Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Лекция 10 18 страница



Фон Шпат окончательно пробудился. Его тело казалось прозрачным, сохранив лишь неясные сияющие очертания. Он поднял голову, и потолок в комнате вдруг исчез. Сверху из темноты показалось лицо, похожее на лицо мага, оно смотрело вниз, отражая неясный свет. «Кто ты? Кто ты?» — дрожа, закричал Мельхиор. Фигура фон Шпата поднялась вверх на невообразимую высоту, ее очертания постепенно становились все более смутными. Мельхиор ощущал, как кровь стынет у него в жилах, но не мог прогнать наваждение.

«Выбирай, Мельхиор! — крикнул фон Шпат, и его голос был похож на звон далекого стеклянного колокольчика, — Если ты хочешь присоединиться к мальчикам, тебе нужно только их позвать, и они забудут все: кто ты был и кто ты есть. Если захочешь прийти к нам, просто постучи в стену этой комнаты, и дорога к владению светом откроется тебе. Обдумай это. Твой путь опасен, он лежит через все ужасы мира. Но пока ты свободен в своем выборе. Сделай выбор и прими решение. Возвращение назад будет означать гибель. Мы не сможем тебя защитить».

Пока фон Шпат говорил, его очертания полностью исчезли. Потолок закрылся, люстры снова загорелись, диван опустел. Мельхиор остался один в своей комнате.

 

Итак, разговор Мельхиора с женой Софи свидетельствует о том, что их брак висит на волоске: они живут совершенно разной жизнью, не понимают и не любят друг друга. Очевидно, что у Софи накопилась много горечи и разочарования в любви, она чувствует, что Мельхиор никогда не принимал участия в ее жизни, не любил ее, и, как многие женщины, которые не чувствуют себя любимыми, в своем разочаровании она полностью подчинилась Анимусу. Вместо близких отношений с Мельхиором она пытается добиться своего с помощью различных ухищрений. Например, чтобы заставить мужа присоединиться к вечеринке, она не затопила камин в его кабинете. Софи пытается поймать и одолеть Мельхиора хитростью; следовательно, любовь превращается в борьбу за власть. Из их отношений исчез Эрос. Она ненавидит своего мужа за его мистические изыскания и за то, что он противопоставляет себя буржуазному миру, но из-за этих противоречий и невысказанных желаний постоянно мучается сама. Он же ищет нечто совершенно иное, не принимая во внимание ее потребность в мире и безопасности. Она хочет быть женой профессора, иметь свой избранный круг людей, играть в нем ведущую роль; он же, по ее словам, разрушает тот свободный и безопасный мир, который она хочет построить. Таким образом, во время семейной ссоры они спорят о свободе или ее отсутствии. Она обвиняет его в том, что, разрушая их жизнь, он лишает ее всякой свободы. А он, наоборот, пытается доказать, что свобода ее буржуазного мира не является истинной свободой, что подлинной свободой обладают только люди, которые могут отважиться на иррациональный риск. Но этот разговор между ними не имеет никаких последствий, поэтому они его прерывают и присоединяются к вечеринке.

Затем появляется фон Шпат, оказавшийся другом детства Софи. Выясняется, что в юности они были близкими друзьями, но впоследствии он уехал, исчез. Как вы помните, в последний раз мы пытались показать, что фон Шпат воплощает отцовскую ипостась, дух традиции, источником которой является родительский мир. Для мужчины фигура отца выступает воплощением культурной традиции, и фон Шпат служит ее олицетворением. Традиции противодействуют обновлению, и (если я смогла вам правильно объяснить) именно традиция воплощает знания в наиболее отравляющей форме «мы все это уже знаем». В каждой культурной обстановке существует скрытый яд, включающий в себя претензию на знание ответов на все вопросы. В примитивных обществах это закреплено в обычаях инициации, когда старейшины племени рассказывают юношам историю Вселенной: как был сотворен мир, какова сущность зла, есть ли жизнь после смерти, в чем цель жизни и т. д. Например, ответы на все вопросы можно найти в мифологических или религиозных знаниях, эти знания старейшины племени сообщают молодым соплеменникам, которые, как правило (за исключением нескольких творчески мыслящих юношей), принимают все на веру, проглатывая целиком. В результате молодые люди также знают все: все расставлено по своим местам, и если вдруг приходит миссионер и пытается их в чем-то убедить, ему просто рассказывают о том, как все происходит на самом деле: «Да, конечно, мы знаем: мир был сотворен так-то и так-то; зло исходит оттуда и оттуда; цель жизни заключается в том-то и том-то». Мы [в нашем обществе] делаем в точности то же самое, правда, в нашем случае форма несколько усложняется, но суть одна.

