9. Татуировка 1 страница

Здесь очень темно.

Я ничего не вижу. Но кажется, что пространство вокруг большое, неподвижное и пустое. Тела я не чувствую, или оно не откликается на приказы сознания, но это и неважно. Нет звуков, движения воздуха, никаких переживаний и ощущений, кроме осознания собственного существования.

Я жив. Следующий вопрос должен звучать как «кто я?», и произноситься с надрывом, испугом или иными сильными эмоциями, в зависимости от ситуации. После него обычно следует «где я?», уже без страха, деловито, и с надеждой на то, что всё происходящее вокруг – дурная шутка. И только потом идёт «как я здесь очутился?» или «что происходит?», свидетельствующие, что человек готов бороться с судьбой дальше.

Но мне это не требуется. Я не могу говорить и двигаться. Могу только думать. И считаю, что мне ещё повезло, где бы не находились тело и разум. В каком-то смысле я жив.

Остаётся понять, насколько именно. И как стать живым полностью.

Здесь очень темно и сыро. Влага ощущается как холодные прикосновения к коже, обжигающие и вызывающие дрожь. Неприятно. Слишком ярко.

От осознания своей реальности, пусть и в урезанном виде, я перехожу к необходимости вспомнить, кто я.

На ум приходит инсигния. Поцарапанный череп с тремя рубинами в глазницах, и неприятным оскалом заострённых зубов. Блестящий металл, память о дымных запахах сгоревшего фуцелина, расплавленном металле брони, крови, поте, гнили, вони прометия, дымящего жирными клубами, в которых уносятся к низкому серому небу сожжённые частицы плоти ксеносов. Эльдар.

Я сражался с темными эльдар. Один из них оставил на моем теле отметину, на лице. Рана болит до сих пор. Я чувствую её. Словно огонь расползается по щеке, стекая вниз, к шее, задевая повреждённые импланты.

Новая подробность. Моё лицо теряло подвижность. Мне имплантировали тонкую аугметику, и механикус долго бились над тем, чтобы она работала так, как надо, а не как всегда, выдавая вместо улыбки гримасу боевой ярости орка.

Механикус. Красные мантии, священный знак шестерёнки, вера в Омниссию, механизированные тела, стремление к накоплению и обработке данных. Почти как у Бертрама Леви. Он тоже аугментирован, но остаётся человеком. Заражённый мемовирусом, старый архивист, который до меня служил ещё нескольким инквизиторам, никогда не устаёт искать и усваивать новую информацию.

Первое имя. Леви… Нет, это не я.

Бертрам часто говорил со мной. И получал приказы. От меня? Кто может приказывать учёному, служащему Инквизиции?

Только инквизитор.

Я — инквизитор.

Натаниэль Хассель.

И я потерпел поражение.

***

Память раскрылась полностью, от первого крика и до последнего вздоха, который он испустил в полуразрушенной лаборатории на борту корабля Механикус «Дары Омниссии». Информацию о координатах и режимах работы плазменных реакторов сознание отвергло, с трудом отфильтровав сообщения корабельной инфосферы, лившиеся серебристым потоком. Он затягивал сознание, и Хассель отодвинулся подальше.

Кроме манифольда, как называли это механикус, вокруг были ещё несколько слоёв, отличавшихся свойствами, видом и значением. «Где-то там находится реальность, — подумал он, вспоминая ярость битвы, и выжигающую душу силу энергии варпа, протекавшую через него совсем недавно. — И имматериум. В котором, возможно, до сих пор прячется Геррениус, если Эннифер удалось разрушить его оболочку. Хотя, кажется, он пытался захватить моё тело. Инквизитор, которого сравнивали с Эйзенхорном, почти превратился в демонхоста. Какая ирония!»

Эннифер. Это имя возвратило его к необходимости выбраться отсюда, чем бы это «здесь» не являлось, и вернуть себе принадлежащее Натану по праву. Тело. Сознание. Силу псайкера. Свободу и честное имя. И женщину. Женщину, которую он не смог забыть и не пытался удержать.

