Лекция 10 1 страница

На предыдущей лекции я постаралась вам наметить в общих чертах образ Ульриха фон Шпата, одной из самых загадочных фигур в этой книге. Его конфликт с мальчиками, происходящий на сверхличностном (superpersonal) уровне, как в зеркале отражает межличностный (personal) конфликт Мельхиора с отцом. Мельхиор изучает черную магию в поисках эликсира трансформации, а отец интересуется этим же предметом из любопытства (или из жажды знания, хотя нельзя сказать, что он стремился как-то творчески осмыслить полученное). По этой причине сын и отец ссорятся и перестают общаться. Однако теперь этот конфликт проявляется в гораздо большем масштабе: между фон Шпатом, воплощающем отца-покровителя, и мальчиком, давшим Мельхиору кольцо (фон Шпат намекает на то, что ищет мальчика затем, чтобы снова получить над ним власть).

Но перед тем как подробно комментировать значение этих образов, я приведу текст еще нескольких глав романа.

Вы помните, когда Мельхиор вернулся к себе домой, он снова увидел мальчика, который стал предостерегать его от общения с фон Шпатом. Он сказал: «Ты один из нас. Оставайся с нами и не попадайся в ловушки, расставленные фон Шпатом. Он знает тайну, с помощью которой может заставить всех нас стать неподвижными». Мельхиор спросил, что же это за тайна, а мальчик ответил, что если бы они знали секрет фон Шпата, они все давно были бы свободны. Потом он снял кольцо с руки Мельхиора, сказав, что оно запутает его еще больше и ввергнет в хаос. Затем в окне появился луч света, и мальчик исчез.

Следующая глава начинается с того, что в дверь его кабинета постучали. Мельхиор не отозвался.

Дверь приоткрылась, и Софи, жена Мельхиора, осторожно заглянула в комнату. Она невысокая брюнетка приятной внешности. Ее зеленые глаза смотрели прямо на Мельхиора, а губы, — чувственные, но лишенные четко очерченной формы, — слегка дрожали.

«Ты снова здесь, — произнесла она, — один в холодной комнате. Может быть, спустишься вниз? У нас так весело и интересно».

«Ты же знаешь, я не хочу иметь ничего общего с этими людьми, — печально ответил Мельхиор. — Почему ты не зажгла камин в кабинете?» (Он знал, что этой хитростью она хотела заставить его присоединиться к вечеринке.)

«Извини, я забыла», — сказала Софи.

«Ты всегда забываешь об этом, когда собираются твои гости, — возразил он. — Ты хочешь, чтобы я общался с людьми, которые не оставляют меня в покое. У меня нет на них времени».

«На меня у тебя тоже нет времени, — сказала Софи. — С теми людьми я хотя бы могу разговаривать по-человечески, но на тебя это наводит скуку».

«Да, обсуждать и пережевывать одно и тоже — это занятие действительно наводит на меня скуку, — ответил Мельхиор, — вы говорите всякую чепуху и над всем смеетесь».

На мгновение лицо жены приняло гневное выражение, но она сдержалась и спокойно ответила: «Я люблю чувствовать себя в знакомой обстановке, но ты этого не переносишь. Ты всегда хочешь заставить меня и всех остальных чувствовать себя в напряжении, пытаешься выбить почву у нас из-под ног. После встречи с тобой люди начинают чувствовать себя глупо, с ними невозможно серьезно разговаривать — они начинают молоть чепуху».

«Нет, ты меня совсем не понимаешь, — сказал Мельхиор. — Ты всегда ведешь себя слишком самоуверенно. Я могу только сказать, что твоя свобода — абсолютная иллюзия, так же, как и свобода твоих друзей — самообман. Самая ничтожная вещь их огорчает, потому что ни над ними, ни за ними нет ничего. О свободе может говорить только человек, испытавший смерть, хаос. Я не верю ни в незыблемость, ни в целостность, ни в постоянство, ни в свободу».

