Сопромат. Моя общага

Сопромат

Я был уверен, что живу в ужасных условиях, но настоящий ад начался, когда я лишился последнего «угла».

У нас был такой предмет – сопромат. Сопротивление материалов. В институте ходила присказка: кто сдал сопромат, может смело жениться. В варианте для девушек – выходить замуж. Потому что, «вся суть сопромата – где тонко, там и рвётся!» Вот такие пошлые намёки выдавали нам тогдашние преподаватели. На нашем факультете сопромат вёл довольно молодой и симпатичный мужчина. Назовём его условно – некто Балкин. Всегда ухоженный, модно одетый, довольный жизнью. Свои лекции он начинал с пересказа какого-нибудь западного детектива. Детективы тогда были страшным дефицитом, тем более – западные. И вот первые десять минут своей лекции Балкин рассказывал нам детектив. Не полностью, конечно, а только кусочек, с продолжением на следующей лекции. Это был его метод создания массовости посещения.

- Ой, у нас тоже есть такой препод! Не молодой, правда, но все девчонки от него год назад были просто без ума! Он с таким юмором вёл свои занятия, сыпал остротами и анекдотами. А однажды заболел и велел нам взять на кафедре его лекции и переписать пропущенные. И представляешь: все его остроты, анекдоты и прочие шуточки, что мы считали экспромтами, оказались аккуратно вписаны в тексты лекций! Облом был страшный! Теперь мы смотрим на него совершенно другими глазами.

- Ну, наше разочарование было намного страшнее. Детективы Балкин рассказывал с блеском, артистично, а вот лекцию потом читал совершенно бесцветно и, прямо скажу, отвратительно. Преподаватель был из Балкина никудышный. Предмет свой он, конечно, знал прекрасно, но вот объяснить студентам «очевидные» - для него! – вещи не умел и не хотел. В результате, когда началась сессия, весь наш курс взвыл. Не сдал ни один человек! Студенты ходили к Балкину на пересдачу по семь – десять раз. Тот был суров и неумолим. Не миновала и меня сия участь. Этому Балкину, видимо, доставляло какое-то садистское наслаждение нас «заваливать». А может быть, он таким способом самоутверждался: типа доказывал, что умнее всех. Он ведь был не намного старше нас - только недавно закончил аспирантуру.

В очередной раз Балкин собрал нас на пересдачу в последний день сессии. Я ответил ему на все вопросы по билету и решил три задачи из четырёх, что он мне предложил. Любой другой преподаватель поставил бы за такой ответ минимум четвёрку, а этот мерзавец заявил, чтобы я пришёл к нему на пересдачу через три дня! Ошеломлённый, я пытался протестовать, говорил, что мне не нужна пятёрка, что меня вполне устроит и тройка, но тот с ухмылкой заявил, что заставит нас выучить его предмет на «отлично» сейчас, во время сессии, раз уж на его лекциях мы были столь невнимательны.

- Но ведь сегодня последний день сессии! - говорю я ему.

- Ну и что? – Пожал тот плечами в ответ.

- Меня лишат стипендии за неуспеваемость!

- А зачем Вам стипендия? Вы пришли сюда учиться, а не деньги зарабатывать, – заявил мне с пафосом этот лощёный негодяй. Он, видимо, был из обеспеченной семьи и никогда не имел материальных проблем. Не из нищих, короче.

Не только я остался тогда без стипендии, была масса жалоб в деканат от тех, кто не привык ходить за отметками более одного раза – сынков и дочек московской «элиты». Стипендия им, конечно, была не особо нужна, но вот своего унижения они проигнорировать не могли. Балкина от нас убрали, а я на целый семестр лишился стипендии, а с нею и «угла». Пришлось ездить в институт на занятия из Коломны. Полчаса от дома до вокзала, почти два с половиной часа на электричке до Москвы и от сорока минут до часа (в зависимости от того, в какое здание нужно попасть) на метро и далее пёхом до института. Корпуса нашего института разбросаны по всей Москве, а военная кафедра вообще в Мытищах! Вот и посчитай: треть суток уходила только на дорогу туда и обратно. Короче, я выезжал чуть свет на первой электричке и возвращался практически уже в темноте. Успевал только наспех поесть и падал в койку. Спать в электричке я никогда не мог, зато на лекциях мои глаза сами закрывались намертво! Какая тут может быть учёба?

