Людмила Молчанова 29 страница

‑ А какая разница? ‑ спокойно спросил дед. Я не ответила, опустив глаза. А в мозгу билась только одна мысль ‑ ненавижу. ‑ Вот и я ее не вижу. Это все?

‑ Что " все"? ‑ не поняла я.

‑ Это все, что ты хотела узнать?

Я поднялась со всем достоинством, которое могло быть у девочки четырнадцати лет, и направилась к выходу, небрежно бросив через плечо короткое " да".

Второй раз мы поругались с дедом, когда я отказалась брать его фамилию. Я уперлась как баран, не слушая ни мать, ни деда, ни Геворга. Никого.

‑ Я не хочу носить твою фамилию.

Дедушка действительно бушевал. Брызгал слюной, источая злость. Как же, я посмела оскорбить его фамилию, а значит, и его самого. Не была бы родной единственной внучкой ‑ убил бы.

‑ Ты мне надоела! Что тебе опять не хватает?! Чем на сей раз тебе не угодила фамилия?! А?!

‑ Всем угодила, ‑ спокойно ответила я, с трудом заставляя себя не двигаться, пока дед бегал вокруг меня разъяренным быком. ‑ Но мне нравится моя. Я к ней привыкла. И менять не хочу.

‑ Да почему? ‑ вырывая последние седые волосы, вскричал дед. ‑ Ты специально меня злишь? Или это из‑ за матери? ‑ нахмурившись, он посмотрел на меня с подозрением. ‑ Из‑ за нее ты не хочешь менять фамилию своего отца?

‑ Я его ни разу не видела, ‑ безразлично пожала плечами и заправила мешающую темную прядь за ухо. ‑ И мать его никогда не упоминает. Причем здесь он?

‑ А почему тогда? ‑ взревел дед. ‑ Ты моя внучка! Ты что, стыдишься?!

Он орал долго. Ругался, злился. Пока однажды я не сказала одну фразу, заставившую его от меня отстать.

‑ Даже без твоей фамилии я навсегда останусь твоей внучкой. В чем проблема?

Тогда он долго смотрел на меня в абсолютной тишине. В его взгляде виднелась... нежность, любовь. В моем не было ничего. Но с тех пор дед меня больше не трогал.

Спустя два с небольшим года после того разговора он умер в израильской престижной больнице от рака гортани. Врачи говорили, что организм сильно подкосила его бывшая работа. Ну, еще с тех времен, как он работал обычным батраком на заводе. Меня в тот момент рядом не было ‑ я не выезжала из России, а дедушка уже как полгода не уезжал из Израиля.

И когда пришло известие о его смерти... я не плакала. Я не проронила ни единой слезинки и ни разу не одела траур. Ни разу. Даже нижнее белье специально носила ярких расцветок. О, меня обсуждали, за глаза, конечно. Говорили, что я избалованная бесчувственная тварь. Ни о чем не спрашивали только три человека ‑ Алена, мама и Попов, с которым я, несмотря ни на что, продолжила общаться. В конце концов, я когда‑ то считала его своим отцом.

Мама, в отличие от меня, плакала. И искренне убивалась. Я этого не понимала.

‑ Он мой отец, Наталь, ‑ всхлипывая, выдавила из себя мама, когда я спросила ее об этом. ‑ И несмотря ни на что, я его любила.

‑ Всегда?

‑ Всегда. К тому же он все всегда делал для нашего блага.

Я могла бы поспорить, но не стала тогда ничего говорить. У меня началась свободная жизнь. По крайней мере, я так думала.

Чисто из принципа я дождалась звания мастера спорта и сразу же ушла из секции, демонстративно хлопнув дверью. Ушла работать в клуб, не обращая внимания на вялые запреты и ехидные смешки Манченко и причитания матери.

‑ Наташ, что это такое вообще? ‑ мама умоляюще посмотрела на меня. ‑ Дочь, я все понимаю, но... тебе даже восемнадцати нет.

Я флегматично пожала плечами, собирая косметику.

