Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Annotation 70 страница



Известный русский инженер, промышленник, журналист и издатель В.А. Полетика (1822–1888) еще в позапрошлом веке констатировал: «Мы предпочли донкихотствовать на последние гроши русского мужика. Сами лишенные всяческих признаков гражданской свободы, мы не уставали лить русскую кровь за освобождение других; сами погрязшие в расколах и безверии, разорялись для водружения креста на Софийском храме. И вот в течение столетий мы не перестаем воевать за освобождение греков, румын, сербов и болгар, которые все от нас отворачиваются, предпочитая лучше воссоединяться с общечеловеческою культурой, чем с нашими своеобразными порядками».338

Очень сложно объяснить обывателям с ущербным менталитетом (привыкшим к постоянным бессмысленным захватам чужих территорий), что кто-то просто не собирался оставаться в их городах и селах, что есть страны, которые развиваются не экстенсивно, а интенсивно, что Наполеон и не имел планов переходить границу и что бы то ни было в России захватывать. Поэтому и возвращение армии Наполеона из России во Францию может считать поражением лишь ущербный и невежественный тип.

Безусловно, я бы мог не докапываться до всей этой правды или попросту не заметить неудобные для государственной идеологии факты, но подобное противоречило бы научной и человеческой совести. Мой друг и коллега (по второму моему занятию — режиссуре), легендарный Юрий Любимов (кстати, поклонник Наполеона с детства) весьма точно постулировал: «Человек, который хочет понравиться, не может быть проводником идеи».339

Но русские солдаты умирали не только в сражениях, но и став шутами европейских монархов. Красноречивый случай описывает офицер гвардейской артиллерии (а много позднее — губернатор Симбирской и Витебской губерний) И.С. Жиркевич (1789–1848): «После обеда государь обходил как гостей, так и угощавших и с каждым милостиво разговаривал, чем так очаровал иностранцев… Прусский же король занялся слушанием песенников наших, где главным рожечником (играющим на рожке) был моей роты бомбардир Минаев, и он его заставлял несколько раз проигрывать и повторять обычные при русских песнях „solo“, так что через неделю мой Минаев от истощения в груди отправился на тот свет, а потом через несколько дней за усердие его были присланы две медали: одна золотая — от австрийского императора, а другая серебряная — от прусского короля».340

Важно обратить внимание на два принципиально разных подхода к собственным подданным и к Истории. Наполеон в 1814 году не стал гробить свой народ, не пытался устроить террористическую войну (на религиозном или популистском замесе). Он не приказывал сжигать французские города (созданные трудом и талантом многих поколений), чтобы на несколько недель «насолить» вторгшимся союзникам (в том числе русским «скифам»). Он создавал Цивилизацию, он вошел в Историю как созидатель. Полная его противоположность — русский монарх. У меня даже была мысль (возможно, в переиздании данной монографии) назвать свою книгу «Война Александра I против России в 1812 году».

«Многоходовочка» царя не удалась: после бегства от армии всю кампанию 1812 года он трусливо и позорно дрожал, скрываясь от глаз подданных на Каменном острове (почти как А. Гитлер в бункере: но у фюрера не было столь огромной территории и нескольких столиц, одну из которых он мог бы спалить; подобное сравнение тем более образно, что в правление Александра, к примеру, также притесняли евреев, которые не могли покидать черту оседлости). В биографии графа Д.Н. Блудова Е.П. Ковалевский (1809–1868) еще в девятнадцатом веке отмечал: «События 1812 г., как утверждают современники, в несколько месяцев состарили его; задумчивость и даже грусть выражались на лице, на котором все реже показывалась… улыбка; говорили, что… он был занят мыслью о составлении акта о престолонаследия; помышлял тогда же отказаться от престола и искать отдыха и тишины в каком-нибудь уединении».341

Место Наполеона в Европе и в Истории царь занять не смог — да и не мог по объективным причинам. Зато его возненавидела значительная часть русского офицерства (многие в будущем станут декабристами), он боялся возвращаться в Россию — и несколько лет колесил по Европе. Александр I так никогда и не посетит Бородинское поле — место позорного поражения его армии. За период войны 1812 г. русское правительство и военное командование «наработало» на твердый Нюрнбергский процесс, который, к сожалению, не мог быть проведен. Однако «есть такая профессия» — безумных и кровавых царей защищать: и в наше время находятся пропагандисты и просто мракобесы (так сказать, по медицинским причинам), которые пытаются выставить Александра в «ангелическом» образе.

