Т.Ю. Платонова 4 страница

— Я ей очень благодарен, — сказал Никита. — И ты совершенно прав: есть нечто, что лежит слишком глубоко, и только особые ситуации выявляют наши глубинные пороки.

— Это не пороки — это наше эго, это пыль на истинном "я", но её обязательно нужно сдуть. Без этого пробуждение невозможно, — ответил Василий.

— Вот теперь я понял, что мне мешает, — сказал Никита, обернувшись к Ольге. — Пыль! Нужно сдувать пыль!

— Не только, — сказал Василий, вставая и с удовольствием потягиваясь, — нужно углублять понимание. Я вам помогу.

Когда утром Ольга и Никита проснулись, то застали Василия в задушевной беседе с Тоней. Тоня светилась от счастья, подкладывала ему блинчики и клубничное варенье, не слушая никаких протестов.

— Ешь, организм молодой, растущий, ему витамины нужны, — говорила она.

— Моему организму такие витамины вредны. Мне бы к природной пище поближе быть, — отвечал Василий. — Доброе утро! Как спалось? А где мои братья и сестры?

— Они у Деда, — быстро сказала Тоня, не давая Ольге и слова вымолвить. — Недавно уехали. Он их призвал очередной слёт готовить.

— У Деда? — удивился Василий. — Это где?

— У Молчуна, — пояснил Никита. — Он им Дед. Половина

их характера сформирована под его бдительным руководством.

— Это замечательно. В моём характере тоже частичка его мудрости присутствует. На самом деле он сделал очень много, так много, что его заслугам числа нет. Не пора ли ему на покой?

— Как это? — встрепенулась Тоня. — Какой покой? Кто Молчуна заменит?

— Да хотя бы Никита. Ну чем не Дед? — сказал Василий.

— Да кто к Никите в избу поедет? — всплеснула руками Тоня — Кому он нужен? Пусть сидит в своём министерстве в удобном кресле.

— Тоня, вы жестоки. Всем нужно отдыхать когда-то. Иногда отдых — это смена деятельности. Почему бы Никите не сменить министерское кресло на лесную избушку?

— А Молчуна в министерство пристроить? — произнесла Тоня так быстро, что вызвала всеобщий смех.

— Я представляю, — со смехом сказал Василий, — что будет, если Молчун появится у вас в министерстве!

— Да, да, — оживилась Ольга, — он будет всё время выскакивать в коридор, чтобы с кем-то пообщаться. Он в кабинете не усидит. Он ни за что не снимет тулуп, он будет постоянно слушать радио...

— И созывать слёты, — добавил Никита. — Покоя не будет никому.

— Ну хватит болтать, — сказала Тоня. Лучше давайте к нему поедем. Уже полгода в городе сидим, никуда не выезжаем.

— Я не могу, — сказал Никита. — Дел много. А вы поезжайте, он вам обрадуется.

Но получилось так, что поехали они все вместе. Василий с видимым удовольствием входил в лес. Тоня наблюдала, как он дышал — будто пил воздух по глоточку.

— Ты что, долго под выхлопной трубой лежал? — спросила она.

— Нет, я долго был в жарких странах, где деревья — большая редкость.

— И чего тебя туда занесло? Зачем молодость губить, здоровье подрывать? Там климат плохой, москиты, скорпионы, змеи...

— Не только. Там много хорошего есть — люди например.

— Негры? — с удивительной прямотой спросила Тоня.

— Всякие. Чёрные, белые, красные, жёлтые.

— А какие лучше?

— Лучше те, кто работает много.

— Значит, там и лентяев достаточно?

— Нет, ленивых я не встречал, но строптивые были.

— Строптивые — это какие?

— Которые всем недовольны. Которые думают, что все им служить должны.

— О, таких и здесь полно. Ты пройдись по рынку и увидишь, что всем всё не так. Или телевизор посмотри.

Тоне нравилось беседовать с Василием, но пока их разговоры за бытовые темы не выходили.

Машину они оставили далеко от избушки. Несмотря на то, что к Молчуну давно предлагали построить дорогу, он упорно отказывался. "Пешком ходите, — говорил он. — Нечего воздух загрязнять".