‑ Ерунда, через несколько месяцев будет. Да и потом, твой Геворг взялся спонсировать этот клуб.

Мама поспешно отвела глаза, и я обо всем догадалась.

‑ Это ты его попросила, да? Чтобы типа проследить за мной?

‑ А что мне еще делать? ‑ она с отчаяньем начала метаться по комнате, заламывая руки. ‑ Ты же не слушаешься никого. Ни меня, ни Геву, ‑ я передернулась. ‑ Ты упрямая и взбалмошная. Зачем, солнышко? Ты ради этого столько лет занималась спортом, старалась, тренировалась, чтобы танцевать... стриптиз в дешевой забегаловке? ‑ она презрительно сморщила нос.

‑ Во‑ первых, это лучший клуб нашего города. Во‑ вторых, я не танцую стриптиз. Могла бы, конечно, но не буду, ‑ поспешно добавила я, увидев, как мама побледнела. ‑ В‑ третьих, ты что, забыла, чья я внучка? И дочка, если уж на то пошло? Меня берегут пуще яиц Фаберже, мам.

‑ Знаешь, ‑ мама как‑ то странно посмотрела на меня, с какой‑ то эмоцией, что если бы она меня не любила, то я бы приняла ее за отвращение, ‑ ты похожа на моего отца сильнее, чем думаешь. Такая же...

Я промолчала о том, что в этот клуб частенько приходит Манченко со своими " партнерами". Манченко приходит и постоянно арендует на всю ночь ВИП‑ зал, приглашая туда по несколько девушек за раз. Его друзья как‑ то раз заприметили меня, но трогать и уже тем более, приближаться не стали. Даже если дед и умер, унося с собой в могилу часть своего авторитета, его деньги остались в нашем мире, а они решали немало.

Дед же тоже постарался. Оформил все так, что Манченко не доставалось ничего ‑ ни доли от доходов завода, ни самого завода, ни доступа к остальным делам деда. Я не вникала, но получалось, что годовую прибыль Манченко должен был делить с матерью, откладывая на ее счет половину заработанных средств, плюс он контролировал всю деятельность предприятий. А вся дедушкина недвижимость доставалась... моему мужу. Или же сыну моей матери, но она детей не хотела. Или не могла иметь, я точно не знала, мама не любила поднимать эту тему. Но детей у них с Манченко так и не появилось.

Одним словом, связываться со мной боялись, но заинтересованные взгляды бросали, так, на будущее. Ах да, вся собственность перешла бы в руки моего мужа после моего двадцатипятилетия. За этот пункт брачного договора я деда особенно сильно благодарила.

А в клубе... я растворилась в нем. Я поняла, что это мое. Место, где я могу уйти от проблем, окунуться в мир чувственности и ритма. И мне это нравилось... меня это завораживало и поглощало. Я бы ни за что не ушла бы и не бросила танцы в клубе.

Приходилось подстраиваться. Go‑ go ‑ это не просто кривлянье и дерганья под музыку на танцполе. И с бально‑ спортивными танцами ничего общего. Я знала девушку, проработавшую всего две недели и ушедшую, потому что она элементарно не смогла растанцеваться в этом направлении. Хотя и фигура, и растяжка, и физическая подготовка была у нее лучше многих. Я же просто... влилась.

Мне нравилось изгибаться и извиваться в " стакане". Я могла лечь на поручни и держаться исключительно каблуками, а толпа рядом сходила с ума. Я закрывала глаза и подстраивалась под бешеные ритмы, чувствуя, как мое тело одна за другой захватывают волны азарта, риска, возбуждения. Мне нравилось танцевать в паре с кем‑ то, телом олицетворять и показывать секс. И мне уже неважно было, какой танцор танцует со мной сегодня рядом. Я забывалась в ритме и мне это нравилось.

Но все хорошее имеет особенность заканчиваться. Так и вышло. Все испортил Манченко. Я терпела, много лет терпела его наглое, хамское поведение, его барские замашки, его самого. Но когда он поднял на меня руку... это стало последней каплей.

