«Сокровенный дневник Адриана Пласса в возрасте 37 3/4 лет от роду» 2 страница

Я почувствовал себя даже польщённым. Энн тоже постаралась, приготовила мне мой любимый завтрак. Было очень приятно.

Вечером впал в немилость. Мы с Джеральдом сидели и пили чай после его первого рабочего дня. Спросил его, не работают ли с ним какие-нибудь симпатичные девчонки, и разговор как-то незаметно перешёл на женскую красоту.

— Вообще-то, пап, — неожиданно сказал он, — если подумать, красивее мамы я никого не знаю.

— Неужели? — удивился я, совершенно поглощённый разговором. — Нет, я, конечно, знаю...

Энн положила Джеральду ещё две сосиски, а мою тарелку тут же убрала, хотя на ней ещё оставалась картошка.

Неужели Джеральд сам всё это подстроил? Быть не может. Или всё-таки может?

Воскресенье, 12 января

Проповедь про благовестие на шесть тянучек. Очень неплохая. Сразу захотелось пойти и кому-нибудь поблаговествовать. Мысленно унёсся в приятные мечтания о том, как я проповедую на улице, вокруг собирается огромная толпа, все каются со слезами на глазах и исцеляются от болезней, как только я к ним прикасаюсь. Во время следующей песни чуть не расплакался, представив себе, как я обращаюсь со словом спасения к миллионам заблудших и нуждающихся по всему миру.

Очнувшись, испытал неприятное потрясение, услышав, что Эдвин спрашивает, не хочет ли кто-нибудь из нас поучаствовать в уличной евангелизации в ближайшую пятницу.

Судорожно вжался в кресло, всем своим видом стараясь показать, что прямо-таки жажду благовествовать, но, к сожалению, на пятницу у меня другие планы.

Леонард Тинн, сидевший рядом, начал локтем тыкать меня в бок и шептать:

— Давай, Адриан! У тебя получится. Если ты пойдёшь, тогда и я пойду.

Честно слово! В книжках всегда всё иначе. Послушать Тинна, так записаться на евангелизацию — сущая ерунда, всё равно, что в лагере попроситься жить в одну палатку.

Поднял руку. Леонард тоже поднял руку вслед за мной. Эдвин попросил откликнувшихся собраться после служения и объяснил, что, оказывается, всё это называется «контактным благовестием» и благовествовать мы будем по двое. Нам с Леонардом выпало стоять возле кафешки на Хай-стрит и разговаривать с посетителями.

Мне тут же стало тоскливо. А вдруг меня увидит кто-нибудь из знакомых? И потом, к Леонарду я отношусь очень хорошо и по-дружески, но, по правде говоря, он не самый надёжный человек в мире.

Вечером спросил у Энн и Джеральда, что они обо всём этом думают. Энн сказала, что я молодец и всё будет хорошо. Джеральд спросил, собираемся ли мы благовествовать тем, кто работает в этом самом кафе, и добавил, что, по его личному мнению, люди, работающие в кафе и ресторанах, открытых семь дней в неделю, гораздо хуже воспринимают Евангелие, чем те, кто не ходит на работу по выходным.

— Почему? — спросил я. — Почему они хуже воспринимают Евангелие, чем те, кто не работает по выходным?

— Потому что они не верят в воскресение.

И как он только всё это придумывает? Ночами, что ли, не спит?

Понедельник, 13 января

Вчера долго не мог заснуть. Думал про пятницу. Я же совершенно не знаю, что говорить! Уж лучше бы я был каким-нибудь язычником-идолопоклонником.

Утром на столе нашёл записку от Джеральда, в которой говорилось, что в пятницу, отправляясь в крестовый поход с благородной целью изменить мир, я должен помнить один немаловажный факт: если составить анаграмму слова «евангелист», получается «ангел в сети».

В обед позвонил Ричард. Спросил, нельзя ли им с сыном завтра прийти к нам в гости, посоветоваться насчёт одной «небольшой проблемы».

Странно... Я думал, Чарльз уже уехал на второй семестр в свой библейский колледж. Всю прошлую осень он раз в неделю посылал оттуда письма всей нашей церкви, и Эдвин время от времени читал нам из них небольшие отрывки. Джеральд, которому посчастливилось видеть оригиналы, говорит, что по сравнению с ними послания апостола Павла — языческие телеграммы.