От стоянки до жилища Деда было километра три. Приблизительно за час они преодолели это расстояние и появились в избушке, где сидело человек шесть. Ольга и Никита заметно нервничали, предполагая неадекватное поведение Молчуна, но опять всё произошло не так, как они думали.

— А, явился наконец, — с удовольствием произнёс Молчун, когда в дверь протиснулся Василий. — Дай-ка я тебя обниму.

Молчун подошёл к Василию и уткнулся ему в грудь. Никита заметил, как задрожали его веки.

— Ну-ка все встали и приняли гостей как положено! — дал он команду. — Чего уставились? Грибочки несите, капустку, картошку ставьте.

Ребята, поражённые таким неожиданно тёплым приёмом, оказанным молодому человеку, бросились исполнять приказание Деда.

— Папа, а ты как вырвался? — спрашивал Андрей. — Вот не ждали. Алиса от радости будет прыгать до небес! Тоня, садись, ты устала, — хлопотал он. — Мама, давай куртку сюда!

— Алиса? — произнёс Василий задумчиво. — Её зовут Алиса.

— Да, — как-то понимающе кивнул Молчун. Было такое ощущение, что они только что закончили долгую беседу, конец которой произнесли вслух. — Она к озеру пошла. Вернётся часа через три. Там медведь объявился невоспитанный. Дерзит, слов человеческих не понимает.

— А какие же понимает? — спросил, смеясь, Никита.

— Он вообще безграмотный, никакого воспитания не получил. Такое впечатление, что мамы-папы у него не было, — объяснил Молчун. — Я ему — одно, а он мне всё назло делает. Вот только Алису слушается.

— А она с ним на каком языке разговаривает? — спросил Василий.

— На своём. У них свой язык есть. Она словарь медвежьих слов сейчас составляет. Затем, говорит, за лосиный язык возьмусь.

— Да, есть тут чем заниматься. Скучать не придётся. А ты, брат, к чему тяготеешь? — Василий обратился к Андрею.

— Этот всё пещеры ищет, — быстро вставил Молчун. — Мания у него такая, с детства отучить не могу прятаться по неизвестным углам. Как какое углубление найдёт, кидается за лопатой и копает. "Тут, говорит, вход в подземное царство".

— Дед, хватит язвить, — бесцеремонно оборвал Молчуна Андрей. — Ты сам был тому причиной. Он зайдёт за камень и исчезает. Ищу его, ищу, докричаться не могу. Он знает ходы тайные, а мне не говорит!

— Понятно, — кивнул головой Василий, — ты глазами смотришь, а сердце не подключаешь. Я тоже однажды подглядел, как Молчун исчезает, и решил до правды докопаться. Но для этого лопата мне не понадобилась.

— А что ты сделал? — спросил Андрей.

— Я понял, что он владеет тайной, а ключ к ней — не в лопате, а в другом видении.

— Ты разгадал его тайну? — удивился Андрей.

— Да, а поскольку Молчун — человек справедливый, он меня с тех пор особо привечает — за смекалку! — пояснил Василий.

— Это правда, — заулыбался Молчун. — Я ценю неординарное мышление!

— Вот так! — подтвердил Василий. — А поскольку он обладает удивительной скромностью, он обо мне никогда не упоминал. Вот ты слышал о человеке, который разгадал тайну Молчуна?

— Нет, — наивно произнёс Андрей. — Он много чего говорил, а о тебе ни разу не вспомнил.

Ребята уже принесли грибы и капусту и, накрывая на стол, посматривали в сторону необычного гостя. Ольгу, Никиту и Тоню они знали — не раз встречались здесь, а вот Василия видели впервые.

— Молчун, я к озеру пойду, — встал из-за стола Василий.

— Сначала поешь и моего чайку с мёдом попей, а потом вместе пойдём, — твёрдо сказал Молчун.

Василию пришлось подчиниться, и после окончания трапезы они двинулись к озеру.

— Неужто ты? — расслабился Молчун по дороге. — Неужто я дождался? Я так рад, так рад.