Все началось вполне безобидно. Обычный вечер, который я проводила дома. Геворг, как ни странно, тоже оказался дома, хотя обычно он всегда находится в другом месте.

‑ Как дела в школе? ‑ ленивым протяжным голосом спросил Манченко, и я невольно насторожилась. Обычно он не выказывал интереса к моей персоне.

‑ Нормально.

‑ Экзамены скоро?

‑ Да.

Манченко громко причмокнул губами, как будто пробуя мой ответ на вкус.

‑ Решила, что сдавать будешь?

‑ Да.

‑ А куда пойдешь учиться?

Я не выдержала и оторвала глаза от книги, пальцем проследив текст там, где остановилась.

‑ Слушай, чего тебе надо?

‑ Полегче, Наташа, не хами, ‑ в его голосе прибавилось металлических ноток, а лицо посуровело. ‑ Я спрашиваю, значит, мне надо.

‑ Зачем?

‑ Ты собралась спорить со мной? ‑ прорычал он.

Это страшно. Серьезно. Это только в романах мужик может размахивать кулаками, орать и пытаться напугать героиню, а она, проявив чудеса героизма, устоит перед угрозами. И мало того, что устоит, злодей, увидев ее храбрость, передумает даже орать. В жизни по‑ другому. Когда ты сидишь рядом с рычащей, яростной тушей, от крика которой тебя пробирает до костей, ты чувствуешь только противный липкий страх и ужас. При всей моей браваде я не дура. И я боялась.

‑ Нет, ‑ но сдаться я не могла. ‑ Я не пойму цели разговора.

Он ударил. Отрывисто, почти лениво. Тыльной стороной ладони обжег мою щеку, но сила удара оказалась такой, что я отлетела на другой край дивана и стукнулась головой о подлокотник. Во рту резко почувствовался вкус крови.

‑ Ты идиот?! ‑ вызверилась я, испуганно пытаясь отползти еще дальше от него. ‑ Совсем крыша поехала?! Ты на кого руку поднял, придурок?!

Он плавным движением, поразительным и почти пугающе слаженным для своей комплекции, встал и больно ухватил меня за волосы, приподнимая вверх. Я застонала от боли и против воли вскинула руки, пытаясь уцепиться в его запястья. Чтобы удержать. Или хотя бы ослабить.

‑ Пусти, ‑ прохрипела я, болтаясь в его руках, как тряпичная кукла. ‑ Пусти, сука.

Он снова ударил. Легко, не напрягаясь. Даже без какой‑ либо гримасы злости или ненависти. На его лице я смогла заметить лишь отстраненное безразличие. Только черные близко посаженные глазки смотрели цепко, упиваясь моей беспомощностью.

Он бил, правда, лицо старался не трогать. Больше. Но ребра, ноги, бедра, живот, спина ‑ все тело было в синяках. Про руки я вообще молчу. В доме не было никого, даже матери, а позвонить я не могла. Телефон больно далеко. В двух метрах.

Манченко бил расчетливо. Минимум усилий ‑ максимум боли. Он бил молча, бесстрастно наблюдая за моим лицом. Я не плакала. Сначала ругалась, точнее, пыталась цедить что‑ то сквозь зубы, но удар по ребрам лишил меня и этого. Я не знаю, сколько терпела, но потом, когда его удар пришелся уже по болевшему месту, я сдавленно застонала. В ушах звенело, а из носа текла кровь, но мне казалось, что он удовлетворенно хмыкнул.

Не знаю, сколько времени прошло, но к тому моменту, как он закончил, я висела в его руках безвольной куклой. Он подтянул меня вверх за шкирку, как котенка, и прошипел на ухо.