Что могло случиться?

Вторник, 14 января

Сегодня снова зашёл в христианский книжный магазин посмотреть, нет ли там книг про контактное благовестие. В конце концов, пришлось спросить у продавца. Должно быть, существует специальный техникум, где обучают комендантов студенческих общежитий, работников паспортного стола и продавцов христианских книжных магазинов.

— Скажите, пожалуйста, нет ли у вас чего-нибудь про контактное благовестие? — спросил я.

— Контактное благовестие? — переспросил он таким сердитым и недоверчивым тоном, что я невольно отступил на шаг назад и нечаянно опрокинул вырезанную из картона фигуру Клиффа Ричарда в полный рост.

— Прошу вас, не волнуйтесь, — сказал я, внутренне запаниковав. — Я сейчас же его воскрешу.

Поднял Клиффа и снова повернулся к продавцу, который угрожающе навис над прилавком, тяжело втягивая и выпуская воздух раздувшимися ноздрями.

— Да, — сказал я. — Что-нибудь по контактному благовестию, если вас не затруднит.

В результате купил отличную книжку, которую недовольный продавец кряхтя извлёк из заднего ряда секции «Христианское садоводство». Должно быть, туда её впопыхах засунул какой-нибудь испуганный покупатель, чтобы улизнуть как можно скорее и незаметнее.

Называется «Молитвы, мотивация и малоизвестные методы для молодых миссионеров на местах». Написал её некий А. П. Ланчингтон, которого друзья и знакомые с любовью называют «Уличным фонарём» из-за того, что он, не покладая рук, распространяет свет Божьего Царства на улицах родного города. Засяду за неё, когда Ричард с Чарльзом уйдут.

Они явились ровно в половине восьмого. Бедняга Чарльз окинул меня каким-то полубезумным взглядом.

— Привет, — сказал я. — А я думал, у тебя уже начался новый семестр. Ты что, приболел?

— Господь велел мне не возвращаться в колледж, — отозвался Чарльз. — Он приготовил для меня иное служение на новом месте.

— И где? — участливо поинтересовалась Энн.

Чарльз ответил, что, по всей видимости, ему следует в самое ближайшее время отправиться с миссией на Ближний Восток, потому что Бог совершенно ясно явил на это Свою волю.

— И как же Он это сделал? — мягко спросила Энн.

Чарльз наклонился вперёд, глаза его засияли, и он с жаром проговорил:

— Это-то и есть самое удивительное! Представляете, стоит мне только открыть Библию, как я сразу же натыкаюсь на какие-нибудь слова про евреев или Израиль!

Я чуть было не рассмеялся вслух, но Энн взглядом остановила меня. Ричард уныло повесил голову.

— Чарльз, дорогой, почему тебе так плохо в колледже? — вдруг спросила Энн.

У меня сразу возникло ощущение (как иногда бывает в разговорах с Энн), что каким-то непонятным образом я пропустил самое главное. Разве Чарльз хоть словом обмолвился о том, что ему плохо в колледже?

Когда Чарльз, наконец, немного успокоился и вытер слёзы, выяснилось, что весь прошлый семестр он чувствовал себя таким одиноким и никчёмным грешником, что сейчас готов был на что угодно, только бы не возвращаться.

После того, как мы немного помолились, а Чарльз съел три куска торта и выслушал от Энн немало хороших советов, он сказал, что, наверное, всё же снова поедет учиться.

Ричард ужасно обрадовался. Даже улыбнулся! Как только Энн обо всём догадалась? И почему Чарльз не поговорил с собственной матерью? Ничего не понимаю.

Читать было слишком поздно. Снова долго не мог уснуть, нервно раздумывая про пятницу. Господи, скажи, что` я должен говорить всем этим людям? Я вообще ничего не знаю! Что я им скажу? Что?

Среда, 15 января

Сегодня вечером уселся читать Ланчингтона в надежде получить два-три полезных совета. Книга просто потрясающая! Не знаю, когда этот Ланчингтон успевает есть и спать. Вся его жизнь — сплошная череда поразительных чудес в буквальном смысле слова! Все его встречи, разговоры и дела словно взяты прямо из Нового Завета. Да что там! Если верить этой книжке, то, пожалуй, даже Новый Завет начинает казаться довольно ранней и не слишком удачной репетицией жизни великого Ланчингтона.

