Тихонравов, Ю. В. 10 страница

Среди них он помимо официального права (законодательства) различает книжное право, для которого нормативным фактом служит авторитет книги, преимущественно юридического содержания (имеются в виду священные книги, сборники обычного права, научные трактаты и Свод законов Юстиниана); далее следует "право принятых в науке мнений", "право учений отдельных юристов или групп их", "право юридической экспертизы" (сюда же отнесены знаменитые "ответы" римских юристов); отдельно выделено "право изречений религиозно-этических авторитетов: основателей религий, пророков, апостолов, святых, отцов Церкви и т.д." и "право религиозно-авторитетных примеров, образцов поведения". Своеобразное семейство образуется из "договорного права", "права односторонних обещаний" (например, государственных органов и частных лиц), "программного права" (программное заявление органов государственной власти), "признанного права" (признание известных прав и обязанностей одной из сторон юридического отношения). "Прецедентное право" усматривается в деятельности государственных учреждений и в международном праве. Различается также "общенародное право, как везде существующее право" (нормативным фактом для него служат ссылки на то, что "так принято во всем мире", "у всех народов"). Отсюда становится понятным соседствующее с преце-

дентным и общенародным "право юридических поговорок и пословиц".

Петражицкому принадлежит весьма точная и по-своему конструктивная критика юридической ментальности, в которой "власть" и "господство" имеют характер не научно содержательных и фиксированных смысловых терминов, а скорее характер слов для всевозможного и необременительного употребления в различных областях правосознания без ясно определенного, смысла. Он писал в своей "Теории права и государства" (1907): "Современное государствоведе-ние... не знает, в какой сфере находятся и какую природу имеют те реальные феномены, которые соответствуют его теоретическим построениям, и как с помощью научных методов можно достигнуть их реального, фактического (наблюдательного, опытного) познания; и, таким образом, вместо изучения фактов... получается фантастическое конструирование несуществующих вещей и незнание действительно существующего".

Теория Петражицкого содержала большой критический заряд в адрес других подходов к праву, особенно в отношении нормативизма. Петражицкий, например, резко критиковал то положение, при котором право определяют в зависимости от факта государственного вмешательства, в зависимости от "случайного признака наличия или отсутствия начальственного признания известных положений" правом7.

Резонны возражения (недоумения) Петражицкого и в том, что наука, различая два права (в объективном и субъективном смысле), принимает во внимание при определении природы права, при образовании права только нормы, объективное право.

Критикуя теорию о том, что право является велением государства, Петражицкий приводит три довода:

1) пришлось бы отрицать общеобязательность международного права;

2) определение заключает в себе definition per idem, определяет х через х, безысходный логический circulus.

7 Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности.- Спб.- 1909.- Т. 1.- С.257-258, 265-266, 267, 83, 101 и др.

"Формула: юридическая норма есть норма, признанная государством, - можно превратить в формулу: норма права (х) есть норма, признанная в предписанной правом (л:) форме со стороны установленных правом (г) органов правового (х) союза - государства";

3) признанием со стороны государства пользуются не только нормы права, но и разные другие правила поведения, религиозные, нравственные. Теория государственного признания не содержит критерия для отличия норм права от прочих правил поведения, признанных органами государственной власти путем включения в законы.

"...Связывая понятие права с государством, наука далее лишается богатого и поучительного материала - тех правовых явлений, которые возникали и возникают вне государства, независимо от него и до появления государства, и сужает свой горизонт зрения до узкого, можно сказать, официально-канцелярского кругозора".

Что же предлагается взамен? Чем руководствуются и должны руководствоваться субъекты правового общения в своем поведении? Л.И.Петражицкий не уходил от ответа на этот сугубо практический вопрос. Ответ его однозначен - эмоциями, "обязательственно-притязательными переживаниями". "Специфическая природа права, нравственности, эстетики, их отличия друг от друга и от других переживаний коренятся не в области интеллектуального, а в области эмоционального, импульсивного. Не позитивные нормы, а "императивно-атрибутивные переживания и нормы" интуитивного происхождения ставятся во главу угла. Правом "оказывается не только многое такое, что находится вне ведения государства, не пользуется положительным официальным признанием и покровительством, но и многое такое, что со стороны государства встречает прямо враждебное отношение, подвергается преследованию и искоренению, как нечто противоположное и противоречащее праву в официально-государственном смысле", - писал Л.Петражицкий. И хотя прошло почти столетие со времени обоснования им психологической теории, да и жарких споров с ним российских ученых-юристов Е.Н.Трубецкого, Н.М.Коркунова и других, его воззрения по-прежнему представляют интерес, так как действительно восприятие правовых правил их адресатом идет через сферу сознательного, рассудочного, эмоционального, и знание этого механизма становится во все времена важным и для правотворчества, и для правоприменения. А в современной теории права значительный раздел занимает "правосознание". Здесь же надо отметить - идеи Л.Петражицкого об императивно-атрибутивных притязаниях, характерных для правового регулирования, то есть повелительных (императивных) притязаниях, которые может реализовывать субъект права в отношении иных лиц, и закрепленных, обязательных (атрибутивных) в психологической сфере индивида, сохраняют и ныне свое значение.