Сегодня ученым приходится признать очевидное: война 1812 года — это, безусловно, военное и цивилизационное поражение России. Поражение непризнанное: но царский режим и не мог его признать — иначе бы тоталитарная власть развалилась, а народ был бы свободен (сначала идейно, информационно — затем во всех смыслах). Вместе с тем на внутреннем фронте российское правительство одержало победу в гражданской войне — над крестьянством (однако спустя век победа обернется поражением в новой гражданской войне). Политически Наполеон достиг цели лишь отчасти — после побед весной 1813 г. Но он и не мог совершить физически невозможного: Франция уже двадцать лет была вынуждена отбиваться от нападений всей Европы (в том числе и от орды рабов, посылаемых в огонь на английские деньги ущербным царем). Абсолютной фантастикой было то, что Наполеону удалось отбивать нападения столь долго и с таким физически ограниченным ресурсом. Но за эти годы свершилось главное: во Франции успели утвердиться новые нормы цивилизации, были проведены прогрессивные реформы, большинство из которых повлияли на исторический процесс необратимым образом. В этом исторический смысл деятельности Наполеона, в этом его итоговая, стратегическая победа.

Знатокам темы 1812 года смешно читать фразочки пропагандистов и обывателей о «бегстве Наполеона из России», о том, что ему «пришлось уходить из России». Как будто дело происходило не в России, а во Франции! Значит, когда русская армия бежала от Наполеона из Вильно так, что офицеры не успевали увезти своих невест, когда российский монарх бежал от армии в далекий Петербург — это не бегство, а что угодно другое; а когда чужая армия, как обычно, возвращается в свою страну — это бегство?! Территория, сама страна была Наполеону не нужна задаром! Тем более такая бедная и населенная чудовищно отставшим в своем цивилизационном развитии населением (настолько диким, что полководец даже побрезговал использовать карту отмены крепостного права). Как вы теперь знаете из предшествующих глав, Наполеону нужен был лишь мир или перемирие с русским царем, и он всего лишь преследовал убегающую русскую армию. Так он случайно оказался в Москве (там, куда бежали русские). Но в стране рабов психически неадекватный царь может себе позволить долго измываться над собственным населением, которого ему не жалко и которое не контролирует власть (до тех пор, пока его не прибьют физически собственные подданные). Поэтому мир заключен не был, хотя французы не стали добивать убегающую через Москву русскую армию, рассчитывая именно на скорый мир: так как по неписанным правилам того времени победа в генеральной битве и занятие исторического центра означали окончание военных препирательств. Но в этот раз Наполеон сел играть с шулерами.

Не дождавшись мира, император французов пошел, простите за тавтологию, в сторону своей империи, которой обязан был управлять. Но российской, а затем «совдеповской» пропаганде было выгодно выдумывать сказки про «нашествие» и желание «захватить» (что — огромную часть суши, большей частью покрытую тайгой, болотами и ледниками?). Как говорится, сами выдумали, сами поверили, сами посмеялись. Однако сотням тысячам погибшим русским армейцам и мирным жителям было не до смеха. Наполеону — что? Он ушел обратно в процветающую Францию — и остался в истории непревзойденным политическим и военным гением и символом выдающейся судьбы. Его бюсты стоят в большинстве стран мира, фильмы о нем показывают на всех континентах: а за что погибли в нищете и безвестности упомянутые русские? За болезненное самолюбие бездарного царя? Кто сегодня помнит этого несчастного типа? Много ли сувениров с его изображением можно увидеть на рынке? Какие созданы фильмы об этом ничтожном существе? Грезы каких поэтов возбуждает его стесанный профиль и завистливые поступки?

