|
|||
Прости, Машенька!Стр 1 из 29Следующая ⇒ Прости, Машенька! Скорый поезд Свердловск-Серов, не сбавляя хода, проносился мимо небольших станций и полустанков. Золотой сентябрь за окном ласкал разноцветьем и теплом. Полдень. Солнечные лучи слепили через окна купе и отражались в зеркалах. Все располагало к тихой грусти и воспоминаниям. Облокотившись на столик, я в который раз отрешенно смотрел на скупой листок срочной телеграммы; «Приезжай, Федор погиб. Ольга». «Как погиб? Почему погиб?» - кружили до устали голову неприятные мысли. «Федор, Федор...». Передо мной всплыла двадцатилетней давности картина первой нашей с ним встречи. В воспитательскую четвертого отряда Верхотурской колонии таким же теплым осенним днем 1972 года вошли двое: подполковник Чижов и молодой подтянутый лейтенант. - Знакомьтесь, в вашем полку прибыло, - сказал подполковник, - это Федор Чирков, ему поручено двадцатое отделение. Начальник отряда старший лейтенант Зорин встал из-за стола, подошел к Федору, протянул руку и представился. Представился и я: - Константин Звягинцев. Федор выглядел серьезным, недурен собой, мундир ему к лицу. На вид 25-27 лет. «Беспризорное» двадцатое отделение сразу же полюбило своего воспитателя за его прямоту и честность, заботу о воспитанниках. Он не читал писем колонистов, вопреки правилам, раздавал их на вечерних поверках нераспечатанными. Не выносил сор из избы. Провинившихся наказывал сам и любил всех одинаково. По вечерам, когда отряд уже был сдан надзирателю, подолгу задерживался в спальне своего отделения, выслушивал откровения подопечных и утешал их, как мог, подавая надежду. Его отделение занимало постоянно первые места в соревнованиях по колонии, и из «зачуханных» подростков ребята становились подтянутыми, опрятными и дружными. Воспитанники других отделений уже не «задирали» воспитанников отделения Чиркова, а наоборот, завязывали с ними дружбу. Многие воспитатели, да и начальники отрядов недовольны были такими приемами и новшествами, которые завел у себя Федор. «Никаких бугров», - заявил он. Председателю отделения Фалькову однажды сказал: - Ты такой же, как все. Никаких тебе поблажек. И обязанности председателя отделения будешь исполнять не только ты, но и все воспитанники поочередно. В результате самые забитые и несмелые стали поднимать головы, почувствовали себя наравне с другими. В клубе, во время сеансов, Федор садился с теми, которых сторонились и считали низшим сортом. Больше общался с ними на глазах у всех. Пытался их поднять в глазах других. Поскольку Федор был холост, ему предоставили место в офицерском общежитии. Женщин он сторонился и избегал общения с ними. Однажды старший воспитатель Снегирев пригласил нас на свой день рождения. Это была шумная мужская компания без жен и подруг. О чем только мы не болтали в тот вечер, расположившись на широком крыльце большого дома, на берегу реки Туры. Федор стоял у самой воды, молча смотрел на закат и как всегда о чем-то думал. - А Вы, почему не со всеми? - услышал он девичий голос из-за плеча. Перед ним стояла стройная девушка, лицо в веснушках, волосы отливали золотом. - Алена, - представилась она. - А папа мне о Вас рассказывал. Папа Вами доволен и, мне кажется, любит Вас. А вот другие не совсем. Федор незаметно для себя втянулся в разговор с Аленой, и кончилось тем, что она предложила ему свою дружбу. С этого дня они встречались постоянно. Занятия в школе Алена едва выносила. Учителя стали выражать недовольство. А она, дождавшись окончания уроков, бросала портфель и бежала в общежитие на встречу с Федором. Вскоре Федор стал задумываться об их отношениях. Его пугала разница в возрасте. Аленка была так юна и беззаботна, ей казалось, что она все может, и нет для нее никаких препятствий. Стоит ей чего-либо захотеть, и все будет исполнено. Однажды между ними состоялся серьезный разговор. Федор уговаривал Аленку прервать отношения, чтобы они не зашли слишком далеко. Он даже стал избегать встреч. Аленка это поняла и с еще большей настойчивостью требовала к себе внимания. Кое-как окончила школу. Федор