Т.Ю. Платонова 5 страница

— Подъём! — сказал он, хлопая дверью.

В избе никого не было. Молчун выскочил на улицу и стал озираться по сторонам.

— Вы где? — крикнул он. — Выходи!

Ответом была тишина. Молчун исследовал сарай, огород, сеновал, кузницу — нигде никого. Тогда он сообразил и начал всматриваться в следы.

Следы вели к озеру. Молчун из своего обязательного упрямства взял барабан и пошёл к озеру, но когда приблизился к нему, у него рука не поднялась, чтобы нарушить невообразимый покой, царивший в этом удивительном месте.

На одной стороне расположились все его гости. Стоя и сидя, они в полной тишине наблюдали за зверями, поочерёдно подходившими к воде. Молчун тоже замер и не шевелился до тех пор, пока на другой стороне озера не исчез последний зверёк.

Ребята, не переговариваясь, потянулись к краскам и бумаге, продолжая урок, начатый час назад.

— На молитву становись! — крикнул Молчун.

Никто не повернул головы, а Василий жестом

подозвал Деда.

— У нас сегодня день молчания, — прошептал он. — Мы уже помолились. Ты сам делай свои упражнения и присоединяйся к школе. Надя школу живописи открыла, а мы в ней — ученики.

— Зачем оно мне надо? — начал Молчун обычные пререкания, но Василий, не слушая его, отвернулся и всецело погрузился в свою работу.

Только тут Молчун понял, что произошёл государственный переворот и его сместили с поста путём молчания и полного игнорирования приказов. Тут до него начало доходить, что он перегнул

палку и, если немедленно не войдёт в новую систему управления, ему как диктатору — конец. А отдавать власть без борьбы не хотелось.

— Правильно, — сказал он, опускаясь на пенёк рядом с Василием. — Мы их так быстрее к дисциплине приучим. Что рисуем сегодня? Озеро? Отлично. Давно пора внимание на родную природу обратить, а то всё телевизоры, дискотеки, ихняя культура! Зачем она нам?

— Сегодня день молчания, — оборвал монолог Василий. — До захода солнца — ни слова.

— Правильно, нечего им болтать, — продолжал Молчун. — Тишина обладает целебными свойствами, как травы. Пусть помолчат, а то совсем разболтались, дисциплины не понимают. Выставка была объявлена, а все разошлись.

Василий повернулся и пристально посмотрел на Молчуна. Того словно пригвоздило к месту, а по телу прошёл ледяной холод. Молчун хотел что-то сказать, но у него ничего не получилось. От ужаса он выпучил глаза и смог только пролепетать: "Ты чего?"

Сцена эта со стороны была на редкость поучительной, но её видели только Ольга и Тоня. Тоня машинально водила рукой по бумаге, а сама вся буквально втянулась в происходящее.

Молчун всегда с огромным уважением и некоторой опаской относился к Сергею и никогда бы не позволил себе никаких сумасбродных выходок в его присутствии. Но, как и все люди, он поддался на человеческое, на восприятие глазами и ушами. Как все мы привязаны к внешней форме! Как часто бываем несправедливы оттого, что не видим сердцем, не ощущаем природы вещей, дающей нам куда больше, чем фальшивое золотое покрытие, слепящее нас!

Для Молчуна Сергей оставался Сергеем, но форма-то его изменилась! Поэтому Молчун поддался искушению прощупать этого молодого человека по имени Василий.

— Молчун, — тихо произнёс Василий, — ты всё прекрасно понимаешь, поэтому с тебя спросу больше. Ты только ещё не знаешь, что я многому научился и могу сейчас просто стереть тебя как ненужный файл в компьютере.

— Как это? — прошептал Молчун.

— Так это, — сказал Василий. — Ты стал препятствием на пути развития молодого поколения. Ты превратился в деспота местного значения, а претендуешь на звание президента мира. Понял?

— Да, — едва слышно произнёс Молчун.

— Ты вместе с тем, что здесь происходит — моя фантазия. Я могу тебя убрать из списка действующих лиц!

— Это карма, — сообразил Молчун.

— Да, карма, — согласился Василий, — но я знаю, как её погасить.