Течения варпа, доступные даже отсюда, выглядели как обычно. Мерцающие невыразимым многоцветьем струи, полосы тумана и вспышки энергии, которые могут различать только псайкеры и Навис Нобилитэ. Для всех остальных это серые блеклые полосы мути, от которых становится тошно и хочется умереть.

Натан почувствовал, что к варпу и силе лучше не прикасаться. Это грозило опасностью. Демон был где-то рядом, ожидая, когда его любимая игрушка притронется к приманке, и обнаружит себя. Но, кроме демона, были и другие предчувствия. Словно применение пси-сил вызовет немедленную реакцию, которая может закончиться гибелью если не сознания, то тела. «Надеюсь, Селена не настроила системы безопасности на применение псайкерского дара, — невесело подумал Хассель, борясь с соблазном прикоснуться к инфосфере. — Я не механикус, и не разбираюсь в их хитросплетениях кода. Странно, что я их вижу. Но здесь вообще много странностей».

Оставался ещё один слой. Невзрачный, серый, тонкий, он выглядел, словно запылённое стекло, разграничивающее бездонный колодец варпа и тяжёлую недвижимую поверхность, уходящую в бесконечность. Оттуда пробивался тёплый свет, несущий ощущение защиты и безопасной гавани, и слышались искажённые голоса. Не шёпот скверны, отдающийся в ушах толчками густеющей крови, но обычные голоса живых людей. Хассель понял, что ему нужно туда. К свету.

Он собрался в тугой комок, втянув в себя все, что мог, и рванулся вперёд.

Сначала к боксу Хасселя прибыл Кёрн. Он молча стоял рядом с Энн, не пытаясь узнать больше, чем она уже ему сказала. Но Райт отлично знала, что Кастор должен, просто обязан повторить свой вопрос хотя бы ещё один раз. Чутье не подвело Энн.

— Что именно произошло, Эннифер? – тихо спросил он. Инквизитор Райт вздохнула и рассказала часть правды, избегая подробных воспоминаний и своих личных ощущений псайкера, как и увиденных ею в пси-диапазоне картин случившегося. Кёрн вздыхал, качал головой, смотрел пристально, и снова задавал один и тот же вопрос.

— Ты уверена, что не повредила жизненно важных органов своим оружием в физическом пространстве?

Райт сжимала зубы, но продолжала упрямо твердить о том, что она полностью в этом уверена, надеясь, что не лжёт самой себе и Кастору. Тело было повреждено не столь уж сильно, но вот сознание… с этим оказались проблемы. Кастор вздохнул и растворился в переходах судна, отправившись в резиденцию, пока Селена пыталась что-то придумать и вытащить Хасселя обратно из его грёз. Едва псайкер покинул Энн, как позади снова раздались шаги. На этот раз это была дознаватель Мозис. Они уже встречались, сразу после произошедшего. Мозис прибежала, запыхавшись и раскрасневшись, проявляя несвойственные ей эмоции и полыхая аурой так, что едва не ослепила Энн. Только броня, которая в тот момент оставалась на инквизиторе, спасла её от вспышки гнева неуравновешенного псайкера. Дознаватель постоянно пытала Райт вопросами, старательно пытаясь добиться, что случилось в лаборатории и почему лорд Хассель умирает. Энн была ошеломлена и подавлена произошедшим, понимая, кто именно едва не убил Натана своими руками. У Мозис были все причины и права ненавидеть Райт, но Энн почему-то не верила, будто причина этой ненависти кроется в случае с лабораторными испытаниями. Скорее, это было похоже на прекрасный повод выплеснуть давно копившуюся ненависть на Эннифер, воспользовавшись удобным предлогом.

— И всё же, что случилось в лаборатории? — снова задала вопрос Таура. Она казалась встревоженной, безупречно выражая именно те эмоции, которых от неё ждали окружающие. Райт сжала зубы, борясь с желанием ткнуть в дознавателя пиктами, полученными от Генри.