Софи с нетерпением произнесла: «Нас ждут гости. Пойдем вниз! Сегодня там царит абсолютная неразбериха, потому что у нас в гостях человек, который у всех вызывает смятение большее, чем ты. Он говорит очень странные вещи: утверждает, что стоит ему приказать, и целая армия духов подчинится ему».

Мельхиор улыбаясь, спрашивает: «Он говорит о духах? Ты скорее поверишь в мир духов, чем в духовность мира. Кто же он, этот повелитель духов?»

«Мой старый знакомый, — ответила Софи. — Он родом из того же города, что и я. Мы вместе играли, когда были детьми. Но всякий раз мы должны были ему починяться, поэтому с ним нам не удавалось играть так, как хотелось. Он был маленьким и слабым, однако никто не осмеливался вступать с ним в драку. Я очень рано уехала из родного дома и с тех пор никогда о нем не слышала. Теперь, спустя пятнадцать лет, он вдруг появился, и я попросила его остаться на чай».

«Как его зовут?»

«Ульрих фон Шпат!»

(Так мы узнаем, что фон Шпат был другом детства жены Мельхиора).

Мельхиор произнес: «Ах да, он остановился в Гранд-Отеле, не так ли?»

«Откуда ты знаешь? Вы с ним знакомы?»

«Я случайно с ним познакомился пару часов назад, а теперь он пробрался к нам в дом на вечеринку под предлогом давнего с тобой знакомства!» — Мельхиор был очень взволнован.

Софи насмешливо заметила: «Как ты сразу оживился! У тебя тут же появился интерес. Теперь я поняла, что должна приглашать на наши вечеринки всяких сумасшедших, чтобы хоть как-то тебя заинтересовать».

Мельхиор не дал ей закончить. «Ладно, пошли на вечеринку», — сказал он.

Войдя в комнату, они услышали, как фон Шпат говорил собравшимся: «Дамы и господа, вы будете смеяться над моими словами, но я уверяю, что могу показать вам вещи, похожие на воплощение сказки в реальной жизни. Каждого из вас я смогу поместить в маленькую бутылку — такую, какую сейчас держу в руке».

В комнате раздался взрыв смеха. Мельхиора и Софи сразу окружили люди, и наш герой заметил, что все они взволнованы и возбуждены. Он удивился: неужели фон Шпат так повлиял на гостей?

«Здорово, старик! — крикнул толстый, вульгарный искусствовед Генрих Трумпельштег (Trumpelsteg), хлопая Мельхиора по плечу. — Ты пришел как раз вовремя: твой знаменитый друг готов показать нам пару фокусов».

Но в этот момент в дверях появился шеф Мельхиора, профессор Кукс в очках в золотой оправе и представил свою жену — танцовщицу (молодую девицу, похожую на юношу). Лицо ее было покрыто зеленой пудрой, а губы накрашены фиолетовой помадой.

Мельхиор поразился, увидев эту компанию, а профессор Кукс бестактно произнес: «Взгляните на мою жену! Смотрите, как она прекрасна! Взгляните на ее ноги!» Он задрал юбку жены выше колен: «А то, что повыше, выглядит еще очаровательнее!»

Все засмеялись его шутке, громче всех — госпожа Кукс. Тут все женщины стали поднимать юбки, демонстрируя свои ляжки, при этом каждая сообщала, что ее ноги — самые красивые. Трумпельштег произнес: «Прекрасно, леди, я предлагаю устроить конкурс красоты. Так разоблачитесь же и покажите себя во всей своей красе, а мы решим, кто из вас прекраснейшая. Как и древние греки, мы не хотим ничего, кроме красоты и еще раз красоты!»

Раздались крики «Ура!», и тут же замелькали руки, ноги, предметы одежды и нижнего белья; через несколько минут все женщины оказались обнаженными. Мельхиор искоса взглянул на жену и увидел, что и она тоже разделась и насмешливо посматривает на него.