- А я засыпаю в любом транспорте, даже в трамвае! Сколько раз проезжала свою остановку. Теперь стараюсь больше ходить пешком. Если есть время, конечно. И что было с тобой дальше?

Моя общага

- Несколько месяцев я был вынужден каждый день мотаться на лекции из Коломны в Москву и обратно на электричках. С тех пор я ненавижу железную дорогу! Спасло меня чудо: достроили, наконец, наше общежитие. Деканат вызвал добровольцев в квартирьеры. И вот мы, десять счастливчиков, заселились в огромный пустой дом и начали его обустраивать: вешать карнизы и шторы, врезать в двери комнат замки, разгружать машины с мебелью, таскать эту мебель по всем девяти этажам, собирать её и расставлять, вешать зеркала над умывальниками и тому подобное. Нам даже разрешили пропускать занятия, если ожидается машина с очередной партией мебели.

Это лучшее время моей студенческой жизни, хотя первые пару недель у нас не было электричества и горячей воды! Мы жили маленькой коммуной, каждый в отдельной, обставленной по собственному вкусу комнате. Делились едой, конспектами и учебниками. А какие жаркие диспуты устраивались в общем коридоре по вечерам, после занятий и работы! Обычно спор начинали двое-трое. На голоса подтягивались ещё несколько человек, и вот уже комната не вмещает всех, и спор, теперь больше похожий на шумный базар, где каждый кричит своё, не слушая соседа, выплёскивается в коридор, где гулкое эхо, как манок, привлекает и всех остальных жителей «небоскрёба». Пару раз доходило и до потасовок, но особо задиристых тут же растаскивали в разные стороны и успокаивали. О чём спорили? Да обо всём! О музыке, о женщинах, о Сталине, о книгах... Молодость хороша тем, что ты уверен на сто процентов, что знаешь о предмете спора всё. Во всяком случае, больше своего оппонента. Плюс юношеский максимализм и нежелание признавать чужую правоту.

Общага спасла меня и подарила новых друзей. Мы все, разумеется, были «иногородние» и нищие. Бывали дни, когда мы сидели буквально на воде и сухарях из чёрного хлеба, которыми запасались в «сытые» дни. Это были оставшиеся после еды куски и огрызки, засушенные на батареях. Мы шатались от голода, но таскали тяжеленную мебель по этажам, ездили на занятия, слушали в свободные минуты шум древнего леса Лосиного Острова, в котором как железобетонная заноза торчала наша общага. Нам было нелегко, и всё же я считаю это время самым счастливым за всё моё студенчество. Мы были свободны, у нас был свой собственный дом, у каждого – отдельная комната. И надёжные друзья рядом. Так мне тогда казалось…

Когда мы наконец закончили работу, и общага начала быстро заполняться новыми жильцами, я воспринял это наверно так же, как воспринимали наши предки нашествия наглых завоевателей. Мой дом захвачен, осквернён, и сам я «уплотнён» и вынужден делить свою комнату с совершенно посторонним человеком. Фантом канувшего, казалось, в Лету «угла» злорадно ухмылялся мне во сне и наяву. Нам, бывшим квартирьерам, не разрешили выбрать себе соседа по комнате, но позволили остаться в облюбованных нами и обжитых двухместных «номерах», предназначенных только для старшекурсников и иностранцев.

За время квартирьерства я, конечно, пропустил много занятий, хотя от общаги в Лосином Острове до Москвы было всего полчаса, не то что от Коломны, но сессию сдал и даже вновь стал получать стипендию.