Этот человек не знает, что такое сомнение, депрессия, уныние или неудачи. Всякий, кто попадается ему на пути, немедленно обращается к Богу, и ничто, абсолютно ничто не способно сокрушить его дух. Что же до контактного благовестия, то у меня создалось такое впечатление, что стоит Ланчингтону только выйти за порог своего дома, как до того пустая улица вмиг наполняется громадными толпами людей, яростно пихающими друг друга в надежде пробраться к нему поближе, чтобы он поскорее привёл их к покаянию.

Дочитав последнюю страничку, обессилено откинулся на спинку кресла.

С удивлением обнаружил где-то в глубине души слабое, но настойчивое желание дать Ланчингтону хорошего пинка, улучив минутку между чудесами. Решительно отверг это недостойное побуждение как очередное искушение сатаны и набрал номер Леонарда.

— Привет, Леонард, — сказал я. — Вот, хотел рассказать тебе об одной классной книжке про благовестие, которую я только что прочёл. Думаю, что в пятницу мы с тобой должны пойти по стопам этого человека — выступить в вере, будучи облачёнными в духовное всеоружие, заранее зная, что победа уже за нами.

— Ага, давай, — согласился он. — Только может сначала всё-таки заглянем в «Уютный уголок» и пропустим по маленькой для храбрости, а?

Когда я буду писать свою духовную автобиографию, про Тинна там не будет ни одного слова, а если всё-таки будет, то мне явно придётся сделать его поумнее и поприличнее. Вместо того чтобы предлагать мне «пропустить по маленькой», он скажет в ответ: «Аминь, брат! Аллилуйя! »

Четверг, 16 января

Сегодня специально ушёл с работы пораньше, чтобы навестить Билла и Китти Доув, наших любимых стариков из церкви. Когда я пришёл, они сидели у камина и пили чай с рогаликами. Они оба всегда улыбаются так, словно у них внутри приветливо вспыхивает крохотный, лучистый огонёк.

— Ой, Адриан, садись скорее, — засуетилась Китти. — Пока рогалики не остыли.

— Вот тебе и чаёк, — подхватил Билл. — Давай, садись вот здесь, у огня и расскажи, как там наш проказник Джеральд.

— Ох, уж этот Джеральд! — довольно засмеялась Китти. — Хи-хи-хи!

Рассказал им про Рождество, про тётушку Марджори и дядю Ральфа, про новую музыкальную группу Джеральда. Они кивали головами, тихонько светились изнутри и снова кивали.

— Ну а сам ты как? — спросил Билл. — У тебя что новенького?

Рассказал им о том, что в пятницу собираюсь идти благовествовать.

Китти расплылась в счастливой улыбке.

— Какой же ты молодец! — воскликнула она. — Значит, хочешь рассказать людям о нашем дорогом Господе Иисусе? Он будет очень доволен!

Внезапно почувствовал себя маленьким и слабым. В горле у меня запершило, а к глазам подступили слёзы.

— Всё совсем не так, — выдавил я из себя. — Никакой я не молодец...

— Ну конечно, молодец, — вмешался Билл. — Знаешь, как сильно Бог тебя любит? До смерти, вот как — значит, ты и вправду молодец! Давай-ка, съешь ещё рогалик и не говори глупостей.

Ушёл от них с приятным чувством сытости.

Группа сегодня была хорошая. Только в конце Дорина Кук сказала: «Я хотела с вами поделиться, чисто конфиденциально и исключительно для молитвы: вы уже слышали про Реймонда? », но Эдвин тут же мягко остановил её и попросил не сплетничать.

Снова приходили мистер и миссис Флашпул. Опять всю дорогу молчали. Только когда Джеральд предложил миссис Флашпул чашечку кофе, она сказала: «Нет, спасибо. Раньше во плоти я употребляла, но сейчас уже нет».

Перед сном спросил у Энн, почему она так неохотно согласилась позвать их на ужин. Она медленно покачала головой и сказала, что не знает. Странно...

Интересно, что Дорина собиралась рассказать нам насчёт Реймонда?

Пятница, 17 января

Глупая, бестолковая молитва. Весь в холодном поту. Сначала попросил Бога дать мне знамение насчёт того, что вечером всё пройдёт удачно. Потом вспомнил отрывок, о том, что знамения ищет «род лукавый и прелюбодейный», и мне стало стыдно. Потом вспомнил, что Иоанна Крестителя тоже одолевали сомнения, когда он сидел в тюрьме, и слегка приободрился. Потом вспомнил Фому Неверующего, и мне опять стало стыдно, но потом вспомнил Гедеона с его овечьей шкурой и снова повеселел.