‑ Ты довела меня, сучка. А терпение мое небезгранично, ‑ я в кои‑ то веке его не перебила. ‑ Люблю, когда ты молчишь, Наташ. Надо было раньше преподать тебе урок. Запомни! ‑ он встряхнул меня, и боль лавой прошлась по всему телу, прожигая до костей. ‑ Я! ЗДЕСЬ! ВСЕ! РЕШАЮ! ‑ он шептал, овевая мою щеку своим дыханием. Почти приятно чувствовать, как оно холодит разгоряченную кожу. ‑ Если я говорю, надо делать. Ты зарвалась, девочка. И зарвалась давно. И для справки. Я не знаю, что ты там сдаешь, но учиться ты идешь в эконом на заочный. Я договорился. Хотел сделать приятный сюрприз, ‑ Геворг масляно ухмыльнулся, сделав особый акцент на " приятный". ‑ Но получился просто... сюрприз. Ты поняла?

‑ Да.

Он выпустил меня, и я шмякнулась на кожаную обивку, от боли закусив губу. Из глаз полились слезы. От неожиданной боли, не более. Я не плачу.

В тот момент я поняла, что не хочу такой жизни. Не хочу превращаться в свою мать, привыкшую к подобному отношению. Привыкшую к унижению. Даже самого сильного человека можно сломать. И меня тоже, а я не самая сильная. Я просто девушка. И я выберусь из этого кошмара.

Утром я не смогла встать с постели ‑ так все болело. Но хуже всего было видеть глаза матери, в которых плескался ужас... и покорность. Ее давно сломали, и, глядя на меня, она вспоминала себя много лет назад. Только она не смогла уйти, а я смогу.

Мы с Лёной все решили и продумали, а уж я то... Я готовилась к отъезду как никогда основательно. Я все продумала и просчитала. Накопила. И выдержала разговор с мамой.

‑ Наташ, ты понимаешь, что это чистой воды авантюра? ‑ тихо спросила она у меня ночью, практически перед отъездом. В доме никого не было, Манченко где‑ то гулял, и никто не смог бы нас подслушать, но все равно мы старались говорить тихо. ‑ В незнакомый город, одна, без денег... Наташ, не дури, я тебя прошу. Ты хоть понимаешь, что это такое? Ты всю жизнь жила как принцесса. У тебя все есть. Ты... ты не сможешь...

‑ Так жить я тоже не могу, мам, ‑ я согнула ноги в коленях и уткнулась в них подбородком, печально глядя в окно. ‑ Я не хочу жить, как ты. Я устала. Я хочу просто учиться, работать, завести семью. Я устала от вечной... грязи. От этих непонятных людей, ошивающихся в нашем доме.

‑ Как ты будешь? Я не знаю, ‑ мама всхлипнула и уткнулась лицом в ладони. ‑ Я не знаю, как ты будешь жить. Ты же... ты же не привыкла.

‑ Привыкну.

‑ Ты же не знаешь ничего...

‑ Научусь.

‑ Наташ... ты хоть представляешь, что с тобой может случиться?

Я устало посмотрела на нее.

‑ Что? Что еще со мной может случиться?

‑ Солнышко, я... ‑ ее голос надломился. ‑ Давай я с ним поговорю. Мы договоримся и решим...

Я решительным взмахом руки ее прервала.

‑ Мам, мы не договоримся, и ты это прекрасно знаешь. Я предложила тебе еще одно решение.

‑ Наташ...

‑ Тогда отпусти меня и вычеркни из этого... вашего договора. Отдай все Манченко. Мне не нужен завод, деньги эти... на ваш век хватит, а я сама.

Она отпустила. Скрипя сердцем отпустила, надеясь, что я получу ту жизнь, о которой она только всегда мечтала. Отвлекла Манченко, уговорила его, я даже не знаю как. Возможно, переписала завещание деда, как я и просила. Не знаю. Но я была рада.

И вот сейчас мы с Аленой сидели в Питере, безработные, одинокие, самостоятельные и почти счастливые. И только приехав сюда, я осознала, как много не знаю о жизни. Я неприспособленная, но я сделаю все, чтобы устроиться. Все осложнялось еще тем, что у Лёны была затяжная хандра. Я не обвиняла ее, но в любовь не верила, и ее отношения с Игорем Анатольевичем мне казались... страданиями ради страданий. Я не понимала и не принимала их, но не критиковала.

