Смоленск—Вязьма 5 страница

Мы прибывали на какой-то крупный вокзал. Всюду, куда хватало глаз, разбегались железнодорожные пути. Колёса отбивали стрелки. У длинного склада песчаного цвета разгружали товарные вагоны. На запасном пути, почти упираясь в тупиковую призму, стояли две очень-очень старых платформы. Куда-то спешил маневровый тепловоз, и медленно шла по путям бригада обходчиков.

Неторопливо, очень неторопливо поезд двигался вдоль перрона. Вдалеке показалось изумрудно-зелёное здание, украшенное белыми колоннами. Крупные буквы славянского шрифта гласили:

ВЯЗЬМА

Во мне шевельнулось и ожило какое-то беспокойство. Мой не то коллега, не то конвоир Алексей опасался того, что здесь нас будут встречать, и что эта встреча будет не к добру. С очень лёгким рывком состав остановился. Мы приехали.

Прямо напротив моего окна на перроне стоял крупный мужчина с мясистым лицом, одетый в парадную форму. Судя по блеску звёзд на его огромных золотых погонах, он явно занимал какой-то высокий пост. Его лицо было отмечено печатью той неостановимой всесокрушающей силы, которую даёт дуло пистолета. Он посмотрел на меня зверским взглядом серых глаз, и я ощутил ледяную иглу в своём сердце, остановившемся на бесконечное мгновение. Словно какая-то генетическая память измученного русского народа ожила во мне, и я услышал звон кувалды о рельс, колёсный стук вагонов, уносящихся в Сибирь, и рёв пароходного гудка в бухте Нагаева; увидел ледяные звёзды Колымы через зарешёченное окно барака; почувствовал на языке вкус свекольной баланды с комбижиром, а тело моё пронзил острейший холод. За одну нескончаемую секунду, что мы глядели друг на друга, я остро и безоговорочно понял, что он здесь власть, а все те вице-мэры, олигархи и заместители министров, с которыми я вчера беседовал, всего лишь люди, за которыми ещё не пришли.

Ручку двери кто-то дёрнул, торопливо застучал. Сердце ожило, трепеща в груди.

— Это я! — узнал я крик Алексея. — Открывайте, будем бежать! Всё очень плохо! Прогнав дьявольское наваждение, я вскочил с полки и открыл дверь.

— Скорее! Берите документы! — оглядываясь, кричал Алексей. — К чёрту брюки, надо бежать!

Я успел надеть ботинки, но не зашнуровать их. Схватив одной рукой сумку с деньгами и паспортом, а другой — свои джинсы, я бросился за Алексеем к хвосту поезда.

— Если что, — наставлял меня Алексей, когда мы двигались по следующему, зелёно- золотому вагону, — я задержу их. Бегите в Москву, там вам будет нужно попасть в канцелярию президента. Запомните: Старая площадь...

Этим ранним утром в правительственном поезде было пусто. Возможно, все ещё спали. Вагон-ресторан тоже оказался безлюден. Официанты куда-то исчезли, словно предупреждённые своей официантской интуицией о грядущей буре.

— Может, оружие? — на ходу спросил я.

— Никакого оружия! Это будет решаться совершенно не так!

Я было хотел поинтересоваться, как же будет решаться моя судьба, как вдруг мы остановились. Выход из вагона-ресторана был закрыт. Перед нами стоял невысокий худощавый человек в длинном чёрном кожаном плаще до колен и фуражке с высокой тульей. От плаща отвратительно разило резиной. Поднятый воротник украшали петлицы с двумя крупными золотыми звёздами.

— Не торопитесь, — остановил он нас тонким, но истерично-властным голосом. Его тон не предвещал ничего хорошего. — Поезд никуда не спешит. Государственная тайная полиция. Вы арестованы!

Позади наших спин в вагон-ресторан с шумом ввалился крупный мужчина в парадной форме, пронзивший меня взглядом минуту назад. Он тяжело дышал и обливался потом.