Еще можно вспомнить зонг из репертуара пропагандистов и сермяжных обывателей: «русские вошли в Париж» (иногда даже «Кутузов вошел в Париж»). Но какие это «русские» вошли в 1814 г. в Париж? Те десятки тысяч, которые были убиты на Бородинском поле или сожжены заживо в Москве? Те, кто отморозил себе конечности зимой 1812 г.? Те, кто погиб, сражаясь за Пруссию в 1813 г.? Или померший еще весной 1813 г. от непонятной болезни М.И. Кутузов? Вошли ли в Париж те миллионы (основная часть населения России) крепостных крестьян, которые не могли войти не то что в Париж, но и в Москву: они даже не имели права покинуть свою гнилую деревню! И советские граждане (в основной своей массе), читающие опусы изворотливого сталинского служки Е.В. Тарле и простоволосой деревенщины П.А. Жилина, не могли пересечь границу родины, не могли повидать красоты Европы, а крестьяне «совдепии» практически все время ее существования даже не имели внутренних паспортов! В Париж входили «блатные» внешторговцы, в Париже покупают квартиры семьи особо «патриотических» чиновников — это есть, не спорю. Они же и пополняют бюджет Франции.

Как мы теперь знаем, Наполеон не планировал захватывать Россию, но в итоге произошла настоящая оккупация на многие десятилетия: страну наводнили французские моды, книги, журналы, предметы интерьера, учителя — и, конечно, бюсты Наполеона (несколько есть и в моей коллекции).

Кто же на самом деле выиграл от войны 1812 года? Прежде всего, это Англия — вернее, английская олигархия и спивающийся правитель (принц-регент). Как мы помним, финансовая и экономическая система Британии впервые за долгие десятилетия стояла на пороге краха, бунты и убийства политиков потрясали «туманный Альбион», но развязавший конфликт Александр I ценой жизни сотен тысяч собственных подданных спас ситуацию.

О подобном не писал ни один мой коллега, но также на войне непомерно нажился известный еврейский банкирский дом Гётеборга: во все время летнего триумфального продвижения Наполеона по России финансисты самым успешным образом спекулировали золотом. Об этом, к примеру, подробно сообщает английский писатель, путешественник и участник событий, Дж. Т. Джеймс, в своем пока еще не переведенном на русский язык журнале путешествий по Европе той поры.342

На подобных же махинациях разбогател и лондонский дом банкиров Ротшильдов.343 Находясь в Лондоне в период с 1813 по 1815 год, ровесник царя Александра и основатель английской ветви династии Ротшильдов Натан Майер Ротшильд (1777–1836) способствовал финансированию Великобритании, организовал перевозку слитков золота для армии Веллингтона, а также посредничал в предоставлении британских субсидий континентальным союзникам.344 Семейная сеть поставляла Натану финансовую и политическую информацию раньше всех прочих. Среди прочего, ими была использована в своих целях и битва при Ватерлоо. Получив послание об отступлении Наполеона, Натан Ротшильд стрелой полетел на биржу. Он знал, что все взгляды будут направлены на него — и разыграл грусть: стоя на привычном месте у одной из колонн (сегодня она так и называется — «колонна Ротшильда»), Натан начал продавать, из чего окружающие сделали вывод о поражении Веллингтона. Кроме того, он заранее хитро распространил слухи о победе Наполеона. В итоге рынок стремительно рухнул, облигации английского правительства стали продавать, а Натан через своих агентов скупил их по заниженной цене.345

Кроме того, в 1815 г. Н.М. Ротшильд только силами своего банка под большие проценты выдал заем британским союзникам на общую сумму в 9,8 млн £ (в ценах 1815 года!).

Еще от войны 1812–1814 гг. сильно выиграл французский бизнес, который получил заказы не только на униформу собственной армии, но и на мундиры русских войск, и на штатское платье для северных галломанов. Во время пребывания во Франции русские раскупали местные товары, многие солдаты (православные патриоты…) разбежались и стали дешевой рабочей силой для местных мануфактурщиков и фермеров. Этот поход стал одной большой рекламной акцией, когда потенциальный потребитель испробовал массу товаров, от которой пришел в восторг — и уже не смог отказаться, вскоре вернувшись на родину. Среди прочего — напитки! Ф.Н. Глинка признается: «В местечке Эперне пили мы самое лучшее шампанское, и я должен был признаться, что до сего времени не пил настоящего».346 Уже в 1814 г. знаменитая вдова Клико (Барба-Николь Клико-Понсарден, Мадам Клико: 1777–1866) отправила из Руана в Россию vin de la comète («вино каметы» — имеется в виду урожай 1811 года, в который была видна на небе ставшая знаменитой комета). Первая партия из 10 350 бутылок была доставлена в Санкт-Петербург на корабле «Добрые намерения» 6 июня 1814 г., а уже 10 августа прибыла и вторая партия — из 12 780 бутылок. Все было раскуплено моментально и по весьма высокой цене: 12 рублей за бутылку.347