Очень многие тонкости теории Л.И.Петражицкого обнаруживаются там, где он объясняет деление права на объективное и субъективное, интуитивное и позитивное, официальное и неофициальное. Представляется, что наша практика (законодательная и правоприменительная) могла бы более плодотворно использовать некоторые его выводы. Нельзя издавать законы без учета социальной психологии, нельзя применять их, не учитывая психологического мира индивида. Психологические процессы разных уровней - такая же реальность, как и экономические или политические процессы. Право опосредуется ими, живет в них, проявляет через них свою эффективность. Практический юрист не может игнорировать того факта, что часто люди осуществляют свою деятельность, не зная законов, вопреки законам, в обход законам, при пробелах в законе и т.д.

Важно знать психологический механизм действия правовых норм, мотивацию правоприменения в связи с ценностной детерминацией и профессиональной ориентацией правоприменителя.

В свою очередь психологическая теория права и нравственности, в особенности методологические конструкции, положенные в основу этой теории, вызвали обширную критическую литературу. Так, П.И.Новгородцев с самого начала высоко оценил попытку Петражицкого "освободить философскую разработку права от гипноза со стороны положительного закона и практического оборота, суживающего и искажающего теоретический горизонт зрения", но в то же время признавал, что "эмпирический анализ идеи права как внутренне-психического индивидуального переживания" тоже не дает нам законченной теории права, как не дает ее и формально-позитивная догматика. Что касается окончатель-

ного вывода, то суть его состояла в том, что заслуги психе» логической теории лежат вне пределов юриспруденции и что "для философии естественного права эта теория опорой быть не может". В.Н.Чичерин высоко ценил Петражицкого как критика юридического позитивизма, но сильно критиковал его оценки права как инструмента социальной политики. Б.А.Кистяковский обратил внимание на гносеологические погрешности, заметив, что Петражицкий "ориентирует свою теорию образования понятий не на истории наук, а на чисто житейских суждениях, разбавленных разнообразными научными сведениями".

Советская правовая теория отвергала психологический подход к праву за его приверженность к субъективному идеализму. Однако в первые годы советской власти даже в декретах признавалось обращение судей к правовому сознанию, если законы не давали возможности решения вопроса в интересах пролетарского государства. А практика (в том числе расстрелы на месте) основывалась на "социалистическом правовом сознании" в весьма широких масштабах. Возможно, именно поэтому М.А.Рейснер пытался как-то соединить постулаты психологической теории с марксизмом.

Михаил Андреевич Рейснер (1868 - 1928) - советский социолог, историк и правовед, профессор Томского и Петроградского университетов, Психо-неврологического института и Военной академии Генштаба. Окончил юридический институт Варшавского университета (1893). Читал лекции в парижской Высшей школе социальных наук. После Октябрьской революции по поручению Ленина вел работу в юридических органах Советского государства. Под влиянием психологической теории права Петражицкого Рейснер осуществлял попытки развития идеи "пролетарского интуитивного права", которые были подвергнуты острой критике в 20-х гг. в Комакадемии, одним из учредителей которой он был.

Эти попытки имели определенный успех в польском правоведении, где традиционно со времен Л.И.Петражицкого, эмигрировавшего из России в Польшу, идеи представителей рассматриваемой теории имели хождение. Несмотря на известную теоретическую сложность и "замкнутость" на психологической стороне правовых явлений общественной жизни, многие принципиальные положения теории Петра-

жидкого, в том числе и созданный им понятийный аппарат, восприняты и довольно широко используются современной теорией государства и права. Значительное распространение теория Л.И.Петражицкого получила в работах таких авторов, как Дьюи, Мэрилл, Росс, Эллиот и др. Сегодня теория Пет-ражицкого воспринимается как предпосылка таких новейших течений, как правовой реализм, а также соответствующие ответвления бихевиоризма и феноменологии.