— И что это вы, паршивцы, сделали? — гневно проревел он. — Что это за гадкий трюк с питерским поездом? Мы, как дураки, ждём на перроне: пять генералов приехали посреди ночи, мэр Витебска наложил в штаны, губернатор Витебска наложил в штаны, половина Витебска наложила в штаны, прибывает поезд, а там шиш!

— Это было очень некрасиво, — подтвердил невысокий человек в кожаном плаще, придвигаясь к нам. Мы оказались в клещах. — Вы выбрали неудачный способ пошутить с гостапо! Это потянет вам лет на восемь!

— Если не на десять, — зло сказал крупный. Сейчас я разглядел шеврон на его рукаве. Доберманья голова и метла. Видимо, это и есть та самая федеральная опричная служба, о которой мне рассказывали столько историй. Я даже не мог определить, кто из двух появившихся противников опаснее. Крупный краснолицый опричник мог задрать нас, как свирепый медведь. Тайный полицейский с костлявым лицом мог зарезать, как голодный волк. Я же без брюк стоял посередине между молотом и наковальней, и это было весьма неприятно.

Воспользовавшись секундной паузой, в разговор вступил Алексей:

— Мы — сотрудники канцелярии президента. Вот наши документы. Сотрудник канцелярии не может быть арестован или задержан, кроме как с письменного разрешения на гербовой бумаге, заверенного штампом с двуглавым орлом...

Опричник взял с фортепиано нотный лист и показал его Алексею.

— Вот тебе письменное разрешение, вот тебе гербовая бумага, а вот тебе двуглавый орёл Если не нравится, обращайся в суд... когда выйдешь... если выйдешь... А сейчас, - перевёл он свой взгляд на меня, и я снова ощутил холод иглы, нацеленной в моё сердце, — пройдём с нами. Ты арестован. Брюки надевать не обязательно.

Я стоял в каком-то странном бесчувственном оцепенении. Когда-то Хемингуэй, вспомнил я, сказал, что сможет написать пронзительный рассказ всего из четырёх слов. Я не был Хемингуэем и смог уложиться только в пять: однажды утром за мной пришли.

— Не торопитесь, товарищ генерал-лейтенант раздался голос тайного полицейского. — По какому праву вы хотите арестовать этого человека?

Генерал-лейтенант опричнины поджал губы.

— Хочу и арестовываю, — презрительно бросил он.

— Это вы ему скажете, — холодно возразил тайный полицейский, делая шаг вперёд. – А со мной такой номер не пройдёт. Я ведь его тоже арестовываю.

Опричник неприятно фыркнул.

— Значит, так, — начал он, глядя на меня. — Этот человек совершил ряд опасных деяний. Владение валютой в крупных размерах и незаконные сделки с нею. Одежда иностранного производства, что является подрывом отечественной промышленности и нанесением ущерба российскому производителю. Антироссийская пропаганда зарубежного образа жизни. Экспертиза почерка показала, что он является украинцем турецкого происхождения, что само по себе достаточно для ареста. Этих преступлений хватит, чтобы передать дело в наши руки. Остальное выяснит следствие.

— Правда? — поинтересовался чёрный плащ. — Так вот что скажу я. Откуда возник этот человек? Его нет в едином государственном реестре физических лиц. Его отпечатков нет во всероссийской биометрической базе. Откуда у него целых двадцать евро? Почему он свободно говорит на двух иностранных языках? И главный вопрос: откуда у него абсолютно настоящий загранпаспорт, выданный абсолютно настоящим бюро и в который вклеена абсолютно настоящая шенгенская виза? Как вы видите, товарищ генерал-лейтенант, эти вопросы находятся уже в ведении гостапо!

Пока два генерала делили меня, я аккуратно надел джинсы и зашнуровал ботинки. Это несколько подбодрило меня. Я уже не чувствовал себя столь беззащитным.

