|
|||
— Да? 7 страница— Это место Иисуса, — сказал Цюань. — Все места принадлежат Иисусу. — Не произноси этого имени! — завизжал монах с такой взрывной яростью, что Бен был уверен, что его услышали далеко вокруг. Монах наклонился к Цюаню, но было видно, что он не может двинуться вперед. Неожиданно монах сделал шаг к Бену, протянул руку и прикоснулся к его груди. Бен отлетел назад и упал на землю. Он лежал в семи футах от того места, где стоял моментом раньше. Цюань возвысил голос: — Я буду произносить имя Иисуса. Ты не сможешь остановить меня. Это Имя выше всех имен — Имя, которому ты однажды поклонишься. Это Он пролил Свою кровь, чтобы выкупить для нас путь в небеса! Священник издал вой, от которого стыла кровь, звучащий, как стон раненого зверя. Он ретировался во тьму, царившую за открытыми дверьми. Цюань наклонился и протянул руку Бену. — Ты в порядке? — Я... не знаю, — сказал Бен. — Мне все еще трудно дышать. Цюань повел его к машине. Они посидели несколько минут молча. Бен оглянулся на дверь, и ему показалось, что он видит глаза, блеснувшие на них из темноты. Все еще задыхаясь, Бен спросил: — Цюань, что сейчас произошло? В полном молчании они отъехали от Пушана, и Бена всю дорогу трясло. Наконец Бен остановился у манговой рощи с голыми деревьями. Рукавом он вытер лицо. Оно было мокрым и липким. — Извини, Бен. Я повел себя глупо. Мне следовало тебя предупредить. Не нужно было возить тебя туда. Я рассердился... Я не знал, что все случится именно так. В прошлый раз все было иначе. — Голос того человека... был нечеловеческим. — Да. Тот, кто обитает в священнике, живет в ином мире. — Хочешь сказать, что это... голос сатаны? — Нет. — Нет? — Бен был смущен и обрадован одновременно. — Это был голос одного из воинов сатаны, одного из демонов. — На каком языке он говорил? То есть, я слышал несколько слов на мандаринском, и подумал, что этот язык, должно быть, тибетский, но он не был похож ни на один из слышанных мной языков. — Может, этот язык относится к миру, в котором ты никогда не бывал. — Так значит, ты решил показать мне ламаистский буддизм? — На этот раз все оказалось еще более демоническим, чем раньше. Несколько раз я видел ситуации, чрезвычайно гнетущие. И всегда ощущал там сильную тьму. Тибетцы рабски зависимы от тибетских монахов. Годы назад сорок процентов мужского населения Тибета стало монахами. Населению приходилось кормить их, плюс заботиться о женщинах, которые остались незамужними. Поскольку жизнь народа находилась под контролем священства, население прозябало в нищете и невежестве. Люди до сих пор живут в страхе перед их богами. Их духовное рабство усугубляется ритуалами, колдовством и жертвоприношениями. Демоническая одержимость — естественная часть их жизни. — Я не имел представления об этом. Почему об этом не говорят в кино и в книгах? — Потому что для Америки это непопулярная стратегия. Mogui — злобное, но не тупое существо. Что касается Тибета, ему нужна не только политическая свобода. Это одна из сильнейших твердынь сатаны. Во всей стране имеется, наверное, с пятьдесят христиан. Наша церковь часто молится за спасение Далай-ламы, чтобы он привел свой народ к свободе в Иисусе. Но даже если он останется слугой mogui, мы молимся, чтобы пленники ламы могли обрести свободу и стали чадами Божьими. — Он чуть-чуть прикоснулся ко мне, но мне показалось, что по груди меня ударили бейсбольной битой. — Я этого не предвидел. Это тяжелый урок, намного опаснее, чем я представлял. Прости меня. Я рассердился, и в результате рассердил его. Но, может, ты поймешь, что можно обмануться улыбками и мудрыми словами. Молись за человека на обложке твоей книги. Плачь за этот народ. Но не принимай его послания. Ибо его голос, как голоса многих людей, которые кажутся мудрыми, добрыми и щедрыми, является орудием другого — того, кто распространяет мглу, маскируясь под ангела света. — Он такой сильный. — По сравнению с Иисусом он слаб. Лукавый — это лишь gou, собака на привязи. — Я... никогда раньше не слышал демонических голосов. — Ошибаешься. — В смысле? — Дело не в том, что ты не слышал голоса демонов. Все дело в том, что ты не узнавал их, когда слышал. — Цюань положил свою руку на дрожащую руку Бена. — Просто в Америке голоса демонов звучат приятнее.