— Устал? Сколько тебе годиков, старый?

— Не знаю. Под четыреста где-то. Ушёл бы уже давно, а как их бросить? — кивнул Молчун в сторону избушки. — Дети малые, неразумные.

— Если будешь их постоянно опекать, то мы твоё тысячелетие отпразднуем когда-нибудь! Ведь одни взрослеют, а другие приходят. Это процесс вечный.

— Где Иван? А Михаил, а Фёдор?

— Иван скоро придёт, правда, не знаю, в каком теле. А вот Татьяна Андреевна...

— А она что? Она же с вами была.

— Уж очень она, мягко говоря, посвежела за последнее время. Она хочет родиться где-нибудь на юге, где цветы круглый год цветут.

— Как это — на юге? — рассвирепел Молчун. — Какой такой юг? Адрес давай! Я ей покажу — юг. Ишь чего надумала: цветочки, солнышко...

— Молчун, она скоро в храм придёт, так ты сможешь с ней увидеться. Посмотри, оцени ситуацию. А пока я хочу познакомиться с Алисой.

Так за разговорами они подошли к озеру. У самой воды на прибрежной гальке сидела Алиса и что-то чертила на камне.

— Эй, дитя леса! — крикнул Молчун. — Мы здесь.

Алиса встрепенулась и быстро вскочила на ноги.

Она была недовольна тем, что Дед появился в её владениях, думая, что он пришёл её контролировать, но увидела Василия и поняла, что ошиблась в своих предположениях.

— А я думала над лосиным языком, — произнесла она, глядя на Василия. — Я тебя раньше здесь не встречала. Ты с кем приехал?

— С твоими родителями и с Тоней. Я бывал здесь, но получалось так, что наши пути не пересекались. Василий, — протянул он руку.

— Алиса. Когда вы приехали? Вот здорово! И папа выбрался? Он давно здесь не был — с Нового года. А ты когда здесь был в последний раз? — спросила она, улыбаясь.

— Давно. А потом уехал в жаркие страны добывать золото.

— Ну и как, нашёл?

— Да, — коротко ответил Василий.

— А зачем сюда вернулся? Алмазы добывать?

— Пожалуй, ты права, — вслушиваясь в её слова, произнёс Василий. — Алмазы. Да, Молчун?

— Алмазы? — повторил Молчун. — Интересная мысль. Пошли, Алиса, домой.

— Вы идите, а я вас догоню, — сказал Василий и пошёл в лес.

— Не ходи, там медведь! — крикнула вдогонку Алиса.

— Тоже мне, нашла кого поучать, — к удивлению Алисы произнёс Молчун. — Он и без тебя разберётся.

— Дед, не ворчи! Мне что, и сказать ничего нельзя?

— Можно, но лишнее не болтай.

— Да что такого? Что на тебя нашло? — заартачилась Алиса.

— Ничего. Помолчи лучше. Дай ветер послушать.

Василий двигался по направлению к камню,

будто надеялся на какую-то встречу. Некая внутренняя сила толкала его вперёд, а по телу пробегала мелкая дрожь. Он добежал до камня и трижды обошёл его вокруг, потом присел и подумал. "Да на что ты надеялся? На чудесную встречу? Опомнись! Ты же сам только-только из чуда вернулся".

— Как быстро мы отождествляемся с телом, — сказал юноша, выходя из-за камня. — Ты можешь учить других не строить представлений и ничего не ждать, но сам всё-таки поддаёшься соблазну и идёшь на поводу ума.

— Как тебя зовут? — спросил Василий у юноши.

— Нуоми. Меня всегда зовут Нуоми. Я знаю тебя много тысяч лет.

— Надо же, а я ничего не помню: только последние несколько жизней да обрывки из далёкого прошлого, — развёл руками Василий.

— Ты — рыцарь из отряда особого назначения. Вы приходите сюда один раз в тысячу лет, а в критические времена — пару раз в столетие. Без вас нам не справиться.

— А что мы здесь делаем? — спросил Василий. — У меня, честно говоря, нет целостной картины. Впрочем, я о ней не задумывался.