«Что же здесь происходит? — изумился Мельхиор. — Это похоже на сумасшедший дом. Должно быть, это результат странного воздействия господина фон Шпата. Неужели и мои идеи вызывали у людей такую же реакцию?» (Мельхиор всегда заставлял людей сомневаться в себе, разрушая их уверенность и буржуазную самонадеянность, однако теперь он спрашивал себя, могло ли все происходящее сейчас явиться результатом его влияния).

Обнаженная госпожа Кукс кружилась в танце, обнимаясь со всеми гостями. За ней следовали остальные женщины — они шлепали, царапали, кусали, щипали и целовали друг друга — мужчины же им неистово аплодировали. Мельхиор отвернулся от этого зрелища и оказался рядом с фон Шпатом, который направился к нему, раскрыв объятия.

«Мы встретились раньше, чем ожидали, — сказал фон Шпат. — Поразительно, что Вы по воле случая оказались мужем подруги моей юности!»

«Я не верю в случайные совпадения, — ответил Мельхиор, глядя фон Шпату прямо в глаза. — Так или иначе, мы сами осуществляем эти случайности».

Хотя разговор казался весьма обычным, Мельхиор понял, что в этот момент слова имели глубокий скрытый смысл, известный только ему и фон Шпату.

В это время появился Трумпельштег. Услышав последние слова, он громко заявил: «Да здравствует философия!». Он произнес это так громко, что все замолчали.

«Случайность! Случайность! — продолжал искусствовед. — Естественно, не бывает случайностей для таких магов, как Вы. Человек создает случайности, а господин фон Шпат управляет целой армией духов!» — захохотал Трумпельштег.

Затем господин Сильверханиск, пастор с выпученными глазами, пришедший сюда изучать дезориентацию современной души, сказал: «Да, господин фон Шпат убедил нас в том, о чем вы говорите. Но ни слова больше! Мы — современные, просвещенные люди и верим только фактам! Фактам, господин фон Шпат!»

Все остальные хором закричали: «Давайте факты!»

«Факты, — сказал школьный учитель Шульце (Schulze), присоединяясь к остальным, — нас убедят только факты! Мы верим только фактам, как учит нас великое время, в котором мы живем!»

«Браво!» — закричал хор голосов.

Трумпельштег, у которого не было больше сил сдерживаться, вскочил на стол и, по-обезьяньи замахав руками, завопил: «Дамы и господа, а как же искусство? Вы забыли об искусстве!» И пустился в пространные объяснения о том, что они не желают фактов, закончив словами: «Факты ничтожны. А мы хотим именно иллюзии! Да здравствуют рыцари Духа!» (в том смысле, что иллюзия уводит нас от реальности).

Все хором скандировали: «Да здравствуют рыцари Духа!», отбивая такт ладонями. Даже Софи, которая прежде молча стояла в углу, понемногу возбуждаясь всеобщим весельем, хлопала себя по бедрам, присоединяясь к смеху.

Мельхиор и фон Шпат, улыбаясь, смотрели друг на друга. Мельхиор чувствовал себя так, будто от всего происходящего его отделяла тонкая завеса. Крики, визг и остальной шум казались ему не слишком громкими; все представлялось каким-то далеким, необычным и странным. Только с фон Шпатом он ощущал тесную связь.

В следующей главе ситуация становится спокойнее. Собравшиеся в доме Мельхиора постепенно приходят в себя, но атмосфера становится напряженнее, и люди начинают шептаться между собой. Ульрих фон Шпат выходит из комнаты и через некоторое время возвращается. Он открывает дверь и медленно входит в комнату с полуприкрытыми глазами. Он находится в облаке голубоватого сияющего тумана, из которого видна его белая голова. В одной руке он держит удивительную маленькую бутылку, а в другой — сверкающий нож. Кажется, он никого не замечает. Скользящей танцующей походкой он направляется в противоположный угол комнаты и, сделав в этом направлении два шага, устремляет на Мельхиора полный неприязни взгляд, который наш герой лишь время от времени замечал на себе.