Ульрих фон Шпат воплощает архетипическое начало традиционного знания, передаваемого по наследству, а оно находится в постоянном противоречии с духом puer aeternus и принципом постоянного обновления, нового созидания. Софи Линденгус тайно связана с фон Шпатом, который оказался другом ее юности. Таким образом, с точки зрения ее психологии, фон Шпат является воплощением отцовского Анимуса. Именно отцовский Анимус порождает в женщине убеждение в том, что на все есть свой ответ, создает уверенность в том, что все само собой разумеется и не требует доказательств; другими словами, дарит иллюзию всеобщего знания.

Именно эту установку критиковал Юнг, когда негативно отзывался об Анимусе, а именно, установку абсолютной убежденности, с которой женщины распространяют «мудрость», порожденную мнением «все так делают» и «все это знают». Но если пристально посмотреть на подобную «женскую мудрость», увидим, что женщина просто повторяет однажды произнесенное отцом (или кем-то другим), не приняв, не ассимилировав значение слов. Дочь стремится воспроизвести знания прошлого, полученные ею от отца. Передавать традиционные знания, не пропустив их смысл через собственное индивидуальное сознание, не ассимилировав их — опасное занятие, граничащее с одержимостью.

Кроме того, очевидно, что яркой чертой фон Шпата является комплекс исключительного стремления к власти. Софи рассказывает, что даже ребенком он пресекал в игре любые творческие устремления своих сверстников, и детям приходилось играть так, как хотел он. Основа [личности] фон Шпата — власть, а власть в широком смысле слова аналогична инстинкту самосохранения.

На животном уровне есть два основных естественных влечения, которые в определенной мере противоречат друг другу: сексуальный инстинкт со всеми его функциями, включая рождение детей и заботу о потомстве, и инстинкт самосохранения. Эти два влечения противоположны. Рождение и воспитание потомства означают смерть прошлого поколения. В живой природе существует немало примеров, когда самец погибает сразу после воспроизводства потомства. У некоторых видов пауков, например, самка пожирает самца сразу после оплодотворения, т. е. после выполнения им своей биологической функции. После этого самец становится совершенно бесполезным, годным только на то, чтобы быть съеденным паучихой и таким образом послужить кормом для будущего потомства. Это крайний случай, но часто животные-родители полностью истощают себя ради своего потомства, вплоть до собственной гибели.

Сексуальное влечение также заставляет животных полностью забыть о самосохранении, и охотники это знают. Животные, движимые сексуальным инстинктом, перестают ощущать опасность: самец косули, например, преследующий самку, может попасть прямо в руки человека. Охотник может просто встать за деревом — и косуля, самое пугливое животное, не чувствует опасности, если им движет сексуальное влечение. Секс означает продолжение рода, а ради него в существенной мере (или полностью) можно пожертвовать самосохранением отдельной особи или отдельного человека. С точки зрения рода важно, чтобы жизнь продолжалась. В обычном состоянии, когда сексуальность не играет доминирующей роли, преобладает инстинкт самосохранения (который принимает форму или борьбы, или избегания). Животное занимается тем, что ищет пищу и спасается от смерти, т. е. сохраняет себя как отдельная особь.

Эти два инстинкта, секс и самосохранение, являются основными тенденциями в жизни животных; у человека они проявляются в виде двух божественно-противоположных сил, а именно: любви (включая сексуальность) и власти (включая самосохранение). Таким образом, как отмечает Юнг, Эрос и власть противоречат друг другу. Как пример, брак Мельхиора и Софи превратился в борьбу за власть, в которой каждый из них пытается сохранить собственный мир от угрожающего воздействия мира супруга; они утратили способность поступиться своими интересами ради другого, проявить великодушие, позволив другому проникнуть в свой собственный мир. Оба супруга борются за жизнь. Так как жена утратила способность к любви, она становится жертвой стремления к власти и влияния фон Шпата. Жажда власти — вот тот черных ход, через который фон Шпат проникает в дом, поскольку маг в равной степени воплощает и стремление к власти, и самого Мельхиора. Так как же жажда власти влияет на Эрос, т. е. на другое влечение?