— Этим вы и отличаетесь от других, — произнёс Нуоми. — Вы настолько поглощены идеей помощи человечеству, что вообще не помните о себе.

— Почему? Я о себе не забываю.

— Я о другом. Когда я встречаюсь с такими, как ты, я поражаюсь вашему сердцу. Оно не такое, как у остальных.

— Сердце как сердце.

— Нет, оно другое. Оно состоит как бы из двух сердец, и от этого сила вашей любви увеличивается вдвое.

— У меня вообще нет никакой любви. Я долго размышлял над этим парадоксом, над тем, что мною движет, — говорил Василий.

— И пришёл к выводу, что тобою движет чувство долга, да?

— Да, долг и ответственность.

— Это вторичные причины. Первая — это безграничная любовь к своему Учителю. Ты отдал Ему всего себя без остатка. Ты и Он — одно целое, разделённое на время особой работы здесь. Следующая причина — это бесконечное сострадание к жизни людей.

— Ничего подобного. Я ненавижу человеческую глупость, — произнёс Василий.

— Ты можешь ненавидеть глупость, но это не мешает тебе сострадать невежеству. Люди ведь не осознают собственной ограниченности. Я хочу сказать, что такой особой любви, какая живёт в сердцах рыцарей, я не встречал. Поверь, что видел я многое. Я сам по сравнению с вами — эгоистическое существо. Смотри, я создал тело Света, поэтому ты воспринимаешь меня как юношу. Я потратил на это тысячу лет, а ты в это время прожил десять жизней в адских условиях. Кто же из нас достоин большего уважения?

— У каждого свой путь. Тело Света — это мечта любого просветлённого.

— Хочешь, я скажу тебе по секрету одну вещь? Когда ты захочешь расстаться с рыцарством, у тебя сразу будет больше, чем тело Света.

— Что же может быть больше? — удивился Василий. — Впрочем, зачем мне это знать? Я не собираюсь оставлять свой отряд.

— В том-то и дело. Но давай я тебе расскажу, что вы здесь делаете. Вы спасаете человечество. Вы прокладываете нити-пути для душ, необходимых для будущего развития Земли, в область, которую не затронут катаклизмы. Многие из связанных с вами людей спрячутся под ваши крылья-щиты. Ты думаешь, что имеешь лишь такое видимое тело? Ничего подобного. Ты — гигант, а когда раскидываешь руки в стороны, то закрываешь полнеба. Твоё истинное тело размером с солнечную систему. Впрочем, никакого тела нет, а есть некий энергетический вихрь, то есть слой сознания с присущей ему особой вибрацией. Ты — Ва-ас, Соль Земли, её сила и могущество.

— Я? — удивился Василий. — Да ты посмотри на меня! Я помню себя прошлого, а о себе сегодняшнем у меня ещё нет знаний.

— Быстрее забывай о прошлом. Вспоминая о нём и опираясь на знания прошлого тела, ты теряешь силы.

— Должно пройти какое-то время, чтобы я стал самостоятельным человеком.

— Садись поудобнее, а ещё лучше — ложись. Я тебе помогу. Сосредоточься на солнечном сплетении. Так, хорошо. Запомни, знания существуют в тебе независимо от каких-либо тел. Они никак не связаны с прошлыми жизнями. Мудрость находится не в теле материальном и не в тонких телах, она — нечто особое, хранящееся как драгоценная жемчужина в поле сознания будды. Эту жемчужину иногда называют бодхичиттой, иногда — Любовью-Мудростью. Будда — это пробуждённое состояние космического сознания, поэтому нирвана и сансара, как две половинки единого целого, есть будда. Ведь если существуют два полюса, то Вселенная Живёт. Твоё истинное "я" находится в Сердце Жизни, в пульсирующем Разуме Вечности. Оттуда ты в виде Света Жизни нисходишь в более плотные слои материи, где, в конечном итоге, проявляешься как самый обычный человек. Впрочем, ты человек необыкновенный. Это признают все, кто знаком с тобой. Вставай! — Нуоми протянул руку.