Замечу, что и имеющиеся в моей личной коллекции русские флюты («флейты» — бокалы для шампанского) начала девятнадцатого века — также сделаны по французским моделям.


 

VIII

Продолжаем наш путь по тропинкам исторических смыслов. Трагично и показательно: как в 1812 году Российская империя понесла колоссальные потери (не только военнослужащими, но и среди гражданского населения и материальной части), так и потери СССР во Второй мировой войне многократно превышали потери противника (который был в меньшем числе, в суровых условиях чужой климатической стихии и сражался на нескольких фронтах против самых сильных государств мира). 14 февраля 2017 г. организаторы думских парламентских слушаний «Патриотическое воспитание граждан России: „Бессмертный полк“» огласили рассекреченные документы Минобороны, которые обновляют данные о людских потерях СССР: если в 1947 году официально считалось, что они составили 7 миллионов человек, а с 1990 года по настоящее время — 26,6 миллиона, то сейчас страшная цифра возросла до 41 миллиона 979 тысяч человек (одновременно сопредседатель организации В.С. Лановой обвинил председателя в «самовольном распределении многомиллионных госгрантов»…).348 И эта кошмарная цифра, я уверен, не является итоговой — исследования необходимо продолжать (по моим весьма предварительным подсчетам на основе сличения количества населения упомянутая цифра может увеличиться примерно до 50 млн). Сравним упомянутые 42 миллиона хотя бы с армейскими потерями Германии (воевавшей на несколько фронтов): 4,047 млн военнослужащих погибшими и умершими (в том числе 3, 605 млн погибших, умерших от ран и пропавших без вести на фронте; 442 тыс. умерших в плену), еще 2,91 млн вернулись из плена после войны.349

Вспоминаются многочисленные свидетельства о бездарном командовании советских генералов, о горах из тел советских солдат, которых вопреки всем законам тактики и здравого смысла бросали на вражеские дзоты. А ведь параллельно был еще и ГУЛАГ! И в 1812 году в Бородинском сражении благодаря ошибке М.И. Кутузова целая 2-я армия П.И. Багратиона была подставлена под основные силы и главный артобстрел противника — и была практически уничтожена (причем без всякого смысла — сражение проиграли, Москву сдали). И в 1812 году во время отхода французской армии десятки тысяч русских солдат выходили из строя не из-за боевых действий, а потому что командование не заготовило необходимой одежды и продовольствия. И в 1812 году русское правительство начало готовиться к войне раньше противника, сосредоточило на западной границе огромные силы — и после этого просто отступали «до зимы», самостоятельно уничтожая собственные города и села. Самое важное, что может подарить нам историческая наука — это знание, которое позволит избежать ошибок и трагедий в будущем. Но если постоянно жить мифами, лгать самим себе и не признавать ошибок — трагедии продолжатся.

Один из самых методологически важных аспектов истории как науки — это то, что я называю подстановкой в формулу. Так мы можем проверить наши выводы относительно анализа одного периода, путем исследования другого периода развития того или иного региона, явления, организма (хотя, я подчеркну, мы понимаем, что все меняется — и часто изменения бывают капитальными). Итак, читаем дневник русского писателя и публициста М.М. Пришвина (1873–1954) за 28 октября 1948 года, речь идет о событиях, последовавших после Второй мировой войны: «Вчера в американскую зону оккупации спустились два летчика и рассказали о себе и о всем плохом в Советском Союзе. О себе, что воевали в ожидании свободы после войны и обманутые теперь уходят в Америку, где будут свободно жить. О Советском Союзе рассказывали, что диктатура растет и человеку в нем нечем дышать».350Поразительно! Это же буквально цитата из переписки и мемуаров людей совсем другой эпохи — об «удушливой» реакции, наступившей в России после войны 1812–1814 и 1815 гг. Это печальный тезис декабристов, пожертвовавших своей молодостью и карьерой за идеалы свободы. Это трагедия простого ратника-ополченца, повидавшего свободную Францию, затем вернувшегося в Россию — и вместо ожидаемой отмены рабства (которое называют изворотливым приукрашенным термином «крепостное право») получившего от православного царя чудовищную фразу про возвращение «в первобытное свое состояние» (из манифеста Александра I об окончании войны): то есть в крепостную зависимость. За что боролись? За что были положены сотни тысяч жизней?