Только вот мне все равно приходилось тормошить подругу и буквально силком заставлять ее жить.

‑ Лён, у нас деньги заканчиваются, ‑ начала я разговор вечером, когда Алена была в более‑ менее приподнятом настроении. ‑ Я не знаю, что мы будем делать в следующем месяце, но снимать квартиру мы вряд ли сможет.

Подруга вздохнула и отвернулась от окна.

‑ Общага?

‑ За нее тоже надо платить.

‑ Ладно, ‑ безразлично пожала плечами Алена. ‑ Пойду завтра искать работу.

Об этом я и хотела поговорить. Пока Лёна сидела дома, я познакомилась с несколькими девушками, поступающими вместе с нами. Были как и коренные петербуржцы, так и приезжие. Старательно строя из себя наивность, я потихоньку выпытала у них, как же они работают и зарабатывают. И сколько.

Некоторые устраивались официантками, кто‑ то, одержимый славой и богатством, бегал по кастингам, кто‑ то устраивался курьерами. Меня же заинтересовал рассказ одной девушки, работавшей в клубе танцовщицей. Я очень осторожно и аккуратно узнала у нее все подробности, а главное, то, как она вообще устроилась туда.

‑ Заинтересовалась, да? ‑ лукаво подмигнула девушка, окидывая меня взглядом. ‑ А ты ничего, кстати. Симпатичная. Да и фигурка ничего. Спортивная. Чем‑ то занималась?

‑ Художественной гимнастикой.

Про опыт работы в подобных заведениях я упоминать не стала. Еще разволнуется, почувствует конкурентку и все испортит. Мне было выгодно, что девчонка считала меня провинциальной куколкой без особых мозгов, приехавшей покорять культурную столицу. Пусть думает. И я почти слышала мысли, вяло текущие в хитренькой головке. Все‑ таки гимнастка ‑ не танцовщица. Нужно время, чтобы, грубо говоря, переделать твое тело под музыку, хотя чувство ритма должно присутствовать всегда.

‑ Спортсменка, значит, ‑ мне достался еще один оценивающий взгляд, но я промолчала. Девушка, кажется, Ира, вытащила из сумки женские сигареты и изящным жестом вынула одну. ‑ Будешь, кстати?

‑ Не курю.

‑ Ну смотри, в клуб по‑ разному взять могут, ‑ начала " просвещать" меня Ира. ‑ Хозяин может увидеть красивую девушку, офигенно танцующую на танцполе, и предложить ей работу. Такое бывает, но редко. Иногда приводят своих... знакомых, скажем так. А вообще, ты легко можешь сходить на кастинг. Тебя посмотрят и возьмут, если ты понравишься.

‑ А где ты работаешь? ‑ как бы между прочим поинтересовалась я.

Ира неосознанно выпрямилась и расправила плечи.

‑ В " 3Х".

‑ Не слышала, ‑ пробормотала я. ‑ А что, хороший клуб?

На меня снисходительно посмотрели. Мол, все понятно с ней ‑ приезжая.

‑ Да, недавно открылся у нас, но уже пользуется бешеной популярностью, ‑ Ира говорила с такой гордостью, как будто клуб принадлежал ей самой. ‑ Он лучший. Открыт согласно всем мировым стандартам и ничуть не хуже любого московского. Все на уровне. Ты бы видела, какие там сцены, а площадка. А уж костюмы, ‑ Ира застонала от удовольствия и прикрыла глаза. ‑ Слов нет, это уж точно.

‑ А как вообще работать? Нормально?

Ира пожала плечами и стряхнула пепел, переминаясь с ноги на ноги.

‑ Да. Меня лично все устраивает. И платят хорошо.

‑ А кастинг когда проходить будет?

‑ А ты что, танцевать у нас хочешь? ‑ грязно ухмыльнулась Ирина. ‑ А не слишком гонору‑ то, а? К нам не пойми кого не берут. Все профессионалки.