 

Ответ: Насмехается над ним, выставляя его на всеобщее обозрение.

 

Да, в бутылке. А что такое бутылка? Он помещает его в бутылку, а затем над ним насмехается и выставляет его на всеобщее обозрение; это классическая иллюстрация того, как влечение к власти поступает с другим влечением: оно заключает его в темницу! Люди заключают в тюрьму любовь и секс, ведя себя так, словно они являются их собственниками. Так, например, женщина использует свою красоту, чтобы сделать мужчин зависимыми; она применяет все свое очарование, чтобы заполучить богатого мужа. Это значит, что она его не любит; она использует это чувство или то, что в данном случае подразумевается под любовью, чтобы сделать карьеру, получить богатого мужа или что-то еще. Она ведет себя, словно владеет этим влечением или управляет им. Женщина, попавшаяся на удочку фон Шпата, будет подавлять любое спонтанное чувство любви. Если она вдруг испытает влечение, например, к трубочисту, она подавит свое чувство in statu nascendi (в самом зародыше), так как считает, что любить человека, не обладающего высоким социальным статусом, ниже ее достоинства.

С другой стороны, она может обманываться, убеждая себя, что любит господина N., у которого много денег. Она может верить в то, что любит мужчину, соответствующего ее рациональным и властным установкам, поэтому будет подавлять любое спонтанное извержение Эроса. В таких случаях любовь обычно низводится до элементарного уровня сексуальности. Другими словами, попав в ловушку интеллектуального планирования, любовь деградирует до prima materia76, до физической сексуальности, которая, в свою очередь, используется как крючок для поимки подходящего партнера, соответствующего определенным критериям. Настоящее чувство, разрывающее оковы, разрушающее границы, создающее новую жизнь, — такая любовь полностью подавляется.

 

Вопрос: Важно ли, что речь идет именно о бутылке, а не о коробке или каком-нибудь другом [предмете, выступающего в роли] темницы?

 

Да. Что представляет собой стеклянная бутылка?

 

Ответ: Ее можно использовать как реторту или что-то ей подобное.

 

Естественно. Бутылка вместе с ее содержимым напоминает алхимическую реторту, в которой соединяется обнаженная пара, но все происходящее [в романе] имеет совершенно иной смысл. Здесь бутылка используется не по своему назначению, а в качестве циничной насмешки над алхимическим таинством.

 

Замечание: То есть имеется в виду установка «ничего кроме».

 

Да, это использование идеи или интеллектуального конструкта с оттенком «ничего кроме»: «ничего, кроме сексуальной свободы», «ничего, кроме тела», или «ничего, кроме меня и господина такого-то» и т. д., тем самым исключая любую возможность проявления эмоций.

Как правило, стекло прозрачно, сквозь него можно видеть, но оно плохо проводит тепло. Можно говорить о том, что стекло имеет отношение к интеллекту, поскольку символизирует интеллектуальный конструкт, позволяющий что-то увидеть, но отсекающий все эмоциональные (чувственные) отношения. Например, Белоснежка, лежащая в стеклянном гробу, не полностью отрезана от внешнего мира, как если бы она находилась в усыпальнице из дерева или камня. И все же она изолирована не столько от сознания, сколько от чувств и самой жизни. Если вы находитесь в доме из стекла, вы способны видеть и осознавать все происходящее за его стенами, но вы не в состоянии уловить запах, почувствовать температуру, дуновение ветра и т. д. Все это остается совершенно недоступно чувственному восприятию (perception), а следовательно, и чувственным отношениям — как во внешнем, так и во внутреннем мире. Интересно, что помещая животных в стеклянные клетки и вольеры зоопарков, мы таким образом предохраняем себя от опасного влияния реальности, но при этом мы можем изучать поведение животных, находясь от них на определенной интеллектуальной дистанции.

