Мещанские натуры

2. Мещанские натуры

Что и так же часто мещанин сидит в крови, что человек является «от природы» мещанином или все же склонен к тому, чтобы им стать, — это мы все представляем самым ясным образом. Мы осязаем совершенно ясно сущность мещанской натуры, нам знаком своеобразный аромат этой человеческой разновидности совершенно точно. И все же является бесконечно трудным, даже, может быть, невозможным при нынешнем состоянии исследования этой области, указать особые «наклонности», основные черты души в отдельности, которые предопределяют человека как мещанина. Нам придется поэтому удовлетвориться тем, что мы несколько более точно отграничим своеобразную мещанскую натуру и главным образом противопоставим ее натурам, покоящимся на иной основе.

Кажется почти, что отличие мещанина от немещанина выражает собою очень глубокое различие существа двух человеческих типов, которые мы в различных исследованиях всегда все-таки вновь находим как два основных типа человека вообще (или по крайней мере

Вернер Зомбарт

европейского человека). Именно люди бывают, как это, может быть, можно было бы сказать, либо отдающими, либо берущими, либо расточительными, либо экономными во всем своем поведении. Основная людская черта — противоположность, которая была известна уже древним и которой схоластики придавали решающее значение. Люди или равнодушны к внутренним и внешним благам и отдают их в сознании собственного богатства беззаботно, или же они экономят их, берегут и ухаживают за ними заботливо и строго смотрят за приходом и расходом духа, силы, имущества и денег...

Оба эти основных типа: отдающие и берущие люди, сеньориальные и мещанские натуры (ибо само собою ведь разумеется, что один из этих основных типов я вижу в мещанской натуре) — стоят друг против друга как резкие противоположности во всякой жизненной ситуации. Они различно оценивают мир и жизнь: у тех верховные ситуации, субъективные, личные, у этих — объективные, вещные; те от природы — люди наслаждения жизнью, эти — прирожденные люди долга; те — единичные личности, эти — стадные люди; те — люди личности, эти — люди вещей; те — эстетики, эти — этики; как цветы, без пользы расточающие свой аромат в мир, — те; как целебные травы и съедобные грибы — эти. И эта противоположная предрасположенность находит затем выражение и в коренным образом различной оценке отдельных занятий и общей деятельности человека: одни признают только такую деятельность высокой и достойной, которая делает высоким и достойным человека как личность; другие объявляют все занятия равноценными, поскольку они только служат общему благу, т.е. «полезны». Бесконечно важное раз-

Расшатанность духовной жизни

личие жизнепонимания, отделяющее культурные миры друг от друга, смотря по тому, господствуют ли те или другие воззрения. Древние оценивали с точки зрения личности, а мы, мещане, оцениваем вещно. В чудесно заостренной форме выражает Цицерон свое воззрение в словах: «Не то, сколько кто-нибудь приносит пользы, имеет значение, а то, что он собой представляет».

Но противоположностей все еще есть больше. В то время как немещане идут по свету, живя, созерцая, размышляя, мещане должны упорядочивать, воспитывать, наставлять. Те мечтают, эти считают. Маленький Рокфеллер уже ребенком считался опытным счетоводом. Со своим отцом — врачом в Кливленде — он вел дела по всем правилам. «С самого раннего детства, — рассказывает он сам в своих мемуарах, — я вел маленькую книгу (я называл ее «счетной книгой» и сохранил ее доныне), в которую я аккуратно заносил мои доходы и расходы». Это должно было сидеть в крови. Никакая сила в мире не побудила бы молодого Байрона или молодого Ансельма Фейербаха вести такую книгу и — сохранить ее.

Те поют и звучат, эти беззвучны: в самом существе, но и в проявлении тоже; те красочны, эти бесцветны.

Художники (по наклонности, не по профессии) — одни, чиновники — другие. На шелку сделаны те, на шерсти — эти.

Тут нам, однако, как бы само собой напрашивается наблюдение, что различие этих обоих основных типов в последней глубине должно покоиться на противоположности их любовной жизни. Ибо ею, очевидно, определяется все повеление человека, как верховной, невидимой силой. Полярные противоположности на свете — это мещанская и эротическая натуры.

Вернер Зомбарт

Что такое «эротическая натура», можно опять-таки только почувствовать, можно постоянно переживать, но вряд ли можно заключить в понятия. [Для эротической натуры] все на свете ничтожно, кроме любви. Есть только одна длящаяся жизненная ценность: любовь.

В зерне — любовь полов, в ее излучениях — всякая любовь: любовь к богу, любовь к людям (не любовь к человечеству). Все остальное в мире — ничтожно. И ни для чего на свете любовь не должна быть только средством. Ни для наслаждения, ни для сохранения рода. Наставление: «Плодитесь и размножайтесь» — содержит глубочайшее прегрешение против любви.

Эротической натуре одинаково далеки как нечувственная, так и чувственная натура, которые обе прекрасно уживаются с мещанской натурой. Чувственность и эротика — это почти исключающие друг друга противоположности. Мещанской потребности порядка подчиняются чувственные и нечувственные натуры, но эротические — никогда. Сильная чувственность может — будучи укрощенной и охраняемой — оказаться на пользу капиталистической дисциплине; эротическая предрасположенность противится всякому подчинению мещанскому жизненному порядку, потому что она никогда не примет заменяющих ценностей вместо ценностей любви.