— Вот уж нет, — отрезал опричник. — Знание языков не доказано, загранпаспорт имеет явные признаки подделки. В то же время владение валютой, сделки с нею и подрыв производства уже являются установленными фактами. Реестром физлиц вы никогда не занимались, это исключительно наша прерогатива. Этот человек — изменник родины, и мы следим за ним уже три месяца...

— Это вражеский шпион, и мы следим за ним полгода, — прервал его тайный полицейский.

— Его забираем мы, — безапелляционно заявил опричник. — Так надо.

— Нет, мы! — так же безапелляционно сказал тайный полицейский. — Нам тоже надо.

Дверь вагона-ресторана открылась, пропуская ещё одного человека. Новоприбывший был одет в военную полевую форму с тускло-серыми звёздочками на погонах. Он был ещё ниже ростом, чем тайный полицейский, но крепок телосложением и отчего-то напоминал мне гладко выбритого гнома без секиры, переодетого в камуфляж.

— Полковник З., вторая танковая бригада ОКРАМ! — хорошо поставленным командным голосом объявил он на весь вагон-ресторан. – Имею приказ: взять этого человека под арест, — указал он на меня, — и доставить в штаб армии. При необходимости имею право открыть огонь.

— Правда? — язвительно поинтересовался с другой стороны вагона тайный полицейский. — У меня ведь тоже приказ.

— И у меня приказ, — сказал опричник, преграждая путь танкисту-полковнику.

— А у меня боевой приказ, — с вызовом произнёс танкист.

- Товарищ полковник! – заревел опричник, набрав побольше воздуха в грудь. – Во-первых, как вы смеете себя так вести в присутствии старших по званию? Во-вторых, разворачивайтесь, садитесь на танк и уезжайте к себе в Минск. Какого чёрта ОКРАМ делает в России? У вас есть шесть областей, вот там и развлекайтесь.

- Я боевой офицер… - начал было танкист, но договорить не успел. Внезапно с грохотом раскололись все окна вагона. В ресторан чёрными молниями ворвалась группа захвата в бронежилетах и балаклавах.

— Госгвардия! Всем лежать, руки за!.. — решительным тоном начал один из новоприбывших и тут же осёкся, опуская дуло автомата. Государственный тайный полицейский с нескрываемым презрением посмотрел на него и, блеснув звёздами на воротнике, процедил:

— А ну брысь отсюда!

Группа захвата исчезла так дисциплинированно и одномоментно, что я даже изумился. Если бы не битое стекло и не грязные следы рубчатых ботинок на столиках, я мог бы подумать, что их визит мне лишь привиделся. Из разбитых окон вливался холодный ноябрьский воздух.

— Канальи, — прокомментировал тайный полицейский голосом, полным превосходства.

— Тысяча чертей, — согласился опричник. — Госгвардия выбывает из игры, так что продолжим. Все, у кого на погонах есть просветы, могут быть свободны.

Тем не менее танковый полковник остался на своём месте.

— Мне пригласить сюда для беседы десять прапорщиков на десяти танках? — спросил он. — Напомню, у меня есть приказ открывать огонь при сопротивлении.

Тайный полицейский тяжело вздохнул.

— Товарищ полковник, вам надоели ваши погоны? — спросил он. — Наверняка ваш приказ — устный, и если вы позволите себе хоть что-нибудь, то прикрывать вас никто не будет. В штабе скажут, что вы самовольно угнали танки и открыли огонь. Уже к рассвету с вас снимут погоны, к полудню отконвоируют под трибунал, а к вечеру...

— Почему вы так думаете? — раздался голос у него из-за спины. Там появился ещё один генерал в чёрной форме с золотыми погонами. На его нарукавном знаке были скрещены две гвоздики, что показалось мне очень макабричным в это раннее и недоброе утро. – У товарища полковника есть боевой приказ, вы оказываете сопротивление. Боевой долг товарища полковника — открыть огонь.