— А как же любовь? — вопросил Дед.

— Я это сделаю из любви к людям, которых ты достал своими выходками, так что мой кармический долг будет невелик. Но из любви к Тоне, — улыбнулся Василий, — я тебя отпускаю. А теперь молчи до вечера.

Молчун хоть и хотел что-то сказать, но не мог. Холод отпускал его постепенно, словно опускаясь от головы к ногам. Когда онемение прошло. Молчун вскочил и помчался домой.

- Ты где этому научился? — спрашивал он вечером у Василия, которого специально отозвал на сеновал. — Как ты это делаешь?

— И не мечтай о том, чтобы научиться, — отвечал Василий. — Это невозможно. Если бы люди владели таким оружием, они бы поубивали друг друга без всякого раздумывания о том, к чему это приведёт. Мои новые способности от большего понимания, а не от обучения неким техническим приёмам. Карма — это серьёзнейшая вещь, и без знаний о её законах ты не обойдёшься. Один великий человек

| говорил, что ты имеешь право претендовать на начальные ступени ученичества только в том случае, если сможешь назвать подряд двадцать пять воплощений человека, его родителей и детей. Если не можешь, то ты ещё ничего не знаешь.

— Да кто это может?! — воскликнул Молчун. — Я таких не встречал.

— Да, таких людей нет, и всё же они изредка появляются в нашем мире с особой миссией. Большей частью они не рождаются у матерей, а просто возникают из Света.

— Господи, — перекрестился Молчун, — чего только не услышишь!

— Молчун, но я ведь тоже — безродный, и матери у меня нет.

— Ты — другое дело. Была же она у тебя когда-то!

— Когда-то — да, но вот это тело не было маленьким, оно не развивалось по законам Земли — от эмбриона в утробе матери.

— Это твоё тело есть трансмутация предыдущего, а возникновение из Света — это совершенно другое, — показал свои знания Молчун.

— Ишь ты, правильно! Естественно, что и знание двадцати пяти воплощений — не показатель твоего уровня развития, а всего лишь та планка, поглядывая на которую, ты должен правильно оценивать себя. Истинные Посвященные стремятся достичь такого уровня, чтобы входить в пустоту и оттуда наблюдать за возникновением вещей.

— Если ты это реализуешь, то ты сможешь проследить мое возникновение в сансаре в виде некого вещества, потом камня, животного, человека, вплоть до сегодняшнего дня. Так? Тогда объём памяти твоего компьютера должен составлять миллиарды гигабайт.

— Молчун, ты стал спецом в этом технократическом мире! Проживёшь тут ещё сто годочков, не то узнаешь!

— Нет, — вдруг покачал головой Молчун, — смотрю я на тебя и вижу, что пора мне на покой. Тело не выдерживает.

— Да ты ещё молодой старик! — воскликнул Василий.

— Нужна трансмутация, — сказал Молчун, — я тут задержался, вас дожидаясь. Вот дождусь всех и уйду!

— Как же мы все без тебя?

— Я не сразу уйду. Мы тут вместе ещё годочков тридцать порядок понаводим, а потом вместе отправимся подальше из этой иллюзии.

— Иллюзии?

— удивился Василий. — Как ты её

понимаешь?

— Я так понимаю, что весь мир — игра нашего ума.

— А чьего ума — твоего или моего? Или Творца?

— А нет ничего раздельного, то есть тебя, меня, Бога. Есть одно целое, в котором мы все присутствуем, но себя не знаем. А как захотели узнать, так начали думать. Мысль вылетела из целого и рассыпалась на мириады искр, и мы стали раздельными, то есть появились ты, я, Иван, Татьяна Андреевна, Ольга и все остальные. Все стали думать и страшно запутали свои мысли, в результате чего образовалась карма. Почему почти невозможно отследить двадцать пять воплощений? Да потому, что клубок кармы состоит из несчётного числа целых и оборванных нитей. Пока этот гадюшник не рассосётся, человечество будет жить в страданиях.

— Никита тоже очень похоже говорит, — сказала Тоня, уже несколько минут слушавшая их разговор. Она, преодолевая страх, пошла на сеновал за Василием и невольно услышала конец беседы.