— Мы проводили эксперимент по защите от варп-тварей, — устало произнесла Райт, продолжая смотреть в стекло бронированного бокса, за которым лежал Хассель. Сервиторы, суетившиеся вокруг, подключали новые аппараты, убирали старые, проделывали множество манипуляций с телом инквизитора, но он оставался где-то далеко от этой реальности. И с каждой минутой Энн казалось всё больше, что это конец.

— Пойми, я должна знать, — почти умоляюще произнесла Мозис, и голос дрогнул, словно она собиралась заплакать. — Натаниэль был твоим учителем, теперь он принял меня на службу. Неужели на моем месте тебе было бы всё равно?

Райт повернулась к псайкеру и смерила её долгим взглядом.

— Он был моим учителем. Теперь я инквизитор. И повторяю тебе — мы проводили эксперимент. Никто не знал и не мог предполагать, что всё этим кончится. Если бы лорд Хассель предупредил меня или магоса о том, что может случиться нечто подобное, я бы не позвала его для испытаний.

«На моем месте ты никогда не была и не будешь», — зло подумала Райт, тщательно скрывая свои мысли и эмоции. Таура казалась подавленной сверх всякой меры. Восточный разрез её глаз придавал ей выражение скорби на лице, когда она опускала взгляд вниз и старательно комкала в пальцах подол своей просторной блузки. Мозис тоже посмотрела на инквизитора в боксе. Энн украдкой проследила её взгляд. Таура смотрела на приборы. Скользнув взглядом по нагому телу Натана, дознаватель позволила себе мимолётное вожделение, отразившееся в увеличившихся зрачках и лёгком румянце, но, когда она перевела взгляд на аппаратуру, выражение лица стало жёстким и расчётливым. Таура словно прикидывала, умрёт ли Натан сам или ему потребуется её помощь.

— Он выглядит таким… беспомощным, — пискнула дознаватель. — Отсюда мне, конечно, не видно, как там дела, но…

Она замолчала, вызвав своими словами всплеск ярости у инквизитора рядом. Райт прекрасно знала от Леви, сумевшего получить эту информацию какими-то неимоверными путями расчётов и вычислений магоса Селены, включавшими телеметрию тела и записи боев Мозис, что её глаза представляют собой отличную аугметику. Экраны, вживлённые в глазные яблоки, позволяли Тауре видеть не только показания приборов за толстым бронированным стеклом бокса, но и, пожалуй, каждый мельчайший шрамик на теле инквизитора. Причём, вполне возможно, даже сквозь экранирующую простыню на теле Хасселя, когда сервиторы закончили свои дела и накрыли Натана ею.

Когда Энн переступила грань реальности и продолжила испытание брони в ментальном пространстве, она даже не подозревала, чем это может кончиться. Зародыш демона, демонхост, попытка преследующего Натана демона прорваться через его сознание? Райт очень не хотелось верить, что Хассель повторяет судьбу известного Эйзенхорна. Но факты, факты говорили сами за себя. И говорили они очень громко.

Может быть, именно насыщенность фактами и смутила Энн, поселив в ней подозрения в их правдивости.

Кастор тоже вёл себя странно, не стремясь поделиться с Энн информацией о своей вылазке и своих людях. Райт подозревала, что дело в эльдарах, и что Кастор просто не хочет впутывать её в свои дела, чтобы не подставлять, случись ему однажды отвечать перед Конклавом за свои контакты с ксеносами. Но вполне возможно, что была и иная причина — скверна и предательство альфа-псайкера.

Дальше в списке шли наёмники Энн, Эзерхард и Лука, с которыми тоже пока было не всё ясно. Если Ландау точно дал понять, чего хочет и на что готов пойти, то его друзья держались особняком.

