Людмила Молчанова 30 страница

Подруге не нравилась работа в клубе. Вдобавок, Лёна, совершенно не привыкшая к здешним порядкам и атмосфере, с каждым днем становилась все злее и раздражительнее. И ей, как официантке, приходилось, в каком‑ то смысле, даже сложнее, чем мне. Все девочки‑ танцовщицы находились под охраной, их запрещалось трогать. Везде свои исключения, но перебравшего парня, вздумавшего бы распустить руки, просто вышвырнули бы отсюда. А вот официантки, девочки не менее симпатичные, постоянно сталкивались с тем, что их могли потрогать, сделать какой‑ то скабрезный комплимент или предложение.

Чаще всего девочки отшучивались или умело избегали подобных разговоров, кто‑ то, конечно, не против был поразвлечься, но Лёна была слишком гордой, непривыкшей к подобному общению и обращению. Ее всегда оберегали, господи, да тот же Игорь ‑ ему достаточно взглянуть на кого‑ нибудь и все, на Алену Алексеевну старались‑ то и не глядеть. А в клубе Лёна смущалась, краснела, что только подстегивало и так замутненное сознание парней. Очень часто она не сдерживалась, клиенты постоянно жаловались, Сафронов постоянно делал ей выговоры, всячески подчеркивая, что если бы не я ‑ ее " сестра", то ей вообще этой работы не видать.

Последней каплей стало сегодняшнее представление, устроенное посетителями. Я пропустила самое интересное и подошла только тогда, когда Лёна, не обращая ни на кого внимания, упрямо проталкивалась к выходу, распихивая всех на своем пути. Я поспешила следом.

‑ Ален, ты куда? Лён, да подожди ты! Алена! В конце концов! Ильина!

Лёна резко остановилась и повернулась ко мне лицо. Грудь тяжело вздымалась, щеки покраснели, а сама подруга практически излучала ярость.

‑ Лён, что случилось?

‑ Что случилось?! ‑ немного истерично выкрикнула девушка. ‑ Меня уволили! Что случилось! Да ничего!

Она снова отвернулась и, опустив плечи, понуро пошла по тротуару, печатая шаг.

‑ Из‑ за чего?

‑ Нахамила клиенту, ‑ буркнула Лёна, дергая рукав белой футболки. ‑ А я и так‑ то... Эх, что теперь.

‑ Ты? Нахамила? ‑ я удивленно подняла бровь. ‑ Да ты до последнего сдерживаешься! И что такого особенного случилось сегодня, чего не случалось раньше?

‑ Я его облила, ‑ со слезами в голосе ответила Лёна, шмыгнув носом. ‑ С ног до головы.

‑ Кого?!

‑ Того парня.

‑ За что?! ‑ у меня от удивления открылся рот. ‑ И что он такого сделал, что ты его облила?

Алена поморщилась и отвернулась, внимательно рассматривая забор, мимо которого мы проходили.

‑ За что... хам он. Начал лезть, гадости всякие говорить. Я и не выдержала ‑ вылила на него коктейль. Потом он снова заорал, мол, я, вся такая только из деревни вылезла, испортила ему шмотки дорогие. Позвали охранника, Андрея Антоновича. Он меня за плечо схватил и потащил к себе в кабинет.

‑ Он ничего тебе... не сделал?

‑ Нет, ‑ беззаботно отмахнулась Лёна, не придавая значения моему волнению. ‑ Орал, конечно. Уволил. А еще, представляешь, сказал, что выплачивать мне ничего не будет. Сволочь! Даже чаевые забрал.

Я сочувственно обняла ее.

‑ Да ладно тебе, не расстраивайся. Могло все быть еще хуже. Сафронов мог заставить тебя возместить материальный и моральный ущерб.

‑ Да этот молокосос до меня домогался! ‑ взорвалась Алена, сбрасывая мою руку. ‑ Я бы его не только облила...

‑ Ты бы не доказала ничего. Клиент всегда прав.

‑ Мне это не нравится, ‑ подруга напоминала ежика. ‑ Мне вообще не нравится это место. Как ты вообще работала у Гены? Да еще так долго?