Под сильным влиянием концепции Л.Петражицкого находился Ж.Гурвич. Утверждая, что право представляет собой попытку реализации в данной социальной системе идеи справедливости, Гурвич наметил несколько групп проблем, которые, по его мнению, должны быть предметом социологии права, а именно: проблемы микросоциологии права, под которыми он понимает различные взаимоотношения людей, в которые они вступают по поводу данного юридического факта; социолого-правовые проблемы групп и классов: проблемы типологизации правовых норм, призванных сохранять общественную жизнь в целом; проблемы генетической социологии права, ставящей вопросы о закономерностях и тенденциях в развитии права и факторов, обусловливающих его расцвет или упадок.

В синтезированном виде психологическая концепция Гурвича выглядит следующим образом. Основными движущими силами действия личности и социальных групп в обществе являются психические переживания, они являются центром всей общественной деятельности. При этом одна часть этих психических переживаний - познания и чувства -принадлежат к "пассивным" состояниям познающего субъекта, для которых характерно, что познающий и чувствующий субъект ограничен испытываемым на себе.

Другими по своему характеру являются "активные переживания", волевые акты, направленные к воздействию на пассивный субъект переживаний. Чаще существуют переживания с двойственным характером - эмоционально-волевые переживания или, как Петражицкий часто их называет, просто "эмоции". По его мнению, только эмоции являются причиной, определяющей наше поведение по отношению к внешнему миру.

Совершенная иная точка зрения вот уже долгое время господствует в отечественных общественных науках, в частности, в правоведении. Здесь преобладает марксистский подход, согласно которому все проявления активности человека, включая в право, в той или иной степени являются следствием социально-экономических отношений.

Если под реальностью подразумевается нечто, независимое от субъекта, но оказывающее на него то или иное воздействие, то социальная реальность не есть общество. Общество включает в себя и самого человека с его свободной активностью, социальная же реальность включает в себя только результат отчуждения этой активности.

Позитивное право как элемент позитивной социальной реальности, то есть результатов человеческой активности, отчужденных от человека, ставших такими же детерминантами, как и природная реальность.

Проблема соотношения экономики и права сводится к следующему вопросу: что в конечном итоге что определяет -право экономику или экономика право? В решении этого вопроса, как нигде, проявляется специфика всех шести основных направлений в методологии современных гуманитарных наук. Как уже отмечалось, к ним относятся кантианство, гегельянство, марксизм, позитивизм и феноменология.

Гегельянская позиция однозначно предполагает, что право как жесткая идеальная модель определяет экономические отношения, придавая стихии экономики строгие рациональные формы. Марксизм выдвигает прямо противоположное понимание, согласно которому право в конечном итоге лишь отражает и закрепляет существующие экономические отношения. Кантианский метод предлагает компромиссный вариант: право как существующая по своим жестким законам идеальная система и экономика как материальная стихия принципиально независимы друг от друга, однако своими изменениями могут провоцировать изменения друг в друге - саморазвитие права может послужить поводом для какого-то поворота в экономической жизни, а экономические явления могут послужить поводом для открытия новых сторон идеи права. Позитивизм и феноменология вообще отказываются решать поставленный вопрос, однако по разным мотивам. Позитивизм считает саму проблему ложной и

главной задачей ставит накопление эмпирических наблюдений тех явлений в экономике и в праве, которые можно зафиксировать и измерить, чтобы потом на основе этих наблюдений делать индуктивные, то есть вероятностные, умозаключения. Феноменология же предлагает вынести этот вопрос за скобки, поскольку экономико-правовые феномены всегда открываются нам в своем единстве: экономические отношения всегда выступают как правоотношения, а право всегда выступает как экономический принцип.