Эннифер поняла, что не знает, кому можно доверять, а кому нет. Механикус смущали её не меньше, если не больше остальных. Селена, Леви, Астос? Кто-то из них мог поддаться скверне. Как и Гламор…

«Нет, Фейринг не мог, — подумала Райт. — Хотя, если вспомнить его отношение к Клотильде…»

Она закусила губу, тревожно посматривая на сцены за толстым окошком реанимационной палаты. Хассель оставался мёртвым, не смотря на все усилия сервиторов. Энн осознавала, насколько сильно ей нужен Гламор, но пытаться достучаться до священника она не решалась. Слишком сильно тот ушёл в себя и переживания о том, что натворила пария.

Таура внимательно смотрела на Хасселя и происходящее за толстым защищённым стеклом. Когда сервиторы покинули палату, дознаватель тяжело и громко вздохнула, и отошла от стекла, присев на кушетку рядом с боксом и исподволь наблюдая за инквизитором, вглядывающимся в Хасселя и неотрывно следящей за ним. Она продолжала раз за разом вспоминать сцену боя, обходя скользкие моменты в присутствие Тауры, и надеясь, что её дар не проявится в полную силу вблизи разъярённой Селены, то и дело пробегающей мимо. Энн мысленно видела, как касается кончиками лезвий кожи инквизитора Хасселя, как прозрачный материал ножей легко проходит сквозь кожу и мышцы, но не задевает жизненно важных органов. И как сила, протянувшаяся от ножей, словно сконцентрированный заряд в пси-пушке, пробивает Хасселя насквозь. Оружие посчитало Натана врагом. Не его, его демона. Или всё же его? Энн поняла, что мысленно ходит по кругу.

— Мы не можем повторять это бесконечно, Энн!

Селена казалась воплощением злости и раздражения. Механодендрит расколотил уже всё вокруг магоса, пока она сидела на своём месте и управляла сервиторами-апотекариями. Теперь она возвышалась над своим троном, глядя на Райт сверху вниз.

— Он умер, прими это. Перестал функционировать, окончил своё существование — назови это как угодно, только пойми, что Хасселя больше нет!

Эннифер стояла спокойно. Не выражая ни единой эмоции на лице. Внутри неё поселилась такая же ледяная пустыня, замораживающая все нервные окончания. Даже её ножи, чутко реагирующие на каждую эмоцию, оставались матово-серыми и холодными. Она только кивнула словам магоса, развернулась и побежала прочь.

Энн вошла к Фейрингу, застав того за странным занятием. Гламор сидел на заправленной койке и смотрел в стену. С тех пор, как Воттс объявили условно одержимой, так и не сумев выяснить причину её поступка, Гламор пребывал в некоем подобие транса. За то время, пока Райт отлёживалась в медблоке судна после встречи с титаном, а Боулдера пытались вытащить обратно на этот свет, чтобы допросить, Гламор ни разу не навестил парию, но слухи о том, что он что-то прознал из версий инквизитора Райт о его участии в беременности невесты Хасселя заполнили коридоры.

Райт решилась поговорить с ним, когда вышла из палаты. Фейринг смерил её взглядом с головы до ног, потом усмехнулся и сказал:

— Энн, если бы все поцелованные Императором, вроде меня, могли так легко плодиться, Империум бы заполнили сверхлюди, и то были бы не Астартес.

Больше Гламор ничего не пояснял, но Райт поняла, что эта тема для него весьма личная и болезненная. И, как теперь становилось ясно, Фейринг гадал, а не случилось ли чуда, не воспользовалась ли Доверманн ксенотехнологиями, не спустился ли, придави его троном, сам Император…

Гламор гадал, нервничал и всё больше погружался в нервное изнеможение. Охрану от его палаты сняли тогда, когда Салливан лично вызвался караулить Фейринга, спровоцировав тем самым его скорейшее выздоровление.

С момента уничтожения портала в Паутину прошло несколько дней, а Райт уже встречала Гламора в коридорах резиденции, прогуливающимся по ним и нервно дёргающего глазом.