Еще одна показательная вещь, касающаяся нравственной стороны вопроса: все мы знаем, что Александр I дважды через Синод (фактически министерство) объявлял «анафему» Наполеону. Со всех папертей неслись чудовищные по оскорбительности и, одновременно, по комическому, буффонному для девятнадцатого века невежеству вопли против гениального человека (напомню, что до 1806 года о гениальности и благостном влиянии Бонапарта на успокоение революционной Франции уже успели написать все периодические журналы России), сдобренные душком антисемитизма (в стиле «за что вы нашего Иисуса убили?»). Также и в 1812–1814 годах правительственные пропагандистские издания опубликовали массу макулатуры, в которой смаковались самые омерзительные и недостойные приличного государства выдумки про пороки семьи Наполеона (образованным современникам было за подобное стыдно). Это те методы борьбы, до которых опустился развязавший конфликт царь Всея Руси. Сам же он в самом начале войны бросил свою армию и народ (в той полосе, где были военные действия) — и убежал в далекий и переполненный французской эстетикой и наслаждениями Петербург. При этом он призвал низшие сословия (которые по неграмотности не имели возможности самостоятельно читать, получать достоверную информацию о мире, мыслить, составлять мнение о политике) к нонконвенциональной, дикарской, террористической борьбе с Великой армией, к нападениям, так сказать, «со спины».

Как же подобное поведение контрастирует с аристократичным, достойным стилем великого человека — Наполеона. Об этом не подумал ни один историк, но ведь император французов также мог бы объявить «анафему» Александру I (и через своих кардиналов на государственной зарплате, и через Папу Римского, который несколько лет был в полной его власти), но не опустился до подобной клоунады (хотя имел больше оснований: ведь это на него, на его народ нападали из года в год оплаченные английскими олигархами войска — «пушечное мясо» царя). Он также не допустил публикации ни одной площадной строчки о по-настоящему развратной семье русского императора. Он не бросал свою армию и свой народ ни в 1796 г., ни в 1814 г. Он не стал требовать в 1814 г. от гражданских подданных вести войну варварскими методами — жертвовать своей жизнью и имуществом: лишь бы любой ценой сохранить за собой трон. У гения не было комплекса ущербности, который владел бесталанным царем. Поэтому гений оставил миру законы, институты, научные открытия, большой стиль в искусстве, великий художественный образ, дороги, улицы, здания, образцы великодушия, личной смелости и героизма, а с юности запятнанный отцеубийством Александр I не оставил ничего, кроме выжженной земли и городов, кроме аракчеевщины, ссылки М.М. Сперанского и А.С. Пушкина, кроме оскорбительно презрительного отношения к собственному народу и желания офицеров-патриотов его убить.

Время все расставляет на свои места — именно Время, История определяет истинного победителя. Сегодня все вышеперечисленное наследие Наполеона продолжает жить и созидать, наследие же Александра мертво. Его образ никого не воодушевляет снять фильм, поставить спектакль, выпустить серию марок или открыток — или даже сделать «интернет-мем». Со временем он оказался пылью на мраморной статуе гениального современника античного образа. Александр бесился от ощущения этого уже, когда видел во дворцах русских аристократов в 1797–1812 годах десятки гравюр с изображением Бонапарта и его побед: красивый античный профиль Наполеона особенно оскорбительно диссонировал с плоским и невыразительным личиком «Луизы». Русскому императору тяжко было читать восторженные опусы о военных победах и об административных реформах консула, а затем императора, публиковавшиеся в отечественном журнале «Вестник Европы» (основан Н.М. Карамзиным). Все это питало его манию воевать против Наполеона (естественно, выдавая подобное за праведное дело) — и губить сотни тысяч жизней своих подданных.