— И Никита говорит об иллюзиях? — удивился Василий. — Какие все стали образованные, однако!

— И Ольга говорит, и Таня. Мы это понимаем, но если сильно вникаешь, то голова болит.

— Голова болит оттого, что забита всякой ерундой, — сказал Молчун. — Чего пришла? Ум очищать?

— Нет, — осмелилась Тоня, — я за Василием. Нам поговорить надо.

— И мне надо! Ты чего такая эгоистка? Ты почему старшим перечишь? — пошёл в наступление Молчун.

— Действительно, — вдруг согласилась Тоня, — чего это я такая эгоистка? Я пойду, потом поговорим, успеем ещё.

— Да нет, Антонина, не убегай. Когда ещё время для задушевного разговора у меня выдастся? — Василий ухватил Тоню за талию и съехал на землю.

— Ты что спросить хотела? — они сидели на лужайке и наблюдали за снующими взад-вперёд букашками.

— Они спать ложатся, — сказала Тоня. — Солнце садится, и жизнь замирает. Так вот, у нас много лет назад друзья были — великие мудрецы, учителя, рыцари. Я благороднее их людей не встречала. Простые были, как все, да не такие, а особые. В толпе не заметишь, в разговоре не угадаешь, но вот если тебя выделят и сами подойдут, так жизнь твоя переменится. Но сразу ты не поймёшь, что с великими повстречался. Как пропали они, так мы сразу все поняли, чего лишились, а когда рядом были, так относились хоть и с уважением, но всё же не так, как следовало бы. Иногда слушали их, иногда нет. Строптивыми были, свой характер показывали, самостоятельность. Я не всегда их слушала потому, что воспитывала в себе некое собственное мнение. Так вот, исчезли они — все до единого. Их было пятеро. Ты их не встречал?

— Я встречал великих, — сказал Василий, — но они ли это были?

— Сергей и Иван

— не слышал? — допытывалась Тоня.

— Слышал. Ольга и Никита рассказывали о них.

— Ты от них весточку не принёс? — со слезами на глазах спрашивала Тоня.

— Зачем

мне, Антонина, носить весточку, когда я и сам — весть?

— И что же ты собой несёшь?

— Весть об освобождении.

— От чего же нам освобождаться? Мы и так свободные.

— От страданий, Тоня.

— Я, например, не страдаю. Раньше мне плохо было, а потом всё наладилось.

— Ты понимаешь, что живёшь в иллюзиях? Думаю, что уже понимаешь, но это знание в тебя ещё не проникло. Если бы проникло, ты бы всеми силами из них выкарабкивалась. Но твой ум сильно загрязнён, он не даёт тебе возможности думать ни о чём, кроме своих нужд и поверхностных вещей. А когда ты задумываешься об иллюзиях, у тебя начинает болеть голова. Правильно?

— Да, — подтвердила Тоня.

— Ты не страдаешь сейчас, но каждую минуту тебя подстерегают страдания. Самое главное — это смерть.

— Я не боюсь смерти! — сказала Тоня.

— Отлично, — кивнул Василий, — но я тебе сейчас докажу, что ты её боишься. Если через месяц в автомобильной катастрофе погибнет Алиса, ты что, страдать не будешь?

— Чур, меня! Молчи! Что такое говоришь?

— Ты сама только что уверяла, что не боишься смерти. Но Никита — человек в возрасте, работа у него тяжёлая. Мгновенный инфаркт — и его нет! Ты что, страдать не будешь? Все люди боятся смерти, потому что она приносит им страдания. Ты не боишься своей смерти, потому что готовилась к ней, но разве любая мать не страшится смерти своих детей? Разве ты не выключаешь телевизор, когда там показывают бесчеловечную бойню? Хорошо, ты подготовила себя к смерти Алисы и Никиты, но рядом с тобой останется страдающая Ольга. Разве ты не будешь страдать, наблюдая её мучения? Наша смелость бравурна и недальновидна. Мы не способны оценить ни себя, ни наши обстоятельства. Мы — не свободны.

— У меня опять разболелась голова, — сказала Тоня. — Я спать хочу.

