Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Примечания 15 страница



Разумеется, по мере приближения к недавним событиям я не могу описывать происходившее в ее жизни столь же подробно, как считала возможным делать это до сих пор. Мисс Бронте провела зиму 1853/54 года в одиночестве и волнении. Но Время – этот великий завоеватель – неустанно приближалось к победе над человеческими предрассудками и намерениями. Постепенно мистер Бронте примирился с мыслью о браке своей дочери383.

Есть еще одно письмо, адресованное мистеру Добеллу, которое прекрасно раскрывает интеллектуальную сторону ее личности перед тем, как писательница и мыслительница уступит место робкой женщине, собирающейся замуж, – женщине, которой предстояло прожить всего девять месяцев в почти безоблачном счастье супружества.

Хауорт, близ Китли

Мистеру Добеллу, эсквайру

3 февраля 1854 года

Мой дорогой сэр,

не могу выразить, насколько я рада, что могу наконец объяснить свое молчание, о котором Вы спрашиваете. Ваше письмо пришло в то опасное и хлопотное время, когда мой отец был сильно болен и я не отлучалась от него ни на шаг. В тот период я никому не отвечала. Ваше письмо оказалось среди тех трех или четырех, содержание которых стало известно мне, когда появилось свободное время, однако с ответами я уже опоздала, и потому я отложила их в сторону. Если помните, Вы звали меня в Лондон: это приглашение уже нельзя было ни принять, ни отклонить, так как я была уверена, что Вы уже уехали из столицы. Я много раз вспоминала об одном обстоятельстве, которое Вы упоминали, – о болезни Вашей супруги – и хотела узнать, стало ли ей лучше. В новом письме Вы об этом не сообщаете, но я надеюсь, что ее здоровье с тех пор совершенно поправилось.

«Балдер»384 благополучно прибыл. Прежде чем с удовольствием разрезать его листы, я внимательно посмотрела на обложку. Я хорошо помню его старшего брата, мощного «Римлянина», и потому рада сердечно приветствовать нового потомка того же рода. Я прочла книгу. Она впечатлила меня избытком силы; в Вашем герое чувствуется полнота жизни, но я полагаю, что его дорогое, любимое дитя принесет своему родителю неприятности и заставит его сердце страдать. По-моему, его сила и красота напоминают не Иосифа, опору старости Иакова, а, скорее, блудного сына, принесшего многие беды своему отцу, который, впрочем, сумел сохранить любовь к сыну.

Почему так получается, что первенец гения часто становится его гордостью, а следующее за ним дитя почти всегда оказывается источником уныния и забот? Я могу чуть ли не напророчить, что третье Ваше произведение возместит Вам все беспокойства, причиненные его непосредственным предшественником.

Сила, заключенная в характере Балдера, вызывает у меня даже определенный страх. Стремились ли Вы воплотить в нем, наряду с силой, также и те особые недостатки, которые свойственны художественным натурам? Мне кажется, мало кому удавалось с большей энергией отвергнуть эти недостатки. Не могу поверить, что Вам хотелось предъявить Вашего героя в качестве заветного идеала истинного, великого поэта. Я рассматриваю его как живо написанный портрет человека, утратившего чувство собственного достоинства, одержимого почти безумными стремлениями. Он из тех, кто воздвиг идол Разуму и приносит ему жертвы, сжигая на языческих кострах свои естественные чувства, жертвуя сердцем. Разве все мы не знаем, что истинное величие отличается простотой, забывает о себе, лишено честолюбия и эгоизма и готово преданно служить другим? Я уверена, что Вы чувствуете эти истины в глубине души.

Однако, если критики сейчас заблуждаются (я пока не видела ни одного плода их умственной работы), Вы сможете их поправить во второй части «Балдера». Вы покажете им, что тоже знаете – и, вероятно, лучше, чем они, – истинно великий человек может быть искренним в своем нежелании жертвовать, слишком поглощенным работой, чтобы говорить о ней во всеуслышание, слишком занятым поиском способа воплотить задуманное, чтобы думать о величии своей личности, которую он рассматривает всего лишь как орудие высшей воли. Господь посылает ему испытания на пути, и он жестоко страдает от медленной пытки – вынужденных задержек окончания своего труда. Однако, если в его груди бьется сердце героя, он наберется терпения и выдержит всё.