Все мы растворились в «море» пришельцев. Наши вечеринки, общие пиршества и массовые диспуты остались в прошлом. Как и взаимовыручка. Оказалось, что когда вокруг все одинаково нищи, то готовы поделиться с соседом последним сухарём. Но вот у некоторых из нас появились сравнительно обеспеченные соседи по комнате, и отношения резко изменились. Они перестали голодать и тут же утратили чувство сострадания. Однажды, в очередной раз мучимый голодом, я шёл по коридору общежития и уловил умопомрачительный запах свежесваренного борща из комнаты друга, с которым мы не раз ранее делились последним куском. Я открыл дверь и, истекая слюной, радостно сел за накрываемый к обеду стол. Раньше это было у нас в порядке вещей. Но теперь новый товарищ моего друга прямо и недвусмысленно выразил своё неудовольствие подобной бесцеремонностью и прямо указал мне на дверь. Мой друг, не раз сидевший за моим столом, промолчал. Возможно, он был в таком же безденежном положении, как и я, и тоже сидел за столом в качестве нахлебника. А, может быть, новый, всегда обеспеченный деньгами сосед по комнате стал ему ближе и нужнее, чем я.

Онемевший от неожиданной обиды, я вышел. Мой друг не догнал меня тогда, не извинился и не объяснился потом. Позднее он неожиданно занялся фарцовкой, благо иностранных студентов со всего мира в нашей общаге было чуть меньше, чем «иногородних», и никогда уже не нуждался в деньгах. А тогда я, душимый слезами обиды, ворвался в свою комнату, рухнул на зелёную тахту и написал стих. Это, конечно, не было стихотворением в полном смысле. Скорее наспех зарифмованные чувства. Но я помню их до сих пор.

Что с вами стало, мужики?

Как вы могли прогнать из-за стола

Товарища, как будто он волчица,

Что каждый день овец у вас крала?

Как вы могли, ведь сами вы не раз

Сидели за чужим столом и смачно жрали!

Забыли, как всю израсходовав стипуху,

Вы у друзей спокойно деньги брали?

Что с вами стало, мужики?

Забыли вы, как вместе голодали,

Как грызли дружно сухари,

Как крошки хлебные глотали?

Мы жили дружною семьёй,

Играли в карты, водку пили,

Когда же кончился табак,

«Бычок» один по кругу мы курили.

Нас было мало, денег шиш,

Нас гнали из общаги ежедневно,

Но мы смеялись, пели и шутили,

А ночью при свечах вели беседу задушевно.

А что теперь? – Теперь нас много,

У нас есть плитки, тёплая вода.

Мы стали разбиваться на компании,

У каждой группки на столе своя еда!

Что общего у нас – кастрюли, плитки,

Заботы институтские, работа.

Что с вами стало, мужики? Братишки!

Исчезло главное у нас – забота.

Забота друг о друге; и везде

Вылазит в первые ряды наш эгоизм,

Круша, ломая на своём пути

Всё то, с чем мы идём с тобою в коммунизм!

Что с вами стало, мужики?

Да, я верил тогда в коммунизм. Я и сейчас в него верю.

- Ты серьёзно? – удивилась Лена.

- Конечно. Ведь коммунизм – это мечта о счастливой безбедной жизни, об обществе, где нет голода и несправедливости. Короче, о рае на земле. А вовсе не о государстве, где правит генсек компартии. При коммунизме ни партий, ни даже государства быть не должно!

- Ты шутишь! А нам говорят…

- Вам говорят чушь. И нам говорили. Отличия между коммунизмом и тем, что строили в СССР - это была одна из постоянных тем наших споров. Я защищал от нападок Сталина, не знал, кто такой Берия. Был уверен, что мы «идём правильным путём».

В студенческой среде всегда были «стукачи» КГБ, но что удивительно, их не оказалось в нашей маленькой нищей «коммуне», и все наши споры, антисоветские высказывания некоторых из нас, проклятия Сталину и прочим вождям, проорённые в запальчивости, остались без последствий. А вот когда общага заселилась полностью, каждый шаг любого из нас скоро становился известен руководству. Мы быстро узнали тех, кто следил за иностранцами, но вот следящих за нами… А что это мы стоим?

- Уже пришли...

- Куда?

- Это СЭС. Санэпидстанция. Моя вторая подработка: я тут – ночной сторож. Через десять минут кончается рабочий день, и мне нужно принять дежурство, проверить все запоры и двери. Видишь, народ уже расходится. Пора прощаться…

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 Следующая ⇒