Terra tribus scopulis vastum … не longum ! 2 страница

Макмастер сказал, что боится ехать вместе с миссис Дюшемен в одном поезде, потому что в нем непременно будет полно лондонцев. Так и получилось – они заскакивали в поезд на всех станциях по всему пути следования, настолько всех взволновало объявление войны в августе 1914 года. Титженс сел на поезд в Берике; здесь к составу присоединили дополнительные вагоны, а за плату в пять фунтов проводнику, который не мог гарантировать полного уединения, можно было обеспечить себе отдельное закрытое купе. Закрытым оно пробыло не столь долго – миссис Дюшемен не успела наплакаться, зато успели произойти некоторые неприятные события. Семейство Сэндбахов тоже село в поезд на станции Вулер, а семейство Порт Скато – еще где‑то. У них кончились запасы бензина, а его продажа (даже банкирам) в стране прекратилась. Макмастер, который, прячась, ехал тем же поездом, «встретил» миссис Дюшемен на Кингс‑Кросс, и этим, казалось, все кончилось.

Теперь, сидя за столом у себя дома, Титженс ощутил одновременно и облегчение и злость. Он сказал:

– Порт Скато. Времени осталось мало. Если не возражаете, я хочу поскорее разобраться с тем письмом.

Порт Скато словно пробудился ото сна. Он в очередной раз обнаружил, что агитировать миссис Титженс за вступление в ряды сторонников нового закона о разводах очень даже приятно.

– Ах да! Конечно! – воскликнул он.

– Потрудитесь выслушать, – медленно проговорил Титженс. – Макмастер женат на той женщине вот уже девять месяцев… Понятно вам? Миссис Титженс и сама узнала об этом лишь сегодня. Временной промежуток, обозначенный миссис Титженс в ее жалобе, составляет как раз ровно девять месяцев. Она совершенно верно поступила, написав это письмо. Я вполне одобряю этот поступок. Знай она, что Макмастеры теперь живут законным браком, она бы не стала этого делать. Я не знал о ее намерениях. Если бы знал, то попросил бы ее воздержаться от такого поступка. И тогда она, вне всяких сомнений, не стала бы ничего писать. Но в тот момент, когда вы пришли, мне уже было известно о письме. Я услышал о нем за обедом ровно десять минут тому назад. Разумеется, мне следовало бы разузнать о всей этой истории раньше, но дело в том, что я впервые обедаю дома за последние четыре месяца. Сегодня мне дали отгул перед отправкой на фронт. Я квартирую в Илинге. Сегодня мне впервые за долгое время выдалась возможность серьезно поговорить с миссис Титженс… Надеюсь, я прояснил вам ситуацию?..

Порт Скато поспешил к Титженсу, вытянув руку вперед; его сияющая фигура напоминала фигуру восхищенного новобрачного. Титженс немного отвел свою правую руку в сторону, избегая тем самым розовой, полной ладони Порт Скато, и невозмутимо продолжил:

– Кроме того, вам следует знать еще кое‑что: покойный мистер Дюшемен был душевнобольным человеком со скотскими и, как выяснилось впоследствии, убийственными склонностями. У него периодически случались приступы – как правило, по субботам утром. Все потому, что по пятницам он постился, и крайне строго. А еще по пятницам он пьянствовал. Тяга к выпивке появлялась у него во время поста – после того как он выпивал на голодный желудок вино, оставшееся после причастия. Так нередко бывает. В последнее время он начал подвергать физическому насилию миссис Дюшемен. Она же, в свою очередь, вела себя с ним в высшей степени осторожно – ей надо было бы давно уже сдать его в сумасшедший дом, но, подумав о том, какие страдания ему принесет несвобода в те минуты, когда к нему будет возвращаться здравомыслие, она отказалась от этой затеи. Я сам стал свидетелем этого поразительного героизма с ее стороны. Что же касается поведения Макмастера и миссис Дюшемен – уверяю вас и, полагаю, общество подтвердит мои слова! – что поведение это было весьма осмотрительным и правильным! Их чувства не были тайной. И полагаю, их стремление вести себя достойно до свадьбы даже не ставится под сомнение…

– Нет! Нет! – ответил лорд. – Ни за что… Самое… как вы и говорите… осмотрительное и, да… правильное поведение!