сдался, и они поженились. Поначалу жили хорошо, как говорится, душа в душу. И когда был построен новый двухэтажный дом на Воинской улице, нам с Федором предоставили там квартиру на две семьи. Федор занимал с Аленой одну комнату, две других - я со своей семьей. По всей вероятности, первые прелести брачной жизни прошли. Алена стала серьезнее, задумчивее. Федор понимал, что роль домохозяйки не для нее, его это тоже не устраивало. Он прилагал все усилия в поисках работы для Алены и подготовки ее к учебе в юридическом институте. Вначале ей удалось устроиться секретарем следственного отдела Верхотурской милиции, затем, уже будучи студенткой четвертого курса Свердловского юридического института, она стала работать следователем. Здесь на работе полностью раскрылись ее способности, даже, можно сказать, талант. Алене поручен сложный участок работы - уголовные дела несовершеннолетних. Федор помогал ей. Окончив институт, Алена получила звание капитана и должность старшего следователя. Детей у них не было, и Алена изливала свою тоску по ним на чужих, уже совершивших преступление. Она, как могла, ограждала их от лишения свободы. И Федор и Алена понимали, что без детей счастье их будет непрочным, а дальнейшая жизнь мучительной. Однажды после очередной ссоры Алена разрыдалась и заявила Федору: - Я больше так не могу, возьми мне ребенка хотя бы из детдома. Федор жалел и любил Алену, поэтому ради нее был готов на все. Во время командировок он побывал во многих детских домах: в Елабуге, в Серове да и в Верхотурье. Но в основном там дети - инвалиды либо больные, согласно действующим инструкциям их на воспитание не передают. На получение ребенка - большие очереди, списки. А Алена настаивала все упорнее. Федор в поисках потерял уже всякую надежду. И вот он решил попытать счастья в Нижнем Тагиле. С каким-то непонятным предчувствием, тревогой он сошел с электрички Верхотурье - Нижний Тагил, прошел вокзал и заметил справа, под лесенкой, крохотное окошечко с надписью: «Справочное бюро». Это было три года назад. Седая старушка, открыла окошечко на его стук: - Я Вас слушаю. Федор в замешательстве кое-как объяснил цель своего приезда. - Понимаю, понимаю, - закивала она в ответ, - есть несколько детских домов, но, например, детдом возле женской колонии я Вам посещать не советую. Там дети осужденных матерей, отбывающих наказание. А вот Дом ребенка №1 посетите, - и она дала Федору адрес. Дом ребенка №1 - небольшое двухэтажное здание, огороженное железным заборчиком, с двумя игровыми площадками и небогатыми игровыми сооружениями для детей: кораблик, деревянная старая машинка с кузовом, теремок - навес для укрытия от дождя - вот и все. Федор нерешительно постучался в дверь главврача и услышал: «Войдите!». Навстречу ему из-за стола поднялась молодая женщина в белом халате: - Я - заместитель главного врача. Зовут меня Людмила Петровна Абросимова. Пожалуйста, проходите, садитесь. Кабинет был обставлен дорогой мягкой мебелью. Справа - высокий холодильник, слева - стенка, заполненная различной литературой. Федор почти утонул в кресле, настолько оно было удобным и мягким. - Мы с женой хотим взять на воспитание ребенка, желательно девочку. - Вы знаете, - выслушав Федора, ответила Людмила Петровна, - у нас две очереди: общая и льготная. И та, и другая - большие. Нормальных же детей для передачи в семьи мало, так что, сами понимаете... Кроме того, это не простой вопрос, имеются случаи довольно-таки частые, когда желающие либо усыновить, либо удочерить, впоследствии отказываются, и это настоящая трагедия для детей. У нас есть девочка, которую зовут Машей. Ей два с половиной годика. Она очень полюбила свою «новую маму», ждала с нетерпением свидания с ней и даже во сне грезила и говорила: «Мама, моя мама». Супруг этой женщины находился в длительной командировке за границей, и Машеньку он, конечно, не знал, полностью доверял жене в вопросе ее удочерения, И вот наступил день, когда были оформлены все документы на передачу Маши в эту семью. Супруги приехали за девочкой, Маша бросилась на шею