— Да? 4 страница

— То, что вы делаете, разрешено законом?

— Меня много раз сажали в тюрьму, — ответил человек. — Но поскольку я иностранный гражданин, у меня есть паспорт. И меня всегда отпускали. Мне запрещено возвращаться сюда. Поэтому в следующий раз я прихожу сюда под другим именем. Ли Цюань из Хан Чжоу знает одно из моих старых имен. Но даже он не знает моего настоящего имени.

— У вас есть семья? — спросил Бен «осла».

— Я живу с женой и детьми четыре месяца в году. Даже ослам иногда нужно остановиться. Большую часть года я перевожу ценные грузы. Иисус въехал на осле в Иерусалим. Его Слово приводит Его к людям. Я — осел, на котором Иисус въехал в сотни городов и деревень. Это мое призвание. — Он снова склонил голову.

Цюань взял в руки одну Библию, приблизил ее к носу и вдохнул запах:

— Мне нравится, как пахнут книги. Но ни одна книга не пахнет так, как Библия. — Он сложил книги в мешок и залез под кровать, укладывая доску на место. — Я разбил цемент, чтобы соорудить этот священный тайник. МОБ может заглянуть под кровать и ничего не увидеть. Надеюсь, что благодаря цементному полу они не станут отодвигать кровать, чтобы заглянуть под нее.

— Думаю, то, что делает этот человек, достойно уважения, — сказал Бен. — Однако, как он только что сказал, в случае чего его просто депортируют. Но для тебя этим не обойдется.

— Наши люди изголодались по Божьему Слову, — сказал Цюань. — Что я буду за человек, если не накормлю голодных?

— Но ты можешь потерять свою свободу. Или еще хуже.

— Послушный человек даже в тюрьме остается свободным, — ответил Цюань. — Непослушный и на свободе будет пленником.

Бену не понравилось, как Цюань посмотрел на него.

— Желание ученика — прославить своего Господина, — сказал «осел». — Существуют намного более важные вещи, чем сохранение жизни. Последователи Иисуса должны любить Его больше собственной жизни.

Бен посмотрел на Цюаня. Не зная, что сказать, он кивнул головой.

Ли Тун сидел на траве, наблюдая за двумя огромными существами, которые восхищали его с тех самых пор, как он впервые попал сюда, — Наблюдателями. Они были очень похожи друг на друга, только один стоял и говорил, в то время как другой сидел и записывал. Насколько Ли Тун знал, они никогда не прерывали своих занятий. Он слышал их имена, но не смог произнести их. Поэтому он назвал одного Читателем, а другого Писателем.

Наблюдатели смотрели через огромный портал, острым взглядом часовых наблюдая за континентами Земли. Но через этот конкретный портал они и прочие, такие как Ли Тун, видели только конкретные вещи. Этот портал никогда не фокусировался на массах людей, но всегда только на отдельных людях, семьях и церквах.

В этот момент они видели человека, сидевшего в грязной тюремной камере. Далее они увидели маленькую девочку, которую жестоко избивал захвативший ее человек. Затем они смотрели на женщину, хоронившую сына. На ребенка, обнимавшего мертвую мать. Моментом позже они увидели лицо насильника, тюремщика и палача. Лица людей, причинявших другим боль, были видны так же ясно, как и лица тех, кто страдал.

Писатель быстро писал в своей книжке большим гусиным пером, чернила в котором никогда не заканчивались. Он писал безукоризненным почерком и на языке, на котором Тун пока не научился читать достаточно бегло, хотя он видел, что другие посланники пишут на нем. Один из них объяснил ему значение некоторых символов. В каком-то смысле это письмо было похоже на китайское, и разные символы в нем обозначали людей, животных и события. Но в нем было намного больше символов и знаков. Как ему объяснили, это был древний язык, в котором когда-то было всего несколько десятков знаков, но он развивался, и знаков становилось больше по мере того, как на Земле тысячелетиями продолжалась драма.

