Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Савельев А.Н. 26 страница



Вот выдержки из совместной статьи московских воро­тил:

«Шло обсуждение социальных вопросов по строительс­тву школ, по пенсиям, к тому времени почти обнуленным, по сбережениям граждан, тоже превратившимся в пыль. И все тот же один из авторов этой статьи проинформировал Гай- дара о том, что в Зеленограде наша медицина зафиксиро­вала 36 смертей из-за голода. На это Гайдар ответил прос­то: идут радикальные преобразования, с деньгами сложно, а уход из жизни людей, неспособных противостоять этим преобразованиям, - дело естественное. Тогда его спро­сили: Егор Тимурович, а если среди этих людей окажутся ваши родители? Гайдар усмехнулся и сказал, что на дурац­кие вопросы не намерен отвечать.

Следующий вопрос - о строительстве школ и детсадов. Следует ответ Гайдара: денег нет, останавливайте строи­тельство. Государство денег не даст. Тогда это было слы­шать неожиданно и даже жестоко. Но по прошествии 18 лет можно понять, что ответы эти были не спонтанными, а со­ответствовали той страшной логике, которую реализовало Правительство России в гайдаровское и последующее вре­мя, вплоть до начала двухтысячных годов.

Ельцин абсолютно не знал Гайдара. Но Гайдара усилен­но навязывали Ельцину США, суля России десятки милли­ардов помощи. Это не могло не завораживать Ельцина.

Не знал Ельцин и экономических теорий. Но Гайдар ис­ступленно верил в свою теорию: после нескольких месяцев шока заработает рынок, и все утрясется. Быстрота успеха не могла не увлечь Ельцина - он хотел не столько дать стране возможность самой себя возродить, сколько осчастливить ее "от себя" и немедленно. И Гайдар не обманывал Ельци­на, когда уверял, что все решится к осени. Он, правда, так думал и, правда, не ведал поначалу, что творил.

Гайдар активно работал над всеми документами Бе- ловежья. И он несет полную ответственность за принятый там вариант выхода, принимавший за объективную истину границы республик внутри СССР и игнорировавший судьбы миллионов российских людей, оказавшихся за пределами России.

Приватизация при Гайдаре из инструмента перехода России к рыночной экономике превратилась в инструмент грандиозного обогащения номенклатуры и "одобренный ею олигархов, в инструмент грандиозного ограбления тру­дящихся масс, главных создателей социалистической собс­твенности...

Гайдаровская приватизация превратила правящие груп­пировки России не в организаторов собственного экономи­ческого развития, а в привязанных к Западу компрадоров.

Гайдар переложил все тяготы выхода из социализма на народные массы. Обеспечил захват подавляющей части государственной собственности номенклатурой и олигарха­ми. Посадил российское государство на западную наркоиг­лу нефте- и газодолларов. Сделал Запад - соблазненный перспективой ликвидации российского ВПК - своим союз­ником и частичным донором. И по линии небольших пода­чек, и по линии платы за вывозимые ресурсы. Сдал народы бывших союзных республик их национальной коммунис­тической номенклатуре (поделившейся в ряде республик властью с оппозицией). Избавил номенклатуру от бремени расходов на одну из опор России - ее великодержавность. И от расходов на другую опору - российскую культуру.

Гайдар - символ чудовищного разлома несправедливости и бесчеловечности, зеркало того антинародного, номенклатурно-олигархического выхода из социализма, который был навязан России в начале 1992 года» («МК», 16.12.2009).

В статье утверждалось, что реформы Гайдара были «худшим из всех возможных вариантов выхода» страны из социализма.

Чубайс назвал публикацию «грязной ложью». Чубайса возмутила, надо полагать, не только столь негативная ха­рактеристика его соратника по грабежу страны, но и по­пытка Лужкова с Поповым снять с себя ответственность за сопричастность к этому грабежу. В обращении к главному редактору газеты (а вовсе не к Лужкову и Попову) руково­дитель Роснано заявил: «Егор уже не может защитить себя, поэтому я, проработавший с ним бок о бок много лет, заяв­ляю, что статья эта - не более чем грязная, завистливая и злобная ложь».