Эротические натуры существуют чрезвычайно различных масштабов и столь же, конечно, различных оттенков: от святого Августина и святого Франциска с «прекрасной душой» идут они вниз бесконечными ступенями до проводящего свою жизнь в любовных приключениях будничного человека. Но даже и эти в существе своем коренным образом непригодны для мещанина...

Расшатанность духовной жизни

И для развития мещанства в массовое явление имеют значение скорее обыкновенные натуры, чем превышающие обычную величину.

Хороший домохозяин, как мы это можем совершенно общо выразить, т.е. добрый мещанин, и эротик в какой бы то ни было степени стоят в непримиримом противоречии. В центре всех жизненных ценностей стоит либо хозяйственный интерес (в самом широком смысле), либо любовный интерес. Живут, либо чтобы хозяйствовать, либо чтобы любить. Хозяйствовать — значит сберегать, любить —- значит расточать. Совершенно трезво высказывают эту противоположность древние экономисты. Так, например, Ксенофонт полагает: «К тому же я вижу, что ты воображаешь, что богат, что ты равнодушен к наживе и в голове у тебя любовные дела, как будто бы ты это так мог себе позволить. Поэтому мне жалко тебя, и я боюсь, что тебе еще очень плохо будет житься и что ты попадешь в злую нужду». «Хозяйкой мы сделали на основании подробного испытания ту особу, которая, как нам казалось, могла особенно соблюдать меру в отношении еды, питья, сна и любви». «Не годны к хозяйствованию влюбленные».

Совершенно сходную мысль высказывает римский сельскохозяйственный писатель Колумелло, советуя своему хозяину: «Держись подальше от любовных дел: кто им предается, тот не может думать ни о чем другом Для него есть только одна награда: удовлетворение его любовной страсти, и только одно наказание: несчастная любовь»...

Все это здесь могло и должно было быть только намечено. Подробные изыскания породят более глубокие и широкие познания. Я не хотел оставить невысказан-

Вернер Зомбарт

ной мысль, что в конечном счете способность к капитализму коренится все же в половой конституции, и что проблема «любовь и капитализм» и с этой стороны стоит в центре нашего интереса.

Для ответа на вопрос об основах капиталистического духа достаточно констатировать, что, во всяком случае, существуют особенные буржуазные натуры (скрещение предпринимательских и мещанских натур), т.е. люди, предрасположение которых делает их способными развивать капиталистический дух быстрее других, когда на них воздействуют внешний повод, внешнее возбуждение, эти люди затем скорее и интенсивнее усваивают стремления капиталистического предпринимателя и охотнее принимают мещанские добродетели; они легче и полнее усваивают экономические способности, чем иные, чужеродные натуры. При этом, конечно, остается неизмеримо широкий простор для переходных ступеней между гениями предпринимательства и мещанства и такими натурами, которые являются совершенно пропащими для всего капиталистического...

* * *

Теперь великан¹, свободный от оков, в безумии несется по всем странам, низвергая все становящееся на его пути. Что принесет будущее?

Кто держится того мнения, что великан-капитализм разрушает природу и людей, будет надеяться, что его скуют и вновь вернут в те рамки, из которых он вырвал -

¹ Под «великаном» Зомбарт подразумевает капитализм. — Примеч. ред.

Расшатанность духовной жизни

ся. И тут думали вернуть его к разуму этическими убеждениями. Мне кажется, что подобные попытки потерпят жалкий крах. Он, разорвавший железные цепи древнейших религий, без сомнения, не даст себя связать шелковыми нитями веймарско-кенигсбергского¹учения о мудрости. Единственное, что можно сделать, пока сила великана не сломлена, — это принимать меры предосторожности для обеспечения жизни и имущества. Ставить пожарные ведра в форме рабочего законодательства, законов о защите родины и т.п. и поручить обслуживание их хорошо организованной команде, чтобы она тушила пожар, который бросают в огражденные хижины нашей культуры.

Но будет ли его безумство продолжаться вечно? Не устанет ли он в беге? Я думаю, что так будет. Я думаю, что в природе самого капиталистического духа заложена тенденция, стремящаяся разлагать и убивать его изнутри. Мы уже встречались с такими крушениями капиталистического духа: в XVI в. — в Германии и Италии, в XVII в. — в Голландии и Франции, в XIX столетии — в Англии. Если даже этим коллапсам и содействовали отчасти особые условия — на добрую долю эти перемены причинила имманентная всякому капиталистическому духу тенденция, которую мы должны представлять себе действующей дальше и в будущем. Что всегда сокрушало предпринимательский дух, без которого не может существовать дух капиталистический, — это измельчение в сытое рантьерство или усвоение сеньориальных замашек. Буржуа испытывает ожирение по мере того, как богатеет и привыкает к ис-

¹ Зомбарт говорит здесь об учении Гёте и Канта, живших соответственно в Веймаре и Кенигсберге. — Примеч. ред.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 14 15 161718 19 Следующая ⇒