Примечания 4 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 12Следующая ⇒

пришел за море

дружиноначальник,

но пал под щитами,

и с телом вместе

убор нагрудный

достался франкам,

и это сокровище

также стало

поживой слабейших[77]

врагов на поле,

где многих гаутов

смерть похитила.

Под клики застольные

молвила Вальхтеов,

стоя меж воинов:

«Владей, о Беовульф,

себе на радость,

воитель сильный,

дарами нашими —

кольцом и запястьями,

и пусть сопутствует

тебе удача!

Гордись же, воин,

славой и мощью

и будь наставником

этих юных.

Не я прославляю —

ты сам прославил

себя среди смертных

вовек и повсюду,

вплоть до границы

суши и моря!

Будь же, воитель,

благоуспешен!

Живи безбедно!

И я надеюсь,

ты станешь другом

сынам моим кровным,

о многорадостный!

Конунгу предан[78]

каждый наш ратник,

верен другу

и кроток духом;

старейшины дружны;

слуги покорны;

хмельные воины

мне повинуются! »

Воссела гордая!

Великолепен был

пир-винопитие;

и не предвидели,

не знали витязи

Судьбы злосмертной,

им уготованной,

когда под вечер

Хродгар на отдых

в покои конунга

ушел, оставив,

как должно, в зале,

в чертоге, стражу,

дозор дружинный.

Служили им ложами

и подголовьями

скамьи дощатые[79]

(Роком отмечен

был между ними

один брагопийца[80]);

щиты широкие,

блестя, стояли

у них в изголовьях;

на лавах виднелись

высокие шлемы;

и меч отменный

у каждого воина

был под рукою,

и сбруя кольчатая.

Таков обычай

у них, всечасно

готовых к сече:

и в дальнем походе,

и в доме отчем —

везде, где опасность

грозит владыке,

стоит на страже

дружина добрая!

Они уснули.

Из них единый

за сон расплатился,

как то и прежде

случалось в доме,

где долго злочинствовал

Грендель, покуда

казнь по заслугам

его не настигла,

но скоро люди

о том узнали,

что недруг по смерти

оставил мстителя

за кровь, пролитую

в том сражении.

Выла над сыном

родитель Гренделя[81]

– женочудовище,

жившее в море,

в холодных водах,

в мрачной пучине,

с тех пор как Каин

мечом зарезал

отцово чадо,

кровного брата,

а сам, заклейменный,

утратив радости

рода людского,

бежал в пустыню

и там породил

многих проклятых

существ, подобных

Гренделю-волку,

ходившему в Хеорот

где с ним и встретился

ратник сильный,

жаждавший мощью

с мерзким помериться,

благо от Бога

дан человеку

дар многославный

– сила и храбрость;

там, уповая

на волю Господа,

воин сразился

и твари адской

воздал, как должно,

– с позором сгинул

лишенный счастья

враг земнородных

в болотное логово.

Но мать страшилища,

тварь зломрачная,

решила кровью

взыскать с виновных, [82]

отмстить за сына:

явилась в Хеорот,

где войско датское

дремало в зале,

и новые скорби

и страхи прежние

сулила людям

родитель Гренделя.

(И все же не слишком

страшна врагиня

– не так ведь могуча

жена в сражении, [83]

как муж, подъявший

молотокованый,

кровью запятнанный

меч остролезвый,

дабы с размаху

разбить на вражьем

шеломе вепря[84]. )

Щитов достаточно

нашлось в чертоге,

клинки засверкали

в руках у воинов

(лишь тот, застигнутый

врасплох, спросонок

не вспомнил о шлеме,

о мече и кольчуге);

тогда от дружины

она бежала,

уйти поспешила,

жизнь упасая,

но все же успела

похитить сонного

схватила ратника

и скрылась в топях.

Она сгубила

любимца Хродгара,

слугу вернейшего

из всех старейшин

земель междуморских,

достойного мужа,

храброго в битвах.

(Тем временем Беовульф

спал после праздника

златодарения

в дальних палатах,

гаут всеславный. [85])

Крики в хоромах;

она похитила

руку Гренделя,

н вновь злосчастье

вернулось в Хеорот:

выпал жребий

гаутам с данами

дань выплачивать

кровью родичей.