Отчего-то товарищ полковник не обрадовался ни своему боевому долгу, ни появлению человека с цветами. Эмоции остальных тоже были далеки от радости.

- Ну а вам-то что нужно? – с каким-то искренним раздосадованным удивлением спросил тайный полицейский. – Это вообще не ваше дело. Каким боком это касается военной разведки? Вы думаете, что его забросили с парашютом под Брест, чтобы взрывать мосты и сжигать картошку на полях?

— А хотя бы и так, — резко сказал человек с гвоздиками. — Товарищ полковник, будьте готовы в любую минуту открыть...

— Товарищ генерал-майор! – загремел опричник. – Мы старше вас по званию, так что будьте любезны валить отсюда…

- У нас есть ведомственный приказ, который приравнивает моё звание к следующему по списку. Мы равны, так что попрошу...

—- А у меня есть ведомственный приказ, который назначает меня главнокомандующим шестым авианосным флотом США! – проревел опричник. – Меня ваши бумажки не касаются. Я старше по званию, и точка!

- Мы равны по званию… - поправил его тайный полицейский, как вдруг оказался перебит самым бесцеремонным образом.

- Старше всех вас по званию я, — авторитетно заявил усатый пожилой мужчина в казачьей форме, неожиданно появившийся позади опричника и танкиста. — Я — верховный войсковой фельд-атаман Первой Казачьей армии Российской Федерации...

Опричник грубо развернул фельд-атамана и, подтащив к двери, наградил могучим ударом.

Раздался голос человека с гвоздиками:

— Время дорого, а нас ждут в Москве. Я предлагаю отправиться в путь и в дороге решить, кто же, собственно, арестует нашего гостя.

Эта идея вызвала бурное возмущение всех присутствующих.

Э нет! — снова возразил опричник. – Знаю я ваши штучки! Поезд до Москвы может и не дойти. Мы никуда не едем. Всё, что происходит в Вязьме, остаётся в Вязьме.

Из разбитого окна послышался голос фельд-атамана:

- К вам сюда летит самолёт с батальоном «Джигит», так что молитесь! Их-то вы так не выпнете, антихристы! Ужо вы с ними намучаетесь!

Присутствующие переглянулись.

- Летят они, ну-ну, - сказал тайный полицейский. - Не волнуйтесь. Отечественные самолёты ненадёжны. По абсолютно непроверенной и совершенно недостоверной информации у них на лету заглохнет мотор.

- А по нашей информации они развалятся на куски, - заявил опричник.

Человек с гвоздиками снял с пояса рацию и щёлкнул кнопкой.

- Енисей, я Ангара, - произнёс он в микрофон. – Объект «Заноза», возможно, будет атакован ещё до нас. Передай на огневые позиции... Уже сбили опричники? Понял. Конец связи.

Все присутствующие переглянулись. Раздался дружный вздох облегчения.

- Ну вот, одной проблемой меньше, - сказал, зверски улыбнувшись, опричник. – Теперь нам никто не помешает.

Что мы будем делать? — – шёпотом спросил я у Алексея.

— Держаться. Мне ночью сообщили, что министр уже в пути. Я надеюсь, что хотя бы он...

— Разговорчики! — грубо оборвал нас опричник.

— Федеральное управление безопасности, Лубянка—Якиманка! — провозгласил очередной сияющий погонами генерал, внезапно появившись из двери за спиной тайного полицейского. — Этот человек задержан по подозрению в незаконном пересечении границ России и владении документами, несущими явный признак подделки...

— Товарищ генерал-лейтенант, это дело совершенно не относится к вашей юрисдикции, — сообщил новоприбывшему тайный полицейский, опуская руку. — Мы, как равные вам по званию, гарантируем то, что документы этого человека в полном порядке. Вы свободны. До свидания. Дверь позади вас.

- Тогда как он оказался в России? – не сдавался человек с Якиманки. – Мы уже три года занимаемся только тем, что арестовываем якутов, после чего выдаём их за китайских нарушителей границы. Наш бюджет сократили до минимума. Это никуда не годится, поэтому мы берём данный случай под свой контроль, и пока мы не определим, кто этот человек, никто не…

В дверь вагона постучали.