Воскресным вечером после ужина, три часа спустя после посещения храма, Бен все еще не мог успокоиться. Когда зазвонил телефон, он подпрыгнул. Цюань взял трубку, послушал, а затем объяснил Минь, Бену и Шэню, что произошло. Чжоу Цзинь и Хо Линь, в доме которого встречалась церковь, были арестованы и посажены в тюрьму. Цюань, Минь и Шэнь собрались на молитву, пригласив Бена присоединиться к ним. Но он решил прогуляться, чувствуя, что ему нужно нечто больше, чем молитва. В понедельник утром, двадцать девятого октября, Бен оставил Цюаня у мастерской и провел день в Пушане, разговаривая со стратегически важными знакомыми, которых он приобрел. Он обсуждал планы «Getz International», спрашивая людей, какие продукты они хотели бы видеть в Китае и какие цены устроили бы их. Он также упомянул имена Чжоу Цзиня и Хо Линя в паре стратегических разговоров, выразив озабоченность заинтересованных американцев в возможном нарушении прав человека. Когда он заехал за Цюанем в конце рабочего дня, то рассказал ему о своих делах. — С кем конкретно разговаривал Бен Филдинг? — Пара крупных бизнесменов подсказала мне интересные идеи. Свой день я закончил встречей с одним из помощников мэра. — Ты ходил в офис к мэру? — Да, это человек, с которым я встречался на прошлой неделе. Ты знаешь, я попросил его заполнить анкету, которую я буду использовать для написания отчета о своей поездке. Сын мэра болен, поэтому он не смог прийти, но я попросил его встретиться со мной. Его помощник думает, что он вскоре сможет уделить мне время. — Ты рассказывал этим людям что-нибудь о наших собраниях? — спросил Цюань, четко выговаривая каждое слово и приблизившись к Бену. — Ты упоминал какие-нибудь имена? — Нет... не думаю, — Бен сделал шаг назад. — Я просто выразил надежду, что эти люди в тюрьме не задержатся. Видишь ли, когда они знают, что крупный руководитель американского бизнеса наблюдает за ситуацией, они скорее приведут все эти дела в порядок. На самом деле мне понравилось в офисе мэра. — Ты знаешь, что именно из офиса мэра поступил приказ МОБ устроить облаву на церковь и арестовать Чжоу Цзиня и Хо Линя? — Нет! Кто тебе это сказал? — Лучше я тебе не отвечу. Тебе не нужно знать других имен. — Что? Я просто пытался помочь. Ты думаешь, я предаю людей или что-то в этом роде? — Я думаю, Бен Филдинг, что ты делаешь то, что считаешь наилучшим. — Я сказал им, что домашние церкви никому не причиняют вреда, по моему мнению. Я не называл ни твоего, ни какого-либо другого имени. — Они следят за всеми иностранцами. Ты ведешь себя так, словно никто не знает, где ты остановился. Ты думаешь, Тай Хун не помнит, где ты живешь? Если они поймут, что ты побывал в домашней церкви, они будут знать, что это я тебя туда отвез. Я уже включен в их список подозреваемых. Меня уже арестовывали в связи с домашними церквами. Так что все легко вычислить. Ты говорил им что-нибудь про Библии? — Ни слова! — Ты вообще произносил это слово? — Только для того, чтобы выяснить, правда ли, что некоторые Библии продаются легально, а другие запрещены. Конечно, я никогда не упоминал твоего имени, и они, казалось, все понимают, но... наверное, тот факт, что я спрашивал про Библии, бросил на тебя тень подозрения. Прости меня. Я не подумал об этом. — Все в порядке, Бен Филдинг. Трудно научить свободного человека мыслить так, как мыслят рабы. В течение трех дней Бен почти не видел Цюаня. Бен продолжал брать интервью у людей на улицах, в