Василий попытался ухватиться за неё и упал назад, поскольку его ладонь прошла сквозь пустоту, так и не задержавшись в руке Нуоми.

— Прости, я совсем забыл, что ты видишь меня не глазами и что у меня нет тела, на которое можно опереться. Я — всего лишь собственное отражение, спроецированное сюда ради тебя.

— Спасибо за помошь, — сказал Василий. — Надеюсь, она будет действенной.

— И не сомневайся! Если захочешь повидать меня, приходи сюда, только один. Вынести вибрации моего тела больше никто не сможет. Они или оглохнут, или ослепнут, да мало ли что случиться может!

— Понял. Рад был встрече, Нуоми, да ты же знаешь, как я к тебе отношусь! Пойду я, а то они меня заждались.

— Ты думаешь, что прошло много времени? Ничего подобного. Наш разговор состоялся в пространстве Света, в безвременье. Через пять минут ты их догонишь.

Василий повернулся и зашагал прочь от заветного камня. Через десять минут он увидел Молчуна и Алису, медленно бредущих по тропинке.

— Что, не нашёл? — спросил Молчун. — Забыл место?

— Почему же? Нашёл, да решил не задерживаться, чтобы вас не напрягать.

— Ты медведя встретил? — спросила Алиса.

— Нет, но следы видел. Забавный у тебя друг.

— Он меня медвежьему языку учит, — серьёзно произнесла Алиса.

— Алиса, а ты цветы любишь? — спросил Василий.

— Очень, когда ты будешь у нас в Москве, я тебе их покажу. У меня есть отдельная комната цветов. Оранжерея.

— Я был у вас, но этой комнаты не видел, — сказал Василий.

— Ты был у нас дома? — удивилась Алиса. — Ты папин протеже? Надежда и опора страны? Преподаватель-новатор?

— Нет, я — твой четвероюродный брат, седьмая вода на киселе, племянник твоей мамы Оли.

— Вот это да! Никогда о тебе не слышала.

— Ты ещё о многом не слышала, — вставил Молчун, чтобы разговор не углублялся в анализ родственных связей. — Расскажи лучше своему дальнему родственнику о парниках, которые ты решила здесь строить. И об арбузах всё расскажи!

— Ах да! У меня — золотые руки или зелёные руки. Не знаю, как это называется, но любая веточка или зёрнышко, к которым я притрагиваюсь, прорастает. И самое интересное, что потом не гибнут, в каких бы условиях ни росли. Вот я и подумала, что здесь можно не только овощи выращивать, но и фрукты, и дыни, и арбузы. Ну, росли же арбузы на Валааме! Значит, дело не в климате, а в энергиях. Заботливые руки, хорошее отношение, любовь, терпение и молитва помогут создать здесь оазис. Здорово я придумала? — болтала Алиса.

— А кто будет реализовывать твои фантазии?

— Ты думаешь, что нужны какие-то деньги, особые условия, много людей? Ничего подобного. Деньги — минимальные, людей — несколько человек. Главное — это команда из хорошо понимающих друг друга людей. Правда, институт придётся бросить.

— И правильно! — сказал Василий. — Зачем он тебе нужен? Сиди тут в парнике с медведем в обнимку! Ну чем не жизнь?

— Ты что это, смеёшься надо мной? — грозно спросила Алиса. — Ты какой институт окончил? Что тебе дало это образование кроме диплома? Ты хоть один день по специальности работал?

— Институт? — удивился Василий. — Действительно, я совершенно забыл об институте! И о дипломе я забыл. Молчун, он где-то в избушке затерялся!

— Да? — обрадовано потёр руки Молчун. — Сегодня мы его и поищем. Только попозже, когда все заснут.

— Нет уж, давайте завтра, — сказала Алиса. — Ищите, когда все уйдут, а то ночью спать никому не дадите.

— Как скажешь, — сразу согласился Василий.

Они уже подходили к избушке, когда им навстречу вышла Ольга.

— Доченька, как ты тут? Комары не обижают? Тоня там беспокоится, пойди поцелуй её.