Что у них - ложь, то у нас - истинная правда.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Спады и взлеты бывают в истории любого государства. Нашествия врагов извне или случайная недееспособность власти составляют те флуктуации в истории народа, кото­рые подавляются его внутренней энергией, потенциалом жизнеспособности. Причем эта энергия не всегда тратится на то, чтобы уравновесить негативные явления. Чаще всего преодоления полосы неудач идет путем уступок в одной об­ласти и неожиданного прорыва в другой.

Россия 90-х годов деградировала практически по всем направлениям. Общим местом с тех пор стало утвержде­ние, что такого провала в условиях мирного времени еще не знала мировая история.

Положение усугублялось тем, что интеллектуальные «верхи», церковная иерархия, научное сообщество не толь­ко не были готовы найти рецепты преодоления кризиса, но совместно с правящей бюрократией предпочитали блокиро­вать поиск таких рецептов. Мыслящая часть населения, не замолив старых грехов, вошла в новую полосу нравствен­ного опустошения, сопровождавшего опустошение страны нарождающейся олигархией.

В течение последнего десятилетия XX века политика де­мократических реформ, вместе с разговорами о правовом государстве, правах человека и рыночном рае, обнаружила себя отвратительным воплощением мифологии, заменившей пусть ложный, но все же светлый миф «коммунистического далеко». Новый миф оказался не годен для того, чтобы быть хоть немного привлекательным даже для тех, кто цинично использовал его в своих собственных интересах. Именно по­этому режим, возникший на развалинах горбачевского «со­циализма с человеческим лицом», отрицал самого себя.

Состояние отрицания не может быть преодолено прос­то исходя из непривлекательности социальной мифологии «демократии». Здесь требуется понимание целей такого преодоления. Кому такое преодоление необходимо? Речь идет о том, чтобы обеспечить легитимность некоторой фор­мы общественного бытия (для большинства еще совершен­но не выясненной). И не по юридическим законам, а по за­конам истории. Какая Россия сможет обосновать свое пра­во на существование в XXI веке?

Поставив столь общий вопрос, мы порождаем целую цепочку проблем, связанных между собой. Отбрасывая многочисленные боковые ответвления в лабиринте воз­можностей, можно сформулировать главную идею, соот­ветствующую пониманию российского традиционализма. Эта идея состоит в том, что будущее России может быть связано только с восстановлением прерванной истории русской цивилизации. Прерванной в феврале 1917 года и породившей непрекращающуюся цепочку самоотрицаний и утрат, невосполнимых потерь и варварского расточения жизнетворческого потенциала нации.

Предательство, обморочно охватившее все российс­кое общество с 1917 года, не осуждено и не преодолено в народном сознании. Но предательство это не отпускает, не дает забыть себя. Оно заставляет воспроизводить себя раз за разом. Оно воспроизведено разрушением Ипатьев­ского дома, в котором был расстрелян последний импера­тор, и мистической связью этого акта с первым всенародно избранным президентом России. Оно неявно повторено в нарочито публичном заявлении Патриарха Алексия II о том, что при Ельцине происходит второе крещение Руси. Церковь становится инструментом, обслугой олигархии? Скорее все­го, здесь сказывается та психологическая закономерность, согласно которой предатель больше всего ненавидит пре­данного - свидетеля его низости. Если под прессом КПСС можно было делать вид, что материальных предпосылок для покаяния (следовательно, и для действий по преодо­лению исторического грехопадения) возникнуть не может, то при «демократах» пришлось определяться. Патриархия, порожденная волей Сталина в 1943 году, предпочла любить власть, считая ее «от Бога». При этом, с течением времени, отречься от идеала монархии (вслед за «синодалами» фев­раля 1917 года), и от Соборной клятвы 1613 года, и даже от доктрины «Москва - Третий Рим»!

Точкой отсчета в новейшей истории стал либеральный, а потом и люмпенский переворот 1917 года, неизбежным следствием которого было выкорчевывание не только цар­ской фамилии, но и всего духовного строя русской жизни. С этого момента бытие России пошло вкривь и вкось. Мо­ральное уродство всенародного предательства собствен­ной истории, предательство Отечества влекло за собой уродство общественного бытия, уродство воспитания и образования. В результате новый советский тип челове­ка обрушил государственность, в которой сам же и вырос.