— Благодаря моему влиянию твой ум меняет направление движения, но поскольку он не хочет двигаться в другую сторону, то есть думать иначе, он сопротивляется. На сопротивление ума уходит изрядная доля энергии, и ты хочешь спать. Твой организм защищается! — пояснил Василий.

— Это хорошо или плохо?

— Это смешно! Спи, если хочется, но подумай сама: движение ума не по привычной дороге меняет твой ум, то есть очищает его. Почему очищает? Потому что уму показывают что-то новое, у него расширяется кругозор. Но ум кричит: "Не хочу ехать по новой дороге, хочу ехать по старой, разбитой, зато привычной". Мы сопротивляемся очищению и благодарим за загрязнение. Всё наоборот. Это ли не смешно?

— Ты похож на них, — вдруг сказала Тоня. — Если ты не от наших, то всё равно из их отряда. Я тебя слушаться буду, свои ошибки исправлять. Я уже знаю, что сначала мы ничего не понимаем и самоутверждаемся, а потом спохватываемся, да поздно уже. Ничего что ты молодой, зато мудрый. Что будешь говорить, то и буду делать, себя не жалея, но сейчас пойду — спать хочу!

Тоня шатаясь побрела к избушке, буквально засыпая на ходу.

- Тоня, что с тобой? — спросил Никита, столкнувшись с ничего не видящей Тоней, но она только махнула рукой и упала не диван. Никита позвал Ольгу.

— Тоня, что с тобой? — приложила Ольга руку к её лбу. — Тебе плохо?

— Нет, — пробормотала она, — мне слишком хорошо. Оставьте меня в блаженном неведении.

Никита рассмеялся и потянул Ольгу за собой.

— Пусть

спит. Это она воздухом свежим надышалась.

— Вот так у нас всё, — сказала Ольга. — В деревне спим — свежим воздухом надышались, в городе спим — грязным воздухом отравились. Всё — воздух, а мы — вообще ни при чём.

Солнце село и все, кроме Тони, потянулись к лужайке, где сидел Василий. Они развели костёр в стороне от муравьиной трассы, приготовили картошку, чтобы запечь в углях, а пока решили поговорить о пользе молчания.

— Сначала я об уроке живописи скажу, — начала Надежда. — Учиться рисовать действительно лучше в молчании. Меньше слов — меньше искажений и больше опоры на себя, на свои ощущения. Главное — это не техника, а чувствование. Многие люди говорят, что не умеют рисовать, потому что они не могут изобразить ничего похожего на объект. Но нужно всё равно пробовать, потому что у каждого человека — своё видение, отличающееся от других. Похожей может быть только внешняя форма, а внутреннее все нарисуют по-своему. Нужно не держаться за внешнее, за форму, а просто освободить себя, дать волю чувству.

— Я даю волю чувству, а вы меня критикуете, — пробормотал Молчун.

— Нельзя считать свои первые опыты верхом совершенства, — продолжала Надя. — Мы не можем сразу докопаться до своих истинных чувств и сначала выдаём то, что лежит на поверхности. Но это — не чувства, а игра ума. Грязь ума мы переносим на холст. Главное - это мотивация. Мы должны знать, что каждый день наш ум очищается и мы углубляемся в свой внутренний чистый мир. Вы сами увидите, что через месяц, самое большее три при таком подходе ваши картины станут светлее, сочнее, ярче не красками, а состоянием. Не думайте о том, что рисуете, а просто рисуйте. О технике мы поговорим потом. Через несколько занятий я вам покажу некоторые приёмы.

— Молчание — удивительная вещь, один из главных приёмов очищения. Думаете, наши старцы зря уходили в леса или запирались в кельях? Слова загрязняют мысли, а потребность говорить свойственна лишь людям с хаотическим умом. Чем выше уровень развития человека, тем меньше он говорит. Конечно, встречаются молчуны по природе, но они не разговаривают или от стеснения, или от неумения передать то, что их наполняет, а вовсе не оттого, что их ум в это время сконцентрирован на предмете разговора.

Умение молчать вырабатывается годами. Истинное молчание — это когда мысли передаются на ментальном плане, проникая сразу в ментальное тело собеседника.