Искусствовед Трумпельштег и танцовщица госпожа Кукс, которые до этого делали друг другу какие-то знаки, при приближении фон Шпата, вышли из группы гостей и, держа что-то в руках, спокойно последовали за ним. Тем временем фон Шпат подошел к окну, поставил бутылку на маленький столик и повернулся к присутствующим; его бледное лицо выглядело как у лунатика.

Вдруг в руке Трумпельштега оказался револьвер; хриплым от гнева голосом он закричал: «Стойте! Вы хотите убить всех нас. Это уже не шутки!»

Фон Шпат быстро поднес к горлышку бутылки указательный палец, и на дно упала капля его крови. В тот же момент Трумпельштег стал размером с большой палец и оказался внутри сосуда, в стеклянной тюрьме.

От страха и ужаса госпожа Кукс замахнулась ножом на фон Шпата, но тот снова, быстро надрезав кожу, поднес указательный палец к горлышку бутылки, и на дно упала вторая капля крови. Госпожа Кукс сразу уменьшилась в размерах и тоже оказалась за стеклом.

Сначала все замерли от изумления, но затем раздался взрыв хохота: смеялись все, кроме профессора Кукса, который завыл как раненый зверь: «Верните мою жену или я позову полицию!» Но он не отважился подойти близко к фон Шпату.

«Полиция! Полиция! — закричали все присутствующие. — Где здесь телефон?»

А школьный учитель Шульце бегал от одной группы к другой и громко шептал: «Ради Бога, не раздражайте его! Он может посадить в бутылку всех нас, даже полицию, что тогда будем делать? Тогда мы все пропадем! Сохраняйте спокойствие!»

Застыв в оцепенении, никто не знал что делать; Софи вцепилась в мужа: она держала его за руку и умоляла уговорить фон Шпата освободить узников. Она старалась сдержать слезы и лепетала: «Почему я должна все это терпеть? Мельхиор, что ты от меня хочешь?»

Даже не взглянув на нее, Мельхиор ответил: «Что я от тебя хочу? Ничего! Ты сделала выбор много лет назад. Нас с тобой больше ничего не связывает». Всплеснув руками, Софи без чувств упала на пол.

Тогда заговорил пастор, господин Сильверханиск: «Дорогие братья во Христе, наступил день Страшного Суда. Внемля своей гордыне, мы усомнились в Его всемогуществе, и теперь мы за это наказаны. Опустимся на колени, и может быть, Его недосягаемая доброта освободит нас из ловушки Сатаны. Помолимся!» Все пали на колени.

Фон Шпат взял со столика маленькую бутылку и поднял ее вверх. Подойдя поближе, гости увидели, как в бутылке нагой Трумпельштег заигрывает с госпожой Кукс. Они стали танцевать, делая круг за кругом, все больше сближаясь, пока, наконец, не слились в страстном объятии.

Когда пастор увидел это, молитва застряла у него в горле, а глаза почти вылезли из орбит. Все сгрудились вокруг фон Шпата, чтобы увидеть, что происходит в бутылке. Кто-то тихо засмеялся, через несколько минут раздался общий смех, и люди стали падать друг другу в объятия, целоваться, смеяться и танцевать. Устав от хохота, они еще раз подходили посмотреть на беззаботную, слившуюся в экстазе парочку и снова обнимались, целовались, кружились в танце.

Только профессор Кукс вне себя от ярости намеревался напасть на фон Шпата, но его удержали, усадили в кресло, привязав веревкой так, что он не мог двинуться с места. Фон Шпат поставил маленькую бутылку на стол и хлопнул в ладоши. Комната тут же наполнилась белым туманом, оттуда появились семь девушек в белом и склонились перед магом. Откуда-то из-под земли раздались звуки танцевальной музыки. Фон Шпат взял за руку одну из девушек и впервые за все время открыл глаза, излучающие серебристый свет. Как только его глаза полностью открылись, все увидели, что фон Шпатов стало семь — по количеству девушек, и семь иллюзионистов тут же закружились в танце с незнакомками. Когда танец закончился, все исчезло, и маг снова оказался одним фон Шпатом.