магазинах и офисах. Он собирал информацию, которая была ему интересна, и он много фотографировал. Он подумывал о возможности написания книги о взгляде на Китай изнутри глазами американца. Книги с большим количеством фотографий. Тем временем Цюань работал сверхурочно, поскольку его босс был в тюрьме. Бен понял, что им обоим нужно побыть одним. По необъяснимым причинам в среду МОБ закрыли мастерскую. — Тебе не объяснили, почему? — спросил Бен. — Нет. Они не обязаны. — Американский бизнес не потерпел бы такого отношения. — Это в Америке. А в Китае они смирились бы. После ужина в четверг, через месяц после приезда Бена, Цюань объявил о планах на вечер. Минь и Шэнь быстро собрались. — Позвольте мне еще раз спросить, — сказал Бен. — Церковь собирается в доме женщины, болеющей туберкулезом? Разве ты не знаешь, что это заразная болезнь? — Да, знаю. Именно поэтому дом У Ся безопасен для собраний. — Разве вирусы туберкулеза не сохраняются в воздухе часами? Обычно мы в Америке стараемся держаться подальше от людей, которые чихают и кашляют, потому что именно так распространяется болезнь. — Агенты и полиция не придут в дом женщины, которая болеет этой болезнью, — сказал Цюань. — Они не захотят рисковать своим здоровьем. А последователи Иисуса с готовностью возьмут на себя риск, которого так боятся наши противники. Они верят в шанс или удачу. Мы верим в Бога Провидения. В этом наше преимущество — мы доверяем Богу в том, что Он защитит нас. Но если Он даст нам туберкулез, мы будем служить Ему с туберкулезом. Минь посмотрела на Бена: — Ты идешь с нами, Бен Филдинг? — Э-э... нет, спасибо. Мне нужно сделать кое-какие звонки сегодня вечером. Проверить почту. Поработать над отчетом. И все такое, ты же знаешь. В субботу утром Бен с Цюанем ремонтировали курятник. Для начала ноября погода была необычайно теплой. Бен не был умелым работником, но ему по-настоящему нравилось учиться тому, что не требовало финансовых вложений, проектирования бюджета и долгосрочных стратегий. Друзья вспоминали однокурсников, товарищей по общежитию и шутливые выходки в студенческом городке, выкапывая из памяти приятные воспоминания, которые все это время дремали в них. Минь вынесла поднос с водой и бисквитами. Пока друзья сидели под деревом гинкго, они разговаривали и смеялись в течение получаса. — Ли Цюань — не профессор. Но я хотел бы кое-чему поучить Бена Филдинга. — Да, конечно. Что ты имеешь в виду? — Урок языка, — сказал Цюань. Он вскочил, взял длинную крепкую палку и нарисовал на песке значок. Бен удивился тому, как быстро движется рука Цюаня и насколько красивым получился иероглиф. Он состоял из восьми различных компонентов, и Бену понадобилось бы в пять раз больше времени, чтобы нарисовать его. — Ты знаешь это слово — оно означает «создавать, начинать, происходить». Эта часть означает «пыль, или прах». Это — «дыхание уст». За ним следует корень p’ieh, что значит «жизнь». Последние два значка — это «уста» и «ходьба». Итак, мы получаем «из праха, уста вдохнули жизнь, и творение пошло». Цюань посмотрел на Бена, словно ожидая, что того озарит. Но этого не случилось. — Ты знаешь, что говорится во второй главе Книги Бытие, стих седьмой, Бен? — Сразу не вспомнить. — «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою». — Он снова стал рисовать на песке. — Вот еще одно слово. Цюань был возбужденным, и его дух ликовал. — Ты видишь это? — Да. Это «дух». — Очень хорошо. Посмотри на эти шесть