При этом народ не безмолвствовал, как в былые времена. Он аплодировал очередной живодерне. Потому и нищета его не вызывает сочувствия, свойственного хирургам перед операцией, - одно лишь публицистическое лицемерие са­мозваных знахарей.

В условиях предательства власть утратила божествен­ную санкцию и стала строиться в публичном проявлении по воле холопьего произвола, а в закулисном - по воле оли­гархических групп. Начиная с февраля 1917 года до сегод­няшнего момента, формирование власти происходит без учета как предшествующей, так и будущей истории. Имен­но поэтому система власти остается антирусской, антиис­торичной, принципиально неэффективной. Именно поэтому мы от мнимого величия в нищете оказываемся без всякого величия и снова в нищете. Именно поэтому власть в Рос­сийской Федерации, как и ранее в СССР, - не что иное, как способ разрушения общества, способ убийства истории и культуры народа.

Коммунистическая номенклатура не пожелала посту­питься хотя бы частью своих имущественных привилегий и властных полномочий. Тем самым она толкнула Россию в пропасть глобального кризиса и невиданных бедствий, сравнимых с бедствиями войны. И сама по ходу дела пре­вратилась в новую бюрократию, находящуюся на содержа­нии олигархии. Ожидать ответственной политики от пост­коммунистической либеральной бюрократии, разбавленной услужливой «творческой интеллигенцией», не приходится. Она, если ей не помешать, докушает общественный пирог до конца. Вероятно, только наследники ненасытных граби­телей задумаются над тем, какое богатство досталось им в руки, и дойдут мозгами до понимания того, что богатство это существует только вместе с русским народом. Только что останется к тому времени от былого богатства?

Налицо явная деградация государственной функции поддержания культурной идентичности социума, особенно обострившаяся с приходом к власти «демократов». Вспом­ним, что советский режим, при всем его безбожии, как-никак заботился о культурном уровне своих граждан. Классичес­кая русская литература выпускалась ежегодно огромными тиражами, и ее все равно не хватало, театры работали в са­мых захудалых городках, библиотеки, краеведческие музеи были повсюду. Добавим к этому песни, находящие отзвук в душе народа, фильмы, любимые всеми, настоящую ли­тературу... Все это теперь оттеснено на информационные задворки.

Бесхозность народа порождает ностальгию по КПСС/ СССР, по такому понятному брежневскому «застою» с его иллюзиями медленного нарастания благополучия и обеспе­ченной стабильности. Эта ностальгия, тем не менее, ничуть не приближает к истине, к восстановлению исторической перспективы. Коммунистическая (как и почти всякая иная) оппозиция власти не лучше самой власти. Все эти лидеры «левых», «центристских» или прочих прикормленных оли­гархией партий составляют затертую колоду, которую по- хорошему надо выбросить в мусорное ведро.

Идеологическая импотенция вызвала закономерный процесс деградации политического фасада - депутатского корпуса. От самостоятельно мыслящих в рамках програм­мы КПСС академиков в парламенте СССР мы перешли к самостоятельно мыслящим без всякой системы мэнээсам, а теперь и вовсе - к канцелярским работникам, свободным от всяких мыслей. Пока активная часть населения была озабочена своим участием в этом процессе, номенклатура решала свои закулисные проблемы.

Нелепости фасадной демократии, шабаш либеральной творческой мысли и идеологическая импотенция власти только на первый взгляд выглядят, как совершенно бес­смысленное и никому не нужное разрушение. Стреми­тельное обветшание российской демократии - следствие ее полной бесхозности. Своим архитекторам, желавшим делать историю, она опротивела даже быстрее, чем боль­шинству граждан.

Смысл кратковременного введения и последующего разрушения демократии был в том, чтобы в сжатые сроки перераспределить собственность и права на прибавочный продукт. Власть была превращена в товар, и те, кто удачно реализовал личный бизнес-план, смогли снова купить себе власть.

В 90-е годы популярны были призывы к разного рода ре­ферендумам. Одни ратовали за роспуск Съезда российских депутатов, другие - за недоверие Президенту. И те, и дру­гие питали надежды убедить население в своей правоте. Но населению-то было вполне понятно, что Съезд хотели бы распустить именно те, кто жаждал бесконтрольной власти, а убрать Президента, среди прочих, мечтали также и после­дователи потрошителей России. И те, и другие вызывали у


При этом народ не безмолвствовал, как в былые времена. Он аплодировал очередной живодерне. Потому и нищета его не вызывает сочувствия, свойственного хирургам перед операцией, - одно лишь публицистическое лицемерие са­мозваных знахарей.