Другое существо, Читатель, стоял, иногда читая, а иногда цитируя слова из огромной Библии, написанной от руки на том же древнем языке. Он тоже наблюдал за тем, что происходит на темной планете. Но пока Писатель писал, Читатель переворачивал страницу за страницей в Книге, со страстью произнося слова из нее. Тун слушал, как он читал, замечая, что Читатель смотрит только в трех направлениях, — иногда на Книгу, иногда на страдающих людей на темной планете, а иногда на Царя, сидевшего на престоле:

Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. От Господа спасение праведникам, Он — защита их во время скорби. И будут уповать на Тебя знающие имя Твое, потому что Ты не оставляешь ищущих Тебя, Господи.

Теперь Читатель смотрел в четвертом направлении, — на сей раз на лица тех, кто причинял страдания, — а затем вновь перевел взгляд на Царя:

Горе тем, кто принимает несправедливые законы, тем, кто утверждает жестокие постановления, устраняет бедных от правосудия и похищает права у малосильных из народа Моего, чтобы вдов сделать добычею своею и ограбить сирот.

Что вы будете делать в день суда, когда несчастья придут издалека? К кому вы побежите за помощью? Где вы оставите свои сокровища?

И поставлю суд мерилом и правду весами; и градом истребится убежище лжи, и воды потопят место укрывательства. И союз ваш со смертью рушится, и договор ваш с преисподней не устоит.

Тун взглянул на престол и на Того, Кто сидел на нем. Его губы шевелились, повторяя, как ему показалось, слова, произнесенные Читателем. Царь произносил их, словно это были Его слова.

Был поздний вечер восемнадцатого октября, пятнадцатый день после приезда Бена в Китай. Большую часть этой недели он провел в рыночных исследованиях, разговаривая с людьми на улицах и рынках. Он спрашивал, есть ли у людей компьютер, и подавляющее большинство отвечало отрицательно. Далее он спрашивал, приобретут ли они его, если у них появится такая возможность. И люди подтверждали свое желание, улыбаясь и кивая головами.

Все еще испытывая смущение из-за события, которое произошло той ночью, он купил специальный подарок для Цюаня. Бен вынес из музыкального магазина Путана большую коробку. Он прошел мимо человека, снимавшего кожу с угрей, и мимо уличного дантиста. Он заметил женщину в зеленом платье, разговаривавшую с остановившимся прохожим. Она не выглядела нищенкой и не была похожа на продавца. Вдруг она повернулась к Бену и посмотрела на него.

— Вы верующий? — спросила она его на мандаринском языке.

— Верующий? Во что?

— Вы верите в Евангелие?

Он заколебался, глядя на окружавших его людей, которые, казалось, его не замечали. Она ткнула в него пальцем, задержав его в нескольких дюймах от его носа.

— Вы родились заново?

Он кивнул головой, только чтобы угодить ей.

— Вы покрыты кровью Иисуса, Святого Божьего?

Он снова кивнул, пытаясь выглядеть искренне.

— Да, — сказал он наконец. В его голосе прозвучала уверенность, которую он не испытывал в своем разуме.

— Хорошо. Очень хорошо, — сказала она. — Вы принадлежите Иисусу? Тогда поступайте подобающим образом.

Она погрозила ему пальцем, и в этом жесте было и воодушевление и упрек, после чего пошла вниз по улице в поисках очередной жертвы. Бен смотрел, как она жестом подозвала к себе велосипедиста, а затем исчезла в толпе. Он чувствовал себя человеком, которого пристрелили на ходу из двигавшегося автомобиля.

С упавшим настроением Бен еще раз остановился у магазина, в который заходил уже дважды. Он купил еще одну бутылку водки «Маотай». Он завернул ее в пакет, взял в левую руку, затем осторожно повернулся, чтобы не задеть никого длинной коробкой в правой руке.