Так бы оно и продолжалось, если бы Энн не крикнула снизу, что пора идти на работу.

Джеральд оставил мне крохотный серебряный значок в виде креста и записку: «Доброй охоты, Маугли! »

Вечером перед выходом так нервничал, что за ужином не смог проглотить ни кусочка. Минут десять искал Библию, которая, если что, вполне могла бы сойти за какой-нибудь роман Диккенса. Наконец, выбрал одну поменьше.

Леонард явился ровно в семь, прижимая к сердцу огромную семейную Библию с медными застёжками. Его мама очень хотела, чтобы он взял именно эту Библию, потому что её дедушка брал эту реликвию с собой, когда благовествовал на улице в 1906 году. Тинн был одет в нелепый старомодный чёрный костюм и смахивал на сотрудника похоронного бюро. Оказалось, это его лучший костюм.

Мы заняли свою позицию около кафе. У Леонарда был вид психически неуравновешенного религиозного маньяка, которого на вечер выпустили из лечебницы в сопровождении одного из смотрителей. Вскоре у меня внутри поднялось тоскливое чувство безнадёжности. Всякий раз, когда я всё-таки отваживался заговорить с кем-нибудь из посетителей, Леонард, как испорченная пластинка, повторял мои слова.

Я: Вечер добрый!

Посетитель: Здрасьте!

Леонард: Вечер добрый!

Я: Холодновато сегодня, а?

Посетитель: (посмеиваясь) Это точно!

Леонард: Холодновато сегодня, а?

Посетитель: Чего?

Леонард: Холодновато сегодня, а?

Посетитель: (подозрительно) Э-э-э... Да, не жарко... (торопливо уходит).

Или

Я: Простите...

Посетитель: Слушаю вас.

Леонард: (в нервном параличе) Простите...

Посетитель: Чего?

Леонард: Э-э-э... Простите нас,.. пожалуйста.

Посетитель: (глядя на его жуткий костюм и Библию под мышкой) Да пожалуйста. С удовольствием прощаю (торопливо уходит).

Что и говорить, не самые удачные духовные беседы нашего времени! В конце концов, мы оба страшно проголодались и зашли в кафе погреться и перекусить. Сами того не замечая, разговорились с одним из посетителей по имени Тед, который сидел рядом за стойкой и с аппетитом уплетал рыбу с жареной картошкой. Мы поговорили о том, о сём, как вдруг до Леонарда дошло, что это, может быть, как раз тот самый случай; он сделал большие глаза и начал беззвучно, но напряжённо шептать мне из-за спины Теда: «Давай, обращай его скорее! » От этого меня окончательно парализовало. Наконец, осмелился, заикаясь, спросить у нового знакомого, не считает ли он, что в обществе следует делать больший упор на христианские ценности. Потом мы очень даже неплохо поговорили, и, хотите верьте, хотите нет, но под конец Тед пообещал в воскресенье прийти к нам в церковь!!!

Уже на улице, перед тем, как разойтись по домам, Тед повернулся ко мне и сказал:

— Кстати, говоря о христианских ценностях — я ведь как раз поэтому по пятницам прихожу сюда ужинать. Живу-то я прямо возле клуба, а последнее время там каждую пятницу репетирует какая-то шайка длинноволосых молокососов. Такой дикий грохот поднимают своей «музыкой», что просто держись. Вот уж это точно пора прекратить... Ну ладно, в воскресенье увидимся. Пока.

Позднее, когда Леонард отправился домой, счастливо распевая «один есть, один есть! » на мотив битловского «Let It Be», я, убедившись, что Джеральда нет, пересказал Энн все слова Теда про «дикий грохот» в клубе.

— Представляешь, что будет в воскресенье, — шёпотом воскликнул я, — когда он придёт и увидит, что шайка длинноволосых молокососов, из-за которой он по пятницам ходит ужинать в кафе, играет в нашей церкви, а один из главных молокососов — мой собственный сын?!

— Уж не знаю, что будет, — ответила Энн, — но думаю, что всё обойдётся. Вспомни, что ты рассказывал про Ланчингтона. Он наверняка не стал бы беспокоиться.