‑ А вот отвращение из голоса можно убрать, ‑ беззлобно ухмыльнулась я. Хотя если бы кто‑ то другой задал мне вопрос с подобной формулировкой, я бы его убила. ‑ Нормально работала. И сравнивать глупо.

‑ Почему?

Я судорожно вздохнула и подняла голову вверх, не спеша с ответом. А красивое небо, у нас в городе другое было. Я не знала точно, как объяснить, но здесь казалось, что протяни руку ‑ и коснешься луны. Хотя скоро должно рассветать.

‑ Ну почему... давай подумаем. У нас я приходила, когда вздумается, уходила, когда хочу, танцевала, что хочу. И давай не забывать тот факт, что моя семья была официальным спонсором ночного клуба. Как ты думаешь, есть разница с тем, что имею я сейчас? ‑ иронично поинтересовалась я.

Алена медленно и неуверенно пожала плечами.

‑ Ты всегда могла бы уйти. Устроиться официанткой, например.

‑ И сколько бы мы зарабатывали? Перестань, Лён, эта работа действительно нам нужна. К тому же она мне нравится.

‑ Я бесполезна.

Я ласково потрепала ее по волосам. Тяжело было видеть Ильину такой убитой и подавленной. А что сделать, чтобы вывести ее из такого состояния ‑ я не знала.

‑ Ерунда. Ты ни в чем не виновата. На твоем месте любая отреагировала бы также. А то и похлеще. А работа не проблема, найдем что‑ нибудь.

Я изо всех сил старалась влить в подругу ту уверенность и спокойствие, которых не испытывала сама. Моей зарплаты танцовщицы не хватит за оплату квартиры, правда, возможно, что‑ то выгорит с общагой. На самом деле, мне было страшно оставаться в клубе... ну, одной. Без Алены. Как бы это эгоистично не было.

Отношения с девочками у меня сложились достаточно натянутые, с Сафроновым так вообще, а сама политика клуба мне претила и пугала. В свободном ходу здесь ходили наркотики, я же видела, как некоторые посетители покупают таблетки. И вряд ли аспирина. Но Лёне я говорить ничего не стала. Чтобы и без того не усугублять ситуацию. В конце концов, что может случиться страшного?

Оказалось, что могло стать еще хуже.

Без Лёны я работала уже с неделю и почти привыкла к тому, что подруги рядом не будет. Она, насколько я знала, как раз подыскивала себе работу. Мне даже как‑ то спокойней стало, что ее здесь нет ‑ хотя и страшно. С девочками стычки случались, но Анжела разнимала, как могла. Но все‑ таки Сафронов меня к себе после очередных " противоречий" вызвал.

‑ Можно?

Андрей Антонович равнодушно вскинул глаза, как будто ему совершенно плевать, кто к нему пришел. И вообще, пришел ли кто. Он лениво откинулся на стуле и скрестил руки на груди, едва заметно кивнув мне на стул напротив него. Я прикрыла дверь и села, стараясь, чтобы моя поза не выдала напряженности.

‑ Что у вас случилось? ‑ наконец, соизволил заговорить он, не отводя застывших глаз. Черт, пугает, когда твой собеседник не собирается моргать.

‑ Разногласия... по работе.

‑ Неужели?

‑ Да.

‑ В чем именно состояли разногласия?

Не могу же я ему сказать, что Ира назвала Риту выдрой, меня ‑ крашеной палкой и сломала каблуки у наших туфель. Благо, что у меня имелась запасная пара.

‑ В подходе к работе, ‑ не моргнув глазом, соврала я.

‑ Ясно, ‑ тот минимальный интерес, которым мужчина меня удостаивал, совершенно сошел на нет. Сафронов встал, прошел к бару с напитками и плеснул себе виски. ‑ Будешь?

‑ Не пью на работе, ‑ сухо ответила я, напрягая мышцы, чтобы не скрестить в защитном жесте руки на груди.

‑ Если я говорю, значит можно.