названой маме. Муж изменился в лице и, помолчав, твердо сказал: «Нет, она мне не нужна. Она смуглая, нерусского происхождения, от меня вы это скрыли». Повернулся и ушел. Что было потом, рассказывать не стоит. Одним словом - трагедия. Мы с болью смотрели на Машу. Она замкнулась, ни с кем не играла, забивалась в уголок и плакала: «Мама, приди за мной!». Поэтому мы Машу даже никому не предлагаем. Она не воспримет новых маму и папу, она считает, что все это обман. Федор был потрясен услышанным. Он, воспитатель, особо остро прочувствовал эту историю из жизни маленькой девочки. Людмила Петровна сообщила, что она не может решить эти вопросы, главврач в отпуске до октября, а на дворе август. Кроме того, вначале следует обратиться в Тагилстроевский исполком к инспектору Осиповой, она производит запись на очередь и решает все вопросы, связанные с передачей детей. В исполкоме Осиповой не оказалось, она тоже в отпуске. Однако Федору объяснили, какие нужны документы, чтобы была произведена запись в льготные списки. Под впечатлением увиденного и услышанного Федор возвратился домой, где его с нетерпением ждала Алена. С присущим ему умением передавать в красках события он поведал Алене печальную историю Маши. Они любили детей, и поэтому решили, что судьба этой девочки должна быть частичкой их судьбы. Алена заявила: - Нет, только Машу, больше никого не хочу! - Но ведь ты даже не видела ее, - возразил Федор. - Это неважно, - ответила она, - а ты должен добиться, чтобы тебе ее показали, не отступать. Я полагаю, теперь все зависит от тебя. Буквально за неделю были собраны все документы - Алена постаралась. Когда документы приняли и предстояла запись на очередь, Федор возразил: - Какая может быть запись? Мы берем конкретного ребенка. Ведь от него отказались! - Но ведь и Вы еще не видели девочку, - последовал ответ, обращайтесь к главврачу Дома ребенка. Пусть он выпишет пропуск, и налаживайте контакты с Машей. Мы ее знаем, нам ее тоже жаль. Но имейте в виду, второй такой истории с девочкой повториться не должно - это может окончательно покалечить ее душу. Вопрос о передаче Маши был отложен до осени, до выхода из отпусков инспектора районо и главного врача Дома ребенка. Людмила Петровна, наконец, решила показать Федору Машу. Непонятные чувства охватили его при этой первой встрече. Перед маленьким существом он робел. Людмила Петровна вывела в коридор смуглую девчушку с растрепанными черными волосами, в стареньком поношенном платьице, вязаных чулочках с дырками на коленях. Машенька наклонила голову и зверьком посмотрела на Федора своими карими глазками. Молчала Людмила Петровна, молчал Федор, молчала и девочка... Федор не знал, с чего начать, как представиться. Все молча смотрели друг на друга. Наконец Людмила Петровна взяла с блюдечка конфету, подняла ее над головой и сказала: - Ну-ка, Машенька, повернись, посмотри, какая конфетка! Глаза Машеньки засверкали. - Ну как Вам Машенька? - спросила Людмила Петровна. - Что Вы делаете?! Я же не животное на базаре покупаю! Это же унизительно! - возмутился Федор. - Извините... Всякие бывают, им со всех сторон покажи, как товар. Боятся, чтобы какие-нибудь недостатки у детей не скрыли. Ну ладно, я Вас покидаю, - с этими словами Людмила Петровна ушла в группу. Федор осторожно приподнял Машеньку, усадил ее на маленький диванчик, что стоял у входа, открыл перед ней свой «дипломат». Глаза у девочки еще больше загорелись и засверкали от увиденного. Она посмотрела на Федора и взяла шоколадку, на обертке которой красовалась Аленка в косыночке, но больше ее внимание привлекла кукла, которую тоже звали Аленкой. Она, по-видимому, впервые видела такую куклу, поэтому сразу прижала ее к себе, растерянно смотрела то на шоколадку, то на куклу, то на Федора и не верила своим глазам. - Куклу тебе послала мама, - сказал Федор. Маша задумалась. - Какая мама? - спросила она. -Твоя мама, - и Федор протянул фотографию Алены, - вот твоя мама. Алена была в милицейской форме, на погонах - звездочки, высокая прическа. Открытые, серьезные глаза смотрели с