После этого большая дверь в стене комнаты неслышно отворилась, и собравшиеся увидели стол, богато сервированный напитками и закуской. Голос, показавшийся Мельхиору знакомым, приглашал войти и сесть за стол. Это была торговка яблоками. Она стояла на пороге комнаты и протягивала яблоки входящим гостям.

Обнаженные женщины составили пары с мужчинами и, смеясь и беседуя, вошли в зал. Софи проскользнула рядом с Мельхиором, фон Шпат был с одной из девушек в белом. О профессоре Куксе просто забыли. На столе стояли изысканные лакомства и напитки, а торговка яблоками переходила от одного гостя к другому и обслуживала всех. Наливая вино в бокал Мельхиора, она шепнула ему на ухо: «Ты молодец, что узнал меня, но все же ты не очень умен. Будь осторожен! Я желаю тебе добра, но ты должен быть послушным!»

«Кого мне нужно остерегаться?»- тихо спросил Мельхиор.

«Ты должен знать это сам, — прошептала старуха, — я не имею права ничего говорить!»

Мельхиор схватил ее за руку и заявил, что не отпустит ее, пока она все не расскажет. Но старуха проявила значительную силу, она вырвала руку и произнесла:

Кольцо на пальце,

Лица в окне,

Пути пересекаются,

Дуют южные ветры.

Скоро наступит время.

Они ждут! Они ждут!

Мельхиор повторил про себя эти слова. Он вдруг ощутил великую тоску и тревогу, к его горлу подкатил комок подавленных слез. Но он взял себя в руки и осмотрелся вокруг: никто, кроме Софи, ничего не заметил. Но жена грустно смотрела на него — она все слышала и решила, что Мельхиор ее бросит.

Семь девушек сидели за столом с закрытыми глазами, словно погрузившись в сладкий сон. Фон Шпат тоже закрыл глаза; его голова казалась безжизненной, высеченной из камня. Мельхиор взволнованно смотрел по сторонам и думал: «Почему я так ненавижу и вместе с тем так люблю его? Почему от него спасаются мальчики? В чем заключается его сила? Что побудило его продемонстрировать свою силу этим людям? Хотел ли он мне сказать то, что я и так знаю? Я уже давно превзошел этих людей. Меня влечет другое общество. Чего я выжидаю? Этот незнакомец притягивает меня. Что он от меня хочет?» Тут его взгляд остановился на окне, и он увидел в нем лицо Фо. Мальчик задержался у окна около минуты, а затем исчез.

Гости по-прежнему продолжали есть. Ульрих фон Шпат открыл глаза и вновь, превратившись в семерых себя, оказался около каждой из семи девушек. Вдруг школьный учитель Шульце отодвинул стул, встал из-за стола и, подняв свой бокал, начал речь: «Дамы и господа! Даже самые удивительные чудеса кажутся вполне естественными, если человек дорос до того, чтобы к ним привыкнуть. Сегодня на какой-то момент мы испытали потрясение от неожиданностей, показавшимися нам чудесами. Но сейчас, думая обо всем этом — об этой воображаемой еде, напитках, о людях и обо всем остальном, — мы чувствуем себя в этой обстановке совершенно спокойно! Чудес не бывает. Бывают только факты, а по своей сути факты являются разумными, поэтому нам не стоит больше так волноваться. Дамы и господа, мы можем просто оставаться самими собой: такими, какими мы были всегда. Давайте поднимем наши бокалы и…»

Его прервал ужасный звук. Все семь форм фон Шпата застонали и закрыли глаза. Семь девушек тут же растворились в тумане, а фон Шпат, вновь превратившись в одного человека, оказался на полу без сознания. Появился Фо: он стоял в угловом окне и смеялся. Фон Шпат лежал на полу, корчась от боли, его голубые глаза были открыты, но ничего не видели. Казалось, все его тело разрывается на части от невыносимых страданий.

«Теперь ты чувствуешь! Теперь ты чувствуешь? — вопил Фо. — Ты перестарался! Ты захотел на минутку отдохнуть, а затем продолжить игру, правда? На минуту сила твоя уснула? Теперь ты видишь, что не можешь позволить себе спать? Теперь мы хозяева!»