Как известно, в алхимии стеклянная реторта отождествлялась с философским камнем. Сосуд — это феминный аспект философского камня, который, в свою очередь, является маскулинным аспектом Самости, поэтому оба эти предмета означали одно и то же. В романе стеклянный сосуд в руках фон Шпата представляет собой мистический феномен. Что это может значить? Какая разница существует между стеклом — позитивным алхимическим символом — и бутылкой, этой пародией на алхимический сосуд? Небольшое отличие можно увидеть, сначала рассмотрев, в чем заключается позитивный аспект алхимической реторты. Что значит, если что-то поместить в реторту?

 

Ответ: Тем самым мы подвергаем страданиям ее содержимое.

 

Это лишь часть целого; а что представляет собой реторта с психологической точки зрения? Большинство из вас читали книгу «Психология и алхимия»77. Что значит, если в реторте имеется некое содержание?

 

Ответ: Это значит, что происходит трансформация.

 

Да, реторта — то место, где происходит трансформация. Какие существуют предпосылки для психологической трансформации? Предпосылка заключается в том, чтобы посмотреть на себя, причем это должен быть взгляд изнутри. Это значит, что вместо того, чтобы смотреть на внешние факты — т. е. на других людей, мне следует изучить собственные реакции. Символически это значит поместить себя в стеклянный сосуд. Предположим, что я на кого-то злюсь. Но если я отстраняюсь от источника моей злости и говорю: «теперь я, пожалуй, посмотрю на свою злость. Что она такое и что за ней стоит?», это значит, что я помещаю свою эмоцию в реторту. Поэтому реторта воплощает психологическую установку на самопознание, служит символом попытки личности осознать себя, не оглядываясь на других.

Если речь идет о воле, [от человека] требуется решительность; если речь идет об интеллектуальной деятельности, требуется интроверсия, т. е. стремление к внутреннему самопознанию любой ценой, а также объективное (не субъективное) размышление о своих внутренних проблемах, желание сосредоточить усилия на том, чтобы посмотреть на себя непредвзято. К сожалению, способов достичь такого уровня [сознания] нет, и в тех случаях, когда это происходит, мы говорим, что на человека сошла благодать. Например, если человек одержим любовью или испытывает сумасшедшую злость в отношении каких-то проблем (например, с деньгами), тогда лучше всего попытаться отвлечь его от конкретной проблемы, какой бы она ни была, и посмотреть на нее отстраненно. Изучив сны, можно понять, как проблема выглядит изнутри, с точки зрения объективной психики, и использовать содержание сновидения в качестве зеркала для объективного наблюдения своего психологического состояния. Однако, как правило, у людей не получается добиться [такого объективного взгляда], даже если они хотят и стремятся к этому. Только какое-то действительно сверхъестественное или чудесное событие их жизни помогает им. Они снова начинают говорить: «Да, но, понимаете, завтра мне нужно принять решение с моим банкиром, продать или нет ценные бумаги». Да, но давайте на минуту отстранимся от проблемы, и посмотрим, что на этот счет может сказать объективная психика! «Нет, понимаете, я должен решить!» И вдруг чудесным образом этот человек почему-то успокаивается, совершает поворот к себе, обращаясь внутрь себя, и произносит: «Я воздержусь от того, чтобы охватить проблему целиком и не буду заполнять ситуацию собственными эмоциями. Я постараюсь быть объективным».

Случилось чудо, но для того, чтобы оно произошло, требуется интроверсия Самости. Однако, чтобы человек смог сделать этот шаг, с ним должно что-то произойти. Мы знаем, что [такая установка в жизни] необходима, и порой стремимся найти ее в себе, но не можем; события подталкивают нас к самопознанию, но что-то мешает достичь его. И вот (как правило, после долгих страданий и переживаний) внезапно находит это странное умиротворение. Тогда человек становится спокойным и тихим, а его Эго обращается к процессам, совершающимся внутри, и объективно оценивает происходящее; человек перестает скакать, подобно обезьяне вокруг внешней ситуации. Обезьяний танец самоуверенного Эго останавливается, и тогда у человека появляется некая объективность. Теперь он уже может посмотреть на себя [со стороны] и быть открытым к переживанию бессознательного.