Предательство Воттс, которое он упустил, не разглядел и, если уж быть честным, не хотел особо разглядывать, сломало Гламора настолько, насколько это было возможно для него, как для человека, но не смогло уничтожить веру и свет Императора.

— Гламор, ты мне очень нужен, — сказала Райт, входя в комнату. Фейринг поднял на неё пустой взгляд, глядя мимо и сквозь инквизитора.

— Хоть кому-то я ещё нужен, — вздохнул он, почесав лопатку длинным катачанским ножом. — Кстати, а зачем я тебе нужен? — без особого интереса осведомился он, поднимаясь на ноги.

— Натан умер, — сказала Райт. Гламор так и сел обратно на кровать, моргая и пытаясь что-то сказать.

— Что? — выдавил он. Райт опустила плечи.

Фейринг нахмурился, пряча за этим свой страх. Он даже не мог представить, что испытает такое глубокое потрясение от этой новости. Конечно, Гламор представлял себе смерть каждого из команды, но в большинстве случаев это были смерти его самого или, к примеру, Бертрама. Старый учёный и так уже держался на одном честном слове. Астос мог бы погибнуть красиво и красочно, улетев в варп или распавшись на молекулы вместе с катером. Клотильда… о ней Гламор старался не думать, малодушно представляя вместо этого свою кончину.

Но Хассель… к такому Фейринг готов не был. Он думал, что готов, но ошибался. Смерти в команде — дело привычное. И он лично пережил многих своих сослуживцев или товарищей. Но потеря командира, руководителя, инквизитора…

На лбу Фейринга, впервые с момента знакомства с Энн, выступили капли пота.

— Я… — голос предательски охрип, и Гламору пришлось прокашляться прежде чем продолжить, — что вообще случилось?

Рассказать о том, что произошло, придётся. И она рассказала. Не упоминая, правда, зачем и по каким причинам Селена создавала броню против псайкеров, ограничившись только произошедшими событиями.

— Селена отказалась от реанимации, — закончила Энн. Её голос предательски дрогнул на этих словах, и инквизитор отвела взгляд в сторону, сплетая и расплетая пальцы между собой, держа руки за спиной. Фейринг выругался так витиевато и смачно, что Энн даже расхотелось плакать.

— Да твою же церковь возведи во славу и во имя… — закончил он, ударив кулаком по стене. Стена пискнула и вмялась внутрь. — И что я могу сделать? — опустил плечи Гламор.

— Не знаю. Но если кто и может, только ты, — твёрдо произнесла Райт. В глазах гвардейца зажегся тот самый огонёк, на губах появилась ухмылочка, так сильно раздражавшая всех вокруг.

— Прекратить реанимацию, — тихо приказала Селена. Сервиторы откатились в сторону, поднимая вверх манипуляторы с зажатыми в них инъекторами и приборами диагностики, замирая в неподвижных позах. Двери блока распахнулись от пси-удара, едва Селена отдала команду снять защиту и отключить упреждающий контур блока. Инквизитор и священник прошли к телу Хасселя в полном молчании. Магос не посмела вмешиваться, взглянув на лицо Райт. Гламор скрипнул зубами, разглядывая места повреждений на лице Натана.

— Шрамы украшают инквизиторов, — кивнул он, твёрдо направляясь к Хасселю и сжимая свою потрёпанную книгу в руках. — Правда, Энн?

Райт кивнула, потирая свой маленький шрам на горле сквозь тонкую ткань нательной защиты. От брони она уже избавилась, но времени переодеваться у неё как-то не было.

— Никого не впускать и не выпускать, — приказала Райт, взглянув на Селену. — До моего распоряжения.

— А сервиторы? — решилась задать вопрос магос. Энн хмыкнула.