— Сегодня я заметил, что делаю много лишних движений, — сказал Андрей.

— А я всё хотел позвать кого-то себе в помощь, и если бы не молчал, то работу разделил бы на двоих. А потом я подумал: "Да зачем мне кто-то? Сам сделаю!" И сделал, — добавил Володя. — Слова помогают нам взращивать собственную лень и ещё перекладывать ответственность на другого.

— Это точно! — сказала Алиса. — Когда ничего сказать не можешь, многие вещи начинаешь делать сам.

— Молчание помогло нам увидеть кое-какие свои недостатки, — начала Ольга, — но если бы мы к молчанию добавили запрет на определённые движения, мы бы увидели ещё больше. Давайте завтра запретим себе трогать своё лицо. Я уже делала это и заметила, что в течение дня рука раз тридцать непроизвольно тянется к лицу просто так, безо всякого повода.

— О чём всё это говорит? О том, что мы не контролируем себя, — сказал Василий. — Наш ум блуждает где-то далеко, а тело предоставлено самому себе и совершает инерционные движения. Руки и ноги делают механические движения, лишённые всякого смысла. Получается, что не мы управляем собой, а некто, кого мы не знаем. Чтобы увидеть его в себе, познакомиться с ним, нужно практиковать мауну — молчание.

— Раз в неделю достаточно? — спросила Тоня.

— Лучше три дня подряд, а ещё лучше — уходить в затвор. Пост, молитва, молчание две недели или месяц — у кого как получится. Если вы сделаете это за год раза три, многое в вас поменяется.

— А ты сам пробовал? — спросил Андрей.

— Да, много раз, — ответил Василий. — Когда я говорю "пост", то подразумеваю ограничение в еде и только постную пищу, а сам-то я в эти дни голодал. Но не все выносят голод, да и истязать себя напрасно нет смысла. Во всём должен быть мотив. Если вы голодаете ради того, чтобы похудеть, вы почти не похудеете. Если вы молчите ради того, чтобы увидеть себя со стороны, польза будет поверхностная. Она не создаст в вас новой привычки, превосходящей старую. Рассуждения ваши должны быть такими: "Зачем я молчу и голодаю? Ради того, чтобы изменить себя и похудеть. Зачем мне менять себя и худеть? Чтобы увидеть, что такое я есть на самом деле? Зачем я хочу увидеть себя другим? Если изменюсь я, если я увижу реальную пользу от молчания и голода, я смогу передать свой опыт другим людям. Я делаю это ради людей".

— Василий, это потрясающе! — воскликнул Никита. — То есть с самого начала мы потихоньку переносим акцент с себя на людей. Мы незаметно стираем своё эго, переводим свой ум на новую колею.

— Да, когда ты всё делаешь ради себя, польза, конечно, будет, но она одновременно усилит эго и разовьёт твой эгоизм. Когда ты всё, что делаешь, отдаёшь людям, ты уменьшаешь чувство собственной значимости. Вот ты зажигаешь свечу в храме и просишь об исполнении каких-то желаний. Это опять направлено на твоё "я". Даже когда ты просишь о здоровье своих близких, ты опять эгоистичен, так как сконцентрирован на собственном благе. Ну, во-первых, ты такой хороший — о них вспомнил, во-вторых, пусть они не болеют — тебе забот будет меньше. Даже когда ты делаешь это из любви к ним, ты думаешь об избавлении от собственных страданий — ведь, глядя на мучения близких, ты мучаешься сам!

— А как нужно думать? — спросила Алиса.

— Нужно продолжить свои размышления и от "я" перейти к другим живым существам. "Господи, прими этот огонь как подношение. Даруй здоровье и благополучие всем моим близким. Если им будет хорошо, они принесут больше пользы людям. Ради блага других сделай их здоровыми и счастливыми".

— Действительно, вроде всё то же самое, да есть небольшой нюанс, который в корне меняет направленность наших действий, — сказала Алиса. — Я могу ещё десять лет мечтать о парнике, о фруктах и людях, и ничего не сбудется, поскольку мои размышления эгоистичны. Мною овладела мечта, и я просто хотела её реализовать, но, по большому счёту, не было никакой ясной цели. Зачем всё это нужно?