Наиболее рельефно отношения экономики и права проявляются в проблеме собственности. Согласно распространенным в экономической теории и социологии взглядам, собственность означает принадлежность определенным лицам каких-либо объектов, то есть отношение людей к вещам. Теоретики права считают, что возможность распоряжаться вещами основывается либо на договоре, либо на насилии. По воззрениям римским юристов, воспринятым позднейшим правоведением, безраздельная собственность "есть полное и исключительное правовое господство лица над телесной вещью". При этом фактически собственность как экономическое отношение отождествляется с правом собственности. Отождествление экономического с волевым, идеальным позволяет считать собственность выражением некоего духовного начала - обычно врожденной человеку идеи собственности, которая, в свою очередь, восходит к "божественному провидению", "предустановленной гармонии", "высшей нравственности". По другому варианту, собственность коренится в инстинкте стяжательства, заложенном в биологической природе человека. Смысл действия приобретения при этом должен состоять в том, что некоторое благо превраща-/ ется в "мое".

С марксистской точки зрения собственность - это система общественных отношений, возникающих в связи с присвоением средств производства, рабочей силы, предметов потребления; исторически определенный социальный институт. Область присвоения собственности действительно охватывает взаимодействие людей с вещами. Однако такое взаимодействие составляют лишь внешнюю его сторону, тогда как внутреннее содержание образуют общественные связи. Контакты, возникающие между людьми на почве добывания, распределения и использования богатства, повторяясь и закрепляясь, превращаются в устойчивые социальные связи, которые и создают в своей совокупности определенный имущественный порядок. Маркс отметил, что "изолированный индивид так же не мог бы иметь собственность на землю, как он не мог бы и говорить" (т.46, ч.К с.473). За каждым элементарным фактом обладания каким-то предметом кроется сложная сеть зависимостей между индивидами, группами, классами, государствами.

Охватываемые собственностью отношения носят объективный, не зависящий от воли действующих лиц характер. Они лишь отражаются в общественном сознании, закрепляются и регламентируются им, причем важнейшую роль здесь играет право собственности - совокупность установленных законом норм, регулирующих имущественную практику. Маркс указывал, что чтобы раскрыть действительную природу отношений собственности, необходимо брать их не в их юридическом выражении, как волевые отношения, а в их реальной форме, то есть как производственные отношения.

Производственные отношения, в свою очередь, порождают так называемые технические нормы, Технические нормы также являются непосредственными требованиями реальности. Все эти нормы основываются на двух ценностях - эффективности и безопасности. По сути, все требования реальности (технические требования) представляют собой известный баланс эффективности и безопасности поведения. С точки зрения права безопасность первична, то есть человек должен, прежде всего, вести себя так, чтобы это было безопасно, а потом уже так, чтобы это было максимально эффективно, но так, чтобы не нарушать первого требования.

Проблема соотношения права и технических норм, то есть норм, определяющих правила обращения людей с орудиями и предметами труда, с техникой и с силами природы, стала особенно актуальной в связи с научно-технической революцией, усложнением производственных процессов, а также с глобально нарастающим экологическим кризисом.

В связи с развитием индивидуальной и совместной предпринимательской, коммерческой и торговой деятельности в нашей стране все большую остроту приобретает вопрос о государственном контроле над качеством продукции, об охране здоровья и прав потребителя, о защите рынка от фальсифицированных продуктов и товаров.

В нормативно-правовых актах нередко либо содержится отсылка к техническим нормам, соблюдение которых признается юридически обязательным, либо излагается их содержание. Соблюдение технической нормы в том виде, как она изложена в нормативном акте, юридически обязательно для тех лиц, которым этот нормативный акт адресован (таковы ГОСТы, правила техники безопасности, инструкции по использованию техники, по строительству мелиоративных сооружений и др.). Нередко нормативно-правовые акты содержат более общее указание соблюдать определенные технические нормы (правила технической эксплуатации сельскохозяйственных машин, ветеринарно-санитарные правила и т.п.), отсылая к соответствующим инструкциям. Такие нормативные акты носят отсылочный или бланкетный характер, создавая для адресатов юридическую обязанность соблюдать те технические нормы, которые существуют в данное время в соответствии с уровнем развития техники. Виновное нарушение этих норм расценивается как правонарушение8.

Таким образом, право, обладая духовной сущностью, является несомненным следствием воздействия реальности. Право создает человек, однако делает это он не просто так, а под воздействием реальности, в том числе той, которую он сам же создал (включая то же право, технику, культуру и т.п .)• Реальность провоцирует человека на то, чтобы он ее изменял; человек, пытаясь преодолеть зависимость от реальности, изменяет ее, но тем самым создает новую реальность, которая, в свою очередь оказывает обратное воздействие на него. Право как элемент реальности и, одновременно, человеческое установление проделывает весь этот путь. Обобщающая формула этого пути составляет смысл права.

