Дольто, когда после окончания моей учебы в университете в Соединенных Штатах я попросила ее ■

4 Его жена Зерка Морено не смогла обнаружить их след в его рукописях. Я не могу с уверенностью сказать, говорил ли Анри Колломб о генограмме или о геносоциограм-ме - и, таким образом, что название «геносоциограмма» не будет в конце концов моим, маркой моей школы и моих учеников.

присутствовать в качестве супервизора на моих первых групповых занятиях психодрамой. Она спросила: «А ваша бабушка, прабабушка были раскрепощенными женщинами или же приличными и фригидными?» На мой протест, что я этого не знаю и знать не могу, она возразила: «В семье дети и собаки всегда знают все, особенно то, о чем не говорят».

Это рассуждение Франсуазы Дольто стало моим первым введением в область «трансгенерационного метода» и непреднамеренной, неосознанной семейной «передачи».

Обмены и взаимодействие

Следует также упомянуть тот факт, что до того, как я стала преподавать в университете Ниццы (в 1967 г.), у меня в Париже по четвергам регулярно собиралась группа психоаналитиков и психотерапевтов, чтобы побеседовать о своих подходах, поделиться поисками, обсудить интересующие вопросы. Среди них иногда были Франсуа Тоскель, Ив Расин, Жорж Лапасад, Ни-коля Абрахам... Мы обсуждали проблему родовой передачи, Наследования еще до того, как появилась книга «Скорлупа и ядро».

Увлекательнейшие дискуссии с Маргарет Мид (в 1956 г.) и Грегори Бейтсоном (в 1972 г.) раскрыли мне глаза на антропо-г логический подход и метод наблюдения над естественным поведением, который развивался во Франции в ходе формальных и неформальных встреч по «человеческой этологии» с Юбером Монтанером, Жаком Коснье и, главным образом, с Борисом Цирюльником. Частые обеды (когда я делала крюк через Сан-Франциско) с Юргеном Руешем (между 1957 и 1975 гг.) раскрыли мне глаза на область «невербального», на язык тела, интеракцию и на то, как, наблюдая вблизи, можно почти угадать, что думают и чувствуют люди — по их невербальному поведению, мимике и жестам, кинестетике, проксемии, гармонии и синхронности движений.

Эта работа по невербальной коммуникации углубила то, что я начала делать с 1950 г. в психодраме с Дж. Л. Морено и особенно с Джимом Эннейсом, наблюдая, имитируя и используя язык

тела при отзеркаливании, а главным образом — метод дублирования протагониста, его «второго «Я», alter ego. Работа продолжалась в течение десяти лет путем поисков и наблюдений, изучения видеозаписей. Она стала темой моей докторской диссертации в Сорбонне по невербальной коммуникации (197S).

Мой стиль работы

Для меня геносоциограмма, трансгенерационная контекстуальная психогенеалогия — это клиническая работа по наблюдению и синтезу, которая проходит в тесном сотрудничестве между «клиентом» (в том смысле, в котором этот термин употребляет Роджерс) и доктором «пси» (психотерапевтом, психоаналитиком, психиатром и т. д.). Предполагается, что клиницист очень уважительно относится к прошлому своего клиента, имеет острое «слух — зрение» и способен одновременно сконцентрировать свой интерес на клиенте, его истории, его речи и других способах самовыражения (например, на невербальной коммуникации). Он слушает то, что говорит клиент, и наблюдает то, что клиент «транслирует» через чувства и эмоции, и в то же время держит в центре внимания его мыслительные ассоциации, используя свой контрперенос и пережитое. Доктор должен одновременно держать в центре внимания другого (клиента) и слушать свой «персональный радар» — быстро размышлять, схватывать на лету свои собственные ассоциации, использовать знания в области социологии, экономики, истории, искусства, для того чтобы при необходимости выстроить гипотезы и задать вопросы и таким образом «раскрыть» и «разговорить» клиента. И все это для того, чтобы «ухватить и потянуть крарную нить», структуру, конфигурацию, паттерн семейной жизни клиента и его личной жизни в том контексте и на том языке, который является характерным и отличительным для прошлого его семьи и для его мифов именно в данной семье в широком смысле слова.