Кто бы ни говорил мне о «Балдере», хотя я живу слишком уединенной жизнью и мне нечасто приходится вступать в подобные разговоры, я отвечу ему в соответствии с Вашими словами и своими впечатлениями. Справедливость требует, чтобы Вы стали собственным истолкователем.

Всего доброго, остаюсь искренне Ваша, с благодарностью,

Шарлотта Бронте.

Другое письмо – отправленное брюссельской соученице – дает представление о событиях внешнего мира, происходивших этой зимой.

8 марта

Я была очень рада снова увидеть твой почерк. Прошел уже, кажется, год со времени твоего последнего письма. Я все чаще и чаще вспоминала тебя, и меня беспокоили недобрые предчувствия о причинах твоего молчания. Однако твое письмо развеяло их все. Оно принесло радостные вести о твоем отце, маме, сестрах и, наконец (но не менее важно), о твоей драгоценной английской особе.

Мой дорогой отец перенес эту суровую зиму хорошо, и я не устаю благодарить Бога, тем более что прошлым летом его здоровье в течение многих недель находилось в серьезной опасности после того, как в июне он на несколько часов полностью лишился зрения, хотя ни его разум, ни речь, ни даже двигательные способности не были затронуты ни в малейшей степени. Не могу передать тебе, как я возблагодарила Господа, когда страшный, почти безнадежный период полной слепоты миновал и отец снова увидел проблеск света! Я боялась, что это паралич глазного нерва. Некоторое время у него перед глазами оставалось что-то вроде тумана. Даже сейчас его зрение еще не совсем чисто, но он может читать, писать и прогуливаться. Он служит сам два раза каждое воскресенье, а помощник только читает молитвы. Ты понимаешь, как истово я молюсь о том, чтобы зрение полностью к нему вернулось; он ведь так боится лишений, которые несет слепота. Его ум столь же силен и деятелен, как и всегда, и политика интересует его не меньше, чем твоего отца. Русский царь, война, союз Франции и Англии – все это он принимает близко к сердцу385. Нынешние события как бы возвращают его ко временам, когда он был сравнительно молод, и воскрешают в его памяти воодушевление, которое сопровождало последнюю большую европейскую войну. Разумеется, мой отец (как и я) полностью на стороне Справедливости и Европы и против Тирании и России.

Учитывая все эти обстоятельства, ты можешь понять, что у меня в течение последнего года не было ни возможности, ни желания уехать куда-то надолго из дому. Весной я провела неделю у миссис Гаскелл, а недавно еще две недели у других друзей. Это все мои поездки за то время, пока мы не виделись. Жизнь моя весьма однообразна и покойна – даже в большей степени, чем это полезно для ума и тела, однако я постоянно нахожу новые причины для благодарности Господу за радости и поддержку, которые Он дарует мне время от времени. Мое здоровье, хотя и не совсем в порядке, все же кажется мне в целом лучше, чем три года назад: головные боли и диспепсия – вот мои самые худшие недомогания. Пока не знаю, приеду ли я в Лондон в этом сезоне, но если соберусь, то надеюсь нанести визит на П. площадь.

В апреле она сообщила мисс Вулер о своей помолвке.

Хауорт, 12 апреля

Моя дорогая мисс Вулер,

Вы всегда проявляли искренний интерес к моим делам, и потому мне следует сообщить Вам одной из первых известие по вопросу, о котором я многократно с Вами советовалась. Надо сказать, со времени моего последнего письма отец постепенно пришел к взгляду совершенно противоположному тому, что однажды усвоил. После некоторой переписки, а также визита мистера Николлса к нам (примерно неделю назад) было решено, что он возобновит службу в качестве младшего священника хауортского прихода, как только нынешний помощник отца получит другое место, а через определенное время мистер Николлс станет обитателем нашего дома.

Я необыкновенно довольна тем, что отец, изменив свое мнение об этом вопросе, больше не меняет его и твердо стоит на своем. Во всех планах на будущую жизнь привычные для него удобства и уединение будут учтены самым тщательным образом. Мистер Николлс полон желания утешать и поддерживать отца в его преклонные годы. Зная характер мистера Николлса, я могу быть уверена, что это не преходящий необдуманный порыв и что это решение со временем примет форму долга, а не чувства. Судьба, которую Провидение в неизреченной своей благости и мудрости посылает мне, будет, я уверена, отнюдь не блестящей, однако я надеюсь, что в ней найдутся крупицы истинного счастья. Надеюсь, чувства и долг постепенно придут к примирению. Мистер Николлс хотел бы, чтобы бракосочетание произошло летом; он настаивает на июле, хотя, по-моему, это слишком скоро.