фотографии. Машенька долго и внимательно рассматривала фотографию, затем положила ее в кармашек своего платьица, подумала и спросила: - А ты кто? Папа? Федор кивнул головой. Ему тут же был выписан пропуск на посещение Дома ребенка для встреч с Машей. На пропуске значилось: «В любой день с 9 до 18 часов». Дома Алена бросилась на шею Федору со слезами: -Ты у меня просто чудо! Молодец! Они решили, что пока на свидания с Машенькой Федор будет ходить один. Алена была загружена работой, а расстояние до Тагила не близкое, да и девочка должна привыкнуть к маме заочно. По правде говоря, Алена боялась первой встречи с Машей и потому ее откладывала. Дни недели для Федора стали томительными, длинными. Он не мог дождаться субботы, когда электричка Верхотурье - Нижний Тагил вновь соединит его с Машей. Это были радостные, счастливые часы и для Машеньки, и для Федора. Обслуживающий персонал Дома ребенка привык к Федору, ему доверяли. Он мог уводить девочку на прогулки. Машенька неожиданно для себя вдруг окунулась в бурную городскую жизнь. Все оглушало ее: и транспорт, и суета, и говор людей. Однако она потихоньку привыкала и также с волнением ждала по субботам Федора. Она уже сама открывала «дипломат», выгребала содержимое: гостинцы и подарки, а взамен клала во внутренний карман «дипломата» листья деревьев и добавляла: - А это - маме. Она любила шумный тагильский базар. Там Федор брал ее на руки, и они буквально продирались сквозь толпы людей к прилавкам с фруктами и сластями. При этом Маша сначала смотрела на Федора, потом пальцем показывала то на большую гроздь винограда, то на сладкое яблоко. Федор беспрекословно подчинялся и выполнял все ее требования. Но однажды он невольно обидел Машеньку, впервые увидел ее слезы и долго не мог себе этого простить. А дело было так. Выходя с базара, Машенька ручонкой потянула его в сторону ящика с мороженым. Продавщица молча подала ей мороженое и сказала: «Кушай, детка». Федору ничего не оставалось, как согласиться с этим. По дороге Машенька с жадностью поедала мороженое. Тут около них остановилась какая-то женщина. - Вы с ума сошли, ведь это еще маленький ребенок, - сказала она. Тогда Федор выхватил из ее рук остатки мороженого и бросил в урну. Машенька посмотрела на него полными слез глазами, подбежала к урне, наклонилась и стала шарить там ручонкой. Придерживая одной рукой тяжелый дипломат, Федор пытался оттащить ее в сторону. Затем повел в магазин игрушек. Здесь она успокоилась и выбрала понравившуюся игрушку. И так каждую субботу. Федор с Машенькой закупали для дома продукты, она помогала складывать их в сумку и говорила: - Вези маме. Незаметно пролетела летняя пора - пора отпусков. И вот однажды Людмила Петровна заявила Федору: - Из отпуска возвращается главврач, так что вопрос по удочерению решайте с ней. Я ей все передам. Теперь уже никаких препятствий, думаю, не будет. В первый вторник октября Федор прибыл в Дом ребенка для окончательного решения своего вопроса. В кабинете его встретила главврач и одновременно заведующая Александра Ивановна Мартынова. - А где Людмила Петровна? - спросил Федор. - С понедельника она в отпуске. А Вас что привело к нам? - Как, - удивился Федор, - разве Вам Людмила Петровна ничего не передавала? Я по поводу удочерения Машеньки Зотовой. - Машеньки Зотовой? - переспросила Александра Ивановна, - она у нас уже передана на воспитание в семейный детдом. Материалы были оформлены еще до моего отпуска, так что, извините. Федор побледнел, опустился в кресло и обхватил голову руками. Слезы непроизвольно текли по его щекам. Наконец, он выдавил из себя: - Без Машеньки я не уйду. - Не понимаю, в чем дело, что произошло? Мне Людмила Петровна ничего не передавала. Да Вы успокойтесь, расскажите все по порядку. Выслушав рассказ Федора, она набрала номер телефона. - Аллочка, - обратилась она, - тут такое дело, нужно задержать документы на Машу Зотову и возвратить ее. - Понимаю, понимаю. Той семье все равно, обменяем на другого ребенка. А Машенька, кажется, обрела семью. Положив трубку, она вздохнула и сказала: - Ну, теперь