— Нужно правильно мотивировать свои действия, тогда польза будет реальной. Давай, строй правильную мотивацию, — сказал Василий.

— Я хочу выращивать здесь цветы и фрукты, чтобы приносить людям радость. Они будут стоить дёшево, и люди смогут потратить деньги на другие нужды. Люди смогут перенять этот опыт и научить других делать сады. Наш Север станет очень красивым. Ради блага всех людей я начинаю свой труд!

— Правильно! Ты заметила, что в мотивации отсутствовала личная выгода? Так мы очищаем себя, и это очень быстрый путь. Даже когда ты ешь, ты можешь посвящать пищу всем людям, которые голодают, или всем живым существам, находящимся рядом с тобой. Мы окружены огромным количеством духов, которые норовят стащить у тебя кусочек. Они питаются запахами и другими более тонкими эманациями. Так отдай им еду добровольно, пожелай им правильного развития и жизни на благо других.

— Нам ничто не мешает любое своё действие совершать с правильной мотивацией, — сказал Никита, — но какая от этого польза нашему истинному "я" и какой пинок нашей ложной личности!

- Никита нам так всё и рассказывал. — сказала Ольга, — он к этому сам пришел.

— Да я-то пришёл, но не догадался так логически строить мотивацию. И мне очень понравился принцип подношения. Кроме огня, еды можно все дела свои делать подношением Господу и людям. Так ведь разница какая! Мы, что-то начиная, сильно беспокоимся о том. как всё будет происходить в дальнейшем. Мы думаем: "Господи! Хоть бы всё получилось, хоть бы всем было хорошо — и мне, и людям!" Я вижу в этом сильное шатание ума и нервозность.

— Вы, Никита, видно, уже подошли к пониманию того, что в основе всех наших действий лежит неконтролируемый ум, — заключил Василий. — Это большое достижение.

— Я это всегда понимал, но теперь это приобрело особый смысл. Как будто грань новая открылась, — сказал Никита. — Что меня к этому привело? Одна очень поучительная встреча.

— Расскажите, — попросили ребята.

— Ну ладно. По долгу службы мне приходится встречаться с самыми разными людьми. Уже давно я перестал их сравнивать, осуждать и даже обсуждать. Нужно сказать, что я всегда ценил людей умных, подозрительно относился к витающим в облаках мечтателям, и, честно говоря, не особо доверял тем, кто называет себя эзотериками и мистиками. Знаете почему? В моей жизни их было предостаточно, но лишь однажды жизнь свела меня с настоящими эзотериками — мудрецами и рыцарями. Они были обычными людьми, мало говорили, но много делали. Самое главное, они не строили из себя посланцев Иерархии, не общались с Высшим Разумом, а прочно стояли здесь, на Земле.

Зная моё лояльное отношение ко всякого рода новшествам, приглашает меня как-то группа педагогов, объединившихся ради работы на благо нашей страны. Хорошо это? Прекрасно. Многих я знал. Прихожу на их субботнее заседание. Да, забыл сказать, мы с руководительницей договорились встретиться возле метро. Я — на машине. Она садится в машину, я говорю, показывайте, куда ехать. Она вдруг отвечает: "Я не знаю". — "Вы что, первый раз здесь?" — "Нет, мы здесь уже полгода встречи проводим". — "На машине первый раз?" — догадался я. — "Нет, меня уже подвозили", — отвечает. — "Хорошо, рукой покажите, в какую сторону ехать". Она махнула рукой, и стали мы колесить между домами минут двадцать. Когда, наконец, она узнала кинотеатр, где они встречались, понимаете, не дом, а кинотеатр, она спокойно произнесла: "Ничего, бывает!" У меня внутри зародилось какое-то смутное подозрение, но я не обращал на него внимания. Стал я наблюдать за этими педагогами, собравшимися в количестве человек двадцати, потом врачи подошли, инженеры и прочие технические работники. Я что хочу сказать? Не было поэтов, музыкантов, художников — тех, кому по роду занятий положено витать в облаках. Смотрю — все умные, адекватные, с цепким взглядом, с чёткой мыслью. Ну, думаю, слава Богу, показалось мне, что тут дурдомом попахивает. И вот начинают они занятие.