Сафронов достал второй бокал, налил виски ‑ куда больше, чем себе, и подал мне. Я невозмутимо взирала на все это, не спеша протягивать руку.

‑ Я сказала, что не хочу пить.

‑ Я сказал, чтобы ты взяла и выпила.

Он не повысил на меня голос, о нет, ни на тон, но сама интонация и сила изменились, заставляя меня выпрямить и сглотнуть. Получилось с трудом. Но в данную минуту я проклинала свой характер ‑ я хотела отступить и сдаться, взять этот чертов бокал, но не могла заставить себя протянуть руку. Просто не могла. Сколько раз я видела, как моя мама прогибается под деда и мужа? А ведь ни один из них не ломал ее координально ‑ за раз. Слишком опасно это ‑ так и рассудка лишить можно. Нет, каждый из них действовал мягко, заставляя прогибаться и переступать через себя в мелочах, сущих пустяках. И вот ты уже не успеваешь заметить, как перед тобой пустая оболочка, лишенная воли и своих желаний. Я элементарно не могла заставить себя пойти навстречу, тем более, человеку, который меня пугает.

Сафронов увидел, как руки, до этого спокойно лежавшие на коленях, сжались в кулаки, отчего проступили вены на запястьях. Хрустнул челюстью и сжал хрусталь, удивительно еще, как не раздавил.

‑ Пей.

‑ Я не хочу.

‑ Тебя заставить? ‑ мягко переспросил Сафронов.

Черт, я не понимала, что происходит. С чего вообще это началось? Раньше он меня не особо трогал, а тут чуть ли не кидается. А еще, мне было жутко. Я привыкла, что у меня постоянно есть поддержка, что я не остаюсь одна ‑ даже когда меня ударил Манченко. А сейчас я чувствовала себя наедине с хищником. В его логове ‑ моей клетке.

‑ Что вам нужно?

Сафронов сделал шаг ко мне, отчего я вжалась в спинку стула и ссутулилась ‑ что угодно, лишь бы быть как можно дальше. Я триста раз за последнюю минуту прокляла себя за то, что закрыла дверь. Хотя, даже если бы не закрыла, Сафронов здесь хозяин. Соберись он меня здесь убивать ‑ никто не вмешается.

Он насильно втиснул виски мне в руку. Схватил за запястье, развернул тыльной стороной и силой заставил разжать кулак. Немного виски расплескалось мне на рубашку. А потом Андрей Антонович невозмутимо сел за стол и уставился на меня так, как будто ничего и не было. Даже вежливо улыбнулся, не сводя глаз с моего лица. Я не сделала ни глотка.

‑ Как поживает твоя сестра?

Я вздрогнула, непонимающего моргнув, но потом сквозь какую‑ то дымку поняла, что он про Лёну. Мне не нравился этот разговор.

‑ Нормально.

‑ Она сама виновата в той ситуации.

‑ Я ничего не говорю.

‑ Это хорошо, ‑ я пониже опустила голову, чтобы он не увидел тех чувств, которые я сейчас испытывала. ‑ Вам есть где жить? ‑ неожиданно поинтересовался Сафронов. ‑ Вы же из Екатеринбурга, так?

Зачем ему это? Зачем вообще человеку, тем более, такому как Сафронов, знать, есть ли жилье у его работников?

‑ Да, есть. У нас здесь родственники. Тетя с дядей, ‑ соврала я и поглядела прямо в серые глаза. ‑ Мы живет у них, и они очень помогают.

Сафронов недоверчиво хмыкнул и залпом допил виски. Облизнул нижнюю губу, слизывая остатки жидкости.

‑ А как тебе город?

‑ Нормально. Мне нравится.

‑ Не то, что ты себе представляла, правда? ‑ в его голосе явственно слышалось снисхождение и превосходство. Еще бы ‑ я же обычная провинциальная девочка, не выезжавшая за пределы родного города. А он весь такой из себя. ‑ А в Москву почему не поехала?

‑ Не хочу. Там и без меня народу хватает.