В условиях предательства власть утратила божествен­ную санкцию и стала строиться в публичном проявлении по воле холопьего произвола, а в закулисном - по воле оли­гархических групп. Начиная с февраля 1917 года до сегод­няшнего момента, формирование власти происходит без учета как предшествующей, так и будущей истории. Имен­но поэтому система власти остается антирусской, антиис­торичной, принципиально неэффективной. Именно поэтому мы от мнимого величия в нищете оказываемся без всякого величия и снова в нищете. Именно поэтому власть в Рос­сийской Федерации, как и ранее в СССР, - не что иное, как способ разрушения общества, способ убийства истории и культуры народа.

Коммунистическая номенклатура не пожелала посту­питься хотя бы частью своих имущественных привилегий и властных полномочий. Тем самым она толкнула Россию в пропасть глобального кризиса и невиданных бедствий, сравнимых с бедствиями войны. И сама по ходу дела пре­вратилась в новую бюрократию, находящуюся на содержа­нии олигархии. Ожидать ответственной политики от пост­коммунистической либеральной бюрократии, разбавленной услужливой «творческой интеллигенцией», не приходится. Она, если ей не помешать, докушает общественный пирог до конца. Вероятно, только наследники ненасытных граби­телей задумаются над тем, какое богатство досталось им в руки, и дойдут мозгами до понимания того, что богатство это существует только вместе с русским народом. Только что останется к тому времени от былого богатства?

Налицо явная деградация государственной функции поддержания культурной идентичности социума, особенно обострившаяся с приходом к власти «демократов». Вспом­ним, что советский режим, при всем его безбожии, как-никак заботился о культурном уровне своих граждан. Классичес­кая русская литература выпускалась ежегодно огромными тиражами, и ее все равно не хватало, театры работали в са­мых захудалых городках, библиотеки, краеведческие музеи были повсюду. Добавим к этому песни, находящие отзвук в душе народа, фильмы, любимые всеми, настоящую ли­тературу... Все это теперь оттеснено на информационные задворки.

Бесхозность народа порождает ностальгию по КПСС/ СССР, по такому понятному брежневскому «застою» с его иллюзиями медленного нарастания благополучия и обеспе­ченной стабильности. Эта ностальгия, тем не менее, ничуть не приближает к истине, к восстановлению исторической перспективы. Коммунистическая (как и почти всякая иная) оппозиция власти не лучше самой власти. Все эти лидеры «левых», «центристских» или прочих прикормленных оли­гархией партий составляют затертую колоду, которую по- хорошему надо выбросить в мусорное ведро.

Идеологическая импотенция вызвала закономерный процесс деградации политического фасада - депутатского корпуса. От самостоятельно мыслящих в рамках програм­мы КПСС академиков в парламенте СССР мы перешли к самостоятельно мыслящим без всякой системы мэнээсам, а теперь и вовсе - к канцелярским работникам, свободным от всяких мыслей. Пока активная часть населения была озабочена своим участием в этом процессе, номенклатура решала свои закулисные проблемы.

Нелепости фасадной демократии, шабаш либеральной творческой мысли и идеологическая импотенция власти только на первый взгляд выглядят, как совершенно бес­смысленное и никому не нужное разрушение. Стреми­тельное обветшание российской демократии - следствие ее полной бесхозности. Своим архитекторам, желавшим делать историю, она опротивела даже быстрее, чем боль­шинству граждан.

Смысл кратковременного введения и последующего разрушения демократии был в том, чтобы в сжатые сроки перераспределить собственность и права на прибавочный продукт. Власть была превращена в товар, и те, кто удачно реализовал личный бизнес-план, смогли снова купить себе власть.