— Люда, в каком луче ты сегодня работаешь?

— В первом.

— Понятно, садись. А кто в третьем? Сегодня занятия по третьему лучу. Что во сне видели? Какие выводы сделали? Так, Ира, рассказывай.

Ира рассказывает свой сон без комментариев.

— Ясно, — встаёт человек с должностью "комментатор сновидений". — Это связано с нашей новой космической программой. Мы плохо поработали в прошлом месяце. Нужно провести дополнительные поездки на камень. Там будут новые указания. Группа "А" должна ехать на этой неделе.

— Помните, — встаёт руководительница, — как мы на горе поработали? Вот то была работа! После этого Президент сколько указов подписал?

— Да. — добавляет её заместитель, — что бы со страной было, если бы не та медитация?! Нам пришлось подключить математиков, составить схемы, и вот вам результат — нашли деньги на кораблестроение!

— Это вы собрали? — наивно спросил я.

— Да нет, — все засмеялись, — выделили из казны. Но без нас ничего бы не получилось. Так Мурманск бы и замёрз.

— А при чём здесь Мурманск? — удивился я.

— Вы потом поймёте, — заверили меня. — Это и есть наша работа. Коллектив спаянный, о себе не думаем — только о стране, ездим на последние деньги в особые точки. Вот мэра пришлось тут на север отправлять, контакты налаживать.

— Мэра? Какого?

— Того самого.

— Вы с ним работаете?

— Конечно! Он из нашей команды. Три недели назад пришла информация по лучу, что нужно ему ехать, город спасать. Мы поработали, и он поехал.

— По какому лучу? — снова спросил я.

— А по второму! Томас Мор информацию принял. Он сейчас тесно сотрудничает с Рамакришной, тот ему и послал её.

— А кто такой Томас Мор? Иностранец?

— Да нет, тот самый. Вон он сидит. Сергей, встань. В префектуре работает, с Рамакришной в контакте ну очень хорошем!

Тут я понял, что меня сейчас познакомят с Эдисоном, Вивеканандой, Кампанеллой, Кулибиным.

— Вы всё поняли? — спросила руководительница после занятия. — Впрочем, сразу всё понять нельзя, но мы уже не первый год занимаемся, и результаты есть. Нам есть чем гордиться. Вы знаете, что мне чужды все эти астральные заморочки. Астрал давно пройден. Нужно развивать ментал, поэтому команда подобралась на редкость. Но это благодаря Учителям. Мы-то им нужны. С кем работать, когда в стране все с ума посходили и носятся со своей лирикой? Все помешались на своих половинках, Соломонов ищут, а о людях живых не думают! Вот и несём свой крест. У нас огромный материал собран, издавать думаем. Вы нам не поможете?

— Я подумаю, — ответил я.

И стал я думать, как это всё называется, но долго никак придумать не мог. Понимаете, эти люди, все до единого, — в здравом уме. Они — хорошие специалисты, им несвойственны эмоциональные реакции, они владеют чувствами, сдержанны, все рассуждения доводят до конца — вот только до какого? До полного абсурда, до идиотизма. Как такое получилось? Что это за новая прослойка в обществе? Знаете, они себя учёными называют. Это до какой степени нужно было себя заморочить, чтобы такими уродами сделаться?

— Совершенно верно, — сказал Василий, — их ментальное тело начало строиться с искажениями. Тонкий дефект.

— И стал я себя спрашивать, — продолжал Никита, - что лучше: астральные заморочки с воплощениями или ментальная кривизна? Всё ужасно, но отчего это происходит? Вот тогда я и понял, что всё это — игра нашего ума. Никто из них никогда не занимался дисциплиной ума. Они и понятия не имеют, что это такое. Они уверены, что и так умные, — ведь специалисты они хорошие! Их руководительница, самая умная, способная, знающая, — у неё еще много и других достоинств — не смогла показать кинотеатр, в котором они полгода занимались! Значит, что-то у неё с умом не так! Что? Нет ясности, чёткой направленности, её ум — размазня, выучивший только одно направление движения. Он

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