Мой ответ его удивил... и позабавил. Уголки губ приподнялись, но от этого сам мужчина не стал выглядеть мягче или теплее. Смотрелось жутковато и ирреально как‑ то. Сафронов не умел улыбаться ‑ во всяком случае, как нормальные люди. Он растягивал тонкие губы в улыбке, приподнимая уголки губ, но сама улыбка не затрагивала ни глаз, на души.

‑ Забавно, ‑ продолжил улыбаться Сафронов. ‑ Я тоже не люблю Москву. Знаешь, не мое. Столько людей, каждый пытается из себя что‑ то строить...

‑ Как и все, ‑ холодно отозвалась я, хотя хотела сказать " как и ты".

Сафронов сузил глаза, рассматривая меня более внимательно.

‑ Что ты делаешь завтра?

‑ Работаю, ‑ я озадаченно моргнула, потому что от босса такой вопрос выглядел, по меньшей мере, странно. Он лучше меня знал, в какой день работает та или иная танцовщица.

‑ Не опаздывай, ‑ Сафронов лениво махнул рукой в сторону двери. ‑ Иди.

Я кивнула и, стараясь не смотреть на шефа, поставила виски на стол и вышла. В гримерке меня уже поджидали, испытывая разные чувства ‑ от любопытства до злости. Особенно злилась Ирка ‑ подружка Сафронова в этом месяце.

‑ Что так долго? ‑ неприязненно поинтересовалась девушка, нервно взбивая волосы в высокую прическу. ‑ За это время родить можно.

Я невозмутимо пожала плечами и потянулась за блестками.

‑ Разговаривали.

‑ И о чем, интересно?

‑ О том, почему у нас вечно ругань стоит, ‑ огрызнулась я и начала снимать футболку.

‑ А ты что? ‑ уже спокойней спросила Ирина.

‑ Сказала, что подходы у нас разные.

От меня сразу отстали, и я смогла‑ таки протанцевать сегодня спокойно. Меня даже не дергали и в ВИП‑ зал не отправляли ‑ сегодня пошла Ира. Закончив работу около пяти утра, я, зевая и почти засыпая на ходу, поплелась к выходу. Кивнула бармену и охране, но меня остановил оклик шефа.

‑ Наташа! Стой.

‑ Что случилось, Андрей Антонович?

‑ Ты домой?

Я сглотнула и взглядом заметалась по сторонам. Я не знала, куда деться и спрятаться, а никто из присутствующих не обращал на нас внимание. Когда я приготовилась хоть что‑ то сказать, Сафронов стоял рядом со мной и глядел сверху вниз. Захотелось отойти. А лучше убежать.

‑ Да.

‑ Пойдем подвезу.

‑ Спасибо, я сама.

‑ Я тебя не спрашивал, ‑ спокойно ответили мне, уверенно беря за локоть и разворачивая к выходу. Было не больно, но вырваться ‑ никакой возможности. ‑ Пойдем.

‑ Мне не нравится подобное внимание с вашей стороны, ‑ решилась, наконец, я прояснить всю ситуацию, пока Сафронов шел к своему темно‑ серому джипу. ‑ Я работаю у вас всего лишь обычной танцовщицей, ничего более. И не хочу, чтобы вы переходили...

‑ Сядь, ‑ невозмутимо сказал мужчина, не обращая внимания на мои слова.

Я попятилась.

‑ Я сказала, что не поеду с вами.

‑ Ты не зарвалась? ‑ Сафронов в руке ключи крутил и смотрел на нее так, что внутри все в узел скрутило. ‑ Если я сказал, что поедешь...

С черного хода выбежала Ира ‑ навеселе, щеки красные, и к ним сразу подошла, широко улыбаясь. Наверное, не заметила, с каким напряжением мы тут разговаривали. Подлетела, на мужчине повисла и попыталась поцеловать в губы, но только до подбородка и достала.

‑ Ты меня ждешь, да? ‑ она его по волосам потрепала, а Андрей скривился и головой дернул. ‑ Жаркая ночка выдалась сегодня, да? Я вообще думала, что под конец упаду...