Шэнь побежал к машине, чтобы приветствовать его. Бен быстро затолкал пакет с бутылкой под сиденье автомобиля. Затем он попросил Шэня помочь ему, хотя в помощи он не нуждался. Вместе они вытащили длинную коробку, упакованную в магазине.

— Еще один подарок? — спросил Шэнь. — Мама ушла в гости.

— Это для твоего отца.

— Для папы? — С помощью Шэня Бен внес коробку в дом и поставил у ног Цюаня.

— Открой ее, — предложил Бен.

Цюань, волнуясь, разорвал коричневую бумагу. Увидев содержимое коробки, он сказал:

— Бен Филдинг, ты слишком щедр. Мы не можем постоянно принимать подарки.

— Ты знаешь, как невежливо отказываться от подарков. Ты просто попробуй, ладно?

Бен включил устройство в сеть. Цюань поставил пальцы на клавиатуру. Он взял несколько нот, чтобы послушать, как они звучат. Затем он одобрительно кивнул головой. И стал играть Баха. Затем Бетховена, а потом Моцарта. Сначала у него было странное ощущение, но его пальцы не забыли свои навыки. Его способности снова вернулись к нему. Шэнь смотрел и слушал с широко открытыми глазами. Бен подумал, что мальчик, наверное, никогда не слышал, как играет его отец.

— Ты знаешь, что Красная гвардия уничтожила во время революции почти все пианино? — спросил Цюань. — Мне повезло, что я научился играть.

И вдруг с широкой улыбкой он заиграл гимн Гарварда, приглашая Бена присоединиться к нему в пении.

— Ты так решил отплатить мне, да? — спросил Бен.

Часом позже Цюань все еще играл. Он встал только для того, чтобы взять царственный стул с высокой спинкой, который он поставил перед собой. Затем продолжил играть. Эту музыку Бен не знал, но в ней звучали священные нотки.

В дверь ворвалась Минь. Она молча уставилась на синтезатор. Затем перевела взгляд на Бена, словно он совершил великое чудо. Она задернула занавески и, казалось, это вернуло Цюаня к действительности.

— Ты знаешь, что нас могут арестовать за это музыкальное произведение? — спросил Цюань.

— Не может быть, — ответил Бен.

— Нас четверо. Я играл христианскую музыку, а это означает религиозное собрание. В нашем доме не разрешены официальные религиозные собрания. Шэню нет восемнадцати. Так что я нарушил закон, по меньшей мере, по двум пунктам. Так как, Бен, должен я повиноваться закону или нарушать его?

Радость, наполнявшая комнату час назад, погасла в одно мгновение. Бен не знал, что сказать, поэтому он сменил тему:

— «Осел» сказал, что ты из Хан Чжоу.

— Да.

— Я думал, ты родился в Шанхае.

— Да.

— Но вырос в Хан Чжоу?

— Нет.

— Когда ты туда переехал?

— Я никогда не жил в Хан Чжоу. И никогда там не бывал.

— Но... ты сказал, что ты оттуда родом.

— Да.

— Цюань... как все это понимать?

Цюань поднял руку:

— Я хочу тебе кое-что сказать. Я рад, что мы поговорили о Библии. И я рад, что ты встретился с «ослом».

— Я рад, что ты наконец доверяешь мне достаточно, чтобы объяснить, что происходит.

— Наверное, я выгляжу слишком осторожным, не так ли?

Бен пожал плечами.

— Так было предано много домашних церквей. Мы встречаем много шпионов, предателей и информаторов. Легко избежать копья спереди, но трудно уйти от стрелы сзади. Правительство вознаграждает предателей. Ты знаешь историю о господине Нань Го?

— Нет. Но надеюсь, ты мне расскажешь.

Минь хихикнула.