Таким образом, можно сказать, что в какой-то мере появление алхимического сосуда представляет собой чудесное событие для психики. Он появляется внезапно и позволяет людям оценить себя объективно, используя сосуд в качестве зеркала, где отражаются сны и другие продукты бессознательного. Иначе у человека просто не будет точки опоры, находящейся вне границ Эго, благодаря которой он мог бы это сделать. Именно поэтому, прежде чем на себя посмотреть, человек должен осознать свою Самость, и именно поэтому в начале анализа люди проходят через переживание Самости. Только такое переживание позволяет людям объективно посмотреть на свой внутренний мир.

Вот что алхимики имеют в виду, когда говорят о сосуде. Можно также сказать, что сосуд символизирует установку, которая, например, предшествует работе с активным воображением, поскольку без такого сосуда ее нельзя сделать. Само активное воображение можно также назвать алхимическим сосудом, ведь если я сяду и попытаюсь объективизировать свою психологическое состояние с помощью активного воображения, это значит, что я помещу свое состояние в сосуд. Повторяю, это предшествует установке этической отчужденности, честности и объективности, необходимой человеку, чтобы он смог посмотреть внутрь себя. Это будет сосуд в самой примитивной его форме.

С помощью Эго-сознания я могу быстро составить суждение о бессознательном; я тоже помещаю его в сосуд. Но тогда он станет стеклянной темницей, установкой «ничего кроме», которая придает негативный аспект сосуду. Тогда мы получаем интеллектуальную систему, и живой феномен психики оказывается заключенным в ту или иную интеллектуальную систему. Ее собственником является власть. Это очень тонкий момент.

Есть люди, которые и желают на себя посмотреть, но лишь для того, чтобы стать сильнее другого человека или стать хозяином положения. Они по-прежнему сохраняют целеполагающую силу Эго и даже используют для этого методы юнгианской психологии, например, активное воображение, но их взгляд устремлен на силу, на преодоление трудностей и на то, чтобы стать классным парнем, который сделал это. Это искажает подлинную установку; в таком случае ничего не выйдет.

Есть и другие люди, которые честно посвящают много времени собственному анализу — чтобы стать аналитиком и получить власть над другими. Это другая ловушка — смотреть на себя только для того, чтобы изучить свои возможности воздействия на других; смотреть внутрь себя не только ради самого себя, не ради собственной потребности добиться более высокого осознания. Таким образом, власть снова и снова незаметно проникает во все, и то, что было живым проявлением духа, превращается в трюк, который совершается под воздействием Эго. Ульрих фон Шпат — это демон злоупотребления всем, чем возможно, заставляющий все (даже высшие духовные силы) деградировать до состояния искусного трюка.

Мне задали несколько вопросов. Один из них следующий: если предположить, что в образе фон Шпата воплощено злоупотребление интеллектом со скрытым преобладанием установки «ничего кроме», в чем заключается смысл осуществляемого им чуда? Как можно его интерпретировать? Как может такая установка вызывать чудеса?

 

Вопрос: Возможно, уместнее вместо слова «чудо» употреблять слово «трюк»?

 

Да, мы можем назвать это трюком коллективной галлюцинации. Сначала входит в транс кто-то один, а затем происходит коллективная галлюцинация. Она прошла, все вдруг очнулись, праздничный ужин и все остальное исчезло. Это был иллюзорный трюк, но какое отношение он имеет к только что установленному нами смыслу?

Если мы посмотрим на фон Шпата как на воплощение Анимуса Софи, он будет представлять собой образ отцовского Анимуса. А как отцовский Анимус формирует у женщины не только мнение, но и магические трюки? Мне вспомнился случай одной женщины, отец которой был человеком шизоидного типа — довольно холодный мужчина с садистскими наклонностями, постоянно выражавший недовольство своими детьми, все время называвший их ничтожествами, которые никогда и ничего не добьются в жизни. Если они старательно учились в школе, он говорил, что у них никогда ничего не получится, или же, если они хотели заниматься искусством, он называл их бесталанными и говорил, что они никогда не добьются успеха. Он всегда и во всем плохо к ним относился. Кроме того, у него была привычка, сводившая его дочерей с ума: когда они гуляли в поле, отец палкой сбивал со стеблей венчики цветов. Это был tic nerveux (нервная привычка); он это делал из мести или испытывая горечь разочарования от своей ущербной чувственной жизни. Это была шизофрения, унаследованная им от многих предыдущих поколений, и можно сказать, что отец своими уничижительными замечаниями символически рубил детям головы (или пытался это сделать), чтобы они не могли стать взрослыми.