Ира еще что‑ то говорила, а я под шумок руку выдернула и попятилась, проклиная каблуки. Я их, конечно, любила, но балетки сейчас пригодились бы больше. Не помню, как до метро дошла, и только вниз спустившись, с облегчением выдохнула. С того момента как Алена ушла, Сафронов стал более... развязным и решительным. Не в хорошем смысле. При всей своей разгульной и разбитной жизни я никогда с подобным не сталкивалась.

Если и находились зарвавшиеся, то на них всегда была управа. Я всегда могла воспользоваться влиянием и властью нашей семьи, деньгами, в конце концов. И сейчас я не знала, что делать. Звонить домой и уезжать? О нет, я не сдамся. Но и оставаться я тоже не могла. Я не для того бросила мать и уехала от одного ублюдка, чтобы позволить собой играть и помыкать. Я уволюсь. Завтра. Алене ничего говорить не буду, просто попробую подыскать работу в другом месте. Здесь мне делать нечего.

Следующим вечером я привела себя в порядок особенно тщательно и поехала в клуб. Увольняться. Постучалась. Сафронов ответил после длительной паузы, но войти дал.

‑ Что случилось?

‑ Я могу с вами поговорить? ‑ я изо всех сил старалась выглядеть уверенной и невозмутимой.

Светлая бровь приподнялась, выражая одновременно насмешку, недоумение и превосходство.

‑ Уже говоришь. И дверь закрой.

Я неохотно подчинилась.

‑ Я увольняюсь.

‑ Причина? ‑ вся его поза источала холодность и бешенство. ‑ У тебя только недавно закончился испытательный срок. Я тебя принял. Получаешь ты прилично.

‑ Я все равно увольняюсь, ‑ упрямо повторила я. ‑ Дядя с тетей нашли новую работу для нас с сестрой.

Он мне ни капли не поверил. Провел рукой по прилизанным волосам, стараясь пригладить их еще больше, и неожиданно кивнул.

‑ Ладно. Сегодня отработаешь, потому что замену я найти все равно не успею, и свободна.

Я не сдержалась и облегченно улыбнулась уголками губ.

‑ Спасибо.

‑ После работы зайди ко мне.

Я испытывала настолько сильное облегчение, что даже ноги дрожали. Вот честно. Я уже всякого себе напридумывала, успела себя накрутить и совсем не ожидала настолько быстрого согласия. Такое ощущение, как будто с тебя неожиданно поводок сняли ‑ моментальное опьянение. В ту ночь я танцевала с особой отдачей, как в последний раз. Рядом с моей тумбой собралась толпа народу, правда, охрана все равно близко не допускала. Определенно, я была в ударе.

Закончив, я заскочила в душ, оделась и вспомнила о Сафронове уже у выхода. Досадливо хлопнула себя по лбу и поднялась к нему.

‑ Пойдем, ‑ он подкрался сзади, и я вздрогнула и почти отскочила от мужчины, только он все равно крепко удержал за плечи. ‑ Я уже заждался.

‑ Я не думаю, что это хорошая идея. Давайте я...

Сафронов неожиданно обхватил меня одной рукой за шею, сжимая и ограничивая воздух, а другой, когда я собралась закричать, грубо закрыл мне рот.

‑ Только вякни, ‑ нежно прошептал мужчина, и голос настолько контрастировал с грубыми прикосновениями, что становилось еще больнее. Я зажмурилась и начала извиваться, пытаясь острыми каблуками задеть и сделать больно. Меня грубо встряхнули и потащили в кабинет. ‑ Хватит вертеться! ‑ не выдержав, рявкнул Сафронов.

В дверях мы застряли, потому что я изо всех сил царапалась и сопротивлялась, цепляясь за косяки, дверную ручку, за стенку, ломая ногти в кровь. Больно, но еще больнее было представлять, что может со мной сделать этот ублюдок. Сафронов убрал руку от моего рта и попытался перехватить руки. Я заорала:

‑ Помогите! Пожалуйста! Помоги...