— Мама, комары напрочь исчезли с этой территории. Не знаю, в чём причина, но Дед сказал, что он с ними договорился. Они появляются только тогда, когда приезжие ставят палатки. Дед что-то шепчет, и они атакуют новобранцев с изрядным рвением. Многие гибнут, но ряды атакующих мгновенно пополняются запасными полками. Новобранцы с опухшими лицами шлёпают бедных насекомых безо всякого сострадания и утверждают, что меняют им карму в лучшую сторону. Считается, что комар сознательно идёт на гибель от руки человека, чтобы воплотиться в человеческом теле!

— Какая восхитительная теория! — сказала Ольга. — Идите погрейтесь. Ты, Василий, после жаркого климата должен привыкнуть к нашей прохладе.

Василий и Алиса пошли в избу, а Молчун остался с Ольгой.

— Я хотела бы вас спросить, — начала Ольга, но была прервана бурей негодования.

— Нечего меня спрашивать, — бушевал Молчун. — У вас своя голова есть. Чуть что — Молчун. Меня почему так назвали? Потому что я тишину люблю, а вы мне все покоя не даёте, слёты устраиваете, в командировки ездите, детей на воспитание подкидываете! Совесть надо иметь! Вы на мне уже четыреста лет ездите, и вам всё мало! Вы вон сколько тел переменили, а я всё в том же хожу! И ничего, не жалуюсь, нового не требую!

— Дед, — хлопала глазами Ольга, — я только спросить хотела, где нам спать лечь. В избе места всем не хватит.

— Где хотите! На озеро идите, в машине спите или в палатках.

— Вы перестали уважать гостей, — сказала Ольга. Она знала, что Молчун последнее время был занят изучением этикета, а также законов восточного гостеприимства. — Гость в доме — Бог в доме!

— Хорошо, я иду на сеновал, — сказал Молчун, мгновенно подчиняясь здравому суждению. — Одно место вам освобожу. Ты тоже можешь идти на сеновал. Уступи гостям свой диван. Никиту возьми с собой. Гостям останется раскладушка. Да, кстати, краски привезли? А холст?

Молчун пристрастился к рисованию. За последний год он извёл несколько килограммов краски и около ста холстов. Свои картины ужасов он вывешивал вдоль дороги, называя это выставкой картин свободного художника. Критики не принимал никакой. "Не нравится, не смотрите! — говорил он. — Моё искусство свободно от догм и не ограничено никакими рамками. Вы не способны воспринимать картины, пока не станете свободными!"

— Привезли, — кивнула головой Ольга, — всё вам доставили. А вообще вы стали вымогателем, и у вас несносный характер.

— Не нравится, не езди сюда, — спокойно ответил Молчун. — Тоже мне, разговорилась! Голосок прорезался. Что думаешь, защитника нашла? Дудки! Он тебя ешё воспитает! Сколько сил на тебя потратил, а что получилось? Ябеда! Клеветница!

Молчун развернулся и пошёл на сеновал. Ольга пожала плечами и, улыбаясь про себя, двинулась в избу.

— Да, — вдруг крикнул ей вдогонку Молчун, — завтра выставку открываю! Вставай утром пораньше картины развешивать.

— Пусть дети развешивают ваши ужастики, а я обед приготовлю, — ответила Ольга. — И не будите меня в четыре утра! Дайте отдохнуть от ваших сумасбродных идей.

— Нет, завтра все будем солнце встречать, потом сурью делать. Здесь такой порядок. Ты со своим уставом в мой монастырь не ходи!

Ольга прыснула и влетела в избу.

— Ох, Никита, он сурью утром делать будет! — зашептала она. — Я так думаю, что это — сурья-намаскар — приветствие солнцу. И кто его научил?

— Мама, не смейся, — сказал Андрей. — Деда научили делать это приветствие, но он его усовершенствовал. Теперь всех заставляет чуть свет петь гимн его собственного сочинения, а потом делать поклоны. Если пятьдесят поклонов не сделаешь, идёшь полоть огород. Не перечь ему! Он здесь чужого командования не признаёт!

— Да он деспотом стал местного значения, — сказал Василий. — Так?