Многострадального

старца-правителя

скорбь сокрушила,

когда он услышал,

что умер лучший

из благороднейших

его соратников.

Тогда поспешно

к нему был призван

победный Беовульф,

и рано поутру

военачальник

со всем отрядом

своих сородичей

к вождю явился,

дабы услышать,

какими благами

воздал Создатель

за прежние муки.

Шагал по плитам

прославленный в битвах

и с ним дружина

(дрожали стены)

навстречу мудрому

старцу-конунгу;

владыку Ингвинов

спросил он, приветствуя, [86]

счастливо ль минула

ночь прошедшая.

Хродгар промолвил,

защита Скильдингов:

«Речь не о счастье!

– Вновь посетили

датчан печали:

мертв Эскхере, [87]

первый из братьев

в роду Ирменлафов,

мудрый старейшина,

столп совета,

с кем мы конь о конь

скакали в сечах,

прикрыв друг друга,

рубили вепрей

на вражьих шлемах,

– да будет примером

каждому ратнику

слава Эскхере.

Тварью грозной,

забредшей в Хеорот,

был убит он,

и я не знаю,

с поживой, жадная,

куда бежала,

в какое место.

На месть возмездием

она ответила,

на бой полночный,

в котором с Гренделем

ты сквитался,

воздав за гибель

и долгострадание

народа нашего,

– недруг страшный

лишился жизни;

теперь явилась

ему на смену

эта зломыслая

кровью выместить

смерть сыновнюю, —

так полагает

любой из героев,

скорбящих в сердце

о верном соратнике.

Смотри! Вот Эскхере

рука, что щедро

деяния добрые

для всех творила!

Я слышал – старейшины

мне поведовали,

также и люди,

окрест живущие,

что им случалось

видеть воочию

двух на пустоши

воров крадущихся,

существ кромешных,

и будто бы первой —

так им казалось

– тварь выступала

в обличий женском,

а следом – поганый

шел отверженец

тропой изгнанников,

муж, что огромней

любого смертного,

– народ издревле

нарек его Гренделем,

но кем зачат он,

и чьи они чада,

и кто был их предком

из темных духов,

и где их жилище

– люди не знают;

по волчьим скалам, [88]

по обветренным кручам,

в тумане болотном

их путь неведом,

и там, где стремнина

гремит в утесах,

поток подземный,

и там, где, излившись,

он топь образует

на низких землях;

сплетает корни

заиндевелая

темная чаща

над теми трясинами,

где по ночам

объявляется чудо

огни болотные;

и даже мудрому

тот путь заказан;

порой бывает,

что житель пустошей,

гонимый сворой,

олень гордорогий,

спасая голову,

стремится к лесу,

но, став на опушке,

он жизнь скорее

отдаст охотнику,

нежели ступит

в темные чащи,

страшное место! —

когда же буря

тлетворным ветром

дышит над водами,

вздымаются волны,

мрачнеет воздух,

небо плачет.

И вновь на тебя лишь

мы уповаем!

Подвигнись на поиск,

если отважен,

найди злотворящую

в землях неведомых,

в краю незнаемом!

Я же за службу

воздам, как прежде,

древним золотом

кольцесокровищниц,

коль скоро с победой

в живых вернешься! »

Беовульф молвил,

потомок Эггтеова:

«Мудрый! не стоит

печалиться! – должно

мстить за друзей,

а не плакать бесплодно! [89]

Каждого смертного

ждет кончина!

пусть же, кто может,

вживе заслужит

вечную славу!

Ибо для воина

лучшая плата —

память достойная!

Встань же, державный!

Не время медлить!

Пойдем по следу,

и матерь Гренделя

не сможет скрыться —

вот мое слово! —

ни на пустоши,

ни в чащобе,

ни в пучине, —

нет ей спасения!

Ты же нынче

скорбящее сердце

скрепи надеждой,

ибо я знаю твое желанье! »

Старец воспрянул;

благословил он

Бога за речи

храброго мужа.

Был скоро для Хродгара

конь оседлан,

скакун волногривый.

Правитель мудрый

ехал, державный,

и с ним дружина,

его щитоносцы.

Ног отпечатки,

тропа тореная

вела по равнине,

путь указуя

в лесную чащу,

к Сумрачным топям

(лучшего витязя

мертвое тело

там волокла она,

друга Хродгара

и его соправителя).