Мальчик пустился в пляс вокруг тела фон Шпата, он скакал и прыгал. Его фигура светилась, волосы были подобны яркому пламени. Все быстрее и быстрее мальчик кружился вокруг мага, издавая победные крики.

Мельхиор смотрел в лицо лежащего на полу человека, и ужас, охвативший его, боролся с любовью. Почти неосознанно он захотел броситься к Фо и попросить его остановиться, но Фо, сияя от радости, приближался к окну.

«Забирай его, Мельхиор! — кричал мальчик. — Мы перед тобой в долгу. Мы отдаем его тебе! Он твой!» — Фо вновь пронзительно засмеялся, а затем, глядя на Мельхиора, произнес мягко и настойчиво: «Мельхиор, мы ждем тебя!» — и сразу исчез.

Постепенно боль отпустила фон Шпата. Он задышал спокойнее — казалось, он просто заснул. Голубой туман исчез, и маг лежал на полу совсем нагим. Какое-то время Мельхиор смотрел на великолепно сложенное тело фон Шпата, а затем, пока не подошли другие гости, стянул со стола скатерть и набросил ее на лежащего. Он поднял мага с пола, понес в свой кабинет и положил на диван. Пододвинув стул к изголовью дивана, Мельхиор сел, глядя на неподвижное тело. Сон снял напряжение с лица фон Шпата, и теперь

Мельхиору стали видны истинные черты, которые до сих пор скрывались за изменчивым выражением его лица. Это было лицо прекрасного бога, только слегка изможденное.

Спустя несколько минут на лице фон Шпата вновь появилось напряжение, спящий пошевелился и с огромными усилиями открыл глаза — они казались бесцветными и похоже, ничего не видели. Спустя некоторое время он сел. Заметив Мельхиора, он позволил себе откинуться на спинку дивана и произнес хриплым голосом: «Я пришел слишком поздно. Теперь Фо снова свободен. Вы поверили в то, что я — Ваш злейший враг. Я пришел в Ваш дом, чтобы забрать кольцо, но сон одолел меня. Зачем Вы меня защитили?»

«Спящий человек не мог быть моим врагом, — ответил Мельхиор. — Я понял, что вы — мой брат».

Фон Шпат вскочил и закричал: «Я теперь никогда не засну!»

«Никогда не заснете? — озабоченно спросил Мельхиор. — Как Вас понимать? Вы же не имеете в виду буквальный смысл этих слов?».

«Я теперь никогда не засну, — повторил фон Шпат, и его глаза сделались шире и темнее. — Если я засну, мои враги разорвут меня на части. Сон будет подстерегать меня везде. Я заигрался всего на минуту, и вот он меня одолел. Но я — его хозяин. Наши тела состоят не из земной плоти. Они состоят из музыки, мы — отражения звезд».

Мельхиор почувствовал тяжесть в голове и вежливо сказал: «Я люблю земную плоть, я не хочу быть хозяином. Я хочу оставаться самим собой».

Фон Шпат беспокойно заерзал: «Вы говорите в точности, как мальчишки», — зло сказал он.

«Кто эти мальчики? — быстро спросил Мельхиор, — Кто такой

Фо?»

Фон Шпат помедлил, и наконец нехотя произнес: «Никто не знает, кто они, никто не знает их настоящей формы. Они являются вам в облике бродячих мальчишек, озорных девчонок или животных. Они искушают, желая погрузить вас в хаос и мрак. У них есть свое царство, вход в которое я никак не могу найти (книга называется «Царство без пространства»), но там они не живут. Они всегда здесь. Может быть, они одновременно находятся и здесь, и там. Они увлекают всех в экстатический танец. Я должен найти дорогу к ним. Я должен разрушить это царство. Эти свободные, необузданные люди должны оказаться в моей власти. Все они должны быть моими. Фо, самый свободный из них, самый сильный и самый смелый, сбежал от меня. Им больше не удастся скрыться от меня в темноте ночи. Они не будут больше менять свой облик, принимать различные обличил. Вокруг них будет только свет. Их дикая любовь должна умереть. Необходимо лишить их источника сна. Больше никто не будет спать!»