Ха! Ланчингтон! На моём месте он, наверное, воскресил бы всю жареную рыбу, которую подавали в кафе на ужин, и раздал бы каждой из них по евангелизационной брошюре.

Перед сном произнёс одну-единственную молитву: «Боже, спаси, пожалуйста, Теда. Аминь».

Суббота, 18 января

Сегодня утром почти полчаса провёл в ванной, приглаживая два упрямых хохолка по бокам, которые упорно продолжали торчать вверх, как рога у дьявола. Наконец, мне кое-как удалось их усмирить, но не успел я усесться за стол, как Джеральд, ворвавшийся на кухню, энергично взъерошил мне волосы.

Силы в нём бьют через край.

— Ну что, — сказал он, — завтра великий день. Вчера Эдвин приходил нас послушать, и мы с ним железно договорились на воскресенье. Мам, пап, — он внезапно посерьёзнел, — я постараюсь сделать всё, чтобы завтра вам не пришлось за меня краснеть.

— Ну конечно, милый, — улыбнулась Энн.

Открыл было рот, но мои мысли яростно душили друг друга, и я так ничего и не сказал. Джеральд даже не заметил.

— Ну всё, мне пора, — бросил он, дожёвывая на ходу бутерброд. — Труба зовёт. И как это товарищи в «Спорттоварах» так сильно промахнулись, что, не подумав, взяли меня на работу?

Приплясывая, он исчез за дверью, напевая «Господи, как странно... », но через несколько секунд снова просунул голову в дверь и сказал:

— Кстати, пап...

— Чего?

— Тот дядька, с которым ты вчера познакомился…

— Ну?

— Может быть, именно наша музыка поможет ему принять настоящее решение.

— Да, Джеральд, — ответил я. — Может, так оно и будет.

Хм-м-м...

Сегодня в окно случайно увидел нового соседа. Наверное, приезжал измерить комнаты, чтобы прикинуть, куда ставить мебель. У него было добродушное, довольное лицо, он курил большую, удобную трубку и вообще всем своим видом излучал радость и спокойствие. Так что вряд ли он христианин. Посмотрим, когда переедет.

Воскресенье, 19 января

Джеральд поднялся раньше всех и ушёл устанавливать в церкви аппаратуру. Он, конечно, рад, но ужасно волнуется.

Позднее вместе с Энн пошёл в церковь, смутно надеясь, что Тед всё-таки не придёт. Сидел, как обычно, ближе к последним рядам и всё время наблюдал за дверью. Вдруг заметил Теда, нерешительно мнущегося у входа, и почувствовал внезапный прилив гордости. Ещё бы — ведь там стоял мой собственный потенциальный новообращённый! Мой! И ничей больше! Мой! Поднялся, чтобы поздороваться с ним, излучая радушие и тихую скромность, но тут, к моей несказанной досаде, откуда-то спереди заголосил Тинн:

— А, старина Тед! Когда мы позавчера приглашали тебя в церковь, мы не были точно уверены, придёшь ты или нет. А ты взял и пришёл! Мы-то, конечно, здесь вовсе не при чём. Это всем понятно. Ха-ха!

По-моему, совершенно возмутительная выходка! Ну разве это справедливо? Не мог же я встать и сказать: «Простите, но я, вообще-то, тоже имею к этому какое-то отношение. А если уж посмотреть правде в глаза, именно я с ним и разговаривал! »

По крайней мере, Леонарду хватило совести на то, чтобы подвести Теда к нам и усадить его рядом со мной. Служение началось почти сразу, и вёл его, к счастью, сам Эдвин. Может, время от времени он и правда до невозможности растягивает проповеди, но при этом ему хотя бы всё равно, стоишь ты, сидишь, размахиваешь руками, танцуешь, не танцуешь или даже разыгрываешь сказку о трёх медведях — короче, делай, что хочешь, только бы тебе было удобно и другим хорошо. И песни, и молитва Теду, вроде бы, понравились. Проповедь Эдвина (пять фруктовых тянучек, съеденных до конца, и одна развёрнутая и почти что поднесённая ко рту), признаться, несколько меня разочаровала. Там всё было про христианскую семью и про то, как нам научиться лучше ладить друг с другом, а совсем не ясное и чёткое изложение Евангелия, на которое я надеялся. Всё время украдкой посматривал на Теда, чтобы посмотреть, не навернулись ли на его глаза слёзы. Всегда хороший знак. Нет, слёз никаких не было, но слушал он внимательно.