В 90-е годы популярны были призывы к разного рода ре­ферендумам. Одни ратовали за роспуск Съезда российских депутатов, другие - за недоверие Президенту. И те, и дру­гие питали надежды убедить население в своей правоте. Но населению-то было вполне понятно, что Съезд хотели бы распустить именно те, кто жаждал бесконтрольной власти, а убрать Президента, среди прочих, мечтали также и после­дователи потрошителей России. И те, и другие вызывали у большинства неполитизированных граждан чувство омер­зения. Общее происхождение проглядывало: вчерашние партийные секретари, номенклатурные хозяйственники и теоретики «развитого социализма» спешно переквалифи­цировались отнюдь не в управдомы, а в сторонников ради­кальных реформ с гонором отцов демократии, солидными должностями и окладами.

Две силы - две фракции формально запрещенной супер­партии (либеральная и коммунистическая) - тянули каждая в свою сторону, запугивая народ карикатурами на своих оп­понентов. Обрушиваясь на коммунистический большевизм, ельцинисты не замечали, что дублируют один к одному их лозунги, трансформированные на либеральный лад. Их об­щая характерная оговорка, демонстрирующая направление идеологических «исканий» (или заискиваний?) - приятное для олигархов утверждение: «есть лишь один путь - впе­ред». И эта глупость с умным видом говорилась сотни раз! А ведь утверждение о единственности исторического пути, претензия на монополию на истину - явные признаки боль­шевизма. Верной дорогой идете, товарищи! Пока не расши­бете себе лоб...

«Красные» большевики обвиняли «белых» в гнусностях, белые красных - в глупостях. Причем дураки подчас выгля­дят подлецами, а подлецы - дураками. Поскольку и те, и другие в своих обвинениях совершенно правы, у сторонне­го наблюдателя подчас создается впечатление, что полити­ка - это удел лишь для умственно и нравственно ущербных, а для чистоплотного человека «войти во власть» - то же самое, что войти в навозную жижу глубже, чем по колено.

Традиционный русский вопрос в последнее время стал казаться некоторым мастерам публицистических баталий каким-то порочным. Будто задавать его - значит обострять конфронтацию, уходить от сути проблем, стоящих перед об­ществом. Все это пустые рассуждения для красного словца. Пока мы не поймем, кто виноват в национальной трагедии, мы не найдем пути выхода из нее. Тут бессмысленно посы­пать голову пеплом - все, мол, виноваты - или кокетничать в самобичевании: я, мол, тоже виноват вместе со всеми! После этого только и возможно забивать читающей публи­ке головы новыми схоластическими упражнениями.

Предъявим же основные пункты обвинения по тем бе­зобразиям, которые пришлись в нашей стране на послед­нее десятилетие XX века.

Команде Ельцина:

Превращение власти в самоцель. Защита интересов иностранных государств, противостоящих интересам Рос­сии. Работа по законам уголовной шайки. Организация системы тотальной лжи. Личное обогащение и участие в преступном разграблении национального богатства. Фор­мирование олигархии. Подготовка и проведение антигосу­дарственного переворота. Клятвопреступление.

Правительству Гэйдара-Черномырдина:

Последовательное пренебрежение законом, воспита­ние в чиновничестве раболепия перед чинами. Разруши­тельная, хозяйственная политика и обман народа по пово­ду «признаков экономической стабилизации». Разложение нравственных основ общества путем распространения мифов о смысле экономической свободы и принципах сво­бодного общества. Использование разложения общества в целях укрепления личной власти чиновничества на местах. Формирование тоталитарной и антинациональной бюрокра­тии. Мафиозный подход к формированию органов власти и управления, образование чиновничьих кланов, сращивание администраций и правоохранительной системы всех уров­ней с уголовным миром. Отказ от борьбы против коррупции, имитация решительных мер против разрастания этнической преступности, подчинение предпринимателей уголовным элементам. Покорность проходимцам, внедренным Ельци­ным в правительство.