компонентов: небо, покров, вода, дождь, три личности и чудотворец. В первой главе Книги Бытие говорится о Духе Божьем, Который является третьей личностью Троицы, носящемся над водами в процессе чуда сотворения. — Но не можешь же ты всерьез верить, что... — А вот иероглиф, обозначающий «желание». — Он снова стал быстро рисовать. — Что это? — Женщина с двумя деревьями. — Правильно. Студент получает «отлично». Бен улыбнулся: — Так, что... — В Книге Бытие 3:6 сказано: женщина увидела, что дерево хорошо для пищи, и она захотела, чтобы оно сделало ее мудрой. Посмотри на это, — он снова стал рисовать. — Иероглиф для обозначения искусителя также является частью слова «дьявол». Ты видишь два дерева и сад? Буквально это означает «в тайне, человек в укрытии сада между двумя деревьями был искушен дьяволом». Ты узнаешь это? — Я не полный невежда в Библии. Цюань написал новый знак рядом с прежним: — Теперь, слово chuan означает «лодка» или «корабль». Корень «рот» можно перевести как «люди» или «зависимые» — например, «рты, которые нужно накормить». Анализ этого знака приводит к следующему: «Восемь ртов, что означает восемь человек, были на корабле». Что это значит? — Не знаю. — Думай, Бен Филдинг. — До меня не доходит. — В Книге Бытие сказано, что Ной, его жена, а также его три сына со своими женами вошли в ковчег. Восемь человек. — Ты говоришь, что эти китайские иероглифы обозначают Ноя и его ковчег? — В это верят многие из нас. Мы не думаем, что это простое совпадение. Китай — одна из древнейших культур на земле. Все древние люди знали о потопе и ковчеге. Во всех семьях рассказывались истории об этом, которые потом передавались из поколения в поколение в течение тысячелетий. В каждой древней культуре имеется своя история о потопе. Когда китайский язык развился, вполне разумно предположить, что наши основные истории нашли свое отражение в иероглифах и словах. Это также означает, что древние люди в Китае когда-то служили истинному Богу. В нашем языке Божья история сохранилась так, что каждый может ее увидеть. То есть, все, кто имеет глаза. Цюань быстро нарисовал что-то на песке, затем показал Бену на нарисованное. — Что это значит? — спросил он. — Ненависть. — А что это за символ, который является частью этого слова? — Он показал на элемент. — Разве это не старший брат? — Да. Старший брат ненавидит и наносит удар младшему брату. Тебе это ни о чем не говорит? — Каин и Авель? — Есть еще много интересных примеров, но я покажу тебе только один, самый важный, — и он лихорадочно стал водить палкой по песку. — Праведность. Этот иероглиф является сочетанием двух маленьких элементов — «я» или «меня», и «овца». Сравни с четвертой главой Книги Бытие — Авель принес Богу овцу в качестве жертвоприношения. Бог сказал, что если он принесет лучшее из своих стад, то Он простит его и посчитает его праведным. Обрати внимание, овца стоит над местоимением. «Овца» надо «мной» означает праведность. Цюань говорил быстро и взволнованно. — Ты не видишь? — Ну... я не уверен. — Дай себе увидеть, Бен Филдинг! Иероглиф «праведность» представляет историю об овце, которая сверху, и которая изменяет человека внизу. Праведность происходит только из того, что было сделано через жертвоприношение овцы надо мной. В этом нечто большее, чем только история о жертве Авеля. Это смерть Иисуса! Это Евангелие! И оно прямо здесь, в иероглифах нашего языка. — Ты действительно так думаешь? — Да, Дабизи, я так думаю! Если