И вот настал тот миг, которого я так боялся.

— А сейчас, — сказал Эдвин, — я хотел бы представить вам новую христианскую музыкальную группу, в которой играют ребята из нашей церкви. Они много репетировали, готовясь к сегодняшнему выступлению, и сейчас исполнят для нас композицию собственного сочинения под названием «Мир придёт». Итак, давайте вместе поприветствуем группу «Дурные вести для дьявола»!

Они действительно стали играть куда лучше, но всё равно, по большому счёту, это была непробиваемая стена сплошного грохота, а Уильям Фармер барабанил и пел так, словно кто-то подключил его к электророзетке.

Я скосил глаза и с ужасом увидел, что при первых же звуках Тед подался вперёд и начал напряжённо вслушиваться в музыку, а на лице у него появилось озадаченное выражение.

Когда всё смолкло, оглушённая аудитория несколько секунд ошарашено молчала, и в тишине раздался голос пожилой миссис Тинн:

— Как, как они называются?

— «Дурные вести для дьявола», мама, — прошептал Леонард.

В тот же самый момент раздались аплодисменты, и я надеюсь, что Джеральд не расслышал, как миссис Тинн проворчала: «Это для кого угодно дурные вести! » Внезапно кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся и увидел, что это Тед.

— Знаешь что? — прошептал он. — Эти ребятишки очень похожи на тех, что по пятницам играют у нас в клубе.

Я смущённо откашлялся.

— Видишь ли, Тед, на самом деле, это они и есть. А тот парнишка с гитарой — это мой сын, Джеральд.

— Значит, — медленно проговорил Тед, — когда ты пригласил меня сюда, а я сказал тебе про длинноволосых молокососов... и ты всё равно пригласил меня прийти?

Тут Джеральд неожиданно подошёл к микрофону, взволнованный, с пылающим лицом, совсем не похожий на себя. Внезапно вспомнил, каким он был в четыре года.

— Пока у нас не очень получается, — признался он, — но мы будем стараться и научимся играть лучше. А та песня, которую мы только что исполнили... Короче, она посвящается новому папиному другу. Его зовут Тед, он сидит вон там, сзади. Тед, мы все очень надеемся, что вы... ну, в общем, скоро станете членом нашей общей семьи.

В горле у меня почему-то застрял комок. Тед нахмурился и медленно покачал головой.

— Никогда у меня не было никакой семьи, — свирепо проговорил он.

Когда служение закончилось, Тед сказал:

— Кто у вас тут старший? Хочу с ним потолковать.

Познакомил его с Эдвином. Не удержался и намекнул, что это я пригласил Теда в церковь. Они вместе ушли в одну из комнат за сценой.

Отправился домой в самом радужном настроении.

Я — ХРИСТИАНИН, СВИДЕТЕЛЬСТВУЩИЙ О СВОЕЙ ВЕРЕ И ПРИВОДЯЩИЙ ЛЮДЕЙ К ГОСПОДУ!

Если так будет продолжаться, возможно, меня даже будут приглашать выступать на христианских конференциях!

Понедельник, 20 января

Проснулся, ощущая себя старше, строже и мудрее. Надеялся, что Энн с Джеральдом почувствуют окутывающую меня атмосферу спокойной святости и достоинства и будут относиться ко мне с несколько большим уважением, чем обычно. Когда я спустился на кухню, Энн тут же сказала:

— Адриан, дорогой, кошку стошнило прямо за диваном. Убери, пожалуйста. У меня уйма важных дел.

Перед тем, как уйти на лекции, Джеральд протянул мне сложанный вчетверо лист бумаги. Оказалось, это была записка: «Смотри, пап, ходи сегодня осторожнее, не свались куда-нибудь. Потому что Прит. 16: 18».

Пошёл на работу.

Вторник, 21 января

По дороге домой остановился поговорить с соседом через три дома от нас, который как раз работал у себя в саду. Решил испробовать свой новый дар евангелиста. Услышав, что я христианин, он вскинул на меня глаза и процедил сквозь зубы:

— В таком случае, почему бы вам не подравнять свою @*! & %-ную изгородь, чтобы нам, язычникам, не приходилось каждый раз ступать в канаву, проходя мимо вашего @*! & %-ного дома?