См.: См.: Общая теория права: Учебник для юридических вузов / Ю.Дмитриев, И.Ф.Казьмин, В.В.Лазарев и др.; Под общ. ред. А.С.Пиголкина.- 2-е изд., испр. и доп. - М.: Изд-во МГТУ им.Баумана, 19%. -С. 118.

Смысл чего-то - это то, что позволяет этому чему-то существовать, функционировать и развиваться. Таким образом, задача философии права, предметом которой является смысл права, - выяснить, благодаря чему право существует, функционирует и развивается. Смысл права выражает отношение идеи права к реальности и включает в себя в качестве моментов происхождение, сущность и назначение права. Утверждение смысла права как предмета философии права разделяется некоторыми авторитетными отечественными правоведами. Так, С.С.Алексеев, считая философию права вторым, после практического, уровнем изучения правовой действительности, отделяет ее предмет от решения задач практической юриспруденции, законодательства и усматривает его в постижении "сущности, предназначения и смысла права, заложенных в нем начал, принципов"1.

Итак, если по отношению к внешней реальности право является результатом реактивности человека, то, став реальностью, право выступает как стимул человеческой активности. Данное отношение составляет энерго-информационную (стимуляционную) сущность права.

Историческая и вообще всякая эмпирическая реальность лишь провоцирует то или иное движение в системе идей. Это движение, происходящее в человеческом духе, провоцирует человека на активность, стимулирует ее. Активность же, в свою очередь, является частью эмпирической реальности, причем ее преобразующей силой. Именно таков механизм связи идеального и реального. Механизм стимуляции может быть доказан как дедуктивно (теоретически, логически), так и индуктивно (эмпирически).

Философия права, которая, по сути, является разделом философского учения о человеке, представляет собой такую дисциплину, которая может пользоваться и индукцией, и дедукцией, поскольку человек есть уникальный предмет познания для самого себя, относительно которого все дедуктивные умозаключения могут быть проверены эмпирически и

Алексеев С.С. Теория права.- М: Изд-во БЕК, 1994.- С. 10.

наоборот. Смысл права познается в рамках философии права дедуктивным путем, однако результаты этой дедукции могут быть проверены данными конкретных эмпирических наук (лингвистики, информатики, кибернетики, биологии, психологии, социологии, экономики и др.). Данная проверка может быть осуществлена в рамках так называемого стиму-ляционного подхода, применяемого для интерпретации данных самых разных наук о человеке.

В юриспруденции такой подход в последнее время наиболее последовательно был проведен А.В.Малько в его работе "Стимулы и ограничения в праве" (Саратов, 1994). Проблема смысла права - это, по сути, проблема преступления и наказания (с добавлением проблемы заслуги и поощрения), то есть - это проблема стимулирования.

В книге А.В.Малько предлагается взглянуть на правовое регулированное с информационно-психологической точки зрения для того, чтобы всесторонне увидеть управленческий потенциал права, найти ключ к решению проблемы стимулирования, которая "живет" в основном в информационно-психологической сфере2. Такой подход важен еще и потому, что само правовое регулирование, как, впрочем, и всякий иной вид управленческого процесса, осуществляется преимущественно не в вещественной и энергетической форме, а на информационном уровне. Правовое регулирование не может быть отнесено к материальному, вещественному регулированию (к химическому, физическому, механическому и т.п.). Оно есть управление с помощью информации, носителем которой в данной ситуации является язык, как определенная знаковая система3.

Центральной категорией стимуляционного подхода является категория активности. Активность есть универсальная форма любых проявлений жизнедеятельности, которая характеризуется двумя моментами:

2 Несмотря на целый ряд спорных либо неприемлемых положений, работа А.В.Малько содержит ряд существенных характеристик механизма функционирования права, прекрасно иллюстрирующих стимуляционный подход к праву. В связи с этим, мы будем обращаться к содержанию этой работы для раскрытия смысла права средствами конкретных эмпирических наук.

3 См.; Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике.- Екатеринбург.- 1993.- С. 5, 8, 9.

3 она в любой момент может быть качественно и количественно изменена или вовсе прекращена ее носителем;

О она обязательно сопряжена с расходованием энергии ее носителя.