— Прошу прощения за беспокойство... — робким голосом произнёс появившийся генерал, оглядываясь по сторонам. В руках он взволнованно крутил фуражку с красным околышем. — Следствием установлено, что этот человек, — генерал посмотрел на меня и продолжил затихающим голосом, увядая под взглядами остальных высших офицеров, словно цветок мимозы, - в течение двух лет совершил ряд тяжких антигосударственных преступлений, поэтому он подлежит немедленному аресту органами полиции внутренних дел...

Разъярённый опричник выругался такими словами, которые не принято употреблять даже среди деклассированных элементов. Ему (к счастью, более вежливо) вторил тайный полицейский, предлагая полиции внутренних дел этим утром арестовать хоть всю Вязьму, лишь бы поскорее покинуть вагон и не мешать компетентным службам заниматься делами государственной безопасности.

Снаружи вагона громко и неприятно залаяли собаки. В одном из разбитых окон показалась голова белого коня. На долю секунды мне подумалось, что к нам пожаловали бременские музыканты. Над головой коня возникла человеческая рука с зажатой в ней «корочкой» документов и гнусавый, словно из плохо озвученных фильмов девяностых годов, человеческий голос произнёс:

— Федеральная Конская полиция...

Опричник гневно зарычал и с размаху бросил в окно свою фуражку с сине-фиолетовым околышем. Парнокопытное исчезло, издав на прощание обиженное ржание. Вместе с ним пропала и рука.

— Вы даже не можете выставить нормальное оцепление, — язвительно произнёс тайный полицейский.

В ответ снова послышалось опричное рычание:

— Я прекрасно разберусь и без ваших указаний! Низшим чинам не обязательно присутствовать при наших делах.

Снова стукнула дверь вагона-ресторана. На этот раз появившийся человек был штатским. Визитёр, облачённый в дорогой, но явно не новый костюм, обладал лицом грустного бассет-хаунда и очками в большой пластмассовой оправе.До меня донёсся громкий скрип его ботинок и аромат дешёвого парфюма, перебивающий даже запах резины от плаща тайного полицейского. Из-за этого новоприбывший произвёл на меня впечатление люмпен-интеллигента, раздавившего для храбрости рюмашку одеколона «Командор» перед входом в вагон, полный генералов.

— Мы спасены, — еле слышно шепнул Алексей, и в моем сердце затеплилась надежда. Вошедший остановился и презрительно оглядел всех нас, уперев руки в бока.

— Господин министр иностранных дел, — с показной церемонностью начал тайный полицейский, широко разводя большой и указательный пальцы, — у нас на вас дело вот такой толщины. Давайте вы не будете открывать рот, а мы не будем открывать ваше дело?

Всё это время министр иностранных дел стоял, демонстрируя всем своим видом непоколебимую уверенность и несокрушимость государственной гражданской службы даже перед лицом превосходящей государственной силы. Я даже немного позавидовал ему в этот момент: силы были явно неравны. Невзирая все угрозы, министр открыл рот, и тут мне показалось, что к нам самолично пришёл такой фольклорный персонаж, как матерный гномик.

- Putain de bordel de merde[3], что вы натворили? - начал он уверенным в себе голосом. – Джентльмены, какой queue[4] додумался сбить самолёт с батальоном «Джигит»? Вы отдаёте себе отчёт в том, что наделали, baszom a vilagot [5]? Вы понимаете, кому на пятку вы наступили? Вы понимаете, что этим вы подставили самого господина президента? Вы знаете, что уже к вечеру с вас всех поснимают погоны?

Представитель федеральной опричной службы начал наливаться красной краской. Ему явно не понравились эти вопросы.

- Это должно быть вы, сazzo di caccare[6], да? – обратился к нему люмпен-интеллигент. – Узнаю ваш почерк.