— Да, и поскольку ты превозносишь мудрость над невежеством, ты выслушаешь меня с удовольствием. — Цюань улыбался. — В период враждующих царств, с третьего по пятый век до Христа, существовало одно государство, которое называлось Ци. Правитель этой местности любил, когда музыкальные произведения исполнялись на духовых инструментах Юй. Однажды он собрал триста музыкантов. Каждый день во время чаепития эта группа должна была играть на музыкальных инструментах для его величества. Один из музыкантов, господин Нань Го, не умел играть. Но он притворялся, что умеет, и потому был членом этого оркестра. Никто так и не узнал правды.

— До сих пор, по-видимому, — сказал Бен.

— Мы говорим нашим детям: «Никогда не забегай вперед».

— Извини.

— Наконец правитель умер, и на престол возвели его наследника. Но новый правитель не любил оркестров. Ему нравилось сольное исполнение. Поэтому он приглашал каждого музыканта исполнять музыкальные произведения по одному. На этот раз Нань Го не мог спрятаться за спинами других музыкантов. Всем стало ясно, кто он такой на самом деле.

— И в чем смысл истории?

— Смысл в том, что сказал Иисус в другой истории. Пшеница и плевелы растут на одном поле. Есть люди, которые, как все думают, умеют играть на инструменте Юй и кажутся христианами. Но когда наступит время испытаний, всем станет ясно, кто есть кто. — Цюань посмотрел на него. — Ты знаешь таких христиан в Америке? Ты знаешь людей, которые кажутся христианами, но таковыми на деле не являются?

— Думаю, да.

— У вас есть люди, которые говорят, что они верующие, но идут рука об руку с этим миром и обращаются против своего Господа и собственных братьев? Ты знаешь тех, кто так поступает, Бен Филдинг?

Бен тяжело сглотнул:

— Может быть.

— Вот почему мы должны быть осторожными. Мы готовы пойти в тюрьму, готовы даже умереть, но только если в этом есть необходимость. Мы не перестанем говорить об Иисусе. Но мы также не хотим без необходимости подвергать риску других людей. Вот почему я полностью доверяю только тем, кого знаю.

— Ты до сих пор пытаешься понять, доверяешь ли мне? — спросил Бен.

— Нам нужно быть осторожными в своих контактах с людьми с Запада. Их всегда считают христианами. Однако, — он опустил глаза, — здесь тебя считают безопасным человеком.

— Что ты хочешь сказать?

— Я должен объяснить, что как правительство имеет своих агентов, неверующих людей в церквах, так и мы имеем своих агентов, христиан в МОБ и в партии. Один из наших сообщил нам, что никто не считает тебя христианином.

— Почему?

— Потому что, как я уже говорил, надежные источники знают тебя. Они знают, что ты говорил и что делал во время своих многочисленных поездок в Шанхай. Они всегда знают в точности, что делают иностранцы и куда они ходят. Они поговорили с твоими китайскими деловыми партнерами, и те поручились за тебя. Они утверждают, что ты точно не христианин.

— Они так сказали? — спросил Бен, тяжело сглатывая.

— Как ни забавно, — сказал Цюань, — ты для нас безопаснее, потому что они уверены, что ты не являешься одним из нас. Что касается моего собственного доверия к тебе, то оно реальное, однако у моего доверия есть определенные границы. Прости меня, мой старый друг. Мне легко любить человека, который не доверяет Иисусу. Но мне нелегко доверять ему.

— Почему?

— Потому что каждый кому-то доверяет. Если человек не доверяет Иисусу, он доверяет другим людям или самому себе. Никому верить нельзя. Ни в Китае, ни в Америке. — Цюань встал и положил руки на спинку пустого стула. — Скажи мне, Бен Филдинг. Почему ты перестал доверять Иисусу?

— Мы уже говорили на эту тему. Разве нельзя просто забыть об этом?

— Я не думаю, что смерть твоей матери и сына — единственная тому причина.