Когда будете писать, расскажите мне подробнее о себе. <…> Я теперь решительно отказалась от поездки в Лондон; в следующие три месяца у меня появится множество дел, и я не могу терять целый месяц. <…> Папа только что получил письмо от нашего доброго епископа, очень нас тронувшее. В нем выражено сердечное одобрение возвращения мистера Николлса в Хауорт (которое испрашивали у его преосвященства) и благословение наших грядущих домашних событий. Похоже, епископ, со свойственной ему проницательностью, предвидел эти обстоятельства еще во время своего приезда сюда в июне 1853 года.

В других письмах мисс Бронте выражала благодарность Тому, кто провел ее ум невредимым сквозь столькие трудности, уныния и заботы. Однако при этом она испытывала чувства, обычные для зрелой женщины, выходящей замуж, когда беззаботная юность осталась уже в прошлом: при объявлении о помолвке ею владело странное и грустное чувство, в котором заботы и страхи смешались с надеждами. В то время для нее было большим облегчением убеждение, что отец несомненно рад хлопотам, связанным с предстоящей свадьбой. Ему хотелось устроить все побыстрее, и он интересовался всеми приготовлениями к будущей жизни мистера Николлса в пасторате в качестве супруга дочери. Этот переезд был необходим из-за преклонного возраста мистера Бронте и его слабого зрения: Шарлотта, как преданная дочь, обязалась посвящать заботам об отце столько же времени и сил, сколько посвящала прежде. Мистер Николлс, со своей стороны, надеялся, что его присутствие принесет некоторое утешение и пользу, если старому священнику понадобятся его услуги.

В начале мая мисс Бронте покинула дом, чтобы нанести перед свадьбой визиты друзьям. Первыми она посетила нас. Она гостила в нашем доме только три дня, поскольку собиралась отправиться в Лидс и сделать там необходимые для свадьбы покупки – по ее словам, недорогие и немногочисленные: она всего лишь собиралась пополнить свой скромный гардероб. Кроме того, она намеревалась сменить обои и кое-что покрасить в пасторате. Самое главное изменение состояло в том, чтобы превратить маленькую проходную комнату за гостиной, которая служила кладовкой, в кабинет мужа. Об этом, как и о других планах устройства удобной жизни для мистера Николлса и отца, Шарлотта рассказывала довольно много. Мы беседовали об этом так же весело и неутомимо, как, наверное, все женщины в подобной ситуации, особенно если материальные соображения заставляют прибегать к тем затеям, о которых пишет Чарльз Лэм386 в «Рассуждении о старом Китае»: эти выдумки прибавляют дополнительной радости, когда планы наконец воплощаются.

Хауорт, 22 мая

Приехав домой, я сразу занялась шитьем. Новая маленькая комната приведена в порядок, зеленые и белые занавески повешены, они прекрасно подходят к обоям, выглядят аккуратно и опрятно. Пару дней назад я получила письмо, извещающее, что мистер Николлс приезжает завтра. Я беспокоюсь за него вообще, а по одной причине даже чрезвычайно, – похоже, он снова жестоко страдает от ревматизма. Я слышала это не от него самого, а от одного знакомого. Мистер Николлс болел в то время, когда я была в Манчестере и Б., но ни разу мне не пожаловался, не обронил ни одного намека. По-видимому, он надеялся, что все пройдет, и я знаю, как эта несбывшаяся надежда его огорчает.

Мистер Бронте почувствовал себя хуже, и это сильно ее тревожило. К тому же вся тяжесть приготовлений к свадьбе в этом случае падала на невесту – обязанности были не то чтобы неприятными, но занимали все ее время. Шарлотте в течение нескольких дней было некогда даже распаковать посылку со своим свадебным платьем, прибывшим из Галифакса. Однако она нашла время похлопотать о том, чтобы удобнее устроить поездку мисс Вулер на свадьбу.