Перед тем как дверь с треском закрылась, а ублюдок со всей силы жахнул меня по лицу, я каким‑ то невероятным образом заметила промелькнувший черный костюм Анжелы. Она стояла вдалеке, ее еле видно было в тени лестницы, но она все видела. И наблюдала, я точно знала. И Анжела меня слышала. Она не дура, она не могла не понимать, что здесь происходит. И удар наотмашь она тоже видела.

Дальше... дальше начался тот кошмар, который я старалась всю свою оставшуюся жизнь забыть и вычеркнуть из памяти. Это не со мной происходит, это не могло случиться со мной. Невозможно. Только вот именно я отлетаю и ударяюсь копчиком об столешницу, а потом еще от одного удара, полученного в пылу борьбы, съезжаю вниз и прикладываюсь головой.

Я кричала, пыталась дотянуться до ненавистного лица и выцарапать глаза. Билась, лягалась с такой силой, которой в нормальном состоянии не могло быть. Но только Сафронов все равно был больше и сильнее. Ему не стоило никакого труда схватить обе руки и сжать их в своей одной так, что хрустнули все кости.

‑ Отпусти... пожалуйста... не надо... ОТПУСТИ! ОТПУСТИ МЕНЯ! НЕТ! Не на...

‑ Закрой рот, сучка, ‑ Сафронов подмял мое тело под себя, прижимая мои ноги к полу, и разорвал тонкую футболку. Юбка оказалась скрученной на талии. Я чувствовала его руку, шарящую по телу. Он не делал больно в этом смысле, но бил сильно и... ему нравилось сопротивление. Оно его не смущало. Со всхлипами я забилась еще сильнее. ‑ Да не дергайся ты! ‑ он жестко раздвинул мне бедра ногой, упираясь коленом в промежность. Я заорала и укусила его до крови, получив за это еще удар в живот.

Почему не получается вздохнуть? Все тело странно онемело, я не чувствовала ничего. Сначала я даже порадовалась, что ничего не чувствую, но такое забытье продлилось не долго.

Потом стало больно, еще больнее, чем до этого. Я закусила губу и зажмурилась. Сафронов надо мной сдавленно и облегченно застонал. Ненавижу.

Я не знаю, что это за ощущение ‑ подобного я не испытывала никогда в жизни, даже к деду, которого, как мне казалось, ненавидела больше всего на свете. Дикое, неконтролируемое что‑ то взорвалось во мне. Я поняла, что в эту минуту способна убить. Хладнокровно, без колебаний убить это чудовище, от каждого движения которого мне было адски больно. Но даже боль ушла на второй план.

Я с силой заставила себя разлепить глаза и мутным взглядом осмотрелась вокруг, точнее, осмотрела то, что могла увидеть. Смогла почти отрешиться... от всего. Изогнула шею, рассматривая предметы, стоящие на краю стола. Слева... или справа... черт, больно как... Почти рядом было пресс‑ папье, на вид тяжелое. Хотя что я могу видеть, когда все плывет перед глазами.

Я честно скажу, я не помню, о чем я думала и чем руководствовалась. Я просто знала, что если этот ад продлиться еще минуту, то я сдохну. Хорошо еще, что Сафронов, когда я перестала дергаться, ослабил захват, и не было моей боли ради его удовольствия. Я не помню, как это получилось, но я села, вернее привстала на локтях, пользуясь ослаблением контроля, и каким‑ то образом схватила это несчастное пресс‑ папье. И я... я ударила его. Господи, я действительно хотела его убить.

Когда от удара Сафронов пошатнулся и почти сполз с меня, матерясь и держась за разбитую голову, я... я ударила еще. Он наконец‑ то потерял сознание и сполз с меня на бок. Низ живота и между ног все болело и... меня как будто через мясорубку перекрутили. По щекам лились слезы, стекая на шею и грудь, но я ничего не чувствовала.