Некоторые бюджетные (или просто неуравновешенные) защитники вышеперечисленных «достоинств» Александра I (или любого отечественного правителя — главное, чтобы отечественного и правителя) могли бы ухватиться за последнее прибежище критика-демагога — за мои похвальные слова в адрес Наполеона, но подобное не имеет смысла: я всего лишь констатировал общепризнанный в исторической науке факт (я бы сказал «медицинский») гениальности Наполеона, который полностью вытекает из перечисленных его заслуг и свершений. Это всего лишь обязанность историка. Так, к примеру, и биологи, и астрофизики дают организмам или небесным телам типологию в соответствии с их физическими параметрами: от меньшего — к большему. Так нейроморфологи (включая часто упоминаемого мной в статьях и интервью доктора биологических наук, профессора С.В. Савельева) определяют гениальность по физическим параметрам: по морфологии мозга (у историков же есть свой «препарат» для исследования — поступки: часто они даже показательнее секционирования физического мозгового препарата). Всему — своя величина, всем — свое место (и авторам сочинений о 1812 годе — тоже: все должны знать свое место соразмерно таланту).

Итак, резюмируя тему характера войны 1812 года (1812–1813 гг.), мы приходим к документально и логически заверенному выводу: то была Русская кампания Наполеона в рамках отражения агрессии Шестой антифранцузской коалиции (конфликт начался до 1812 г. и продолжился после); параллельно в России происходило более масштабное, но менее обсуждаемое (а затем и полностью преданное забвению официальной царской пропагандой) событие — гражданская, во многом крестьянская война (в которой победил царский режим). Все сословия общества были разобщены, и внутри самих этих сословий не было единства, поэтому можно использовать и термин «война всех против всех».

Сразу после крупного конфликта уже набравшая обороты в восемнадцатом веке галломания вернулась: и расцвела еще с большей силой (как виток объективного перенимания отсталым провинциальным регионом достижений цивилизационной метрополии). Со стороны идейки «России исконной» подобное лишь более обессмыслило чудовищные жертвы войны. Лучшие фамилии русской элиты (начиная с царской семьи) поспешили вступить в браки с французскими семьями — включая, Богарне/Бонапартов.

У ученого-историка не может не вызывать «мироточения» умиления показательная фраза из письма генерал-майора (в начале войны 1812 г. — подполковника) и участника Бородинского сражения Петра Андреевича Чуйкевича (1783–1831) печально известному фавориту русского императора графу Алексею Андреевичу Аракчееву (1769–1834) от 31 мая (ст. стиля) 1814 г.: «Простите! Ваше Сиятельство, что командировки для усмирения мятежа в Арзамас и Астрахань воспрепятствовали мне до сего времени представить Вашему Сиятельству сочинение мое о войне 1812 года и присоединить нижайшую просьбу о поднесении с прилагаемым для Государя Императора экземпляром и письмо Его Величеству».351

Что же мы видим из этого документа (который, естественно, не процитировал ни один из моих предшественников): никакого термина «Отечественная война» не существует (а уже два года как прошло — пора бы придумать эффектное словечко), зато карьерист льстиво просит фаворита хозяина России преподнести опять-таки лестное сочинение. При этом автор уже два года как не имеет времени придумывать красивую сказку, потому что приходится давить в крови освободительное движение собственного народа! А почему же народ не радуется победе? Почему восставшие считают своим врагом отнюдь не далекого Наполеона, а «своих»? Почему (даже после чудовищной клерикальной пропаганды) не слушаются «помазанника Божьего»? Я повторяю то, о чем уже упоминал: к сожалению, в силу тотальной неграмотности основной части населения у нас практически нет источников, написанных от лица русских крестьян и солдат! До исследователей не дошла ни социальная, ни «окопная правда» (исключая интереснейшие документы допроса русских военнопленных!). Но зато мы имеем огромный массив документов о подавлении крестьянской (гражданской) войны 1812 года: и сама эта война есть не просто мнение, а крик основной части населения России. Армия, будучи деклассированным и зависящим от правительства явлением, конечно, давила эти выступления, но очень часто (чему мы были свидетелями выше) сама пускалась в дезертирство, мародерство и т. д., а через несколько лет после 1812 года начались уже и открытые бунты военных.