Сегодня я написала мисс Вулер. Как ты думаешь, моя дорогая, не будет ли лучше, если вы с ней договоритесь прибыть в Хауорт в один и тот же день и в одно и то же время – на поезде, который приходит в Китли? Тогда я могла бы заказать экипаж: он встретит вас на станции и привезет сюда вместе с багажом. Если жара сохранится, то не может быть и речи о том, чтобы кто-то из вас добирался до Хауорта пешком. Но я уверена, что она будет настаивать на этом, если приедет одна, и такая прогулка совсем ее измучает. Я решила прежде посоветоваться с тобой, и если ты согласишься, то сможешь договориться о времени и прочем с мисс Вулер, а потом дашь мне знать. Пожалуйста, сообщи мне вовремя, чтобы я могла написать в «Девоншир-армс» относительно экипажа.

Мистер Николлс – добрый и рассудительный человек. При всех заблуждениях, свойственных мужчинам, он чрезвычайно отзывчив и понимает мое желание провести свадьбу как можно спокойнее, и я ему благодарна. Если никто не вмешается и не испортит дело, то он устроит все так, что ни одна душа в Хауорте не узнает о дне свадьбы. Он также постоянно беспокоится о «дамах», то есть о тебе и мисс Вулер, и заранее предвидел все те меры, которые я собираюсь принять, чтобы устроить ваш отъезд и т. п. Он и мистер К. приедут в *** накануне вечером и дадут мне знать, что они на месте. Ровно в восемь утра они будут в церкви, и мы их там встретим. Мистер и миссис Грант приглашены на завтрак, но не на церемонию бракосочетания.

Было решено, что церемония состоится 29 июня. Две подруги Шарлотты прибыли в хауортский пасторат днем раньше. Всю вторую половину и вечер долгого летнего дня Шарлотта посвятила приготовлениям к предстоящему событию. Она тщательно продумала все, чтобы ее отцу было удобно во время ее отсутствия дома. Когда все было закончено (дорожный сундук упакован, распоряжения относительно завтрака сделаны, свадебное платье готово) и пора уже было ложиться спать, мистер Бронте вдруг объявил, что не намерен идти в церковь и останется дома. Что было делать? Кто поведет невесту к алтарю? На церемонии должны были присутствовать только священник, жених и невеста, подружка невесты и мисс Вулер. Обратились к Книге общей молитвы387 и обнаружили, что соответствующий параграф предписывает священнослужителю принять невесту «из рук ее отца или товарища», а о самом «товарище» ничего не сказано. Исходя из этого, мисс Вулер, всегда готовая помочь в трудной ситуации, вызвалась вести свою ученицу к алтарю.

Известие о свадьбе распространилось по деревне прежде, чем участники церемонии вышли из церкви, и множество старых знакомых поспешили посмотреть на невесту, выглядевшую, по их словам, «как подснежник». На ней было платье из вышитого муслина, с кружевной накидкой и белая шляпка, украшенная зелеными листьями, которая, по-видимому, и напомнила местным жителям весенний цветок.

После свадьбы мистер Николлс и Шарлотта отправились навестить его друзей и родственников в Ирландии. Они побывали в Килларни, Гленгариффе, Тарберте, Трейли и Корке, и местные пейзажи, по ее словам, подчас превосходили все, что ей доводилось видеть раньше.

Мне понравились мои новые родственники. Мой дорогой муж на родине предстал передо мной совсем в новом свете. Я много раз имела удовольствие слышать со всех сторон хвалы в его честь. Старые слуги и члены семьи твердили мне, что я счастливейшая женщина, поскольку получила в мужья лучшего джентльмена во всей стране. <…> Надеюсь, мне придется только благодарить Господа за то, что я совершила правильный выбор, и я буду молиться, чтобы Он послал мне сил воздать должное любовной преданности этого прекрасного и благородного человека.

С этого момента священные врата скрыли от нас подробности ее супружеской жизни. Мы, ее преданные друзья, остались снаружи и лишь мельком, время от времени замечали отблески и звуки, свидетельствующие об ее счастье. Мы переглядывались и говорили: «После тяжкой и длинной борьбы, после стольких забот и горестей она наконец-то счастлива!» Мы думали о некоторой свойственной ей суровости, теперь исчезнувшей и превратившейся в добродушие под спокойным солнцем домашнего мира. Мы вспоминали все испытания, выпавшие на ее долю, и радовались тому, что теперь Господь утер слезы с ее глаз. Все, кто встречал ее в это время, отмечали явную перемену в ее внешности, говорящую о переменах внутренних388. И мы надеялись и верили, глядя на нее с любовью и преданностью.