Фон Шпат окончательно пробудился. Его тело казалось прозрачным, сохранив лишь неясные сияющие очертания. Он поднял голову, и потолок в комнате вдруг исчез. Сверху из темноты показалось лицо, похожее на лицо мага, оно смотрело вниз, отражая неясный свет. «Кто ты? Кто ты?» — дрожа, закричал Мельхиор. Фигура фон Шпата поднялась вверх на невообразимую высоту, ее очертания постепенно становились все более смутными. Мельхиор ощущал, как кровь стынет у него в жилах, но не мог прогнать наваждение.

«Выбирай, Мельхиор! — крикнул фон Шпат, и его голос был похож на звон далекого стеклянного колокольчика, — Если ты хочешь присоединиться к мальчикам, тебе нужно только их позвать, и они забудут все: кто ты был и кто ты есть. Если захочешь прийти к нам, просто постучи в стену этой комнаты, и дорога к владению светом откроется тебе. Обдумай это. Твой путь опасен, он лежит через все ужасы мира. Но пока ты свободен в своем выборе. Сделай выбор и прими решение. Возвращение назад будет означать гибель. Мы не сможем тебя защитить».

Пока фон Шпат говорил, его очертания полностью исчезли. Потолок закрылся, люстры снова загорелись, диван опустел. Мельхиор остался один в своей комнате.

Итак, разговор Мельхиора с женой Софи свидетельствует о том, что их брак висит на волоске: они живут совершенно разной жизнью, не понимают и не любят друг друга. Очевидно, что у Софи накопилась много горечи и разочарования в любви, она чувствует, что Мельхиор никогда не принимал участия в ее жизни, не любил ее, и, как многие женщины, которые не чувствуют себя любимыми, в своем разочаровании она полностью подчинилась Анимусу. Вместо близких отношений с Мельхиором она пытается добиться своего с помощью различных ухищрений. Например, чтобы заставить мужа присоединиться к вечеринке, она не затопила камин в его кабинете. Софи пытается поймать и одолеть Мельхиора хитростью; следовательно, любовь превращается в борьбу за власть. Из их отношений исчез Эрос. Она ненавидит своего мужа за его мистические изыскания и за то, что он противопоставляет себя буржуазному миру, но из-за этих противоречий и невысказанных желаний постоянно мучается сама. Он же ищет нечто совершенно иное, не принимая во внимание ее потребность в мире и безопасности. Она хочет быть женой профессора, иметь свой избранный круг людей, играть в нем ведущую роль; он же, по ее словам, разрушает тот свободный и безопасный мир, который она хочет построить. Таким образом, во время семейной ссоры они спорят о свободе или ее отсутствии. Она обвиняет его в том, что, разрушая их жизнь, он лишает ее всякой свободы. А он, наоборот, пытается доказать, что свобода ее буржуазного мира не является истинной свободой, что подлинной свободой обладают только люди, которые могут отважиться на иррациональный риск. Но этот разговор между ними не имеет никаких последствий, поэтому они его прерывают и присоединяются к вечеринке.