Я встала кое‑ как на четвереньки и постаралась подняться. Получилось с третьего раза. Я мельком взглянула на его светлые волосы, сейчас залитые кровью. Грудь мерно поднимается. Значит, жив. В прострации я простояла над телом мужчины полминуту, со всех сил сжимая тяжелое пресс‑ папье. Самое жуткое, в чем я потом никому не призналась, что я всерьез раздумывала над тем, убить ублюдка или нет. Я была готова переступить черту. Но что‑ то остановило меня и я, швырнув предмет на пол, подобрала сумку, попыталась соединить обрывки футболки и вышла.

На лестнице по‑ прежнему стояла Анжела. Она с головы до ног окинула меня взглядом, заметила кровоподтеки и просто кровь. А еще она отчетливо поняла, что из кабинета не доносится ни звука.

‑ А где...? ‑ она кивнула в сторону двери.

Горло саднило, наверное, я сорвала голос, пока кричала. Но все‑ таки прохрипела:

‑ Ударила. Разбила ему голову.

У женщины расширились глаза, а потом на меня посыпался отборный мат, правда, приглушенный.

‑ Ты охренела, тварь? Ты хоть понимаешь, кто он и кто ты? Совсем из ума выжила?! Да тебя сейчас...

Голова кружилась после удара об стол, а сейчас, когда я стояла без какой‑ либо поддержки, пульсирующая боль стала еще сильнее.

‑ А теперь послушай меня, ‑ меня трясло, шатало, мутило и разрывало от боли. ‑ если ты меня не выпустишь, то весь город узнает об этом. Твоего шефа посадят, тебя тоже.

Анжела истерично рассмеялась, нервно косясь на дверь. Я знала, что времени у меня мало, что сил мало, но уйти я не могла. Дедушкина школа, наверное, но даже полузамутненным сознанием я понимала, что не смогу просто так уйти. Могут найти, заставить молчать... и не только меня.

‑ Ты обычная девочка, а у Сафронова связи. Что ты вообще такое? Шлюха, которая по ночам крутит голой задницей, ‑ презрительно выкрикнула женщина. ‑ Я сейчас охрану позову.

‑ А ты уверена, что я такая обычная? ‑ надо же, всю жизнь хотела быть простой, а чуть что, так вспомнила и о деде, и об отчиме. Анжела заколебалась и снова нерешительно бросила взгляд на дверь. ‑ Ты же с самого первого дня меня пасла. Так что уйди с дороги, Анжел, ‑ устало попросила я.

‑ Ты напишешь заявление? ‑ жестко спросила она, продолжая колебаться. ‑ Эй, алло.

‑ Нет, ‑ выдавила я. Перед глазами поплыли черные точки. ‑ Нет, не напишу. А теперь уйди отсюда. По‑ хорошему прошу.

Она медленно отошла в сторону, пропуская меня к черному входу. Я, петляя на каждом ходу, вышла и доползла до такси, выдохнув водителю адрес, ясно понимая, как мне повезло. Мы с Анжелой неплохо поладили, по крайней мере, я так думала, и больно было, когда она безучастно на все смотрела. Но одну вещь я осознавала ‑ всплыви что‑ то о Сафронове и нам с Аленой не жить.

От боли я пару раз теряла сознание, но потом выплывала из своего коматоза. Водитель ни о чем не спрашивал и даже не смотрел на меня.

‑ Куда ехать? ‑ спросил он только.

Я не знаю, о чем тогда думала, но адрес назвала другой ‑ хотя и рядом с нашим домом. Меня высадили, забрали деньги и уехали. Меня уже знобило от шока, но до дома еще идти.

Шла я минут пять, благо, что народу не было, поэтому мой вид никого не напугал. Потом неожиданно показалась Лёна с нашим соседом, который тоже снимал здесь квартиру. Кажется, она закричала. Не помню. Когда я их увидела, то окончательные выдержка и силы испарились. Захотелось упасть и свернуться калачиком, прижимая руки к животу.

‑ Господи, милая, кто это сделал? ‑ мы были уже дома, и Лёна гладила меня по волосам, так осторожно и бережно, как будто боялась причинить боль. ‑ Солнышко, это я. Скажи мне что‑ нибудь.

‑ Пить хочу, ‑ прохрипела я и краем глаза заметила женщину, одетую в медицинскую форму. ‑ Это кто?