Депутатскому корпусу Ельцина-Хасбулатова:

Разрушение единого государства (Декларация о су­веренитете России, ратификация Беловежского сговора, утверждение Федеративного договора). Создание законо­дательной базы для «разделения» властей, которая позво­лила узурпировать власть группировке, добившейся конт­роля над Ельциным. В Москве - грубейшее нарушение Кон­ституции введением поста мэра, нового административного деления столицы. Игнорирование симптомов диктатуры (10 декабря 1992 года, 20 марта 1993 года, 1 мая 1993 года и др.) и вялость попыток противостоять ельцинским фабри­кам лжи. Соучастие в ельцинизме: предоставление Ельцину чрезвычайных полномочий, которые уже невозможно было отнять, некритичность к поведению руководства парламен­та, долгое время находившемуся в сговоре с ельцинистами. Отсутствие внимания к системе представительных органов власти на местах, которые были брошены Верховным Со­ветом на произвол судьбы. Эгоизм, ставший нормой пове­дения депутата. Мелочные интриги в депутатской среде, от­сутствие ответственности за свою профессию, равнодушие к грубейшим нарушениям закона и нравственных норм со стороны отдельных депутатов. Законотворчество без кон­троля за его эффективностью. Отсутствие сопротивления навязанному депутатам образу сторонников коммунисти­ческих сил.

На протяжении длительного времени Б. Ельцин и его ко­манда демонстрировали циничное пренебрежение к закону. Видимость правомерности действий правительства оформ­лялась юридической казуистикой, агитпроповскими лозун­гами о благе народа и тотальной ложью. Общество сносило все это только потому, что было дезорганизовано сначала коммунистическим режимом, а потом радикальным произ­волом либерал-большевиков.

Вместо помощи замордованному и потерявшему ориен­тиры народу ельцинисты воспользовались ситуацией, чтобы организовать безнаказанное разграбление страны. Сфаб­риковав в избирательную кампанию фальшивый образ мученика за идеи Свободы и Здравого Смысла, захватив парламент России, навязав большинству мифологические представления о важнейших нравственных и политических ценностях, номенклатура второго эшелона подняла мятеж и завоевала абсолютную власть в стране.

Одряхлевшие конкуренты ельцинистов из партхозэлиты КПСС попытались противостоять распаду государства, но испугались решительных мер и человеческих жертв. Испу­гались не только нравственной ответственности за кровь, но и ответственности за страну, которой управлять были уже не в состоянии. В конечном итоге эта недееспособность обернулась распадом СССР, экономической катастрофой, постыдной нищетой народа, тотальным произволом и кри­минализацией власти.

Особый вклад в разложение общества и государства и в подготовке прихода к власти уголовников сделал россий ский парламент, павший в конечном итоге жертвой собственной интеллектуальной заносчивости. Как и больше вики, депутаты решили разрушить «весь мир насилья до основанья», но только путем законотворческой деятельное ти. И разрушили заодно с государством, выпустив на волю самые отвратительные и низкие человеческие инстинкты и качества.

Главным увечьем, которое нанесли российские парла­ментарии российскому обществу, - это внедрение принци­па разделения властей. Реализовав на практике рожденный воспаленным мозгом миф, российские депутаты доброволь­но отдали власть в руки Гайдара, Чубайса, Черномырдина... По инерции они продолжали сражаться в правовом поле, не замечая, что это поле уже давно стало заповедником для замечтавшихся политиков. Романтики обкладывались зако­нами, отгораживаясь от реальной жизни, аргументировали статьями из Конституции, стыдили «неверных»... А в жизни утверждались те, кто презирал закон, честь, совесть, спра­ведливость. Депутаты не замечали, как легко разрушалось доверие народа к его собственным избранникам, полагали, что низкий уровень доверия к ним - это такое же нормаль­ное явление, как и в любой «цивилизованной» стране. Толь­ко на пороге катастрофы тотальная ложь телевидения и ра­дио начала разбавляться контрпрограммами парламента.

Депутаты создали Ельцина, фактически одобрив пере­ворот еще в 1991 году. В 1993-м они получили только не­сколько отложенный последний шаг номенклатурного мя­тежа. Именно депутаты дали Ельцину чрезвычайные пол­номочия, которые забрать обратно было уже невозможно. Именно депутаты дали жизнь законам, разрушающим эко­номику. Именно они пустили государственное строительс­тво на самотек, не заботясь о системе представительной власти на местах, не обращая внимания на плачевный опыт применения наштампованных ими законов, отдав «в виде эксперимента» столицу России на разграбление...

Обе противоборствующие команды - номенклатурная уголовщина и парламентская оппозиция - пытались на­вязать обществу свою монополию на легитимность, свою роль «спасителей Отечества»...