— Ну, быть может, Профессор Всезнайка хоть раз ошибся, такое с тобой случается? Или, может, моя вера слишком проста, а мой мир стал слишком сложным. Чем глубже я погружаюсь в бизнес, тем больше я вижу, насколько далека от моего мира церковь. Проповеди кажутся... упрощенными, наивными. Лучше я потрачу время на общение с людьми, которые понимают мой мир.

— Твой мир? — Цюань, казалось, задумался над этим выражением. — Это Божий мир, разве на так? Разве может кто-либо понять его лучше, чем Тот, Кто создал его и правит им, а также умер за него?

— В этой проблеме сокрыто больше, чем ты думаешь. Я живу в мире капитала, инвестиций, прогнозов прибылей, долгов, строительства, лизинга и вопросов налогообложения. Это не мир суеверных фермеров и крестьян.

— Разве ты не читал слова Иисуса? Он рассуждал о великих сокровищах. Он говорил о вложении жемчугов и драгоценных камней, чтобы дать иллюстрацию долгосрочных инвестиций. Он говорил о долгах и аннулировании долгов. Он упоминал жатву и жнецов. Он говорил о земледельцах, берущих землю в аренду, в лизинг, и о требованиях к ним владельцев земли. Он говорил о капитале, банковских делах и банковских процентах, говорил о заемщиках, строительстве житниц для сохранения урожая и обеспечения старости. Он говорил о необходимости заблаговременных расчетов для осуществления деловых проектов, о дележе наследства, о безответственных тратах, неправильном финансовом управлении и нечестной деловой практике.

— Как ты все это помнишь?

— Бог благословил меня организованным умом, — улыбнулся Цюань. — Иисус говорил о финансах, бизнесе и имуществе, чтобы вывести нас на высокие уровни реальности, которую они иллюстрируют. Возможно, Бену Филдингу стоит поразмышлять над этими высотами реальности?

— Религия, как мне кажется, состоит из сплошных беспочвенных мечтаний.

— Так говорят коммунисты.

— Тот факт, что они коммунисты, не означает, что они не могут быть правы.

— Да, конечно. И все было бы иначе, если бы коммунисты готовы были признать существование Бога, но потом получили убедительные доказательства того, что Его нет. Но на самом деле они боятся, что Бог действительно есть, и именно по этой причине они отвергают свидетельства о Нем. Верующие утешают друг друга в своих страданиях истинами о существовании Бога. Коммунисты утешают друг друга в своем сомнительном процветании мифом о том, что Бога нет. Итак, в действительности именно атеизм принимает желаемое за действительное.

— Я не уверен, что верю в это.

— Настоящий верующий может провести бессонную ночь в сомнениях о Боге. Но коммунисту по ночам не дает спать страх о том, что Бог все же есть. Его мысли направлены на желание, чтобы Бога не было. Ибо если Бога нет, значит, нет Судьи, и значит, нет суда за его злодеяния. Но если Бог есть, коммунист знает, что не устоит перед Его судом. Или же Бог потребует от него того, чего тот не захочет делать. Может, и ты этого боишься?

— Кто сказал, что я чего-то боюсь? Ты многого не знаешь, — возразил Бен. — Наши жизни разошлись в разные стороны. Последние двадцать лет я провел за чтением финансовых отчетов, статей об инвестировании и книг, написанных о достижении успеха. А ты... ну, ты читал что-то другое. Я не согласен с тобой, Цюань. Но я восхищаюсь тобой. Я думаю, если бы мне пришлось отказаться от мечты, как тебе, я бы не выдержал такого удара.

— Ли Цюань отказался от мечты, которая все равно не могла воплотиться. Взамен он получил вечную мечту о воскресшем Иисусе. Это был великолепный обмен. Видишь ли, Бен, твой старый друг не остался без мечты. Он просто заменил старые мечты на то, что выше и лучше.