— Если они тебе нужны, советую убрать их отсюда поскорее…

— Оказывается, когда мы рождаемся, мы проделываем очень сложную, ответственную и опасную работу, — Хассель отстранённо слушал звучащий где-то вдалеке голос. Спокойный, уравновешенный, наполненный обертонами эмоций, он обволакивал сознание, проникая в самые отдалённые его уголки. И вызывал ни с чем ни сравнимое ощущение, которое Натаниэль испытывал в молодости. Тогда ему повезло говорить с одним старым учёным с самой Благословенной Терры. Старик почему-то выделил именно Натана из всех учащихся Схолы Прогениум, и тот сопровождал архивиста все пять дней пребывания на планете. Именно такие же нотки уверенности в своих знаниях и разуме звучали сейчас. — Нужно соединить все нити воедино, не забыв и не перепутав ничего, и погрузиться в новое тело, словно в купель. Каждая секунда промедления отзывается потерями в будущем, каждое неловкое движение оказывается отказом органа или мутацией, любая ненужная мысль приводит к нарушениям развития. Не говоря уж про дар псайкера, или пустого. Они — части одного целого, но сочетание разных факторов.

Натаниэль ясно видел своё тело, корчащееся от периодически пропускаемых через него разрядов дефибриллятора. Все старые шрамы и раны были на месте, как и конечности. Лицо оплыло и подёргивалось в такт проходившему через мышцы электричеству, и на скулах, прорвав кожу, проступили почерневшие контакты. Оборвавшиеся в момент прорыва варпа, они полностью лишили инквизитора возможности в ближайшее время выражать эмоции. Если удастся вернуться в себя, — подумал он, продолжая осмотр. — Я помню, что Эннифер пронзила мне сердце и горло. Но тут только два маленьких пореза. Я не мог умереть».

— Но тебе пришлось, — голос впервые обратился к нему напрямую, прекратив свою литанию человеческому рождению. — Некоторые повреждения незаметны, но приводят к смерти души. Или отделению её от тела. Ты сейчас видишь себя снаружи, но взгляни глубже, и поймёшь.

«Трон святой! — Хассель рассмотрел перекрученные энергетические потоки, разорванные в нескольких местах. Он попытался их стянуть, связать, но понял, что ничего не может. — Император. Вряд ли я смогу восстановиться».

— Сможешь, — теперь голос звучал гулко, словно говорящий находился внутри Хасселя. — Тебе помогут сейчас. Но в дальнейшем тебе придётся справляться самому. Помни, Император защищает только тех, кто служит ему каждым мигом своей жизни. Иди. Тебя ждут.

Натаниэль почувствовал, как падает куда-то в воронку, крутящуюся перед глазами, и по мере падения со всё нарастающей скоростью внутри начинает нарывать боль, разливающаяся по телу волнами. Мимо него пролетел, завывая, комок искорёженной плоти, изрисованный отвратительными символами, и Хассель узнал демонхоста Геррениуса. Мелькнули лица Эннифер, Гламора, и, кажется, Кёрна, и всё утонуло в ударе и вспышке белого света.

Он попытался заорать, настолько невыносимой казалась боль, но из горла донёсся только едва слышный стон. Вдох отозвался миллионом игл, впившихся в лёгкие, и Натаниэль зашелся в лающем кашле.

«А что я могу? — Фейринг замер, смотря на неподвижное тело Хасселя, мышцы которого ещё подрагивали от остаточных разрядов после дефибриллятора и реанимационных мероприятий. — Книга, Свет, Трон Императора — всё это для веры и для битвы. Вернуть умершего к жизни? Задача святого. Не моя. Но кто-то должен это сделать».

Он наугад раскрыл Писание, не удивившись выпавшим строкам «возвращения с тучных пажитей», и произнёс первые слова давно забытых гимнов. Созданные тысячи лет назад, но не растерявшие своей силы, они звучали сначала на низком готике, потом Гламор перешёл на готик высокий, а затем продолжил читать на языке древней Терры. Он понимал всё, и внутренне восторгался красоте, простоте и стройности ритма, тщательно подобранных символов и значений.