Я промолчала о том, что могу дать огромную фору всем этим профессионалкам вместе взятым.

‑ Попробовать‑ то я могу.

‑ Ну если попробовать... ‑ Ира докурила сигарету, бросила на асфальт и носком туфли затушила. ‑ Послезавтра приходи. Вот адрес, ‑ она достала темно‑ синюю, почти черного цвета визитку. ‑ Хочешь, мы с тобой даже можем встретиться и я тебя приведу?

Я мило улыбнулась, уходя от ответа.

‑ Если что, я тебе позвоню. Спасибо, Ир, ‑ девушка только плечом дернула и развернулась, спеша по своим делам.

И сейчас я хотела рассказать о подвернувшейся возможности Лёне, хотя вряд ли бы та стала работать танцовщицей. Просто потому, что слишком зажата для этого, внутренне скованна.

‑ Ален, мне тут одно предложение подвернулось, ‑ как бы между прочим отметила я, покручивая в руке стакан с водой. Алена заинтересованно вскинула глаза. ‑ В клубе.

‑ Наташ, а ты уверена, что нам это подходит?

‑ Я и раньше танцевала. В чем проблема?

Подруга замялась и нерешительно закусила губу.

‑ Просто это было в Екатеринбурге, где тебя, грубо говоря, каждый знал. Ты была... в привилегированном положении, согласись.

Я мягко рассмеялась.

‑ И это еще слабо сказано, Лён.

‑ Вот именно, ‑ резонно заметила подруга. ‑ А здесь? И неизвестно, что еще тут за клуб, какая у него репутация...

‑ Лучший в городе, ‑ я сделала глоток. ‑ Сервис, условия ‑ все на уровне.

‑ И что, ты уже успела туда устроиться? ‑ скептически приподняла бровь Алена.

Я нерешительно замялась и затеребила золотой кулончик.

‑ Ну... нет еще. Но у меня завтра кастинг. Лён, да то ты меня не знаешь.

‑ Знаю, ‑ буркнула Алена, но видно было, что подруга немного расслабилась. ‑ Знаю, поэтому беспокоюсь. Кстати, а мне что делать?

‑ Если все получится, то, может, можно будет устроить тебя официанткой, ‑ пожала я плечами. ‑ Ты же вряд ли согласишься танцевать, да? ‑ Лёна кивнула. ‑ Вот. Но все равно все зависит от того, как пройдет кастинг.

На следующий день я встала пораньше и начала приводить себя в порядок. Мне надо было выглядеть не просто симпатичной, а ухоженной, красивой, стильной. Уверенной. Ни капли неуверенности.

Яприняла душ, сделала макияж и оделась. Подумав, что излишне кричаще и ярко мне выглядеть не нужно, я выбрала тонкую трикотажную белую маечку и черные узкие брючки, подчеркивающие мои длинные ноги. И каблуки ‑ всего десять сантиметров, на большее я пока не решилась, так как все‑ таки только репетиция и неизвестно, что и как будет. Но для того чтобы показать, что на шпильках я умею и держаться, и танцевать ‑ хватит. Сверху я накинула черный короткий пиджачок, прекрасно сочетающийся с моим образом.

Поехала я в " 3Х" без Иры, даже звонить не стала. А то еще скажет что‑ нибудь не то, а мне потом расхлебывай. Неоновая вывеска не светилась, но охрана у входа стояла ‑ у Генки она выглядела менее... устрашающей. Почему‑ то глядя на этих амбалов, как‑ то не сомневаешься в том, что тебя, если что, выкинут отсюда за шкирку. И вообще, хорошо будет, если только выкинут.

‑ Куда? ‑ заступил мне дорогу один из них.

‑ На кастинг.

Меня окинули ничего не выражающим взглядом и посторонились. Мне указали на дверь в дальнем конце зала, и я уверенно прошагала вперед, не забывая осматриваться. Конечно, утром клуб выглядел не так впечатляюще, как, например, ночью, но очень и очень неплохо. Я профессиональным взглядом отметила тумбы танцовщиц и их расположение относительно танцпола.