бы я преподавал историю в университете, я бы учил своих студентов именно этому. Я бы также показал, что лев и дракон относятся к нашим самым древним символам. Запрещенная Книга Откровение называет Иисуса «Львом от колена Иудина», a mogui называет «драконом». Конфуций описал в Шуцзине8, как император приносил жертву Шан-ди9, но люди утратили понимание и значимость этого акта. Для этого ритуала использовали большую печь, чтобы приносить в жертву овец и крупный рогатый скот. Все это отражает иудейские жертвоприношения. Китайцы могут проследить эти жертвы вплоть до третьего тысячелетия до Р.Х., — еще прежде, чем началась история других народов! Ной и его сыновья — а впоследствии и их потомки — мигрировали на все континенты. Будучи одним из древнейших языков, китайский язык приводит нас ближе к Книге Бытие, чем что-либо другое. — Мой друг Цюань — одаренный учитель. — Не думай о моих талантах, Бен. Думай о том, чему я учу! Вся трагедия в том, что древние люди не остались верными Богу. Развились другие религии. Буддизм, индуизм — все. Народ стал забывать, почему они когда-то приносили жертвы Богу. И все же Бог был верен китайцам и позволил этой истине сохраниться в более чем ста двадцати пяти иероглифах в течение тысяч лет. Вот почему когда сегодня китайцы приходят к Богу, мы говорим, что они возвращаются к истинному Богу, Которого когда-то знали наши предки. — Никогда ничего подобного не слышал. Мы никогда не говорили об этом на занятиях по мандаринскому языку. — На наших занятиях мы тоже ничего подобного не слышали, — со смехом сказал Цюань. — И неудивительно. Как можно предполагать, что люди, неспособные видеть, увидят? Но, возможно, наши церкви в Китае растут так быстро, потому что Бог подготовил почву нашими мифами и притчами. В мифах сокрыты величайшие истины и, возможно, китайские мифы не так далеки от Божьей истины. И когда мы встречаем Иисуса, Самую Величайшую Истину, второстепенные истины естественным образом встают на свое место в орбите вокруг Него. Пустота атеизма и коммунизма способствует дальнейшей подготовке почвы. Мы жаждем солнца и дождя, — как жаждем того солнца и того дождя, что сокрыты в словах, которыми мы пользуемся каждый день, — и хотим, чтобы они были посланы и дали нам жизнь. — Ты действительно думаешь, что за всем этим стоит Бог? — Только слепой этого не увидит. Неважно, благоволят ли к Китаю Америка или Европа. Но очень важно, благоволит ли к Китаю Бог. Цюань жестом пригласил Бена наклониться к курятнику: — Мы закончим работу, а я закончу обучение. Ты бывал в Тянь Тане, не так ли? — В Храме неба? Конечно. Изумительное место. Я видел его раза три во время моих поездок в Пекин. Он занимает больше места, чем сам Запретный город. — Тебе объяснили, почему там нет идолов? — Нет. Я думаю, я даже не заметил их отсутствия. — Удивительно, что в такого рода месте нет идолов. Некоторые из нас полагают, что там нет идолов, потому что император стал христианином и поклонялся в этом храме истинному Богу. Говорят, что это место поклонения небесам. Но мы думаем, что тот храм стал местом поклонения Богу, Который создал небеса. Мы не можем этого доказать. Но мы знаем, что христианство уже тогда пришло в Китай. И мы знаем, что в храме нет идолов, хотя в те дни большая часть населения поклонялась идолам, и во всех остальных храмах стоят идолы. Мы верим, что Тянь Тан может быть национальным символом христианского наследия в Китае, символом одного