— Так, — подтвердил Андрей. — Но его всё равно любят. Он ведь без злости. Помнит, правда, всё, что было пятьдесят лет назад, как день сегодняшний! Ну и память!

— Он помнит и то, что было триста лет назад, — вдруг очень серьёзно сказал Василий. — Наш Молчун — большой сочинитель, но не врун. Что он приказал завтра делать?

— Он сказал, что выставку будем открывать, — вздохнула Ольга. — Ты даже не представляешь, что это такое!

— Что, слов нет? — поинтересовался Василий.

— Нет слов, — засмеялись все ребята, — но придётся подчиниться, а то он нас всех выгонит.

— Ну, зачем? — сказал Василий. — Есть среди вас люди, умеющие рисовать?

— Я умею, — выступила вперёд девушка. — Я училище окончила.

— Вот и отлично! Завтра открываем школу живописи. Берём бумагу, краски, и все работаем. Молчун тоже будет таким же учеником, как и все.

— Но он не согласится! — сказала Тоня.

— Мы его спрашивать не будем. И обсуждать ничего не будем. Завтра объявляем день молчания. Чтобы учиться рисовать, говорить не обязательно.

Тоня с обожанием посмотрела на Василия. Так уж сложилось, что она всегда панически боялась Молчуна и не смела ему и слова сказать, скованная непонятным ужасом.

— Ты чего его боишься? — спрашивала няню Алиса. — Что он тебе сделает?

— Наколдует! Он много чего знает! — уверенно отвечала Тоня.

— Какая же ты закомплексованная! Ты ведь чистый человек! Кто на тебя повлияет? Грязь к грязи липнет. Если в тебе её нет, так нечего и бояться!

— Нет, он учился у самого Парацельса! Тот ему все секреты передал!

— Тоня, когда Парацельс жил? Ты что говоришь такое?

— Это неважно, главное, что наш Молчун — из посвященных в магию. В белую или чёрную — неважно. Он меня за непослушание лягушкой сделает!

Теперь Тоня почувствовала опору в лице Василия и обрадованно смеялась: наконец-то хоть кто-то выступит против Молчуна!

— Тоня! — вдруг повернулся к ней Василий. — Я против Молчуна выступать не собираюсь. Я его слишком люблю! Его нужно просто чуть-чуть подкорректировать.

— Да, — прошептала Тоня, — хорошо, — и, охнув, опустилась на диван.

— Ольга, — трясла подругу за плечи Тоня, когда все уснули. - Я тебе что-то сказать должна!

— Тоня, ну оставь меня в покое! Я в избе осталась, чтобы меня Молчун не мучил, так ты за меня взялась! Дай отдохнуть!

— Оля, он от наших! Я чую, что он знает что-то. Он мысли мои читает, а кто это мог? Только Иван и Сергей. Ты его расспроси хорошенько!

— Ты о ком?

— О Василии. Я на него как первый раз посмотрела, так в глазах и утонула. Близкий он, свой, но что-то скрывает.

— Тоня, пусть скрывает, у всех свои тайны есть, — тихо ответила Ольга.

— Нет, ты видела, как его Молчун встретил? Как родного! А почему?

— Ты тоже его как родного встретила, — проснулся Никита. — Видели мы, как блинчиками его потчевала! Мне такие не делаешь!

— Тебе нельзя! Печень и всё прочее. Тебе постный суп положен, салаты, — зашептала Тоня.

— Дискриминация это. Ни есть, ни спать не даёшь!

— Тоня, спи! — раздался тихий голос Василия. — Я тебе утром всё расскажу.

Тоня охнула и залезла под одеяло с головой. Она хотела было подумать ещё о чём-то, но не смогла и сразу заснула.

В половине шестого утра Молчун приблизился к избушке и стал мерно отбивать барабанную дробь. Через пять минут он перешёл на одиночные удары, которые длились минут пятнадцать. По местным правилам, гости должны были выстроиться в шеренгу, поприветствовать Молчуна, а потом петь гимн. Но сегодня почему-то никто из избы не вышел. Дед постучал ещё минут пять, в досаде поставил барабан на землю и ринулся в избу.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