Бен провел вечер в пятницу за обедом с руководящим работником администрации по делам бизнеса в Пушане. Он вернулся в дом Цюаня намного позже обычного и попытался открыть дверь. Она была заперта.

— Кто там? — послышалось из-за двери.

— Это Бен.

— Ты один?

— Нет, я с китайскими начальниками отделов кадров.

Цюань открыл дверь.

— Что происходит?

— У нас гости.

Бен вошел и увидел в комнате две или три семьи. Мужчина, женщина и мальчик-подросток сидели на постели Цюаня. Другие мужчина, женщина и девочка-подросток сидели на кровати Бена. Минь сидела за столом, а Шэнь на полу у ее ног. Перед каждым из них лежало по две открытые книги, а в руках были шариковые ручки.

— Что вы делаете?

— Переписываем Библию. Напечатанные Библии скоро увезет «осел» и отдаст их другим людям. Но пока они здесь, мы можем использовать их, правда? Мы с Шэнем переписываем из Библии моей мамы.

С гордой улыбкой Шэнь показал Бену Библию своей бабушки. Затем он поднял свою переписанную Библию, чтобы Бен посмотрел и ее.

— Шэнь красиво пишет, — похвалил его Бен.

— Папа проверяет мою работу, — сказал мальчик, улыбаясь.

— Пока мы переписываем, — сказал Цюань, — слова Иисуса остаются в нашем сердце.

Законно ли это? — подумал Бен. Он вспомнил разговоры о религиозных свободах, которые слышал все эти годы. Но глядя на то, как эти люди сгрудились тут, он понял, что они делают это в нарушение закона. Он не хотел слышать ни о чем подобном. Если что-нибудь случится, он будет все отрицать перед Мартином и советом.

Бен хотел отправиться на прогулку, куда угодно, только бы подальше отсюда, но тут его взгляд упал на Библию матери Цюаня:

— Великолепно! Такие маленькие буквы, но написано так четко.

— Мама очень старательно переписывала Книгу. Она брала Библию у других людей каждый раз, когда это было возможно. Она часами писала при свете свечи, вслух молясь словами, которые переписывала. Теперь я жалею, что не прислушивался к ее словам. Часто она клала голову на Библию, чтобы отдохнуть. Иногда она радостно смеялась. Это был ее труд любви. Проходили месяцы, и даже год, когда она нигде не могла найти Библию, чтобы продолжить переписывание. Ей понадобилось восемь лет, чтобы переписать ее всю. За полгода до своей смерти мама закончила переписывать последнюю Книгу. Кожник в церкви переплел ее кожей.

— И ты хранил ее все эти годы?

— Нет. Мама дала Книгу другой женщине, которая тоже взялась переписать ее. После моего возвращения из Гарварда они услышали, что я стал христианином. Эту Книгу отдала мне церковь.

Бен пролистал страницы:

— Она побывала под дождем.

— Нет. Она всегда была бережно хранима. Мама заворачивала ее перед выходом на улицу. Мы делаем то же самое.

— Но слова во многих местах размыты, — сказал Бен.

— Это не дождь размыл слова.

Наступил субботний день — третья суббота пребывания Бена в Китае и первая, когда он не уехал в Пушан, чтобы в отеле выпить любимую водку «Маотай», расслабиться под горячим душем, а затем смотреть «Си-Эн-Эн» и футбольные матчи. Они с Цюанем сидели на траве на берегу мутной маленькой реки с удочками в руках. Бен вспоминал о том, как они вот так же сидели у его любимого пруда в пятидесяти минутах езды от Гарварда, мечтая о будущем.

Ли Цюань любил ловить рыбу, и Бен в прошлом тоже. Ему нравилась возможность поразмышлять в тишине. За последние годы возможность поразмышлять уступила место карьерным целям. Часто его свободное время заканчивалось депрессией, еще одной бутылкой водки или же новым погружением в работу с надеждой, что сегодняшний или завтрашний день дадут ему то, чего он не получил вчера.

