Примечания

Примечания

Рецензент заметил несоответствие между указанным на доске возрастом Энн Бронте в год ее смерти (двадцать семь лет в 1849 году) и тем, что она родилась в Торнтоне, откуда мистер Бронте уехал 25 февраля 1820 года. Я знала об этом несоответствии, но оно не казалось мне столь существенным, чтобы устранять его, обращаясь к книгам, в которых регистрируются рождения. По словам мистера Бронте, на которых я основываю свое суждение о месте рождения Энн, «в Торнтоне родились: Шарлотта, Патрик Брэнвелл, Эмили Джейн и Энн». Жители Хауорта, к которым я обращалась с этим вопросом, утверждали, что все дети мистера и миссис Бронте родились до переезда семейства в Хауорт. По-видимому, ошибка заключена в надписи на доске. – Здесь и далее постраничные примечания принадлежат автору.

В апреле 1858 года в алтарном ограждении хауортской церкви была закреплена памятная доска, посвященная умершим членам семьи Бронте. Она изготовлена из белого каррарского мрамора на основе из серого мрамора, с карнизом над украшенным орнаментом основанием скромного и простого рисунка. Между креплениями, на которых держится доска, вписана священная монограмма I. H. S. [Iesus Homini Salvator – Иисус, Спаситель человечества (лат.). ] староанглийским шрифтом. Эта доска, исправляющая ошибку предыдущей в определении возраста Энн Бронте, несет следующую надпись римским шрифтом (хотя инициалы выполнены староанглийским): «В память о Марии, жене преп. П. Бронте, бакалавра, священника в Хауорте, умершей 15 сентября 1821 года в возрасте 39 лет, а также о Марии, их дочери, умершей 6 мая 1825 года в возрасте 12 лет, а также о Элизабет, их дочери, умершей 15 июня 1825 года в возрасте 11 лет, а также о Патрике Брэнвелле, их сыне, умершем 24 сентября 1848 года в возрасте 30 лет, а также об Эмили Джейн, их дочери, умершей 19 декабря 1848 года в возрасте 30 лет, а также об Энн, их дочери, умершей 28 мая 1849 года в возрасте 29 лет и похороненной у старой церкви в Скарборо, а также о Шарлотте, их дочери, супруге преп. А. Б. Николлса, бакалавра, умершей 31 марта 1855 года в возрасте 39 лет. „Жало же смерти – грех; а сила греха – закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом!“ (1 Кор. 15: 56–57)».

Многие читатели предыдущего издания этой книги решили, что я почерпнула сведения о пребывании мисс Бронте в Кован-Бридж от нее самой. Должна заметить, она говорила со мной об этом только однажды: это было на второй день после нашего знакомства. Помню, в тот день маленький ребенок не хотел доедать за обедом кусок хлеба, и мисс Бронте, наклонившись к нему, тихо сказала, что была бы рада в его возрасте кусочку хлеба. Когда мы – я не уверена, что именно я, – попросили рассказать подробнее, она отвечала сдержанно и нерешительно, по-видимому боясь, что разговор приведет к обсуждению ее книги. Она рассказала об овсяных лепешках в Кован-Бридж (такие же пекут в Уэстморленде), которые отличались от йоркширских лепешек на дрожжевом тесте, и потому она в детстве их ненавидела. Кто-то из сидевших за столом припомнил подобное детское отвращение, описанное в истории «ужасных вязальщиц из Дента» из «Книги выписок» Саути. Мисс Бронте слегка улыбнулась и добавила, что важны были не эти различия: беда состояла в том, что по вине неопрятной кухарки еду в школе дурно готовили, и потому она и ее сестры испытывали отвращение к пище. Она рассказала, как обрадовалась, когда врач признал мясо негодным и даже выплюнул его. Вот и все подробности, которые я от нее слышала. Мисс Бронте избегала говорить о личностях и даже ни разу не произнесла при мне имя мистера Каруса Уилсона.

Я не сомневаюсь, что в целом мои собеседники передавали мне верные сведения, – я имею в виду тех, кто сообщил и даже торжественно повторил пересказанное мною, – но ради справедливости я должна подтвердить, что, кроме только что описанного, ничего не слышала от нее по этому поводу.

Что касается моего собственного мнения о состоянии школы в настоящее время, то оно основано на очень кратком и поверхностном знакомстве с нею, – думаю, я пробыла в доме не более получаса. Однако я там была, и мне показалось, что дом в Кастертоне выглядит вполне благополучным, он содержится в хорошем состоянии и расположен в живописном месте. Ученицы показались мне веселыми, счастливыми и здоровыми, а директриса школы – необыкновенно располагающей к себе особой. В ответ на мой вопрос о том, как организовано здесь обучение, она ответила, что со времени открытия школы учебный план существенно изменился. Если бы я знала, что моему мнению, основанному на столь поверхностном знакомстве со школой, придадут такое значение, я бы поместила это свидетельство в первое издание этой книги.

Скотт так описывает это соревнование, называемое «стрельбой по попугаю»: «Для этой старинной забавы ранее использовались луки, однако теперь (в 1679 г.) их сменили ружья. Целью является фигурка птицы с частично раскрашенными перьями, так что она напоминает попугая. Она подвешивается на шесте и служит мишенью, в которую соревнующиеся по очереди разряжают свои мушкеты и карабины с расстояния в семьдесят шагов. Тот, чья пуля достигает цели, получает гордый титул „капитана попугая“, который носит до конца своих дней. Его обычно с почетом сопровождают в самый респектабельный из окрестных трактиров, где вечер завершается попойкой, проводимой под его эгидой, а также, если он может себе это позволить, и за его счет» («Пуритане»).

Хауорт.

Служанка, помогавшая Тэбби.

Ей было уже далеко за семьдесят.

Под этим «человеком» следует иметь в виду саму Шарлотту Бронте.

Девушка, которую наняли помогать старой Тэбби и которая до сих пор верно служит в пасторате.

После появления рецензии на «Шерли» в «Эдинбург ревью».

Окончание этого интересного предложения не сохранилось: часть письма оторвана.

Артур Белл Николлс стал младшим священником в Хауорте в мае 1845 года.

⇐ Предыдущая 30 31 32 33 34 35 36 37 3839