Но неисповедимы пути Господни!

Послушаем некоторые счастливые слова, доходившие до нас в то время.

Мне кажется, что у меня не было ни одной свободной минуты с того туманного июньского утра, когда мы с тобой, дорогая Э., спускались к хауортской церкви. Не могу сказать, что я устала или подавлена. Просто так получилось, что мое время больше не принадлежит лишь мне одной; другой человек имеет право на добрую его часть и говорит мне: «Мы должны сделать то-то и то-то». И мы делаем то-то и то-то, и все это совершенно правильно. <…> У нас было много посетителей, приехавших издалека, а недавно мы занимались приготовлением к небольшому празднику в деревне. И мистеру Николлсу, и мне хотелось как-то ответить на сердечные поздравления и доброту, которую проявили прихожане после его возвращения к должности. Поэтому в воскресенье ученики местной школы, учителя, звонари, певчие и т. д. – общим число до пяти сотен – были приглашены на чай и ужин в школьный зал. Всем, похоже, понравилось, и мы очень радовались, видя их счастливыми. Один из жителей деревни, провозглашая тост за здоровье моего мужа, назвал его «истинным христианином и добрым джентльменом». Признаюсь, эти слова глубоко тронули меня, и я подумала (знаю, что ты подумала бы то же самое, если бы была с нами), что заслужить такую похвалу дороже, чем получить богатство, славу или власть. Я могу только присоединиться к этой высокой, хотя и простой похвале. <…> Когда мы вернулись из Ирландии, мой дорогой отец чувствовал себя не очень хорошо. Но теперь, слава Богу, ему лучше. Ах, если бы Господь сохранил его для нас еще на несколько лет! Желание, чтобы он жил подольше, вместе с определенным беспокойством о его счастье и здоровье, похоже (не знаю почему), после свадьбы стало даже сильнее в моей душе. С тех пор как мы вернулись, папа уже не служит. И каждый раз, когда я вижу, что мистер Николлс надевает стихарь и идет в церковь, я чувствую удовлетворение от мысли, что наш брак помог папе обрести покой в его преклонные лета.

19 сентября

Да! Я счастлива сообщить, что здоровье и настроение моего мужа улучшаются. Когда по временам он кратко, просто и искренне замечает, что счастлив, душа моя наполняется гордостью и благодарностью. Моя собственная жизнь теперь заполнена в гораздо большей степени, чем раньше, и у меня не остается времени ни о чем подумать. Мне следует быть практичной, ведь мой дорогой Артур очень практичный человек и при этом очень пунктуальный и методичный. Каждое утро к девяти часам он отправляется в Народную школу389, где обучает детей Закону Божьему до половины одиннадцатого. Почти каждый день после обеда он посещает дома бедных прихожан. Разумеется, он часто находит работу и для своей жены, – по-моему, она совсем не жалеет о том, что помогает ему. Думаю, для меня очень хорошо то, что он привержен реальным делам, приносящим пользу, и совсем не склонен к литературе и размышлениям. Что касается его непрекращающейся привязанности ко мне и знаков внимания, которые он мне оказывает, то мне не следует о них распространяться; скажу только, что они не переменились и не уменьшились.

Ее подруга приехала погостить в Хауорт в октябре. Я тоже должна была приехать, но, к моему огромному сожалению, возникло одно маленькое препятствие, которое не позволило этого сделать.

Не стоит писать ничего о войне, но когда я читаю о ее ужасах, то не могу не думать, что это одно из величайших проклятий, когда-либо выпадавших на долю человечества. Надеюсь, она не продлится долго. Думаю, никакая слава не стоит тех страданий, которые она несет. То, что я пишу, может показаться постыдным и непатриотичным, но, по-моему, в зрелом возрасте благородство и патриотизм значат не то же самое, что в юные годы.

Спасибо за то, что интересуешься здоровьем папы. Ему лучше, – похоже, он набирает силы всякий раз, когда становится холоднее. Все последние годы он чувствовал себя лучше зимой, чем летом. У нас все хорошо. Что касается меня, то вот уже долгое время, месяца три, у меня почти не болит голова и т. д. Жизнь моя совсем не похожа на то, что было раньше. Слава Господу за это! У меня милый, добрый, преданный муж, и с каждым днем моя собственная привязанность к нему становится все сильнее.