В целом взгляд на 90-е годы говорит о том, что в тот пе­риод мы не встретим во власти ни одного светлого персона­жа, ни одного признака оздоровления страны. Сохранение прежних тенденций распространилось и на последующее десятилетие. Это ужас без конца и края - толкотня и сговор между «левыми» и «правыми», между «красными» и «голу­быми», между кремлевскими «комбинаторами» и уличными вождями, между олигархией и оппозицией. Все это стоило бы одним усилием выплеснуть за ворота - в выгребную яму истории. Кто знает, хватит ли у народа сил на такое уси­лие...

Салтыков-Щедрин писал: «Мы переживаем время суро­вых, но бесплодных поучений. Все как будто проснулись от пьяного сна и впервые встретились лицом к лицу с какою- то безнадежностью, почти фантастическою действитель­ностью. Отсюда - всеобщее изумление и страх, потому что бросившийся в глаза хаос не вызвал в нас решимости разо­браться в нем, не указал на необходимость отделить следс­твия от причин, согласовать накопившиеся жизненные про­тиворечия и установить отправные пункты для будущего жизнестроительства, а только пробудил какое-то спутанное чувство, которое овладело умами с неудержимою силой».

В 90-е годы гражданину трудно было найти единомыш­ленников и выбрать достойную поддержки силу. Невозмож­но было быть ни с теми, кто под видом законодательной деятельности разрушал страну и способствовал диктатуре, ни, тем более, с теми, кто это разрушение и эту диктату­ру осуществлял, штурмуя Белый Дом. Единственно верная позиция была между этими силами, на стороне пусть даже самой нелепой Конституции, все-таки сохранявшей элемен­ты законности в стране и обещавшей постепенное форми­рование сил, которые могли бы остановить разрушение и разграбление страны и начать формирование разумных правил жизни и возвращение того, что было утеряно в пре­жние годы.

Несчастье для России XX века - это либеральная бюрок­ратия, для которой родины просто не существует. Придав­ленная коммунистическим режимом, она пребывала преиму­щественно на вторых-третьих ролях. После крушения этого режима либеральная публика на некоторое время вошла в силу, готова была рушить все, что не соответствовало её убогим представлениям о жизни. За волной разрушителей пошла волна приватизаторов - прежней коммунистической номенклатуры, разбавленной новыми сверхавантюрными натурами, которым в прежние времена уготована была раз­ве что роль шулеров и тюремная камера. За авантюриста­ми и приватизаторами пришли олигархи - выделившаяся из этой мутной среды самая отпетая когорта мошенников, получившая опору в местном криминале и зарубежном «ми­ровом правительстве». Защитой олигархического режима стала либеральная бюрократия - многочисленный слой посредников. Она образовалась из бесхребетных, безрод­ных и бессовестных «специалистов», которым все равно, какой режим обслуживать. Постепенно номенклатура пре­жней формации, переродившаяся в олигархию, перестала мыслить себя без этих незаметных пронырливых помощ­ников. Перестройка дала шанс номенклатуре посредников перейти из второго эшелона власти в первый, отодвинув в сторону своих менее поворотливых благодетелей.

Взяв власть, либеральная бюрократия быстро усвоила принцип пресечения всякой оппозиции. Она, в отличие от красных директоров, дошла до понимания того, что грубое подавление - зряшное расходование власти. Для того что­бы экономить этот бесценный ресурс, разумнее было тон­кой игрой добиваться дезорганизации в стане противника. На первых порах можно даже поддержать амбиции лиде­ров разрешенной многопартийности. Потом без финансов и своих изданий они быстро выдохнутся и сделаются всеоб­щим посмешищем. На выжженном народной иронией мес­те еще долго не сможет вырасти действительно серьезной организации.

Бюрократия всегда будет утверждать, что она - от наро­да. И будет нанимать политиков, говорящих языком кухни, приводить доводы из застольных бесед, взывать к справед­ливости. У бюрократии давно отработан двойной стандарт. Либеральный чиновник всегда сочетает в себе черты по­борника законности и самого человечного человека. Меняя свои обличья, он может без труда оправдывать как энер­гичные действия вне закона, так и бездействие в рамках закона. Чиновник всегда готов сам рыдать в жилетку оби­женного государством гражданина: а что мы можем, когда нет ресурсов, начальство такое неповоротливое, законода­тельство так запутано, инфляцию никак не остановят...



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.