– Миссис Дюшемен, – продолжил Титженс, – помогала Макмастеру проводить литературные встречи довольно долгое время – само собой, это началось еще до их свадьбы. Однако, как вам известно, эти вечера не были тайными, их даже можно назвать широко известными…

– Да! Да! Разумеется… – проговорил лорд Порт Скато. – Если бы только мне удалось достать приглашение для леди Порт Скато…

– Пусть приходит без приглашения, – сказал Титженс. – Я их предупрежу. Они будут очень рады… Вот только сегодня вряд ли получится: сегодня особый, праздничный день… Миссис Макмастер обыкновенно приходила к Винсенту в обществе юной леди, которая потом провожала ее на последний поезд до Рая. Или же я сам ее провожал, когда Макмастер был занят написанием газетной статьи о прошедшем вечере… Они поженились на следующий день после похорон мистера Дюшемена.

– И их нельзя за это осуждать! – провозгласил лорд.

– Я и не собирался, – сказал Титженс. – Миссис Дюшемен претерпела невообразимые страдания, и это достаточное оправдание тому, что она стала искать защиты и понимания – обстоятельства буквально обязывали ее к этому. Чета Макмастеров не сразу объявила о своей свадьбе – во‑первых, им хотелось соблюсти траур, во‑вторых, миссис Дюшемен считала, что недопустимо веселиться и праздновать, когда на фронте гибнут и страдают британские солдаты. Однако небольшое застолье, которое они устраивают сегодня, – это своего рода и есть публичное объявление о свадьбе. – Тут он ненадолго замолчал, погрузившись в мысли.

– Прекрасно понимаю! – воскликнул лорд Порт Скато. – И от души одобряю. Поверьте, мы с леди Порт Скато сделаем все… Все! Такие уважаемые люди… Титженс, мой дорогой друг, ваши поступки… столь замечательны…

– Погодите‑ка… – прервал его Титженс. – В августе четырнадцатого был один случай. На границе. Не помню название местечка…

– Мой дорогой друг… И вспоминать не стоит… Умоляю вас… – вскричал лорд Порт Скато.

– Как раз после того, как мистер Дюшемен напал на свою жену. Именно это и стало последней каплей. Его отправили в сумасшедший дом. Он нанес урон не только ее физическому, но и психическому здоровью. Ей было совершенно необходимо сменить обстановку… Полагаю, вы согласитесь со мной в том, что даже в этом случае их поведение было… опять‑таки, осмотрительным и правильным…

– Согласен, согласен, – проговорил лорд. – Мы с леди Порт Скато пришли к выводу – даже не зная всего того, о чем вы мне сейчас рассказали, – что несчастные поступили, пожалуй, даже чересчур осмотрительно… Мистер Макмастер ведь ночевал в Джедбурге?

– Да! Они и впрямь оказались чересчур осмотрительны… Меня срочно вызвали туда, чтобы сопроводить миссис Дюшемен домой… Разумеется, случившееся вызвало непонимание…

Порт Скато, переполненный воодушевлением от одной мысли о том, что по меньшей мере две несчастные жертвы ненавистного закона о разводах смогли счастливо воссоединиться, выпалил:

– Боже правый, Титженс! Если я услышу хоть слово против вас… Как же блистательно вы отстаиваете честь своего друга… Как… Как непоколебима ваша преданность…

– Погодите‑ка минутку… – попросил Титженс, расстегивая нагрудный карман.

– Человек, который так блистательно повел себя в этой ситуации, – проговорил лорд. – И вы отправляетесь во Францию… Если кто‑нибудь… Если кто‑нибудь… осмелится…

При виде тонкой книжечки с зелеными краями в руке Титженса Сильвия резко поднялась, а когда Титженс достал из книжечки измятый чек, она сделала три больших шага ему навстречу.