Этот день выдался чудесным. Светило солнце, мягкий ветер шевелил желтые цветы, летали бабочки, пели птицы и слышались успокаивающие звуки воды, бьющейся о скалы. Было прекрасно. Каким-то образом эта обстановка пробудила глубоко сокрытые желания и стремления, которые Бен давно игнорировал, приглушал или пытался осуществить путями, никогда не приводившими к удовлетворению.

— У Ли Цюаня есть вопрос к его дорогому другу-рыбаку. Но сначала я должен попросить тебя рассказать мне больше о своем понимании китайской церкви.

— Ну, как мне говорили, зарегистрированные церкви свободны и абсолютно легальны — как та, в которую нас водили и где свободно продавались Библии. В городе я видел церковные шпили. Что еще я могу сказать?

— Как ты думаешь, почему они делают такие высокие шпили? Чтобы приезжие могли их видеть. Чтобы они могли сказать: «Видите, в Китае налицо религиозные свободы!», — а потом вернуться домой и всем рассказать о том, что они знают. Но многие зарегистрированные церкви — это марионетки в руках государства. Однако некоторые из них остаются верными Божьему Слову. За это я им благодарен. Но их пасторам приходится нарушать запрет правительства и говорить народу о воскресении Христа и Его возвращении. Они не могут проповедовать доктрину о том, что нечестивые правительства будут свергнуты Богом. Партия не потерпит зарегистрированные церкви, в которых обсуждается политика одного ребенка в семье или практика абортов. Кто же тогда Бог в этих церквах? Иисус или правительство?

— Ты думаешь, нелегальные домашние церкви являются единственной альтернативой?

— Третья волна или независимые церкви пытаются стать золотой серединой между Триединым патриотическим движением протестантских церквей в духе санъцзы (три принципа самостоятельности) и домашними церквами. Но как только они регистрируются, назначение служителей на место пастора происходит с одобрения либо Комитета патриотического движения, либо Совета христианских церквей Китая. Обе эти организации находятся под контролем правительства, и они берут власть над церквами, назначая или снимая с должности пасторов по собственному выбору. Домашние церкви уверены, что правительство не имеет права контролировать их учение и поклонение.

— Очень жаль, что люди не могут получить того, что хотят, в легальных церквах.

— Но даже если бы зарегистрированные церкви были верны Иисусу, в Пушане всего одна такая церковь, и та в дальнем конце города. Примерно в тридцати километрах от нас. Почти ни у кого из нас нет машин, а это значит, что в церковь придется ехать на велосипедах или идти пешком. Одна церковь на город с населением в четверть миллиона. Собрание по домам — единственный реальный выход для большей части верующих. Ты бывал в Шеньяне, Бен Филдинг?

— Да, конечно. Пять или шесть раз.

— Тогда ты знаешь, что это город с населением более семи миллионов человек, почти такого же размера, как Нью-Йорк. Ты знаешь, сколько в этом городе имеется зарегистрированных церквей?

— Дюжина?

— В соответствии с последними сведениями, которые я имею, всего одна. Всего одна легальная церковь для населения более семи миллионов человек! Ты можешь представить всего одну церковь в Нью-Йорке? В церковь не разрешается приводить детей, потому что в Китае запрещено проповедовать христианство детям до восемнадцати лет. Мужья и жены ходят на собрания по очереди, чтобы кто-то из них мог остаться с ребенком. Все проповеди подвергаются строгой цензуре. Правительство позволяет проповедникам учить людей о том, что Иисус был благочестивым Человеком и мудрым Учителем, точно как великие китайские философы. Но пасторы не могут на законных основаниях учить людей о Нем как о Спасителе.

— Почему? Что в этом страшного?