единого Бога — Господа Иисуса Христа. — Это удивительное заявление. Просто невероятно! — Я часто обсуждал эту тему с моим племянником, Ли Юэ, с которым, как я надеюсь, ты вскоре познакомишься. Я слышал, что многие христиане по всему Китаю мечтают и молятся о том дне, когда Тянь Тан станет самым большим местом собраний Невесты Христа. — Станет зданием церкви? — Зданием легальной церкви, которая будет символизировать преображение Китая Иисусом. — Бен еще никогда не видел своего старого друга Цюаня таким взволнованным. — Разве это не великолепно, Бен Филдинг? В тот вечер после раннего субботнего ужина Бен взял Шэня на долгую прогулку, как он это делал несколько раз в неделю, позволяя Цюаню и Минь побыть наедине, — о чем они никогда не просили, но он знал, что они высоко ценили эту возможность. Бену нравилось гулять с ребенком, но ему было стыдно, что он не мог вспомнить ни одной долгой прогулки хотя бы с одним из своих детей. Он надеялся, что просто не помнит о таких вещах. После их возвращения Цюань сел за стол на три часа, готовясь к утреннему воскресному богослужению. Сначала Шэнь, потом Минь, а потом, наконец, и Бен перестали читать, погасили свои лампы и свечи у кроватей. Вдруг зазвонил телефон. Минь подскочила в постели. Бен сел на кровати. Цюань взял в руки сотовый телефон. — Они идут, — сказал мужской голос. Не успел Цюань спросить, кто идет, как в дверь застучали тяжелые кулаки. Цюань тут же отключил телефон. Минь выглянула в окно. — Это МОБ, — сказала она слабеющим голосом. Она подошла к постели Шэня, обняла его, стащила с него одеяло и повела в дальний угол комнаты, где и села с ним на пол. Пока Бен надевал брюки, Цюань открыл дверь. Молодой офицер вошел в комнату, быстрым взглядом осматривая ее. — С вами хочет поговорить начальник полиции, — сказал он твердым голосом. Бен выступил вперед и встал перед Цюанем: — У вас есть письменная повестка, разрешающая подобное вторжение? И как вас зовут, офицер? Цюань поднял руку, попросив Бена замолчать: — Вас прислал заместитель начальника, Тай Хун? — Нет. Вас просит явиться к нему сам начальник полиции, Линь Шань. — Начальник полиции не просит, он приказывает. Что вы имеете в виду, говоря, что он просит меня прийти и поговорить с ним? — Он сам меня послал. Это мой дядя. Он велел попросить вас, но не приводить силой. Решение за вами. — Чего он хочет? — спросил Бен. — Я пойду к нему, — сказал Цюань. — Сейчас? — Так он просил. — Тогда я тоже пойду, — сказал Бен. — Нет, — настойчиво сказал офицер. — Я прошу разрешить моему другу сопровождать нас, -сказал Цюань. Офицер посмотрел на Бена, затем снова на Цюаня. Потом кивнул, повернулся на каблуках и вышел из передней двери. — Подождите нас, — сказал Цюань. Минь уже держала в руках маленькую сумку с одеждой и фруктами. Цюань выглянул за дверь и посмотрел на офицера, который стоял у машины, затем быстро нырнул под кровать, схватив оттуда несколько вещей и торопливо засунув их в сумку. Цюань поцеловал Шэня на прощание и шепнул ему что-то на ухо. Затем он поцеловал и обнял Минь, которая на мгновение крепко прижалась к нему. Наконец Цюань вышел за дверь к машине МОБ, а следом за ним шел Бен. Цюань и Бен сели на заднее сиденье автомобиля. Цюань обернулся, чтобы посмотреть на Минь и Шэня, стоявших у дверей и смотревших, как отъезжает машина. Он знал, о чем они думают, поскольку множество раз задавал себе такой же вопрос, когда забирали отца: «Встретимся ли мы снова?»