– О, Крисси! – выкрикнула она. – Не может быть, чтобы эта тварь…

– Может… – ответил Титженс. Он передал чек банкиру. Тот взглянул на него с неспешным удивлением.

– «Превышен кредитный лимит», – прочел лорд. – Браунли… это почерк моего племянника… Клубу… Это же…

– Ты же это так не оставишь? – спросила Сильвия. – О, слава богу, что ты решил во всем разобраться!

– Нет! Конечно же не оставлю, – проговорил Титженс. – С чего бы?

Лицо банкира вдруг приняло подозрительное выражение.

– Судя по всему, вы проявили неосмотрительность в тратах, – проговорил он. – Надо быть внимательнее. На какую сумму вы превысили лимит?

Титженс протянул лорду сберегательную книжку.

– Я не понимаю, какими принципами ты руководствуешься, – сказала Сильвия Титженсу. – Обычно ты безропотно все терпишь, а теперь вдруг решил возмутиться.

– По‑моему, это сущие мелочи, – проговорил Титженс. – Но я стараюсь ради ребенка.

– В прошлый четверг я распорядилась перевести на твой банковский счет тысячу фунтов. Но не мог же ты превысить кредитный лимит более чем на тысячу фунтов!

– Я ничего не превышал. Вчера у меня был небольшой долг – в пятнадцать фунтов. Но я и знать не знал об этом.

Лорд Порт Скато был белее мела. Он судорожно листал банковскую книжку.

– Ничего не понимаю, – проговорил он. – Судя по всему, у вас на счету всегда есть деньги, и вы почти не выбиваетесь из лимита. Разве что на день‑два.

– Вчера у меня был долг в размере пятнадцати фунтов, – сказал Титженс. – В течение трех‑четырех часов – это время доставки почты от места моего квартирования до вашего главного отделения. За это время ваш банк выбрал два из шести моих чеков, сумма каждого из которых не превышала и двух фунтов, и отказал мне в платеже; один из этих чеков был отправлен в Илинг, что совершенно меня возмутило – его мне, конечно, не вернут. На нем тоже было написано: «Превышен кредитный лимит», – причем тем же почерком.

– О боже! – сказал банкир. – Ведь это же означает, что вы совершенно разорены.

– Определенно так, – сказал Титженс. – Такова и была задумка.

– Но ведь, – начал банкир, и на его лице, по которому было видно, что он глубоко задумался о судьбе разорившегося человека, проступило облегчение, – у вас наверняка есть и другие банковские счета… Может, какой‑нибудь «спекулятивный» счет, на котором практически нет денег… Сам я редко интересуюсь счетами клиентов, разве что очень большими, ибо они непосредственно влияют на политику банка.

– А надо бы, – проговорил Титженс. – Надо бы вам интересоваться и очень маленькими счетами, как джентльмену, который строит карьеру благодаря им. У меня нет другого счета в вашем банке. Я никогда и ничем в своей жизни не спекулировал. Я очень многое потерял на операциях с Киевом – бо́льшую часть средств. Как, собственно говоря, и вы сами.

– Тогда… пари на скачках! – предложил Порт Скато.

– В жизни не ставил и пенни ни на одну лошадь, – сказал Титженс. – Я слишком хорошо знаю лошадей.

Порт Скато взглянул сперва на Сильвию, потом на Титженса. Все‑таки Сильвия была его давним другом. Она сказала:

– Кристофер никогда не делает ставки и не спекулирует. Размер его личных трат куда скромнее, чем у любого горожанина. Можно сказать, у него вовсе нет никаких личных трат.

И снова по открытому лицу лорда пробежала тень подозрения.

– О, ну не можете же вы подозревать нас с Кристофером в том, что мы сговорились, чтобы вас шантажировать, – проговорила Сильвия.