Активность есть форма существования человека как свободной личности. Поскольку человек может в любой момент прекратить свою жизнь, все энергетические процессы, происходящие в его организме или исходящие от него, зависят от свободного человеческого решения и потому являются активностью. В количественном отношении активность может варьироваться от минимальных энергетических затрат на элементарные витальные процессы до сверхзатрат энергии на осуществление крупномасштабных общественных идеалов. В качественном отношении активность разделяется спонтанную активность (жизнь в узком смысле слова, витальный процесс, детерминируемый природными факторами), вынужденную активность (страдание, претерпевание воздействий против собственной воли, переживание того или иного вида боли) и деятельность (активность в узком смысле слова, свободная трата жизненной энергии).

Человек всегда может изменить направление своей активности, сократить ее или прекратить вовсе: он всегда может изменить свою жизнь или прекратить ее, всегда может изменить повод своих страданий или отказаться от него, всегда может изменить направление и интенсивность своей деятельности или вовсе прекратить ее. В конечном итоге никакое внешнее обстоятельство само по себе не может заставить человека проявлять активность против его воли - оно может лишь оказывать давление на него, вынуждая сделать тот или иной выбор. И больной, и раб, и заключенный всегда могут покончить с собой; тот, кого пытают за что-то, всегда может отречься от повода своих мучений. Таким образом, практически всегда решение о том, проявлять активность или нет, а если проявлять, то как, исходит от самого человека, независимо от того, осознает он это или нет.

Вместе с тем, активность человека конечна, поскольку индивидуальный запас подкрепляющей ее жизненной энергии ограничен. Из-за этого человеку свойственны боль, усталость, лень и нежелание бессмысленно расходовать свои силы и из-за этого человек нуждается в разумном обосновании своей активности, без которого он не будет тратить энергию

ни на жизнь, ни на страдания, ни, тем более, на какую-либо деятельность.

Под обоснованием мы будем понимать соединение объяснения и оправдания. В той мере, в какой нечто не зависит от человека, оно может быть им только объяснено; в той мере, в какой нечто зависит от человека, оно должно быть оправдано им. Обоснование человеческой активности должно содержать в себе объяснение этой активности с точки зрения вынуждающих ее причин и оправдание с точки зрения преследуемых ею целей. Иными словами, человеку необходимо знать (осознанно или неосознанно), что является причиной того, что ему приходится расходовать свою жизненную энергию, и ради чего он должен это продолжать.

Следует постоянно учитывать, что знать о том, из-за чего и ради чего осуществляется активность, и знать об этом знании - не одно и то же.

В той мере, в какой человеку не хочется тратить свои силы и в какой он вынужден это делать под давлением обстоятельств, активность является страданием и злом; но, так как жизнь невозможна без расходования энергии, последняя должна стать благом. Таким образом, активность сначала должна быть объяснена как необходимое зло, а затем оправдана как возможное благо.

Жизнь в контексте ее объяснения, то есть жизнь как результат давления обстоятельств, есть судьба человека; жизнь в контексте ее оправдания, то есть жизнь как результат осуществления человеческих стремлений, есть его миссия. При этом миссия складывается на основе той надежды, которую оставляет человеку его судьба,- объяснение активности логически предшествует оправданию, поскольку в нем указываются причины, в определенной мере принуждающие человека проявлять активность, а значит, ограничивающие возможности выбора им предмета своих стремлений ("то, ради чего"). Иными словами, объяснение задает границы возможных оправданий, а не наоборот. Так, если в мире властвует закон справедливости, нет смысла рассчитывать на простое везение; если же в мире безраздельно властвуют слепые стихии, сильнее которых ничего нет, бессмысленно просить о милости Бога и т.п.

Два суждения, одно из которых описывает причину, другое - цель человеческой активности, связанные друг с другом, образуют формулу обоснования человеческой активности, или стимуляционную формулу. При этом под стимулом (лат. stimulus - стрекало) мы будем понимать источник побуждений, который может быть как внешним, так и внутренним. "Стимул не тождествен мотиву, хотя в ряде случаев может превращаться в мотив"4: Стимуляция является подсистемой мотивации; эта система охватывает те импульсы, которые побуждают человека к активности независимо от его сознания. При этом стимуляция может быть осознана и даже скорректирована сознанием, но она не может быть им ни порождена, ни устранена. В этом отношении стимул является главной причиной активности, поскольку, с одной стороны, пока стимул не сформирован, ни о какой активности не может быть и речи, а с другой - наличия стимула уже достаточно, чтобы активность началась.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