- Это не мы, - презрительно бросил ему опричник. – Это бандеровцы.

- Ах, бандеровцы. Значит, уже вечером у бандеровцев будут чистые, как их совесть, погоны, и пустое, как их головы, финансирование.

Опричник побагровел ещё больше. Очевидно, слова министра задели его за живое.

- Слушай сюда, ты, министр кислых щей, - начал придвигаться он к министру, который, в свою очередь, отступил. – Я чего-то не понимаю, давай ты мне объяснишь?

Все присутствующие молчали, глядя на министра и опричника.

- Вот скажи мне, министр, одну вещь. Ты пиджак нацепил, за границу поехал, на приёме у британской королевы высморкался в скатерть, «персону нон грата» получил, совсем умный стал, - очень недружелюбно перечислял опричник, загибая пальцы и наливаясь кровью с каждым словом. – Вот скажи мне, в чём правда? Ты знаешь, кто к нам летел? Не знаешь, а я тебе скажу. К нам летел батальон смерти с лицензией на убийство. Они прилетели бы сюда, положили бы нас всех мордами в пол – и тебя тоже - и им бы за это августейший президент вручил ордена. Ну, а если бы я к ним полетел, и они бы они меня сбили, то никто бы им и слова не сказал. Ты мне скажи, почему они могут делать у нас всё, что хотят, а мы не можем им даже ответить? Вот в чём правда, министр? В силе? У кого ракета, тот и прав? Ну так тогда я прав. Ты мне что-то хочешь возразить? А не боишься?

Отходя назад и поскрипывая ботинками, министр иностранных дел наткнулся на столик, за которым я вчера пил чай вместе с директором из Роспрома. Тихо зазвенели подвески жирандоля. Поняв, что отступать некуда, министр одёрнул на себе пиджак и повёл себя с достоинством блестящего дипломата.

- Товарищ генерал-лейтенант… - начал он, - …пока ещё генерал-лейтенант…это – федеральная политика умиротворения магометанских народов…

- Значит, когда их майор приказывает нашему генералу и генерал должен вытягиваться в струнку - это умиротворение? Когда я пять лет назад приехал к ним выручать своих людей, и они меня кинули в холодный неуютный карцер – это умиротворение?

- Это федеральная политика, - холодным тоном ответил министр. - Мы должны уважительно относиться к традициям горных народов. Если вы имеете что-то против, то отправляйтесь на приём в Кремль. Попробуйте сказать это лично августейшему господину президенту, если вы такой смелый.

- И скажу, - угрюмо проворчал багряный опричник.

Тем временем, министр иностранных дел обратился ко мне, выглядывая из-за опричного плеча:

- Рад встрече. Нам пора отправляться в путь, господин государственный советник второго класса.

Похоже, тот факт, что я был объявлен во всероссийский розыск, нисколько не мешал мне подниматься по карьерной лестнице.Неожиданно в разговор вступил и генерал с двумя гвоздиками.

- Вязьма с этого утра объявлена зоной контртеррористической операции. Здесь опасно. Давайте вы не будете мешать нам, а не то убедитесь, что мы тоже умеем стрелять.

- Вы угрожаете мне? – уточнил министр, поправляя очки.

- Я предлагаю гражданским лицам покинуть зону потенциальных огневых действий, - холодно ответил генерал с двумя гвоздиками.

- Вы не из батальона «Джигит», - сказал министр. – Есть вещи, которые вам делать не позволено.

- А им, значит, позволено, - сказал опричный генерал.

- А им позволено.

- Значит, им позволено, - повторил за ним каким-то провокационным тоном генерал с гвоздиками и повернулся к танкисту:

- Полковник, подгони танковую роту на перрон. Это приказ.

- Товарищ генерал-лейтенант, - смущённо сказал танкист, опуская взгляд, - танки ещё на подходе к Смоленску. Отстали. Не смогли реквизировать топливо у населения по причине его отсутствия...