– Нет, у меня нет подобных подозрений, – заверил ее банкир. – Но иное объяснение кажется мне столь невероятным… Подозревать банк… банк… Как это объяснить? – он обращался к Титженсу; его круглая голова опустилась и стала казаться квадратной, челюсть слегка подрагивала.

– Вот что я вам скажу. Вы вольны разрешить сложившуюся ситуацию, как вам заблагорассудится, – проговорил Титженс. – Но десять дней назад я получил документы о переводе на другое место службы. Я передал их офицеру, а после мне нужно было выписать чек нашему армейскому портному и повару на общую сумму в один фунт и двенадцать шиллингов. Мне пришлось также купить компас и револьвер – работники Красного Креста забрали мои, пока я был в госпитале…

– Боже правый! – вскричал лорд.

– А вы что же, не знали, что они забирают личные вещи? – спросил Титженс. А потом продолжил: – В общей сложности мой долг составил пятнадцать фунтов, но я не думал о нем, ибо армейская бухгалтерия обещала его погасить, перечислив вам часть моего оклада в начале месяца. Как вы понимаете, заплатили мне только сегодня, тринадцатого. Но, заглянув в мою банковскую книжку, вы легко сможете убедиться, что они всегда платили мне не первого, а тринадцатого. Пару дней назад я заходил в клуб и выписал чек на один фунт, четырнадцать шиллингов и шесть пенсов: фунт и десять шиллингов – это мои личные расходы, а остальное – стоимость обеда…

– То есть вы действительно превысили кредитный лимит, – строго проговорил банкир.

– Да, вчера, на два часа, – подтвердил Титженс.

– Что же вы от нас требуете? – уточнил лорд. – Сделаем все, что в наших силах.

– Не знаю, – сказал Титженс. – Делайте что хотите. Неплохо было бы, если б вы объяснились перед моим начальством. Если они отдадут меня под трибунал, вам будет хуже, чем мне. Уверяю вас. Можно ведь все им объяснить.

Внезапно Порт Скато задрожал.

– Что… что… что значит «объяснить»? – вскричал он. – Так, значит… Вы… Проклятие… Вы… вынесли сор из избы… И осмелились упомянуть мой банк… – Он замолчал, провел ладонью по лицу и продолжил: – И все же… Вы разумный, здравомыслящий человек… Я слышал много обвинений в ваш адрес. Но не поверил им… Ваш отец всегда отзывался о вас очень хорошо… Помню, он как‑то сказал, что, если вам нужны деньги, вы всегда можете занять у нас от его имени три‑четыре сотни фунтов… Вот почему произошедшее кажется мне столь странным… Это… Это… – Волнение захватило его с головой. – Я потрясен до глубины души…

– Послушайте, лорд, – сказал Титженс. – Я всегда вас уважал. Понимайте, как хотите. Исправьте ситуацию любым возможным неунизительным для вашего банка способом. Я уже ушел из клуба…

– О нет, Кристофер! – воскликнула Сильвия. – Только не это!

Порт Скато отшатнулся, сидя за столом.

– Но если правда на вашей стороне! – вскричал он. – То вы не можете… Только не уход из клуба… Я член комитета… Я все им объясню – в самом полном, в самом подробном…

– Вы им ничего не объясните, – проговорил Титженс. – Сплетни распространяются чрезвычайно быстро… Они облетели уже пол‑Лондона. Сами знаете, как падки на них члены этого вашего комитета… Андерсон! Фоллиот!.. И друг моего брата, Рагглс…

– Друг вашего брата, Рагглс, – проговорил Порт Скато. – Но послушайте… Ведь он же как‑то связан с судом, правда? Послушайте… – Тут ход его мыслей резко прервался. Он сказал: – Опасно превышать кредитный лимит… Но меня весьма беспокоит тот факт, что ваш отец разрешил вам пользоваться его средствами… Вы замечательный человек… Это видно уже по вашей банковской книжке… Вы платите аккуратно и проверенным людям. Именно таким книжкам больше всего радовался мой глаз, когда я был младшим клерком в банке… – Сентиментальные воспоминания волной нахлынули на него, и он вновь замолчал.