— Партия настаивает на том, что она — единственный спаситель людей. Когда пасторы учат об Иисусе как Спасителе, их снимают с должности или ставят в положение, где они оказываются бессильными учить людей. Поэтому даже если бы в городах были сотни легальных церквей, многие верующие не захотели бы посещать их.

— Но против таких церквей закон ничего не имеет, не так ли? Может, на такие церкви власти вообще не обращают внимания?

— Иногда, и в некоторых местах. Домашние церкви часто считают, что зарегистрированные церкви идут на компромисс, в то время как легальные церкви считают домашние собрания нарушителями спокойствия, упрямыми и своевольными детьми. Применение суровых мер к домашним церквам может произойти тогда, когда руководители легальных церквей жалуются властям о подпольном поклонении. И когда весь мир любуется впечатляющим празднованием пятидесятилетия в Пекине, никто не видит, что мой племянник, Ли Юэ, или мой пастор, Чжоу Цзинь, сидят в тюрьме. После того, как США предоставили Китаю статус постоянного торгового партнера, уровень преследований возрос снова.

— Я не знал этого.

— Ты знаешь только то, что хотят донести до тебя другие. Изучение Библии запрещено. Мы не имеем права делать фотографии с крестами, стихами или чем-либо иным, что показывает, что мы верующие. За нами часто ведется слежка; повсюду имеются камеры слежения. Христиане теряют хорошую работу, нас ограничивают в получении образования и путешествиях. Некоторые из нас теряют дома. Церковную собственность могут разрушить. В доме Хо Линя поломали всю мебель, когда один из проникших к нам агентов сообщил МОБ, что у него в доме происходят собрания. Нас часто арестовывают по ложным обвинениям и заставляют платить штрафы. Многих из нас избивают, а некоторых убивают.

— Но почему?

— Нас преследуют не потому, что мы не любим Китай, но потому что наши политические лидеры ненавидят Иисуса. Когда Иисус для тебя все, невозможно о Нем молчать. Мы говорим: «Трудно удержать солнце в кармане».

— Я этого просто не понимаю.

— Может, потому что ты смотришь только на человеческие объяснения. Существуют могущественные темные силы, которые ненавидят Иисуса и пытаются причинить Ему боль, причиняя боль Его Невесте. Несколько лет назад Ли Цюань посетил в Шанхае зарегистрированную церковь. Я пошел туда купить Библию. Там есть по-настоящему верующие люди. В то утро группа гостей из Америки пели песни на английском. Большая часть китайцев их не понимала, но я понимал. Американцы пели о том, чтобы «быть под защитой и в безопасности от всех бед и тревог». Я ничего про эту песню не знаю. Что-то в этой песне мне понравилось. Но я думаю, что эти гости не понимали, что большая часть китайских христиан «не защищены и не в безопасности от всех бед и тревог».

— Хорошо. Я ценю все то, что ты рассказал мне, Цюань. Но скажи мне вот что. На что похожи ваши домашние собрания?

Цюань долго и внимательно смотрел на Бена.

— Твой вопрос вызывает у меня встречный вопрос. Завтра пойдешь с нами на собрание в домашнюю церковь? Тогда все сам и увидишь.

— Я? Завтра? Подожди минутку. Ты только что говорил, что посещение таких собраний небезопасно, так ведь? А я работник компании «Getz International». Зачем мне подвергать опасности мою собственную репутацию и имидж компании? Ты представляешь, в какое положение меня поставит такое посещение?

— Да. Могу сказать только, что каждую неделю наши семьи и дети подвергаются намного более серьезному риску. Я еще никогда не был на домашнем собрании в присутствии иностранного гостя. Но точно так же в моем доме никогда раньше не жил гость из-за рубежа. Думаю, ты не сможешь сделать какие-либо выводы, пока не увидишь собственными глазами такое собрание. Не могу обещать, что это решение не повлечет за собой определенных последствий. Но мы осторожны. Пастор спросил людей, захотят ли они рискнуть присутствием на собрании гостя. Все согласились.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