- А на чём вы приехали сюда? – недоумённо спросил генерал с гвоздиками.

- Я с мотострелковой ротой на БТРах, - так же смущённо продолжил танкист. - Там расход горючего меньше...

– Боевой офицер…- с презрением бросил пару ругательств тайный полицейский. – Без танков. Хорошо хоть лампасы надел. Того и гляди, к нам сюда придут судебные приставы и начнут описывать поезд.

Опричник шумно втянул воздух. Цвет его лица был настолько рдеющим, что казалось, сейчас вместо приставов придут пожарники и выпишут ему штраф за нарушение пожарной безопасности.

— Значит, так, — резко сказал он. — Я забираю арестованного с собой. Если хоть кто-то встанет у меня на пути, я его лично укатаю в пол этого вагона и скажу, что так и было. Все меня поняли?

— Вы переходите границы, — надвигаясь, заявил генерал с гвоздиками. Мне не понравилось, как сжимаются его кулаки. — Я здесь не от Минздрава и предупреждать не буду.

Я чуть отодвинулся в сторону, чтобы оказаться подальше от конфликта силовых структур. Гроза уже казалась неминуемой, как вдруг снова стукнула дверь. Министр иностранных дел обомлел, глядя на вошедших. В общем-то, удивились мы все.

К нам снова пожаловал фельд-атаман, на сей раз вооруженный нагайкой, волочащейся за ним по полу. С ним была женщина в чёрном монашеском одеянии, сжимающая в руках небольшой газовый баллон. Последним в вагон-ресторан вошёл плотный мужчина с воловьей шеей и выбритой до синевы головой. В руках он держал толстый резиновый шланг; на его кожаной куртке был вышит девиз черносотенного толка. Лет шестьдесят назад такой мужчина мог бы носить малиновый пиджак и золотую цепь, что было бы внушительнее.

Патриотическая троица (как-никак, здесь были старый патриот, молодой патриот и патриотический представитель духовенства), построившись клином, пошла в атаку.

— Братья! — провозгласила женщина в чёрном удивительно жёстким голосом. — В этот тяжёлый час, когда духовным скрепам нашего отечества угрожает опасность, неужели мы должны схватываться друг с другом в смертельной битве? Этот человек, — ее сухой перст указал на меня, — есть посланник диавольских сил, направленный сюда самим адом. В себе он везёт люциферианскую искру, что сожжёт нашу стабильность, точно карточный домик! Его отправил к нам враг рода человеческого, чтобы искусить вас и ввергнуть в грех гордыни. Вступать в битву с ним без помощи церкви — значит обречь себя на поражение и вечные адские муки! Помните о спасении бессмертной души! Покайтесь, смиритесь и отдайте его нам, чтобы мы могли спасти ваши души от погибели, ибо я — молот Господень, который сокрушает всех, кто не хочет с нами делиться!

Вопреки ожиданиям, душеспасительная проповедь не оказала должного воздействия. Опричник, потерявший от гнева дар речи, светился, как рубин в сокровищнице индийского раджи. Представители вооружённых сил мрачно глядели по сторонам. Тайный полицейский смотрел на новоприбывших так удивлённо, будто те въехали в вагон на трёхколёсных велосипедах, жонглируя теннисными мячиками. Полицейский внутренних дел робко забился в угол между столиками, стараясь не привлекать к себе внимания. Что же до министра иностранных дел, то на его лице застыло удивительно возвышенное выражение, будто он пытался вспомнить какое-то особо непристойное ругательство на языке суахили и прокомментировать им нелёгкое положение русскоговорящих в Тимбукту.

— Сестра, — напряжённо собрав остатки вежливости, сказал тайный полицейский, — не мешайте нам воздавать кесарю кесарево, а не то я лично отлучу вас от бюджета!..

В беседу вступил мужчина с резиновым шлангом в руках.