Сильвия вернулась в комнату – они и не заметили, как она уходила. В руках у нее было письмо.

– Послушайте, Порт Скато, пора взять себя в руки. Пообещайте мне, что будете делать все, что в ваших силах, когда убедитесь, что я вам не вру. Я не стал бы вас беспокоить, мне это все глубоко безразлично, но дело в миссис Титженс. Мужчина должен либо смириться с подобным раскладом, либо погибнуть. Но в высшей степени несправедливо подвергать страданиям миссис Титженс, в некотором роде «привязанную» к этому мужчине.

– Но это неправильно, – сказал лорд Порт Скато. – Вы неверно смотрите на ситуацию. Нельзя мириться с… О, я в полном замешательстве…

– Вы не имеете права на замешательство, – заявила Сильвия. – Вас беспокоят затраты, которые потребуются для того, чтобы сохранить репутацию вашему банку. Мы знаем, что банк для вас как родное дитя. Ну что ж, тогда лучше за ним присматривайте.

Порт Скато, который уже успел на пару шагов отойти от стола, теперь вернулся к нему. Ноздри Сильвии расширились.

– Вы не должны так легко отпустить его из вашего проклятого клуба! – заявила она. – Не должны, и все тут! Формально комитет обязан попросить его забрать прошение об уходе. Вы меня поняли? И он его заберет. А потом все же уйдет от вас навсегда. Он слишком хорош для того, чтобы якшаться с такими, как вы… – Она замолчала, ее грудь быстро поднималась и опускалась. – Поняли вы, что вам нужно сделать? – спросила она.

Жуткая мысль смутно пронеслась в голове Титженса – озвучить ее он не осмелился бы.

– Не знаю… – сказал банкир. – Я не уверен, что смогу убедить комитет…

– Вы обязаны, – сказала Сильвия. – И я скажу вам, почему… Кристофер никогда не залезал в долги. В прошлый четверг я попросила ваших сотрудников положить тысячу фунтов на счет моему мужу. Свою просьбу я продублировала в письменной форме, и копия этого письма, засвидетельствованная моей личной горничной, хранится у меня. Письмо было заказным, и у меня есть чек о его отправке… Можете его посмотреть.

– Письмо к Браунли… – бормотал Порт Скато, рассматривая бумаги. – Да, это чек на отправку письма к Браунли… – И он с обеих сторон осмотрел маленькую зеленую бумажку. А потом сказал: – В прошлый четверг… А сегодня понедельник… Просьба продать северо‑восточные акции и вырученную сумму в тысячу фунтов перевести на счет, принадлежащий… И…

– Этого довольно… – проговорила Сильвия. – Сколько можно откладывать… Ваш племянник уже участвовал в подобного рода аферах… Вот что я вам расскажу. В прошлый четверг за обедом Браунли сообщил мне, что адвокаты брата Титженса добились того, что отныне превышение кредитных лимитов по счетам, имеющим отношение к поместью Гроби, невозможно. Эта мера касалась нескольких членов семьи. Ваш племянник сказал, что планирует застать Титженса врасплох – это его собственные слова – и отклонить его следующий чек. Он сказал, что ждет этой возможности с самого начала войны и что запрет на превышение кредитных лимитов брата дал ему такую возможность. Я умоляла его отказаться от этой затеи…

– Боже правый! – воскликнул банкир. – Ведь это же неслыханно…

– Ну почему же, – не согласилась Сильвия. – У Кристофера было пять гадких, мелких, жалких подчиненных, которых ему пришлось защищать на суде, – так вот, с ними случилось примерно то же самое. Один из случаев был в точности таким же…

– Боже правый! – вновь воскликнул банкир. – Люди, отдающие жизнь за родину… То есть вы хотите сказать, что Браунли поступил так, дабы отомстить Титженсу за защиту невинных солдат на суде… Но потом… Ваша тысяча фунтов никак не обозначена в банковской книжке вашего супруга…

– Разумеется, – отозвалась Сильвия. – Эту сумму не внесли на счет. В пятницу мне пришло официальное письмо, в котором ваши люди писали, что северо‑западные акции сейчас растут в цене и просили меня еще раз обдумать свое предложение. В тот же день я написала им ответ, в котором недвусмысленно велела поступить именно так, как я прошу… С тех пор мне и начал докучать ваш племянник просьбами не помогать мужу. Только что, когда я выходила из комнаты, он был здесь. Умолял меня уехать с ним.