Слова разжигали его внутренний Свет. Который был отражением Света Императора, и оставался единственной надеждой для Хасселя. «Пусть он послужит Астрономиконом инквизитору, — Фейринг оторвал взгляд от страниц. Теперь он не нуждался в подсказках, следуя тем псалмам, что звучали в душе. — Ищущий обретёт. Место возле Трона или возвращение к жизни, смотря, что ему нужнее».

Гламор произносил молитвы, вслушиваясь в них, и услышал ответ. Голос, который был с ним с самого детства. Но разговаривал он не с Фейрингом. Священник не удивился, потому что ожидал чего-то подобного, и немного обрадовался. Теперь спасение души Хасселя было предрешено, осталось заняться телом, чтобы инквизитору было куда возвращаться.

Оставив книгу висеть в воздухе, он положил руки на горло и грудную клетку Натаниэля, накрыв ладонями нанесённые ножами Райт раны. За небольшими порезами скрывались гораздо большие повреждения, незаметные апотекариям или медикусам. Библиарий Астартес или астропат, может быть, смог бы заметить уничтоженную суть, которая бы убила инквизитора так же верно, как выстрел из болтера.

«Она его и убила, — теперь Голос отвечал Гламору. — В этот раз ты оказался рядом. Но не всегда будет так. Помоги ему сейчас, и защити тело святыми символами. Большего не требуется. Иди с миром, и мир придёт к тебе».

Инквизитор выгнулся дугой, закашлявшись и издавая тонкий хрип.

— Он жив. Император защитил, — Фейринг обернулся к Эннифер, которая едва заметно отшатнулась назад, но сдержалась и только коротко кивнула. — Славьте имя Его…

Он подумал, что с Клотильдой так не выйдет. Но попробовать стоит.

Эннифер подошла и всмотрелась в лицо инквизитора. Болезненные судороги, должные сопровождать возвращённого к жизни человека, отсутствовали. Зато на теле появились свежие розовые шрамы от её ножей, когда Гламор убрал руки. Райт не замечала этого. Как и не замечала прорванной на лице кожи, из которой виднелись почерневшие контакты имплантов лицевых нервов.

— Селена, — тихо позвала Райт в бусину вокса, — снимай карантин. И займись имплантами милорда Хасселя, пока ещё не стало слишком поздно.

Магос даже не стала спорить. Видимо, произошедшее воскрешение настолько поразило её, что Селена просто и почти мгновенно отозвалась на приказ Райт. Сервиторы сменились со скоростью полёта болта, окружая Натаниэля. Энн выпроводили из реанимации, и теперь она устало опустилась прямо на пол рядом с входом в блок. Через минуту над ней нависла чья-то тень. Она подняла взгляд и увидела Мозис, стоящую перед инквизитором и разглядывающую её с неподдельной и плохо сдерживаемой яростью.

— Что ты чувствуешь? — спросила Таура, натянув на лицо маску участливости.

— А что она должна чувствовать, по-твоему? — ответил псайкеру Фейринг, выходя из шлюза реанимационного бокса. Священник выглядел усталым, осунувшимся и помятым. От света, плескавшегося совсем недавно в его глазах, не осталось и следа. — Хассель жив. Мы тоже… вроде бы, — он посмотрел на Райт, медленно кивнувшую в ответ. — Так, может, стоило бы порадоваться этому?

— Радоваться тому, что никто из присутствующих не способен на активные действия, может только откровенно глупый человек, — не обращая внимания на опасно загоревшиеся глаза Фейринга, ответила дознаватель. — Я беспокоилась за Натаниэля, верно. И его чудесное возвращение вызвало понятный интерес. Не каждый день воскресают инквизиторы.

Гламор оценивающе оглядел Мозис, словно примериваясь для удара, но вместо того облокотился на выступающий из стены короб, украшенный медной шестерёнкой. «Врезать бы тебе между глаз, да мараться не хочется, — священник чувствовал себя опустошённым более обычного, и хотел одного. Упасть, желательно на ровную горизонтальную поверхность, и уснуть. — Все-таки, я ещё не восстановился после ранения. И чего ты докопалась до Энн?»