Поздней осенью сэр Джеймс Кей-Шаттлуорт пересек холмы, отделяющие Ланкашир от Йоркшира, и провел несколько дней в их обществе.

Примерно в то же время мистеру Николлсу предложили место с гораздо большим жалованьем, чем то, что он получал в качестве младшего священника в Хауорте. Во многих отношениях это предложение было весьма выгодным, однако долг призывал его остаться в Хауорте, пока жив мистер Бронте. Тем не менее это предложение доставило Шарлотте большую радость, поскольку служило доказательством того, как высоко ценят ее мужа.

29 ноября

Я хотела черкнуть тебе пару строк вчера, но, как только взялась за дело, Артур позвал меня на прогулку. Сначала мы не думали идти далеко, но погода утром, несмотря на ветер и облака, была ясная, и после того, как мы прошли полмили по пустошам, Артур предложил добраться до водопада. Он сказал, что снег растаял и там должно быть очень красиво. Мне часто хотелось посмотреть на водопад зимой, и мы направились туда. Было действительно красиво: самый настоящий поток бежал над белыми камнями! Пока мы смотрели на него, пошел дождь, и мы вернулись домой уже под настоящим ливнем. Тем не менее мне очень понравилась прогулка, и я бы ни за что не согласилась пропустить это зрелище!

Прогулка длиной в семь или восемь миль при такой погоде не прошла для нее безнаказанно. Вскоре после возвращения домой, несмотря на все принятые меры, начался озноб, заболело горло, и стало ясно, что Шарлотта простудилась. Она сильно осунулась и ослабела.

Писала ли я тебе, что бедная маленькая Флосси390 умерла? Она проболела всего один день и тихо скончалась ночью без мучений. Любая потеря, даже собачки, всегда печальна, хотя, быть может, ни у одной собаки никогда не было такой счастливой жизни и такой легкой смерти.

На Рождество Шарлотта и ее муж навестили бедную старушку (ту, чью телочку она разыскивала в прежние, куда менее счастливые дни), прихватив с собой большой пряник, чтобы ее порадовать. В рождественские дни многие бедняки в Хауорте благодаря подаркам Шарлотты питались обильнее и вкуснее.

В начале следующего, 1855 года мистер и миссис Николлс отправились с визитом к сэру Джеймсу Кей-Шаттлуорту в Готорп-холл. Там они пробыли всего несколько дней, но получилось так, что простуда значительно ухудшилась оттого, что Шарлотта прогулялась по мокрым полям в тонкой обуви.

Вскоре после возвращения она почувствовала новые болезненные ощущения: постоянную тошноту и периодически возвращающиеся головокружения. Это длилось некоторое время, а затем Шарлотта уступила настояниям мистера Николлса: был вызван врач. Он нашел естественные причины ее недомоганий и заверил, что если больная потерпит, то все будет в порядке. Шарлотта, всегда терпеливая в болезни, старалась бодриться. Однако пугавшая ее болезнь все усиливалась, и в конце концов даже вид пищи стал вызывать отвращение. «Воробышек умер бы от голода, если бы он питался так, как она в эти последние шесть недель», – говорит один из свидетелей ее болезни. В это время внезапно подкосилось здоровье Тэбби, и старушка умерла, переживая о том, что будет с последней дочерью в доме, где она прослужила так долго. Марта преданно ухаживала за своей хозяйкой и время от времени пыталась утешить ее мыслью о будущем ребенке.

– Наверное, я буду рада когда-нибудь, – отвечала Шарлотта, – но сейчас я так больна… так устала… – И она опустилась на постель, не в силах сидеть.

На этом смертном одре она написала карандашом два письма. Первое, без даты, было адресовано ее «дорогой Нелл».

Спешу черкнуть тебе пару строк, лежа в постели. Известие о том, что М.391, возможно, вернется, было для меня настоящим лучом света. Не буду говорить о своих болезнях: это и бессмысленно, и тяжело. Хочу только уверить и знаю, что это тебя успокоит: я нашла в своем муже самую преданную няньку, он оказывает мне неоценимую помощь и я получаю лучшие земные утешения, какие только возможны. Ему никогда не изменяет терпение, и он измучен печальными днями и бессонными ночами. Напиши мне о делах миссис ***: как долго она болела и чем? Папа – слава Богу! – чувствует себя хорошо. Наша бедная старушка Тэбби умерла и уже похоронена . Передай мой сердечный привет мисс Вулер. Да поможет тебе Господь.