– Может быть, хватит, Сильвия? – спросил Титженс. – Ты мучаешь нашего гостя.

– Пусть мучается, – отрезала она. – Впрочем, действительно хватит.

Порт Скато закрыл лицо розовыми ладонями. Он вскричал:

– Боже мой! Опять этот Браунли…

В комнате появился Марк, брат Титженса. Он был пониже, посмуглее, помрачнее Титженса, и голубые глаза навыкате казались более круглыми. В одной руке он держал котелок, в другой – зонтик, на нем был костюм цвета «перец с солью», на груди висели гоночные очки. Марк недолюбливал Порт Скато, и это было взаимно. Не так давно он получил титул рыцаря.

– Здравствуйте, Порт Скато, – сказал он, забыв поприветствовать свою невестку.

Застыл неподвижно, оглядел комнату и остановил взгляд на миниатюрном бюро, стоявшем под книжными полками.

– Смотрю, ты хранишь этот стол, – сказал он Титженсу.

– О нет, не храню, – ответил Титженс. – Я продал его сэру Джону Робертсону. Он заберет его сразу же, как найдет для него место.

Порт Скато нетвердой походкой обошел вокруг обеденного стола и остановился у одного из высоких окон, глядя наружу. Сильвия вновь опустилась в свое кресло у камина. Братья стояли лицом к лицу; Кристофер напоминал мешок с пшеницей, а Марк – деревянную резную трость. Их окружали книги с золотистыми корешками, а неподалеку поблескивало голубым большое зеркало. Телефонная Станция тем временем убирала со стола.

– Слышал, ты завтра снова на фронт, – сказал Марк. – Я хотел бы переговорить с тобой кое о каких делах.

– Да, в девять часов отъезжаю от станции Ватерлоо, – сказал Кристофер. – У меня не так много времени. Можешь прогуляться со мной до министерства, если хочешь.

Марк внимательно наблюдал за горничной в черном платье и белом переднике, снующей вокруг стола. Она вышла вместе с подносом. Внезапно Кристоферу вспомнилось, как убирала со стола Валентайн Уонноп. Телефонная Станция заметно уступала ей в проворности.

– Порт Скато! – воскликнул Марк. – Раз уж вы здесь, давайте обсудим одно дело. Я сделал распоряжения о том, чтобы мой брат не смог гасить свои долги за счет отцовского капитала.

– Мы все уже знаем об этом. Увы, – громко проговорил лорд, глядя в окно.

– Однако я прошу вас, – продолжил Марк Титженс, – переводить тысячу фунтов в год с моего счета на счет брата, если ему понадобятся деньги. Но не более тысячи фунтов в год.

– Напишите письмо в банк, – велел лорд Порт Скато. – Я не разбираюсь со счетами клиентов во время личных визитов.

– Не понимаю почему, – сказал Марк. – Ведь вы же зарабатываете этим себе на хлеб, не правда ли?

– Марк, не стоит обрекать себя на такие неудобства, – проговорил Кристофер. – Я все равно закрываю счет.

Порт Скато резко повернулся на каблуках.

– Умоляю, не надо! – вскричал он. – Умоляю, давайте… давайте цивилизованно продолжим наше сотрудничество.

Его челюсть вновь конвульсивно задергалась, а его голова в лучах света напоминала скругленный столб ворот.