Затем появляется фон Шпат, оказавшийся другом детства Софи. Выясняется, что в юности они были близкими друзьями, но впоследствии он уехал, исчез. Как вы помните, в последний раз мы пытались показать, что фон Шпат воплощает отцовскую ипостась, дух традиции, источником которой является родительский мир. Для мужчины фигура отца выступает воплощением культурной традиции, и фон Шпат служит ее олицетворением. Традиции противодействуют обновлению, и (если я смогла вам правильно объяснить) именно традиция воплощает знания в наиболее отравляющей форме «мы все это уже знаем». В каждой культурной обстановке существует скрытый яд, включающий в себя претензию на знание ответов на все вопросы. В примитивных обществах это закреплено в обычаях инициации, когда старейшины племени рассказывают юношам историю Вселенной: как был сотворен мир, какова сущность зла, есть ли жизнь после смерти, в чем цель жизни и т. д. Например, ответы на все вопросы можно найти в мифологических или религиозных знаниях, эти знания старейшины племени сообщают молодым соплеменникам, которые, как правило (за исключением нескольких творчески мыслящих юношей), принимают все на веру, проглатывая целиком. В результате молодые люди также знают все: все расставлено по своим местам, и если вдруг приходит миссионер и пытается их в чем-то убедить, ему просто рассказывают о том, как все происходит на самом деле: «Да, конечно, мы знаем: мир был сотворен так-то и так-то; зло исходит оттуда и оттуда; цель жизни заключается в том-то и том-то». Мы [в нашем обществе] делаем в точности то же самое, правда, в нашем случае форма несколько усложняется, но суть одна.

Ульрих фон Шпат воплощает архетипическое начало традиционного знания, передаваемого по наследству, а оно находится в постоянном противоречии с духом puer aeternus и принципом постоянного обновления, нового созидания. Софи Линденгус тайно связана с фон Шпатом, который оказался другом ее юности. Таким образом, с точки зрения ее психологии, фон Шпат является воплощением отцовского Анимуса. Именно отцовский Анимус порождает в женщине убеждение в том, что на все есть свой ответ, создает уверенность в том, что все само собой разумеется и не требует доказательств; другими словами, дарит иллюзию всеобщего знания.

Именно эту установку критиковал Юнг, когда негативно отзывался об Анимусе, а именно, установку абсолютной убежденности, с которой женщины распространяют «мудрость», порожденную мнением «все так делают» и «все это знают». Но если пристально посмотреть на подобную «женскую мудрость», увидим, что женщина просто повторяет однажды произнесенное отцом (или кем-то другим), не приняв, не ассимилировав значение слов. Дочь стремится воспроизвести знания прошлого, полученные ею от отца. Передавать традиционные знания, не пропустив их смысл через собственное индивидуальное сознание, не ассимилировав их — опасное занятие, граничащее с одержимостью.

Кроме того, очевидно, что яркой чертой фон Шпата является комплекс исключительного стремления к власти. Софи рассказывает, что даже ребенком он пресекал в игре любые творческие устремления своих сверстников, и детям приходилось играть так, как хотел он. Основа [личности] фон Шпата — власть, а власть в широком смысле слова аналогична инстинкту самосохранения.

На животном уровне есть два основных естественных влечения, которые в определенной мере противоречат друг другу: сексуальный инстинкт со всеми его функциями, включая рождение детей и заботу о потомстве, и инстинкт самосохранения. Эти два влечения противоположны. Рождение и воспитание потомства означают смерть прошлого поколения. В живой природе существует немало примеров, когда самец погибает сразу после воспроизводства потомства. У некоторых видов пауков, например, самка пожирает самца сразу после оплодотворения, т. е. после выполнения им своей биологической функции. После этого самец становится совершенно бесполезным, годным только на то, чтобы быть съеденным паучихой и таким образом послужить кормом для будущего потомства. Это крайний случай, но часто животные-родители полностью истощают себя ради своего потомства, вплоть до собственной гибели.

Сексуальное влечение также заставляет животных полностью забыть о самосохранении, и охотники это знают. Животные, движимые сексуальным инстинктом, перестают ощущать опасность: самец косули, например, преследующий самку, может попасть прямо в руки человека. Охотник может просто встать за деревом — и косуля, самое пугливое животное, не чувствует опасности, если им движет сексуальное влечение. Секс означает продолжение рода, а ради него в существенной мере (или полностью) можно пожертвовать самосохранением отдельной особи или отдельного человека. С точки зрения рода важно, чтобы жизнь продолжалась. В обычном состоянии, когда сексуальность не играет доминирующей роли, преобладает инстинкт самосохранения (который принимает форму или борьбы, или избегания). Животное занимается тем, что ищет пищу и спасается от смерти, т. е. сохраняет себя как отдельная особь.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