Далее. У дочери такого отца была череда разных любовников: старики, юноши, художники, бизнесмены — самые разные люди; но после двухнедельного знакомства все они начинали ее садистски мучить, называя ее ничтожеством и утверждая, что она внушает им отвращение и что у нее нигде ничего не получится. Они точь-в-точь повторяли слова ее отца, словно воспроизводили магнитофонную запись его обвинений. Мне так и не удалось узнать, вынуждала ли она их это делать, или же они так себя вели вследствие своей предрасположенности (а она сама инстинктивно выбирала таких мужчин). О многих из них я никогда не стремилась узнать больше, чем она сама рассказывала, но можно сказать, что все это очень похоже на черную магию. На примитивном уровне я бы сказала, что на женщину наложено заклятие, а потому ей всегда «попадались» недовольные ею и не любящие ее мужчины, топтавшие ее и так растерзанные чувства. Из ее сновидений выяснилось, что за всеми мужчинами действительно стоял отец. Например, ночью, после ссоры с любовником, назвавшем ее никчемной, никуда не годной и т. п., ей приснилось, что ее поджидает отец, а затем бьет палкой по бедрам, и она падает. Хорошо известно, что отцовский Анимус (или материнский демон — у мужчин) не только негативно воздействует на внутреннюю судьбу человека, нарушая действие его инстинктов в выборе партнера и в других подобных случаях, но может проявляться и во внешней судьбе — в качестве синхронных явлений: в синхронных чудесных событиях во внешней жизни человека, в ситуациях, за которые мы не можем нести личную ответственность. Мне думается, было бы не слишком тактично с точки зрения чувств сказать этой женщине, что она влюбляется в садистов потому, что не может справиться с отцовским Анимусом, живущим у нее внутри. В этом заключается лишь часть правды. Несколько позже, когда женщина продвинется [в самоанализе], можно попытаться дать ее возможность увидеть, что внутри нее находится призрак отца, и что именно он привлекает мужчин подобного склада. Но иногда, когда человек пытается справиться с злой судьбой, он чувствует, что противостоит столь мощным губительным божественным силам, что не может взять на себя личную ответственность.

 

Вопрос: Можно ли утверждать, что подобные мысли всегда присутствовали в ее голове, и впоследствии стали частью ее личности? Чтобы поместить людей в бутылку, фон Шпат сначала ронял на дно каплю крови, и мне кажется, что Анимус женщины (ее мысли) растворяется в ее крови и по существу становится частью ее самой. Ведь фон Шпат отдавал свою кровь, он отдавал всего себя своим трюкам.

 

Да, естественно фон Шпат олицетворяет женские тайные мысли демонического характера.

 

Замечание: Но вместе с тем он пролил свою кровь.

 

Совершенно верно, но это связано с другим фактором, а именно: совершая магию, он изменяет самому себе, и на этом его ловит Фо. Важно помнить, что если бы фон Шпат не затеял интригу, если бы он не стал демонстрировать магию, Фо не победил бы его. «Теперь я никогда не засну», — говорит фон Шпат после победы Фо. «Если я засну, мои враги разорвут меня на части. Сон будет подстерегать меня везде. Я заигрался». Поэтому, как видите, он сам себя обманул, он заигрался: он забыл о своем стремлении к власти, он был очарован магическим действом. На какой-то момент он стал себя вести точно так же, как ватага Фо, как мальчишка. Он играл, «и вот он (сон) меня одолел. Но я — его хозяин. Наши тела состоят не из земной плоти. Они состоят из музыки, мы — отражения звезд».