все. Через неделю приезжайте за Машей. В назначенный день Федор и Алена с новой одеждой для Маши прибыли в Дом ребенка. И первая встреча Маши с Аленой состоялась в кабинете заведующей. Они долго смотрели друг на друга, затем Алена осмелилась, взяла девочку на руки, усадила в кресло и начала переодевать. Все втроем они распрощались с заведующей, с воспитателями, которые вышли провожать Машеньку, и направились пешком к железнодорожному вокзалу. Через восемь часов все та же электричка Тагил-Верхотурье доставила девочку к новому месту жительства. В квартире Машенька была поражена изобилием игрушек, она поочередно трогала то одну, то другую, затем, уставшая, опустилась на кроватку и, не раздеваясь, незаметно уснула, обняв куклу. Наконец-то в семье Федора установился покой, жизнь стала полноценной, наполненной счастьем и радостью. По утрам Алена спешила на службу, у Федора был небольшой запас времени, он занимался с Машей зарядкой, затем они дружно шли в детский садик, взявшись за руки. Вечером Федор также спешил в садик, забирал ребенка, и они вместе готовили ужин, поджидая маму. В выходные дни Федор и Машенька гуляли по городу, делали закупки в магазинах. Втроем их редко видели. Большее время суток Алена проводила на службе, даже в выходные и праздничные дни была на срочных вызовах по сложным либо тяжким преступлениям, на дежурствах и в командировках. Так пролетело два года. Федор и Маша привязались друг к другу. Федор заменял ей и отца, и мать. Алену это не устраивало. Иногда ее злила их привязанность друг к другу. Однако она понимала, что виновата сама. Постепенно их отношения становились натянутыми. Алена иногда сутками не появлялась дома, ее привозили ночью то на дежурной, то на частной машине, она мгновенно засыпала, не объясняя, где была. Однажды ее не было трое суток, Федор забеспокоился, позвонил на службу, ему ответили: - Алена со своим шефом в командировке. Федор был возмущен. Наступила суббота, но Алена не возвращалась. Тогда Федор с Машенькой пошли к подруге Алены, майору милиции Людмиле Суховой, и та была вынуждена рассказать всю правду о давней связи Алены с ее шефом, Виктором Чердынцевым. На следующий день, узнав адрес Чердынцева, Федор решил навестить его и поговорить серьезно. Чердынцев с женой и сыном жили в трехкомнатной квартире в новом доме на краю города, на бугре за леском. Соседка сказала: - Жена Чердынцева с сыном уехала в отпуск к родителям, а сам Виктор, кажется, укатил в Асбест на своей машине с какой-то женщиной, которую она и раньше видела у него. Федор предчувствовал, что к вечеру Чердынцев должен возвратиться, и весь день поджидал его на дороге, ведущей через лесок к гаражам. Это была единственная дорога из города, и Виктор возвратиться мог только по ней. Примерно около шести часов вечера на дороге показались голубые «Жигули». Федор поднял руку, «Жигули» остановились. Водитель открыл дверцу, Федор злыми глазами посмотрел на него и спросил в упор: - Где Алена? Чердынцев оторопел, губы его затряслись. - Пошла домой, - произнес он. - Давай, Федор, поговорим как мужчина с мужчиной. Садись в машину. Они подъехали к гаражам, Чердынцев выключил двигатель, повернулся к Федору лицом, и тут Федор увидел на шее Чердынцева золотую цепочку с крестиком - его подарок Алене. - Снимай, - приказал Федор. Чердынцев дрожащими руками снял цепочку и подал Федору. Федор почувствовал запах алкоголя. - Как же, ты, в таком состоянии за рулем? - спросил он. - Ничего особенного, - ответил тот цинично, - и не такими бывали. А про наши отношения с Аленой я тебе скажу так. Она сама пристает ко мне, она фантазерка, толкает меня на развод с женой, делает подарки мне и моему сыну. Даже вопрос об удочерении Машеньки решался мной, требовала моего согласия. Федор был поражен, в висках сильно стучало, и смысл несвязной речи Чердынцева едва долетал до его слуха. Между тем Чердынцев сказал: - Я не разбиваю чужие семьи. - Ты уже разбил, и не одну, а две, - ответил Федор, хлопнув дверцей машины, и ушел... Алена не появлялась дома уже неделю. Где только не искал