— Слышь, друг, — несколько панибратски заявил он, глядя исподлобья. — Давай ты не будешь так говорить, а? Ты сейчас оскорбляешь церковь. Давай мы сейчас выйдем из вагона, и я тебе популярно всё объясню.

В наступившей тишине стало слышно, как где-то далеко заревел тепловоз. Медленным движением тайный полицейский распахнул плащ и вытащил из кобуры пистолет с корпусом из чёрной пластмассы.

— У меня в руке украинский пистолет, — очень чётко проговорил он, не поднимая дуло. — Я тебе сейчас выстрелю в голову, скажу, что это были бандеровцы, и мне за это ничего не будет.

— Убери ствол, — зло сказал опричник, расстёгивая мундир. Под ним была видна кожаная кобура цвета пережжённого кирпича.

Он резко повернулся ко мне и, грубо схватив меня за плечо, попытался потащить вперёд Это не удалось. Все присутствующие сбились тесной толпой, преграждая опричнику пути отхода. Общественные силы пришли в движение.

— Я сказал, вали с дороги, — грубо бросил опричник черносотенцу.

— Куда пошёл? - резко заговорил человек с двумя гвоздиками, делая ещё один шаг вперёд. – Полковник, живо гони сюда БТРы! Огонь на подавление!

Танкист сорвал с пояса рацию.

— Рота, к бою!..

Он не успел договорить. Тайный полицейский резко шагнул вперёд и с размаху ударил его в лоб рукояткой пистолета, словно кастетом. Полковник пошатнулся и начал медленно оседать на сиденье, хватаясь за голову.

И тут началась драка.

Всё произошло внезапно, как сход лавины. Вот кричит горнолыжник, а через секунду снежный фронт уже мчится по склону горы. Я успел только разобрать, как генерал с гвоздиками на шевроне начал выворачивать приёмом самбо пистолет из руки тайного полицейского. В этот же момент опричник выпустил меня, и, схватив со столика приглянувшийся мне ещё вчера жирандоль, с размаху ударил им по голове преградившего путь черносотенца. Во все стороны брызнуло осколками хрусталя.

Дальше разобрать то, что происходит в вагоне, было невозможно. Ведомый не то интуицией, не то чувством самосохранения, я полз под столиками и сиденьями вдоль стены. Позади раздавались глухие неритмичные удары, словно незримый шаман с силой бил в бубен. Раздалось несколько крепких ругательств; просвистела и замолчала нагайка. Очевидно, битва созвездий на погонах была в самом разгаре. Проползая под последним столиком, я услышал жуткий звук: хрустели очки министра иностранных дел. Видимо, в конфликт уже оказались вовлечены гражданские структуры. Одновременно с этим раздалось зловещее шипение. Поднимаясь с колен, я увидел, что женщина в монашеском одеянии поливает клубок дерущихся генералов газом из баллона. Белые клубы взметнулись, накрывая собой людской ком. Как можно незаметнее я проскользнул в дверь и исчез, оставляя добрые сердца и погоны позади. Мне повезло: перефразировав старую пословицу, я мог с полным основанием заявить, что у семи генералов арестант на свободе.

Левая нога отдавала болью при каждом шаге: я очень неудачно подвернул стопу, пролезая под одним из столов, поэтому перейти на бег не получалось. Краем глаза я увидел своё отражение в зеркале на стене: у меня горели глаза и я выглядел крайне перекошенно.

Вагон-ресторан плацкартного поезда был пуст, а буфетная стойка – закрыта большой и очень прочной ставней. На висячем замке, словно стражник, сидел упитанный таракан. При моём появлении он зашевелил усами, но не сдвинулся с места. Следят, автоматически подумал я.

Надо было придумать, что делать дальше, и придумать немедленно. Генералы уже могли прийти к консенсусу, чтобы броситься за мной с новыми силами. Деньги и документы бережно лежали у меня в сумке, а вот куртка, к сожалению, осталась в купе. О возвращении не могло быть и речи, но снаружи уже откровенно холодало.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