Проехав шесть километров, офицер повернул налево, прочь от Пушана. — Почему мы не едем в полицейский участок? — спросил Цюань. Ответа не последовало. — Он задал вам вопрос, — сказал Бен. — Я требую ответа. Цюань положил руку на ладонь Бена, мягко сжав ее и покачивая головой. — Где ваш дядя? — спросил Бен. — В своем доме. Цюань молча сидел, склонив голову. Бен тоже склонил голову, чувствуя себя странно, оттого что не молился, — словно он вообще молился в таких ситуациях. Они въехали в роскошное поместье и проехали мимо охранников в воротах. Машина остановилась перед приземистым двухэтажным зданием, огромным по китайским стандартам. У дверей снаружи стоял часовой. Он кивнул офицеру, который вел Цюаня, затем уставился на Бена, словно никогда раньше не видел на этой территории иностранцев. Похоже, иностранцы здесь не появлялись. Думаешь, я угроза для служб безопасности? Может, и угроза! Бен мысленно записывал все, представляя, как дает свидетельские показания, — и в то же время пытаясь предположить, что будет. Он старался казаться уверенным и бесстрашным, но ему это плохо удавалось. У дверей их приветствовала горничная, которая сначала указала на лестницу, а затем повела их вверх по ступенькам. Бен смотрел на семейные фотографии и произведения искусства, развешенные на стенах. Кухня, которую он увидел справа, была маленькой и примитивной по американским стандартам, но коридоры и портьеры были впечатляющими, так же как и дубовый обеденный стол и стулья ручной работы. Гостиная была обставлена педантично. Бен подумал, действительно ли дом так красив, или ему это кажется после убогой обстановки жилища Ли. Горничная повела их в комнату на верхнем этаже. Даже в коридоре он почувствовал жаркий и душный воздух. Цюань вошел в комнату, Бен следом за ним. Он увидел мужчину лет пятидесяти с отекшим лицом, который, казалось, не спал несколько дней. Рядом с ним неподвижно сидела женщина с заплаканными глазами — вероятно, его жена. У этой застывшей женщины живыми были только глаза, следившие за лицами вошедших в комнату людей. Она уставилась на Цюаня так, словно видела его раньше, а теперь удивлялась тому, что видит снова. В кровати, укрытая толстыми одеялами, лежала девочка лет десяти, судя по ее росту. Но Бен подумал, что лицо девочки выглядело старше, — возможно, на четырнадцать. Сопровождающий офицер посмотрел на мужчину с отекшим лицом и сказал: — Он настоял, чтобы этот американец пришел вместе с ним. Мужчина кивнул. — Оставь нас. Начальник полиции Линь Шань встал и пошел по направлению к Цюаню и Бену. Он прошел мимо них к двери и захлопнул ее. Затем молча вернулся на свое место. Бен слышал, как во время ходьбы скрипят его суставы. — Моя дочь, Линь Бо, — сказал он. К великому удивлению Бена, он говорил по-английски. — Она очень больна. Пролежала в больнице два месяца. Ей все хуже и хуже. Попросилась домой. Ее смотрели много врачей. Говорят, что она умирает. Говорят, все... безнадежно. Голова матери дернулась и упала, и лицо так сильно ударилось о ладони, что звук шлепка испугал Бена. Послышались мелкие и прерывистые рыдания. Глаза девочки почти не открывались. Похоже, она не была в коматозном состоянии, но Бен не был уверен, что она в сознании. Если и бывает положение между жизнью и смертью, то Линь Бо находилась в таком положении. — Очень сочувствую вам, — сказал Цюань. — Зачем вы меня вызвали? Начальник полиции посмотрел в окно, а затем на закрытые двери. Он прокашлялся. — В течение многих лет мои люди арестовывали христиан из домашних церквей. Высокопоставленные члены партии давали мне инструкции, а я, в свою очередь, отдавал приказы моим людям. Мне рассказывали, что мои люди из МОБ вас арестовывали. Три