|
|||
Баба-яга, Ваня и НаполеонБаба-яга, Ваня и Наполеон
Угораздит в такую влюбиться, Что и жизнь прожила второпях: То серчает: "Не пей из копытца!"- То кричит: "Не ходи на бровях!"
То заходится: «Ванечка, Ваня!» - А потом две недели молчит, То буквально изводит вниманьем, То грозится зажарить в печи.
Так пикантненько пол этот слабый Щеголяет в бикини и клёш… Бабы, бабоньки, бабочки, бабы, Ни за чтошеньки вас не поймёшь.
Эти дамы крутого замеса… Русский дух! – вот и вся недолга. Прилетит из дремучего леса, Моментально навесит рога.
Говоришь ей: «Моя золотая!»- А она Несмеяна-княжна…. И каких ей чертей не хватает! И какого ей надо рожна!
Галина Филиппова – Я женщина хоть и не молодая, но и не такая старая была, как, к примеру, ты, Кощеюшка. Ты в войну с Бонапартом уже замшелым пнём выглядел, – вспоминала Баба-яга, разглядывая свои седые клочья, оставшиеся от некогда роскошных волос, сводивших с ума всю нечисть от невских болот, до глухих сибирских владений лешего. – Я ведь тогда с прадедом соловья разбойника первую любовь крутила. Мужчина ладный и ремесло доходное…. Династия…. А сама на Наполеона заглядывалась…. – И что же он тебе от ворот поворот выписал? До стандарту 90-60-90, как до лампочки, небось, недоставало? – Дурак ты неграмотный, чтоб о красоте судить. Тогда на этих вешалок никто бы и не позарился. Меня сам Рубенс зазывал в свою Фламандию позировать. – И что же ты не поехала в неё? – Больно надо. В неметчину-то! – отрезала Яга, бросив в зелье огромный кусок мухомора. – Бонапарта, между прочим, Жозефина охмурила! К тому же враг отечества, как ни крути.
– Сколько уж лет прошло! Теперь и правнук того соловья не свистит, а шепелявит…, – совсем расчувствовалась старушка, собираясь на дело. Вчера она шапку-невидимку из волшебного ларца украла. Дело нехитрое: его всего-то два балбеса охраняют. – Чего изволите? – спросили недотёпы. – Шапку невидимку украсть, – ответила Яга. – Слушаемся! – хором заорали двое из ларца и сами же ей волшебный колпак вручили. А вот торт этот, Наполеон, умыкнуть из студии прямо во время передачи не так просто.
Передачу «Смак», где речь про торт зашла, Яга по телевизору увидела. Таких передач теперь много, но тут интерес особый: парни к Женскому дню собрались делать Наполеона. И очень уж ей любопытно: из чего такого этот кекс делается, что на самого императора становится похож? А если и впрямь похож, то нельзя ли его с помощью колдовского зелья оживить? Жозефины-то давно нет, а Наполеон, поди, теперь не молод – привередничать не станет перед своей спасительницей.
План такой: проникнуть в Останкино в шапке-невидимке; выпив зелье, превратиться в длинноногую красотку; шапку на Наполеона перекинуть; Ваньку – ведущего нейтрализовать и сбежать с Наполеоном. Только осечка вышла. И почему все Иваны такие везунчики? Увидела Яга Ваню в полный его рост, обомлела, и про Наполеона забыла. Накрыла шапкой невидимкой и тикать к себе в избушку: под шапкой-то Иван легок, что перышко.
Ивану у бабы Яги понравилось: парень компанейский – в любом месте, как у себя дома. С Кощеем на айфонах в стрелялки, играют, Горыныч парня на его передачи подбрасывает, и теперь змеевы головы друг другу анекдоты травят: Иван научил. А Соловью Ваня в салоне у знакомого дантиста голливудскую улыбку сотворил и они вдвоем на военный полигон, опять же на Горыныче, летают – свистеть, значит.
А вот с любовью ничего путного не вышло. Бабка уже облики всех Василис: и Прекрасных и Премудрых, перепринимала, а Иван шоколадками отделывается, говорит: не стабильная. И ведь прав: зелье-то не шибко долго действует. Только Ваня на красавицу особым взглядом начнёт поглядывать, поэзию ей на ушко сочинять, а она: бац – и снова старуха несносная – того и гляди тебя в печи зажарит! Ванька повздыхал, повздыхал и однажды Василису на свой мобильник зафотографировал – с тех пор ею и любуется, стишки шепчет.
– Да не переживай ты! Что они, люди, в женской красоте понимают? – громко выражал своё сочувствие Кощей, уминая остатки блюда с красивым названием «Ангелы на лошадях». – Зато теперь не голодно: вон ведь какую кухню – как в телевизоре, у тебя наладил! – Обещал и передачу в избу перенести, – добавила позитива застрявшая в оконном проёме Горынычева голова, со щеками набитыми козинаками из кедровых орешков. – Креатив, и новый тренд, по-ихнему! – блеснула знаниями вторая, примостившаяся на лавке у печи, разомлев от плова по-Самаркандски. Все бабкины гости разом повернулись на третью, но её хватило лишь на то, чтобы приоткрыть томный глаз.
|
|||
|