‑ Это врач, солнышко. Она тебя осмотрит и задаст пару вопросов.

Я попыталась отползти и вжаться в спинку дивана.

‑ Я не хочу никаких вопросов. И осмотр я тоже не хочу.

Женщина услышала мой ответ и посчитала нужным подойти и вмешаться.

‑ Наталья, здравствуйте. Не бойтесь меня, пожалуйста. Я врач, я хочу вам помочь. У вас есть травмы и повреждения, которые требуют определенного...

‑ Кто там? ‑ громче, чем следовало, спросила я, услышав мужские голоса в прихожей. Несколько голосов. ‑ Кто там?!

Алена выглядела так, как будто сейчас заплачет.

‑ Это... милиция, Нат. Я вызвала. Надо засвидетельствовать...

‑ Не надо ничего свидетельствовать.

‑ Наталья, ‑ врач заговорила со мной как с маленьким неразумным ребенком, ‑ вы же не маленькая девочка. Я понимаю, что у вас шок, но для вас и вашего здоровья будет лучше, если вы не станете мешать оказывать помощь.

Она еще что‑ то говорила, но у меня сил не было вдумываться в ее слова. Следующие несколько дней превратились... в нечто. Я не знала, как описать это " нечто", но я не ощущала дней. Я куда‑ то ходила, всегда с Аленой, не оставлявшей меня ни на минуту, потом шла домой и ложилась спать. Я только спала, изредка ела. Никаких слез и причитаний не было. Та женщина приезжала еще пару раз, даже однажды приехала вечером, но не ко мне, а к подруге. Они о чем‑ то приглушенно заговорили, но из прихожей мне неслышно было, а вот потом пошли на кухню.

‑ Я не знаю, что с ней делать, ‑ голос подруги был тихим и пустым. ‑ Она ведет себя... странно.

У меня почти нашлись силы возмутиться. Я нормально себя веду. Ем, гуляю, не истерю, от людей не шугаюсь. Забавно, но я, наверное, ничего не чувствую. Я прислушалась к себе. Да, точно ничего. Только вначале волновалась по поводу Сафронова ‑ такой человек как он не погнушается отомстить за нанесенные увечья. А приложила я его знатно. Но он не появлялся, значит, Анжела слово сдержала. А я сдержала свое ‑ заявление я так и не подала, хотя все для этого было собрано и сделано.

‑ Что именно странно?

Лёна тяжело вздохнула.

‑ Она... я не знаю, как объяснить. Ната как неживая.

‑ Это вполне объяснимо ‑ мягко заметила женщина. ‑ Наталья пережила большой стресс и травму. И я сейчас говорю не о физических травмах, хотя присутствуют и они. Я говорю о психологической травме. Существует несколько, скажем так, этапов поведения, через которые ей придется пройти.

Если бы были силы ‑ я бы фыркнула. Гляньте, какая умная!

‑ Понимаете, ‑ Аленин голос прервался, и она всхлипнула. Я нахмурилась. Мне не нравилось, когда она плачет. Она и так слишком много в последнее время слезы льет, ‑ она ведь... она ведь даже не плачет. Только спит и не говорит почти.

‑ Каждый по‑ разному реагирует на стрессовые ситуации.

‑ Но это... это ненормально. Для нее ‑ это ненормально. Я... я пытаюсь что‑ то сделать, как‑ то расшевелить ее, но Ната ничего не хочет слушать! Она только твердит, что все в порядке. Что ничего не случилось! Что она себя прекрасно чувствует! Да как прекрасно?! Вы же видели ее тогда ‑ она вся...

Раздался приглушенный плач, который действовал мне на нервы. Меня он раздражал. Как Лёна не могла понять ‑ я не собираюсь ложиться и помирать после этого. Я сильная, а это... это послужит мне уроком. Только вот плакать и жалеть меня не надо. Я хотела встать и сказать об этом подруге, но... подниматься, идти на кухню и открывать рот... я сразу почувствовала, как меня потянуло в сон. И вообще, все это ‑ неправда. Все не так, как подруга описывает.

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