— На всё воля Императора, — отделался Фейринг общей фразой, умудрившись вложить в неё всё своё отношение к новому дознавателю лорда Хасселя. — В этот раз Он высказал её совершенно однозначно.

— Не шевелись, — Селена шикнула на открывшего глаза Хасселя, продолжая манипулировать в опасной близости от его лица какими-то острыми инструментами, — если не хочешь получить ещё и аугметику глаз. У меня есть окуляры для сервиторов, но твоё лицо с ними станет привлекательным только для механикус. И то не для всех, — магос выплюнула несколько трескучих фраз на лингва технис.

Натаниэль, немного удивившись, понял их примерное содержание, нечто вроде «Чёртовы микроомниссианцы с Главии, понапридумывали, клянусь Омниссией!»

— Не шевелись, я сказала! — Селена сухо треснула механодендритом по низкому металлическому столику с медицинскими инструментами, и через мгновение Хассель ощутил укол в затылок. — Вот. Теперь можешь говорить. Только медленно и тихо, чтобы не сбивать мне настройки.

— Что с Эннифер? — попробовал спросить он, но вместо этого пробормотал что-то невнятное.

Но магос поняла, и помахала механодендритом в воздухе.

— Инквизитор Райт в порядке, если не считать общей усталости и необходимости восстановления сил, — Селена удовлетворённо взглянула на лицо Хасселя, и прикоснулась щупом к торчащим возле внешних уголков его глаз проводам, собранным в пучки.

Натаниэль почувствовал, как его мышцы судорожно сократились, напрягаясь.

— Я перенесла контроллеры искусственных нервов на височные кости, — объяснила магос, наблюдая, как вращает глазами Хассель, пытаясь рассмотреть, что ещё с ним сотворила Селена. — Пришлось сделать немного по-другому, но некоторые элементы воспроизвести невозможно. Но для полевых условий и отсутствия нормальной производственной базы получилось очень… неплохо. В ближайшее время не пытайтесь управлять лицевой мускулатурой, нейроинтерфейс должен прижиться.

Натан различил в щелчках механокода презрение, смешанное с сожалением об отсутствии некоторых запчастей, и снова спросил:

— Магос, ваше отношение ко мне известно, но не могли бы вы выполнить свою работу так, чтобы я мог разговаривать не только с вами? — получилось уже лучше, но всё равно речь напоминала шипение несмазанного механизма. Или Селена сначала тренировалась на голосовых связках?

— Ты понимаешь лингва технис? — магос пристально посмотрела на Хасселя, отодвигаясь. — Ты? Даже Бертрам едва может понять примитивный код сервиторов. Невозможно.

— Можешь считать это благословением Омниссии, — прохрипел Натан. — А теперь сделай так, как я тебя прошу. Чего бы это не стоило.

— Я подключу вокализатор к речевому центру, — Селена вызвала сервиторов. — Это недолго. Что ты хочешь рассказать?

— Я хочу поговорить с Эннифер, — Хассель упрямо гнул свою линию. — Она должна знать то, что знаю я.

— Ладно, инквизитор, — магос пожала плечами, и ткнула механодендритом в сенсор двери блока. — Ты выбрал. Говорить разборчиво сможешь через час. Тебе сделать встроенный вокс-передатчик? Хотя, лучше молчи. И не шевелись. Я сейчас немного покопаюсь в твоём черепе.

Селена знала, что будет способна устранить повреждения через неделю или около того, но только при наличие нужных имплантов и оборудования, за которым пока никто не слетал. Пометив себе приоритетность задачи, она приступила к работе. Селене было интересно не просто восстановить импланты инквизитора, но и переплюнуть работу биологис и техников, ставивших их несколько десятилетий назад. Теперь можно было заменить их на более совершенные и менее травмирующие, но Селена, обладая природной вредностью и нелюбовью к конкретному инквизитору, предпочитала даже не думать про это. Пока что не думать…

⇐ Предыдущая 35 36 37 38 394041 42 43 44 Следующая ⇒