Это явная энантиодромия, и нам следует считать фон Шпата воплощением духовной интеллектуальности, силы мысли, но только в том случае, если он не играет. Когда он начинает творить магию, тем самым он обращается к законам Фо. Если посмотреть на происходящее с точки зрения наличия двух полюсов, то одним полюсом станет Фо, а другим — фон Шпат. Когда фон Шпат чувствует себя самим собой и ощущает полноту собственной силы, он бодрствует: не спит, не играет, не творит магию. Но [в момент трюка] он упивался своей властью, все больше демонстрируя ее силу. Он использовал магию, чтобы показать себя, и постепенно, в чем сам потом признался, расслабился, забывшись на какое-то время. Он заигрался, заснул. Вот тогда до него добрался Фо!

Вы можете сказать, что фон Шпат попал под влияние Фо, поскольку эти две силы, подобно всем противоположностям, существующим в бессознательном, часто попадают под воздействие друг друга вследствие энантиодромии. Оба — и фон Шпат, и Фо — являются противоположностями бессознательного, ведь они боги, а это значит, что представляют собой основные архетипические влечения, существующие в психике. Это игра противоположностей, в которой страдает Мельхиор: он разрывается между ними, потому что и фон Шпат, и Фо хотят завладеть его душой.

Когда фон Шпат заходит слишком далеко в своей игре во власть, он сразу попадает под воздействие Фо. Также и Фо попадает в орбиту воздействия фон Шпата, увлекшись своей игрой. Поэтому когда фон Шпат начинает совершать магическое действо, порезав себе палец и выдавив каплю крови, он, по существу, медленно приближается к полюсу Фо; маг переходит на противоположный край.

Вы можете сказать, что оба персонажа суть два аспекта существования, так как оба они принадлежат жизни, и обойтись без кого-то из них нельзя. Однако оба претендуют на то, чтобы быть единственными, и каждый из них имеет притязание на человека. Фо просит Мельхиора полностью встать на его сторону, фон Шпат требует от него того же, и, как мы увидим в конце книги, трагедия заключается в том, что у Мельхиора нет своей твердой позиции. С точки зрения индивидуальности так проявляется слабость его Эго, мечущегося между противоположностями, которые играют в него, как в теннисный мячик. Он находится между двумя богами или демонами; они оба называют себя единственным его хозяином, и он не может прочно встать обеими ногами на землю и сказать: «Я не подчинюсь никому из вас, а буду жить своей, человеческой, жизнью». Именно поэтому он попался в ловушку непрекращающейся демонической игры.

Г-жа Рамп (Miss Ramp) выяснила очень интересное обстоятельство, связанное с именем Фо. Она считает, что основное значение этого имени — «Будда», одно из многих имен бога. Это утверждение не лишено смысла, потому что, как мы знаем из романа, Мельхиор много путешествовал по Индии и Китаю, а Фо является правителем невидимого царства, которое, как позже увидим, аналогично Нирване. Первая обложка [второго издания книги] оформлена в японском стиле священных ворот торий78, что имеет мистический смысл в культуре Востока: это дверь, через которую человек может войти в Запредельное. На задней обложке изображена восьмиконечная звезда. Возможно, оформление книги выбрано неслучайно. Очевидно, автор увлекался восточной религией и философией, в чем мы убедимся несколько позже, и воплотил образ puer aeternus — творческого демона и демона Эроса — на хорошо знакомом ему материале.

С другой стороны, фон Шпат является воплощением христианского менталитета. Сейчас мы во многом пресыщены древней христианской цивилизацией; она утратила тот elan vital, которым обладала в самом начале своего развития. Мы, люди истощившейся западной культуры, претендуем на то, что знаем все ответы, но при этом тоскуем по новому (подлинному) внутреннему переживанию и в значительной мере обращаемся на Восток, ожидая оттуда обновления жизни. (Однако, совершенно очевидно, что наши ожидания являются проекцией). Это может быть еще одним аспектом фон Шпата, чье нездоровое лицо служит прекрасным божественным образом, несколько болезненным и удлиненным. Изображение какого бога напоминает образ фон Шпата? Конечно, Христа. Однако фон Шпат — не Христос, а только его образ в нашем представлении: страдающий, болезненный бог, неземное создание, не способное больше жить.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.