Ш. Б.-Николлс

Второе письмо, также написанное карандашом, еле видными буквами, адресовано брюссельской соученице.

15 февраля

Пишу несколько строк, чтобы дать знать, как я ценю твои письма – не важно, больна я или здорова. Сейчас я прикована к постели болезнью и лежу уже три недели. До этого времени, начиная со свадьбы, здоровье мое было превосходно. Мы с мужем живем в нашем старом доме с моим отцом, – разумеется, я не могла его оставить. Он чувствует себя хорошо: лучше, чем прошлым летом. Ни у кого в мире нет такого доброго, прекрасного мужа, как у меня. У меня нет теперь недостатка ни в товарище, когда я здорова, ни в преданнейшей сиделке, когда я больна. Я глубоко сочувствую твоей замечательной матушке по поводу того, что говорит доктор В. Надеюсь, он не рискнет сделать новую операцию. Прости, не могу больше писать, совсем выбилась из сил. Да благословит тебя Господь. С любовью,

Ш. Б.-Николлс.

Вряд ли она написала еще хоть строчку. Потянулись длинные дни и еще более длинные ночи. Ее мучила все та же неотступная тошнота и головокружения, которые она переносила с терпением и надеждой. На третьей неделе марта наступило изменение: она начала бессвязно бредить. В бреду постоянно просила еды и даже лекарств. Теперь она жадно глотала все, что ей давали, однако было поздно. Очнувшись на мгновение от потемнения рассудка, она посмотрела в лицо измученному горем мужу и уловила слова его молитвы: он просил Господа пощадить ее. «О, я ведь не умру, правда? – прошептала она. – Он не разлучит нас, мы ведь были так счастливы!»

Рано утром в воскресенье, 31 марта, торжественный звон колокола на хауортской колокольне возвестил жителям деревни о смерти той, кого они знали еще ребенком, и сердца их сжались при мысли о двух мужчинах, оставшихся одинокими и безутешными в старом доме из серого камня.

Глава 14

Меня всегда трогали слова, сказанные мистером Фостером в его «Жизни Голдсмита»392. Рассказывая о том, что происходило после смерти его героя, автор пишет:

Говорят, что на лестнице здания Кирпичного суда в Темпле стояла целая толпа скорбящих, не считая слуг и жильцов дома. Там были бездомные женщины, лишенные какого-либо пристанища, не имевшие в мире никого из близких, кроме того, кого они пришли теперь оплакать. Здесь собрались изгои этого огромного, одинокого, грешного города, к которым он был всегда добр и милосерден.

Эти слова вспомнились мне, когда я услышала о том, как прошли похороны Шарлотты.

Немногие, кроме жителей окрестных холмов, знали, что та, кого превозносила вся страна, ушла из жизни в эту Пасху. У нее было больше родных и друзей в могилах, рядом с которыми ей предстояло лечь, чем среди живых. Двое самых близких ей людей, потрясенные обрушившимся на них горем, не хотели слышать слов сочувствия от незнакомцев. Они попросили прийти на похороны по одному представителю от каждого семейства в приходе, и во многих бедных домах разыгрывались тяжелые сцены, когда одному из членов семьи приходилось уступать другому право отдать последний поклон покойной. И те, кто оказался исключен из процессии скорбящих, заполнили кладбище и церковный двор, чтобы увидеть, как вынесут и положат рядом с родными ту, кого совсем недавно они видели бледной, одетой в белое невестой, с трепетом надежды идущей навстречу новой жизни.

Среди тех, кто не мог сдержать слез при виде умершей, была и деревенская девушка, незадолго до этого соблазненная и покинутая. Она нашла в Шарлотте сестру и утешительницу, которая помогла ей ободряющим словом и советом, ухаживала за ней во время болезни. Ужасно было горе этой бедной молодой женщины, когда она узнала, что Шарлотта при смерти, и глубока была скорбь при известии о кончине. Другая девушка, слепая, жившая в четырех милях от Хауорта, так любила миссис Николлс, что плачем и уговорами умолила своих родных отвести ее по тропинкам через пустоши в Хауорт, чтобы услышать торжественные слова: «Земля к земле, прах к праху, пыль к пыли; в уповании и надежде на воскрешение к жизни вечной через Господа нашего Иисуса Христа»393.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.