Я использую для этого свою клиническую практику психоаналитика (классическую, в духе Фрейда), групп-аналитика и психодрама-терапевта, мой «полевой» опыт психолога-социо-

лога, клинициста и антрополога, работавшего на четырех континентах, свою привычку слушать, наблюдать, свой опыт в области вербальной и невербальной коммуникации — косвенного выражения чувств с помощью языка тела, позы, мимики и жестов, микросжатия мышц, ритма, остановки и возобновления дыхания, способа двигаться, садиться и вставать, предпочтений в цвете, одежде, украшениях, прическе, стрижке, ювелирных изделиях, синхронности жестов, открытия либо закрытия тела (когда руки скрещены или перед собой кладут портфель). И все это для того, чтобы как-то выявить то, что представляется мне значимым.

И уже на основе этого значимого я пытаюсь «разговорить» клиента и побудить его к ассоциациям в процессе работы с собой и членами его семьи (в особом психотерапевтическом пространстве).

На первом этапе я слушаю клиента, который рассказывает о себе и о своей семье, рисуя свое генеалогическое древо с комментариями на доске (при групповой работе) или на листе бумаги (при индивидуальной беседе и составлении анамнеза). ■

Таким образом, я использую методику, основанную на составлении генеалогического древа, дополненного важными жизненными событиями: брак, вдовство, развод, рождение ребенка, уход детей, переезд, смерть, разрыв, отрыв от своих (переезд, уход помощницы по дому/кормилицы/няни). Я использую опросник Холмса и Райх по основным жизненным событиям (life events) уже лет пятнадцать. За это время я дополнила его. С помощью опросника я устанавливаю «потерю объекта любви» и совпадения возрастов и дат, синхронию и диахронию (синдром годовщины либо двойной годовщины, например, возраст матери и возраст дочери в момент траура либо разрыва отношений), а также повторение этой конфигурации в следующем поколении или через одно поколение (работа ведется по трем — пяти поколениям), чтобы выявить болезнь или несчастный случай, особенно при хирургическом вмешательстве. Я использую методику психогенеалогии или геносоциограммы при подготовке к операции или для борьбы с тяжелой болезнью, а также для того, чтобы предупредить либо преодолеть отставание в школе.

К слушанию я добавляю свой интерес к истории и историческим, художественным, социально-экономическим фактам, политическим, культурным, военным, даже спортивным событиям, важным для субъекта, событиям, которые помогают окрасить контекст и часто придают ему дополнительный смысл.

Мне кажется важным слушать и смотреть, по выражению Фрейда, с «плывущим вниманием» и быть, как говорил Карл Роджерс, сконцентрированным на субъекте так, чтобы войти в его личный мир и видеть его, как говорил Морено, «его же глазами», а слышать «третьим ухом».

Так можно услышать то, что говорит клиент, и помочь ему придать этому форму: прояснить его цели, жизненный путь, его трудности, идентичность или скорее идентификацию и контридентификацию, предпочтения и неприятия, его модель мира.

Клиент оформляет это на доске или на листе бумаги, а мы ему помогаем, иногда расспрашивая в нужный момент и/или побуждая высказывать ассоциации, следуя за «красной нитью» его (наших) ассоциаций или связей (так мы используем со-бес-сознателъное того, кому помогают, и того, кто помогает, а также группы).

Геносоциограмма более сложна, чем генограмма. Она выявляет социометрические связи, контекст, важные события, задействуя помимо всего прошлый опыт и бессознательное терапевта и клиента (его сны, оговорки, ошибочные действия, свободные ассоциации).

Я мыслю интегративным образом, поэтому использую одновременно несколько концептуальных моделей.