Он сказал Марку Титженсу:

– Можете сообщить своему приятелю, мистеру Рагглсу, что я разрешаю вашему брату брать средства с моего личного счета… С моего частного, личного счета, в любом размере, в любое время. Я говорю это, чтобы показать вам, насколько я ценю вашего брата. Я уверен, что он не возьмет на себя обязательств, которые не сможет выполнить.

Марк Титженс застыл без движения, слегка облокотившись на изогнутую ручку зонтика, а другой рукой демонстрируя белую шелковую подкладку своего котелка – самое светлое пятно во всей комнате.

– Это ваше дело, – сказал он лорду. – Меня волнует лишь то, чтобы на счет моего брата гарантированно перечислялась тысяча фунтов в год.

Кристофер Титженс обратился к лорду Порт Скато тоном, в котором, как он и сам понимал, чувствовалась сентиментальность. Он был очень тронут, ему подумалось, что после спонтанного возвращения в его память нескольких имен и после доброй оценки в свой адрес из уст банкира жизнь точно изменится – и этот день действительно стоит запомнить.

– Ну конечно, Порт Скато, я не закрою мой злосчастный крошечный счет в вашем банке, если вы хотите, чтобы он там был. Мне очень льстят ваши слова. – Тут он помолчал и добавил: – Я бы только хотел избежать этих… этих семейных сложностей. Но, полагаю, вы сможете сделать так, чтобы деньги брата не поступали на мой счет. Я не хочу его денег:

Потом он сказал Сильвии:

– Надо бы обсудить с лордом и еще кое‑что. – И добавил, обращаясь уже к банкиру: – Я невероятно вам обязан, Порт Скато… Загляните с супругой на вечер к Макмастеру на минуточку – до одиннадцати часов…

Потом он посмотрел на Марка:

– Пойдем же, Марк. Я иду в Военное министерство. Можем поговорить по пути.

– Мы еще встретимся?.. Знаю, ты очень занят… – сказала Сильвия едва ли не с робостью.

Мрачные мысли промелькнули в голове у Титженса.

– Да, – сказал он. – Я заберу тебя от леди Джоб, если меня не задержат в Военном министерстве. Ужинать я буду, как ты знаешь, у Макмастера – не думаю, что останусь там надолго.

– Я тоже пойду к Макмастеру, – сказала Сильвия, – если ты сочтешь это уместным. Приведу с собой Клодин Сэндбах и генерала Уэйда. Только посмотрим на русских танцоров. И тут же уйдем.

С подобными мыслями Титженс мог справиться в два счета.

– Да, хорошо, – поспешно сказал он. – Вам будут очень рады.

Он пошел было к двери, но потом вернулся, а Марк почти уже переступил порог. Кристофер вновь обратился к Сильвии – на этот раз по менее серьезному поводу:

– Все никак не могу вспомнить слова той песни. Начинается она так: «Где‑то там или здесь непременно есть неувиденный лик, неуслышанный глас…» Хотя, может, там было не «непременно есть», а «без сомнения, есть» – это лучше укладывается в ритм… Не помню, кто написал эти строки. Но, надеюсь, за день смогу вспомнить.

Сильвия вся побелела.

– Не надо! – воскликнула она. – О… не надо! – И холодно добавила: – Не стоит себя утруждать!

Наблюдая за тем, как он удаляется, она прижала к губам крошечный носовой платок.

Когда‑то она услышала эту песню на благотворительном концерте и расплакалась. Потом прочла текст песни в программке и с трудом сдержала новые слезы. Позже она потеряла эту программку, и слова песни больше не попадались ей на глаза. Но их эхо звучало внутри, притягательное и жуткое, словно нож, который она однажды достанет и вонзит себе в грудь.