За дверью оказалась комната типа... репетиционной. Пару шестов, станок, зеркала. В углу музыкальный центр. Только сейчас в середине просторного светлого помещения стояло несколько стульев, на которых восседал серьезный мужчина в деловом темно‑ сером костюме и две женщины.

На меня лениво оглянулись, но сразу же во взгляде каждого из них зажегся интерес.

‑ На кастинг? ‑ лениво поинтересовалась ярко‑ рыжая женщина с вызывающим макияжем. Я так поняла, что она резидентка клуба, но никак не администратор. Слишком яркая.

‑ Да.

‑ Проходите.

Мне махнули рукой на импровизированную сцену. В углу я заметила танцовщиц, которые со снисходительным интересом изучали меня. Кинула сумку на стул, сняла пиджак, чувствуя на руках прохладу воздуха, и встала напротив владельца и его сотрудниц.

Потом мне включили музыку. Самое тяжелое оказалось отрешиться от окружающего. Это был не полутемный наполненный клуб, а обычное помещение, где каждый переговаривался и оценивал каждое твое движение. Было, конечно, неуютно, но я смогла нормально оттанцевать, умудрившись показать не только опыт и мастерство, но еще и ощущение ритма. Очевидно, от меня такого драйва не ждали, потому что через минуту на лицо рыжей легла тень, а вот владелец, наоборот, выпрямился, и начал рассматривать меня с повышенным интересом.

Танцевала я долго, под конец уже не задумываясь над движениями. Поворот, прошлась руками по телу, чуть царапая ткань, плюнула на связки и начала танцевать, полностью отдаваясь ритму. Замедляла и ускоряла движения, оглядывая присутствующих замутненным взглядом. Но с глазами хозяина клуба старалась не встречаться.

Мужчина неспеша встал и выключил музыку, подходя ближе. Я сразу этого и не заметила.

‑ Давно танцуешь?

‑ Как сказать, ‑ я немного задыхалась и раскраснелась, волосы разметались, но когда тебя вот так осматривают, двигаться как‑ то не хочется. ‑ Восемь месяцев работала в клубе.

‑ В Питере?

‑ Нет, в Екатеринбурге.

Мужчина кивнул, задумавшись о чем‑ то.

‑ Ты раньше занималась чем‑ то? Танцами?

‑ Художественная гимнастика.

Он снова кивнул, начиная нарезать вокруг меня круги. По коже пробежала холодная волна мурашек, так что сразу захотелось поежиться и обхватить себя за плечи.

‑ Фамилия?

‑ Куцова.

‑ Возьму, но с испытательным сроком. В две недели. Устраивает?

Я удивленно распахнула глаза. Да и судя по реакции присутствующих, они были удивлены не меньше. На кастинги я никогда не ходила, Гена взял меня к себе просто так, а больше я нигде не танцевала, но я представляла себе кастинг по‑ другому. Не так быстро. Не так скоропалительно. Не так... решительно. Мне казалось, что пройдет время, просмотрят толпу желающих... Судя по гневным взглядам, которые на меня кидали девушки, им тоже так казалось. Чувствую, коллектив мне попадется достойный.

‑ Да, устраивает, ‑ я невозмутимо кивнула, не делая и попытки отойти подальше. ‑ Теперь мне можно идти? Или еще что‑ то?

Ко мне сразу же потеряли интерес. Мужчина отвернулся и пошел к выходу.

‑ Узнай все у Анжелы.

Анжела ‑ администратор клуба, мне все подробно рассказала, узнала у меня про размер обуви и одежды, сказав, что девушкам сценические костюмы шьются на заказ, и показала гримерку.

‑ Анжела, ‑ решила я разведать территорию, ‑ скажите, а вам не нужен в клубе... официант, например? Точнее, официантка?

‑ Не разорвешься? ‑ хмыкнула женщина. ‑ На двух‑ то работах.

‑ Да я не для себя... для сестры. Двоюродной. Вместе приехали.