1. Психоаналитический концепт скрытой лояльности семье Ивана Бузормени-Надя. В частности, выявление этой лояльности или неосознанной идентификации с членом семьи, часто трагически погибшим или пропавшим. Я следую также его идеям о «долгах и заслугах», о «книге семейных счетов» и «справедливости — несправедливости».

Это подводит меня к выявлению у клиентов затаенной злобы, обиды, связанных с тем, что кто-то из членов семьи или соседей отнял у них что-то (вспомните последние фильмы с

Ивом Монтаном: «Жан де Флорет» и его продолжение «Ма-нон из источника»), возможному восстановлению утраченного, особенно если речь идет о попытках вернуть себе статус, потерянный кем-то из родных (часть классового невроза) — родственником, дедом, прадедом. Это может быть образование, дом, ферма, завод и даже возвращение в тот или иной район, город или деревню.

Это важно даже через годы или века, как искупление геноцида армян или желание арабов-мусульман вернуть себе большую территорию: ведь спустя восемь веков об этом все еще говорят.

2. Концепции Абрахама и Терек, связанные со «склепом» и «призраком», который «внедряется» в потомка вследствие травмы, часто обусловленной несправедливыми событиями (родственник, умерший под Верденом в войне 1914-1918 гг., или погибший от газов в окопах, или же оставшийся без погребения). «Склеп» и «призрак» часто связаны с семейными тайнами, которые рассматриваются как постыдные (убийство, инцест, тюрьма, помещение в психиатрическую клинику, разорение, внебрачные дети, туберкулез, рак или СПИД, проигрыш в карты, потеря семейного состояния).

3. Семейные союзы с исключением некоторых членов {триангуляции Мюррея Боуэна).

4. «Замещающие дети», т. е. дети, которые были зачаты, чтобы заменить умершего (обычно ребенка, умершего в раннем детстве, но иногда и близкого родственника). Я устанавливаю соответствие и отмечаю на(геносоциограмме связи по дате, а также по возрасту, интересуюсь теми рождениями, которые связаны с трауром (обычно по отцу или по матери мамы). Иногда речь может идти о «несовершенном трауре» (Андре Грин привел пример «мертвой матери», т. е. матери, пребывавшей в депрессии, либо трауре в момент рождения ребенка, а значит, для него она как бы отсутствовала, была как «мертвая»).

«Замещающие дети» (несовершенный траур) отличаются от «детей-восстановителей», которых принимают очень хорошо и в семье им отводится почетное место.

5. Школьные неудачи у способных детей, связанные с классовым неврозом, т. е. страхом или двойственным отношением — превзойти обоих родителей и/или оторваться от них в социальном, а затем и в профессиональном плане. Эти неудачи часто бывают обусловлены трудностями, которые испытывают дети при достижении того культурного уровня, которого не достигли родители (например, не сдавшие экзамен на степень бакалавра), и неосознанным двойственным отношением родителей к их социальному продвижению, которое воспринимается как «предательство» своего класса или среды происхождения.

6. Я уделяю особое внимание синдрому годовщины: рождение, свадьба, болезнь или смерть могут произойти в период (по возрасту и дате) годовщины события, важного для семьи или человека, — потери вследствие смерти, помещения в клинику или отдаления дорогого человека — члена семьи или друга, или любого другого «объекта любви». Это может быть и годовщина счастливого события (свадьба, рождение детей, получение призов, наград, праздник).

Я вмешиваюсь в процесс и часто перехожу к действиям, используя четыре этапа:

а) наблюдать, смотреть, очень внимательно слушать; давать слово клиенту, который по памяти строит свое генеалогическое древо, свою геносоциограмму;

б) выявить важный признак — вербальный или невербальный, часто сублиминальный;

в) придать смысл этому признаку, который рассматривается как значимый, важный (это работа со многими и разными референтами), затем задать ряд наводящих вопросов работающему субъекту;

г) установить динамическую связь между значением и знаком, использовать эту связь для продвижения субъекта к его целям, желаниям, его модели мира. Для этого я перехожу от внимательного выслушивания к активному диалогу, чтобы «подключиться» к тому, что кажется действенным для субъекта и его окружения, использую различные «сетки» интерпретации. Другими словами, мы имеем дело с интегративной психотерапией и интеракцией.