раза? — Пять, — сказал Цюань. — Во время моего пребывания в ваших тюрьмах меня трижды избивали и дважды пытали. Он говорил, не обвиняя, просто констатируя факты. — Мы понимаем друг друга, я полагаю, — сказал Линь Шань. — Наверное, мы враги. Мы оба делаем то, что считаем необходимым. Вы помните, когда я навестил вас в тюремной камере? — Да, помню. Это было два года назад. — Я спросил вас, почему вы, молодой и образованный человек, верите в эту чушь, в эти штучки про иностранного Бога. Цюань кивнул. — Вы объяснили, что верите в некоего Христа, Который пришел с неба, Который умер и воскрес из мертвых. Вы сказали, что Он победил смерть. Вы сказали, что Он возвращает мертвых людей к жизни и исцеляет больных. Затем вы сказали мне то, чего я не смог забыть. Вы сказали, что видели подобные чудеса. Вы видели, как умирающие люди исцелялись. Вы помните, как говорили это? — Да. Я помню. — Я старик, старше, чем мои годы. Я не верил ни во что, кроме партии и республики. Не знаю, продолжаю ли я верить в них и теперь. Со стороны может показаться, что я живой человек. Но внутри моя вера умерла. Я попросил вас приехать, потому что больше нет никакой надежды для старого отца, который любит свою маленькую Во. У нее нет сил даже поднять голову с подушки. — Его мешковатые щеки затряслись, и голос дрогнул. — Она не хочет есть. Мы потеряли последнюю надежду. Если вы знаете Бога, Который исцеляет, — умоляю вас, скажите Ему, чтобы Он ее исцелил. Он тяжело откинулся назад, произнося слова, которые, как показалось Бену, были самыми трудными словами в его жизни. Цюань взглянул на Линь Бо, а затем уставился в пол. Когда же он вновь поднял глаза, то сказал: — Я не говорю Богу сделать что-либо. Это Он приказывает и повелевает. Он есть Хозяин и Владыка, а я лишь Его слуга. Ли Цюань не целитель. Я видел исцеления, я возлагал руки на больных вместе с другими членами моей церкви. Я не пастор, и могу выполнять обязанности пастора только тогда, когда он... отсутствует. Я не учился в семинарии. Я всего лишь незначительный помощник слесаря. Но я знаю одно — мой Бог, Иисус Христос, имеет власть и силу исцелять, и если Он захочет, Он может исцелить безо всяких трудностей. Я не знаю Его желаний. Но я буду просить Его исцелить Линь Бо. Человек кивнул, прильнув головой к голове жены. При словах Цюаня ее омертвевший взгляд немного ожил, и в глазах загорелись последние искорки огня. Бен напрягся. Все это было похоже на западню. Цюаня вызвали, чтобы сделать невозможное. Когда у него ничего не получится и девочка умрет, его обвинят в ее смерти. У разгневанного начальника полиции появится еще одна причина посадить его в тюрьму. Бен хотел вмешаться, хотел заговорить и остановить это представление. Но когда он заглянул в глаза девочки и ее матери, он ничего не смог сказать. Цюань встал и положил руки на голову девочки. Бен съежился. Цюань стал молиться: — Иисус, я Твой смиренный слуга, и не более чем простой слесарь. Мой отец был подметальщиком улиц, мой дедушка был плотником, а мой прадедушка — фермером, копавшим канавы. Мы ничто в глазах людей. Я всего лишь мальчик на побегушках, и ничего более. Но и ничего менее. Бен сделал шаг назад, словно давая больше места... он сам не знал, чему. — Ты сотворил Линь Бо, ее мать и отца. Я знаю, Ты любишь ее, и мать с отцом тоже. Я знаю, они нуждаются в спасении от своих грехов. Нуждаются в том, чтобы увидеть Твою силу и Твою благодать, чтобы им познать Иисуса как единственного истинного Бога, — и я прошу, чтобы Ты прикоснулся к этой девочке прямо сейчас; подними ее, восстанови и исцели. Сделай это прежде всего для Твоей славы, но также и ради их блага. Прошу об этом во имя Иисуса. Аминь.
|
|||
|