Дальше направились

высокородные

к скалам гранитным,

к теснинам темным,

где меж утесов

стези кремнистые

шли над ущельем,

кишащим нечистью;

вождь – впереди,

а старейшины ехали

сзади, дабы

не сбиться со следа,

– вдруг перед ними

явились кручи,

склоны, поросшие

мрачным лесом,

камни замшелые,

а ниже – волны,

кипящие кровью.

Горько оплакивали

скорбные даны

долю Скильдингов,

горький жребий,

судьбу героя,

когда сыскали

меж валунами

на побережье

голову Эскхере.

Видели воины,

как омут вспенивался

горячей кровью

(рог боевую

пел погудку);

спешившись, конники

тут же приметили

червоподобных

подводных чудищ,

игравших в зыбях,

лежавших на отмели,

морских драконов

из тех, что часто

в час предрассветный

парусу путь

преграждают в море,

ища поживы;

хлынула нечисть

прочь, злобесная,

едва заслышала

звуки рога;

тут воин гаутский

стрелой из лука

пресек на водах

жизнь пучеглазого[90] —

прямо в сердце

вошло стрекало, —

и змей, влекомый

потоком в море,

смертельно раненный,

все тише бился;

кабаньими копьями,

крюками острыми

его забагрили

и скоро вытянули

на сушу диковинного

волноскитальца,

выходца бездны.

Беовульф к бою,

страха не знающий,

надел кольчугу,

доспех, сплетенный

руками искусников,

наряд, который

должен был в бездне

служить дружиннику,

ратнику нужен

покров нагрудный,

хранящий в сечах

мечедробящих

сердце от раны,

жизнь от смерти;

и шлем сверкающий

нужен воину

в бучиле темных

водоворотов,

кров надежный,

увитый сетью

и золоченым

вепрем увенчанный

(так он умельцем

лет незапамятных

был выкован дивно,

что ни единый

удар в сражении

ему не страшен).

Также герою

стало подспорьем

то, что вручил ему

вития Хродгаров:

меч с рукоятью,

старинный Хрунтинг, [91]

лучший из славных

клинков наследных

(были на лезвии,

в крови закаленном,

зельем вытравлены

узорные змеи);

в руке героя,

ступить решившегося

на путь опасный,

на вражью землю,

тот меч не дрогнет —

не раз бывал он,

клинок остреный,

в работе ратной.

Теперь, отдавая

оружие воину,

его сильнейшему,

не хвастал сын Эгглафа

своей могучестью,

как прежде случилось,

когда упился он

брагой на пиршестве, —

не он ведь решился,

жизнью рискуя,

на подвиг в пучине,

чем честь и славу

свою поущербил!

Но не таков был

герой, надевший

одежды битвы.

И молвил Беовульф

сын Эггтеова:

«Славный! припомни,

наследник Хальфдана,

теперь, даритель,

когда я в битву

иду, о всемудрый,

что мне обещано:

коль скоро, конунг,

я жизнь утрачу,

тебя спасая,

ты не откажешься

от слова чести,

от долга отчего,

и будешь защитой

моим сподвижникам,

дружине верной,

коль скоро я сгибну;

а все сокровища

твои, о Хродгар,

дары, за море

послать должно Хигелаку —

пусть он узнает,

гаут державный,

поймет сын Хределя, [92]

взглянувши на золото,

что встретил я

щедрого кольцедарителя

и этим богатством

владел до срока;

а меч мой наследный

отдайте Унферту —

пускай муж сильный

моим владеет

клинком каленым.

Я же стяжаю

победу Хрунтингом

или погибну! »

Завет измолвив,

не стал ждать ответа,

но прянул прямо

в бурлящие хляби

вождь гаутский —

морские воды

над ним сомкнулись.

Ко дну он канул

(был переходу

дневному равен

путь через бездну),

а там злобесная,

вод владычица,

бурь хозяйка

встретила, лютая,

героя, дерзнувшего

проникнуть сверху

в ее пределы;

и, выпустив когти,

в охапку воина

она схватила,

но был в кольчуге,

в наряде ратном

неуязвим он —

не по зубам ей,

кровавогубой,

сбруя железная,

сеть нагрудника, —

и потащила

пучин волчица

кольцевладельца

в свой дом подводный,

и зря он пытался,

страха не знающий,

достать врагиню,

его влекущую,

мечом ужалить;

морские чудища,

клыками лязгая,

грызли железо.