Материальные детали построения геносоциограммы

Требуется определенное время, чтобы по памяти выстроить свою геносоциограмму на основе генеалогического древа.

При нашем способе работы уделяют два-три часа на человека, чтобы «разобрать» ситуацию и представить ее графически (с момощью геносоциограммы), найти путеводную нить -«нить Ариадны», за которую можно потянуть.

Во время первого индивидуального разговора с человеком, имеющим проблему, которую нужно решить, или с тяжелобольным я принимаю его в конце первой половины дня или ближе к вечеру, чтобы предусмотренное вр'емя можно было превысить. Врачи, работавшие с нами, рассчитывают на час-полтора для первой беседы, например, с больным раком, и на возможность занять часть времени от своего обеденного перерыва.

Синдром годовщины

У бессознательного хорошая память, и, как нам кажется, оно любит семейные связи и помечает важные события жизненного цикла повтором даты или возраста: это синдром годовщины.

Мы нередко наблюдали, что рождение часто происходит тогда, когда как будто надо напомнить о важном событии в семье, грустном или веселом.

Очень многие дети рождаются как бы для того, чтобы отметить годовщину (дня рождения или смерти) матери мамы5, как бы напоминая о связи матери с ее собственной матерью (или отцом), о том же самом месте рождения, — как будто существовала договоренность между бессознательным матери и предсоз-нанием ее будущего ребенка о том, чтобы эти даты рождения стали значимыми.

Таким образом, часто можно расшифровать смысл преждевременного или запоздалого рождения по отношению к важному члену семьи — мертвому либо живому.

Многие замещающие дети рождаются день в день в годовщину рождения, смерти или похорон предыдущего малень-

5 Я преднамеренно говорю и пишу «мать матери», а не бабушка, так как для бессознательного это меняет смысл. Оно слышит то, что произносят.

кого ребенка, мать которого не совершила траур, не оплакала его. Напомним, что психоаналитик Андре Грин нашел очень много случаев шизофрении у замещающих детей, рожденных от «мертвой матери», т. е. грустной, подавленной либо находящейся в трауре (А. Грин, «Мертвая мать»). Ее присутствие мало ощущается (она как бы умерла). Достаточно часто встречаются люди, которые в конце жизни «ждут, чтобы проститься со всеми», своего дня рождения (скажем, 60, 80, 95 лет) и предусмотренного в связи с этим семейного праздника, или свадьбы внучки, или возвращения сына из путешествия.

После события критического, печального, трудного или драматического, такого, как внезапная смерть молодых родителей в результате несчастного случая или помещение матери в клинику, часто спустя несколько лет происходит несчастный случай, возникает серьезная физическая болезнь (например, рак), психотический приступ (дочь или сын заболевает, попадает в аварию, в психиатрическую клинику в том же возрасте, в котором был умерший родитель). Это может произойти в день годовщины (в том же возрасте) либо через десять или пятьдесят лет. Так часто и бывает в случае двойной годовщины: ребенок, ставший родителем и достигший того возраста, что и его умерший родитель, и в то же время его собственному ребенку исполняется столько же лет, сколько было ему самому в момент потери.

Жозефина Хилгард использовала термин годовщина для обозначения этих специфических случаев психотических приступов, отмечающих возраст потери родителя и двойной годовщины при наличии ребенка того же возраста.

Я намного шире понимаю термин синдром годовщины, так как часто наблюдала повторения несчастных случаев, браков, выкидышей, смертей, болезней, беременности... в том же возрасте в двух, трех, пяти, восьми поколениях (т. е. «углубляясь» в семейную историю примерно на двести лет).

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