‑ Младшая?

‑ На пару месяцев помладше. Но мне спокойней, если она рядом будет.

‑ Тоже танцует? ‑ в глазах Анжелы засверкали алчные огоньки.

‑ Нет, ‑ поспешила осадить ее, ‑ не танцует. Совсем.

‑ Симпатичная?

‑ Да.

‑ Ну пусть приходит с тобой завтра. Тоже с испытательным.

Тогда я радовалась, и даже Алена воспрянула духом. Все получалось лучше некуда. Работа, да еще не самая худшая. И оплачивается неплохо. А когда мы вышли в нашу первую рабочую ночь, то все сомнения окончательно меня покинули.

Каждую танцовщицу контролировали и охраняли, не подпуская к ней никого с танцпола, а многие молодые люди, разгоряченные выпивкой и полуголыми женскими телами, иногда слишком ретиво хотели урвать себе кусочек счастья. Здесь же танцовщицам не разрешалось даже приближаться ни к кому из клиентов, чего говорить о большем. Таким было мое первое впечатление от клуба.

Потом я стала замечать некоторые детали, не бросающиеся сразу в глаза. Танцовщицы здесь не гнушались консумаций (прим. авт. ‑ " развод" клиента на спиртные напитки, где танцовщица получает процент с той суммы, на которую заказал мужчина), но так как в обычную толпу их не пускали, они ходили исключительно в VIP‑ ложи, а значит, мужчина оплачивал не только заказ, но и время, проведенное наедине с девушкой.

Алена также жаловалась на то, что клиенты, которым она разносит заказы, попадаются очень часто невменяемые и с остекленевшим взглядом. Я не знала, догадывается ли она о причине " остекленевших" взглядов, но я все чаще и чаще наталкивалась глазами на таких людей. Не то чтобы у Генки этого в клубе не было ‑ было, как и везде, но не так.

И самое главное ‑ владелец. Андрей Сафронов. У нее от этого человека на теле выступал холодных пот, а от взгляда... бросало в ужас. Когда я танцевала, Сафронов мог наблюдать за мной, стоя в затемненном проеме со стаканом виски в руках. Даже сквозь толпу, басы, музыку, сквозь все ощущения, я чувствовала этот холодный, оценивающий взгляд и резко разворачивалась, буквально наталкиваясь на его фигуру. А ведь Сафронов даже не прятался.

И когда он смотрел... Это действительно пробирало до костей. Андрей не моргал, вообще не двигался. Он как будто... смотрел на меня, и в тоже время сквозь меня, подмечая каждое движение. В такие моменты он напоминал мне загипнотизированную змею, словно сделай я хоть одно резкое движение, и гипноз исчезнет, а ядовитая тварь вцепится в меня зубами. Я его боялась.

Я знала, что Сафронов спит с некоторыми девочками, да в этом ничего такого и не было ‑ насколько я знала, ни одна из них против не была. А Сафронов ‑ мужик симпатичный, при деньгах, но слишком холодный, не для меня.

Он и внешне олицетворял это животное. Высокий, худощавый, но не худой, с бледной кожей, Андрей Сафронов привлекал к себе внимание. Светлые волосы он зачесывал назад, как будто прилизывал волосок к волоску. В первое мгновение он показался мне лысеющим, но присмотревшись, я увидела сильно выделяющийся вдовий пик. Выступающие скулы, серые глаза и чуть кривоватый нос, который, очевидно, не раз ломали, завершали картину. И даже язык не повернется назвать его симпатичным ‑ такие мужчины не могут быть симпатичными по определению.

И я постоянно ощущала кожей интерес Сафронова. К каждым днем только возрастающий, потому что я в упор не замечала его. Но мужчина ничего не предпринимал, и я тоже бездействовала. Наивная.

Очень скоро Сафронов постоянно начал отправлять меня танцевать к ВИП‑ гостям, среди которых почти все поголовно были его друзьями. Иногда он оставался вместе с ними, иногда выходил, но я знала, что он наблюдает за мной.

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