III

Два брата молча прошли двадцать шагов по пустому тротуару Грейс‑Инн. Каждый сохранял видимое спокойствие. Кристоферу казалось, что они вновь в Йоркшире. Ему живо представлялось, как Марк стоит на лужайке у Гроби в своем котелке и с зонтиком, а стрелки поспешно бегут по лужайке и вверх по холму на стрельбище. Возможно, в прошлом такого ни разу не было, но именно эта картина стояла перед глазами у Кристофера. Марк же думал о том, что одна из спиц на зонте погнулась. Он размышлял, стоит ли сейчас раскрыть зонт и распрямить ее самостоятельно – а это довольно трудно! – или лучше дойти до клуба так, а там уже попросить швейцара ее выпрямить. Но тогда ему придется милю с лишним шагать по Лондону с погнутой спицей, а это весьма неприятно.

– Я бы на твоем месте не принял от банкира такого подарка, – сказал он.

– А! – воскликнул Кристофер.

Он подумал, что, несмотря на то что мозг его теперь работает лишь наполовину, ему вполне хватило бы сообразительности, чтобы урезонить Марка, но он страшно устал от споров. Он полагал, что попытки рассорить его с лордом Порт Скато – это происки Рагглса, с которым Марк был дружен. Но ему это было неинтересно. Марку сделалось неловко. Он спросил:

– Так что, сегодня утром твой чек не приняли в клубе?

– Да, – подтвердил Кристофер.

Марк ждал от него объяснений. Кристофера приятно удивила скорость, с которой распространилась эта весть, – вот лишнее подтверждение всему тому, что он сказал лорду. Он попытался взглянуть на происходящее со стороны. Казалось, он наблюдает за работой хорошо отлаженного механизма.

А вот Марк забеспокоился не на шутку. Проработав тридцать лет на шумном юге, он совершенно забыл, что есть такая вещь, как молчаливость. Если он в министерстве лаконично обвинял транспортного клерка в нерадении или свою любовницу‑француженку – не менее лаконично – в том, что она добавила слишком много специй в баранину или чересчур щедро посолила воду, в которой варила картошку, он обыкновенно слышал либо множество извинений, либо поток оправданий – энергичных, долгих. И потому он привык считать себя единственным на планете человеком, способным кратко формулировать свои мысли.

Внезапно он вспомнил с тревогой – но и не без удовольствия, – что перед ним ведь родной брат. Сам он не знал о Кристофере ничего. Он привык смотреть на младшего брата свысока и издалека и видеть в нем непослушного мальчишку. Не истинного Титженса, а маменькиного сынка – Кристофер был поздним ребенком и потому больше походил на мать, чем на отца. Мать была замечательной женщиной, но родом с юга, а потому мягкой и щедрой. Старшие дети, сталкиваясь с житейскими бедами, часто винили отца в том, что он женился не на местной. Поэтому он ничего и не знал об этом мальчике. Говорили, что он безмерно талантлив, а это совсем не по‑титдженовски. Весьма словоохотлив!.. Напрасно, все же он совсем не болтун.

– А как ты поступил с теми деньгами, которые нам оставила мать? – спросил Марк. – Там ведь было порядка двадцати тысяч, так?

Они шагали по узкому переулку между домами, построенными в георгианском стиле. Когда они вышли на небольшую прямоугольную площадь, Титженс остановился и взглянул на брата. Марк тоже застыл на месте, будто специально для того, чтобы не мешать ему себя разглядывать.

«У этого человека есть право задавать подобные вопросы», – подумал Кристофер.

Казалось, они были героями кинофильма, вот только предыдущий кадр кто‑то вырезал. Человек, стоящий рядом, теперь был хозяином родового поместья, а он, Кристофер, был наследником. Именно в тот момент их отец, лежащий под землей вот уже четыре месяца, умер для них по‑настоящему.

Кристоферу припомнился странный случай. После похорон, когда они вернулись из церкви и сели обедать, Марк достал портсигар – у Титженса до сих пор стояла перед глазами эта поразительная картина, – выбрал из него сигару и пустил порстигар по кругу, угощая присутствующих. У всех, кто сидел за столом, перехватило дыхание. До этого дня в Гроби в доме никто никогда не курил – отец семейства прятал двенадцать трубок, предварительно набитых табаком, по розовым кустам в саду и курил только на улице…

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