Так в скором времени

он оказался

в неведомом зале,

который кровлей

был отмежеван

от вод прожорливых,

от бездн холодных,

чертог обширный;

и там при свете

огня[93], в сиянье

лучистого пламени

пред ним предстала

пучин волчица,

женочудовище.

Тогда он с размаху,

сплеча обрушил

железо тяжкое —

запело лезвие

о голову чудища

погудку бранную,

но тут же понял он,

что луч сражений[94]

над ней не властен,

ее не ранит

меч остролезвый,

он бесполезен

здесь, в этой битве,

шлемодробитель,

издревле слывущий

острейшим в сечах,

всесокрушающий —

впервые слава

меча лучистого

тогда помрачилась!

Но тверд был духом

и помнил о славе

вершитель подвигов,

родич Хигелака:

он прочь отбросил

искуснокованый,

наземь кинул

клинок свой бесценный,

и сам, разгневанный,

себе доверился,

мощи рук своих.

(Так врукопашную

должно воителю

идти, дабы славу

стяжать всевечную,

не заботясь о жизни! )

Не устрашился

гаутский витязь:

схватил за плечи

родитель Гренделя

и, гневом кипящий,

швырнул врагиню,

тварь смертоносную

метнул на землю;

она ж немедля

ему ответила:

в него кровавыми

впилась когтями

и тут, уставший,

он оступился,

муж могучий,

он рухнул наземь.

Уже, пришельцу

на грудь усевшись,

она готовилась

ножом широким

воздать за сына;

но были доспехом

покрыты прочным

плечи героя,

была кольчуга

ножу преградой,

и сгинул бы воин,

потомок Эггтеова,

вождь гаутский,

в водной пучине,

когда б не спасла его

сбруя ратная,

сеть боевая,

когда б Всевышний.

Правитель Славы,

его покинул;

но Бог справедливо

судил – и витязь

воспрянул, ратник

сильный, как прежде.

Тогда он увидел

среди сокровищ

орудие славное,

меч победный,

во многих битвах

он был испытан,

клинок – наследие

древних гигантов;

несоразмерный,

он был для смертного

излишне тяжек

в игре сражений,

но ухватился

герой за черен,

посланец Скильдинга,

страха не знающий,

сплеча ударил

и снес ей голову, —

шею рассекши,

разбив хребтину,

пронзило лезвие

плоть зломерзостную;

тварь издохла;

клинок окровавился,

герой возрадовался! [95]

И тут победный

меч изнутри

озарился светом

так ранним утром

горит на тверди

свеча небесная.

Вдоль стен по залу

прошел воитель,

кипящий яростью

дружинник Хигелака,

держа оружие

наизготове, —

тот меч герою

еще был нужен! —

воздать он задумал,

как должно, Гренделю

за то, что чудовищный

ходил еженощно

войной на данов

и не единожды,

но многократно

крал из Хеорота

родичей Хродгара,

спящих дружинников

губил без жалости —

пятнадцать сожрал он

мужей датских,

без счета прочих

ему досталось

людей в поживу;

за те злодейства

он поплатился! —

сыскал отмститель

труп Гренделя в зале,

плоть изувеченную, —

таким, спасаясь,

бежал враг из Хеорота,

с места схватки;

далеко отпрянула

мертвая туша,

когда от тулова

отъяло лезвие

огромную голову.

Тогда-то ратники

из дружины Хродгара,

на страже ставшие,

дозором над заводью,

увидели воины,

как воды вспучились,

покрылись зыби

кровавой пеной; [96]

тогда же старцы

седоголовые

совет держали,

решили мудрейшие,

что не вернется

дерзкий воитель,

вновь не явится

перед владыкой:

победу празднует —

так рассудили

пучин волчица;

и в час девятый

всеславный Скильдинг,

златодаритель,

ушел с дружиной

домой, а на взморье

одня остались

гауты, гости,

скорбели и ждали

и не надеялись

в живых увидеть

вождя любимого.

И тут меч, смоченный

в крови зломерзких,

клинок, как ледышка,

в руках стал таять —

то было чудо:

железо плавилось,

подобно льдинам,

когда оковы

зимы на море

крушит Создатель,

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