Теперь нам стоит оценить роль и значение российской армии в войне 1812 года. Элегантно простое логическое рассуждение в соединении с базой фактов и документов дает нам возможность сделать вывод, к которому пока не пришел ни один из моих коллег (очевидно, шаблоны им мешают мыслить строго логически и самостоятельно): роль и значение русских войск в итогах войны против Наполеона либо равны нулю, либо показатель имеет минусовое значение. Самая щедрая в отношении казенной идеологии формулировка может звучать как «незначительная, второстепенная роль». Вдумайтесь: на первом этапе кампании русская армия невероятно быстро отступает от границ, нигде не задерживая французов. Более того! Поскольку у Наполеона не было планов ни переходить границу, ни производить глубокого вторжения, именно преследование армии и создало ту самую «кампанию». Затем Наполеон больше месяца проводил парады в Москве — а после по собственной инициативе вышел из второй столицы (он же не может жить далеко от своей империи: дело государя — править!). Но не просто вышел, а нанес новое поражение русским при Малоярославце: русские снова отступили, а затем пошли известным кутузовским «параллельным маршем». Никаких штурмов городов — ничего! Давайте теперь произведем упомянутый мной элегантный логический ход: представим, что русской армии в 1812 году не существовало бы ВООБЩЕ (как физического явления — ни одного человека). Из того, что мы знаем по прошлым главам, в этой ситуации происходит следующее:

— В 1810–1811 гг. Наполеон не получает от Л.Н. Даву и вообще от разведки тревожных сообщений о готовности русских армий перейти границу — и сам в ответ не собирает войска для борьбы с Россией.

— Если мы изымаем из формулы русскую армию в июне 1812 года, то Наполеон или не переходит границу (ибо его задачей было лишь сражение), или переходит и останавливается в Вильно (как мы достоверно знаем, планов продвигаться далее у него первоначально не было). Даже если силой воли нашего лабораторного анализа (основанного на документально заверенных интенциях) мы направим наступление Наполеона на Москву, то мы понимаем, что:

а) его армия точно шла бы гораздо медленнее (быстрые переходы были весьма дискомфортными);

б) русские города и села абсолютно точно остались бы целы (т. к. их сжигало русское командование, а французы как раз пытались тушить), а сотни тысяч жителей живы и здоровы (как в и других европейских странах).

Кроме того, если бы царской армии не существовало, то некому бы было давить в крови (вспоминаем описание из документов, к примеру, про «вырывание ноздрей») выступления против собственных властей простого народа — крестьян!

Таким образом, ущерб от армии русского правительства был нанесен, прежде всего, российскому населению. Конечно, если назвать черное — былым, и все поставить в зависимость от мании царя, приравнять бездарного, плешивого, полуглухого труса Александра ко всей стране (отождествить одного антропоса с целой страной), если «спутать начальство с родиной и мирозданием», а затем, пользуясь тем, что народ физически не может возразить (ни пером, ни топором), все вышеперечисленное выдать за благо — тогда да: «благо»… Но сожжение населенных пунктов и гибель людей без всякого толка и оснований — это не есть «благо» (с точки зрения толкового словаря, здравого смысла и исторического опыта). И все мои «коллеги», которые пытаются события 1812 года представить именно как «благо» — идут (еще раз…) по трупам русских людей, Разума и Смысла. Dixi.

Хотя последним прибежищем защитника казенной пропаганды мог бы стать тезис: если бы русское командование не сожгло бы города и не раздавило бы желание крестьян жить по-человечески, то в их избах уже жил бы член французского Института, ученый и реформатор Наполеон Бонапарт, а также великий писатель Стендаль (как мы помним, Анри Мари Бейль был послан с депешами к Наполеону, 14 августа 1812 г. нагнал Великую армию, а затем продолжил Русскую кампанию в администрации «малой» императорской квартиры). Все это было бы даже смешно, если бы не было очень грустно.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.