ее Федор. В милиции сообщили, что взяла краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам. Но когда она забрала и Машеньку, это было для него страшным ударом. Теперь он уже разыскивал двоих, но безуспешно. Однажды, возвращаясь с работы, он проходил мимо здания милиции. Машинально посмотрел вверх на окна, и вдруг увидел стоявшую на подоконнике лицом к стеклу Машеньку. Форточка была открыта. - Папа, папочка! - кричала Машенька и стучала ладошками по стеклу. Но чьи-то руки быстро сняли ее с подоконника. На следующий день утром Федор проходил мимо детского сада, с надеждой посмотрел внутрь двора и опять увидел среди детишек Машеньку. Он открыл калитку, вошел. Спиной к нему стояла Алена и разговаривала о чем-то с воспитателем. Машенька заметила Федора и бросилась к нему навстречу. - Папа! - закричала она. Алена обернулась, металлическим голосом крикнула: - Назад! - Мама, так это же папа! - Ко мне! - как собачонке, приказала Алена. Машенька в растерянности стояла между Федором и Аленой на небольшом расстоянии от них, смотрела то на того, то на другого, затем неохотно, всхлипывая, повернула назад. Сердце Федора готово было вырваться из груди и разорваться на части. Все было, как в тумане. Он вышел из калитки, не разбирая дороги, направился в сторону колонии. Дни одиночества потянулись для него мучительно и бессмысленно. Зато Алена окунулась в бурную, уже открыто полную прелюбодеяний, жизнь. И кончилось это тем, что после очередной ночной попойки Чердынцев задохнулся автомобильными газами и скончался в собственном гараже. В местной газете появился скупой некролог с сообщением о трагической кончине начальника следственного отдела. Алена еще больше загуляла, часто не выходила на работу. В эти дни Машенька, как беспризорная, скиталась, где попало, в основном у подруг Алены. А когда наступали дни просветления, и Машенька появлялась в детском саду, Федор спешил к ней на свидания. Однако эти свидания были недолгими, не более десяти минут, и то с условием, что не будет знать Алена. Однажды, в отсутствие Федора, она устроила настоящий набег на квартиру со своим новым поклонником, молодым следователем. За три рейса на дежурной милицейской машине вместе с другими работниками Алена вывезла все, что могла, в том числе и личные вещи Федора. Он окончательно понял, что это конец. Рухнули все его надежды на примирение, Алена не шла ни на какие контакты. Однако слабая искорка надежды еще теплилась в его душе. Несмотря ни на что помогал всем, чем мог, Алене. Через подруг передавал ей всю свою зарплату, покупал подарки и продолжал украдкой встречаться с Машенькой. - Папочка, я к тебе хочу! Ты меня любишь? - спрашивала Маша, прижимаясь к нему во время их кратких встреч. Она часто плакала. Не мог сдержаться и Федор. Так прошел год. Федора все больше и больше посещали черные мысли. Он хотел покончить с собой, и мы, воспитатели, его друзья, пытались отвлечь его от этих мрачных мыслей. С большой заботой относилась к нему и моя жена Ольга. Меня направили в Свердловск на переподготовку. Пробыл я там месяц, когда получил это печальное известие о смерти Федора. От Ольги я узнал все подробности. Начальник колонии полковник Зубов перед приездом инспекторской комиссии решил провести внеочередные занятия по стрельбе. Специального стрельбища не было. Мы обычно проводили тренировочные стрельбы на берегу реки Туры. Река мелководная, с множеством каменных валунов. Посередине реки на валун ставится обычно какой-нибудь предмет: бутылка, банка, и каждый поочередно, из закрепленного за ним пистолета стрелял по мишеням. Незаметно для всех перед началом этих стрельб Федор подошел к тому месту, где они впервые встретились с Аленой, прощальным взглядом окинул реку, город, колонию, приставил дуло к виску и со словами «Прости, Машенька!» нажал на курок. Услышав выстрел, к нему подбежали, но было уже поздно, на его щеках застыли слезы. В колонии был траур, у гроба собрались друзья и родные. Федор обрел, наконец, вечный покой. Лицо его было строгим, бледным. «Отмучился», - сказал кто-то.
|
|||
|