Пошёл домой с пылающими щеками. Что за жуткий тип! Да кто он такой, чтобы мне указывать? Так уж случилось, что я всё равно решил сегодня же подравнять нашу изгородь — но ВОВСЕ не из-за того, что он сказал! Зашёл к мистеру Брейну, нашему пожилому соседу, который иногда приходит в церковь, взял у него секатор и быстренько всё сделал.

Не стал ничего рассказывать Энн. Она уже давно просила меня подравнять изгородь, ещё с лета.

Джеральд сказал, что специально останется дома, когда придут Флашпулы. Из чистого любопытства.

Среда, 22 января

Сегодня мне на работу позвонила Китти Доув. Сказала, что накануне вечером к ним приходил Тед и что он уже совсем решил следовать за Иисусом, но Эдвин попросил его не торопиться, недельку-другую как следует всё обдумать, а пока что поближе познакомиться с Биллом и Китти.

— Он так уважительно о тебе отзывается, Адриан! — сказала Китти. — И по-моему, он совершенно прав.

Ну почему, когда Доувы так хорошо обо мне говорят, мне всегда очень хочется сказать им, что я не такой уж хороший?

— Он спросил, нельзя ли ему приходить к нам по пятницам, — продолжала Китти. — И почему-то именно по пятницам. Сказал, что, если нам удобно, то для него это самый подходящий день. Правда, замечательно?

Улыбнулся про себя и ответил:

— Да, это просто замечательно.

Ровно в шесть вечера зазвонил телефон. Джеральд поднял трубку. Потом вошёл в гостиную с озадаченным лицом.

— Это была миссис Флашпул, — сообщил он. — Они не могут прийти. Она говорит, что её муж лежит в постели из-за болезни, которая всё ещё одолевает его во плоти, и они хотели бы перенести всё на следующий четверг, если будет на то Божья воля и если мы не против. Просили перезвонить, если нам неудобно.

Как всё-таки ЗДОРОВО, когда какая-нибудь встреча, на которой тебе совсем не хотелось быть, хотя ты и знаешь, что дело это нужное и благочестивое, в конце концов отменяется и причём совершенно не по твоей вине!

Мы с Энн провели очень приятный вечер при свечах, с бутылкой красного вина. Джеральд быстренько уничтожил всю еду, предназначавшуюся ему и обоим супругам Флашпулам, а потом ушёл к друзьям. Так что закончилось всё очень даже мило.

Ужасно хочется узнать, что Дорина хотела рассказать нам про Реймонда. Ну, чтобы знать, как за него молиться...

Четверг, 23 января

Всё время думаю о том соседе, что через три дома. Не надо было мне подравнивать эту дурацкую изгородь. Готов поспорить, что теперь он всякий раз самодовольно улыбается, проходя мимо нашего дома. Наверное, думает, что это я из-за него. Ха! Много он знает! Да если бы я не ощущал по отношению к нему христианского прощения и доброжелательности, то уложил бы его на обе лопатки, прижал покрепче коленом и скормил ему все обрезки с наших кустов!

Теперь понятно, почему апостол Павел заповедовал нам не преклоняться под одно ярмо с неверными. Он явно имел в виду именно таких наглых субъектов, до которых просто не доходят любовь, мир и христианское милосердие.

Впрочем, меня это вовсе не беспокоит. Да и с чего мне дёргаться? Чувствую, что Господь велит мне больше не общаться с этим типом, и потому не собираюсь даже приближаться к нему. Всё. С этим покончено. Больше не буду о нём думать. Никогда.

Сегодня домашняя группа собирается не у нас. Решил не ходить. Вдруг стало тоскливо, и я почувствовал себя совсем разбитым. Энн с Джеральдом вернулись очень довольные и пышущие здоровьем. Потом немного повеселел, когда Джеральд сказал, что, по его личному мнению, нам давно пора выпустить словарь альтернативного христианского произношения и ударения, чтобы ввести в нормы родного языка слова типа «пастор`а», «пресвитер`а», «дьякон`а», «служител`я», «помаз`ание», «пожертвов`ание» и прочая, и прочая, и прочая.

Пятница, 24 января

Сегодня ночью приснился ужасный кошмар. Просто дикий! Дело было в церкви. Я стоял на сцене с огромным неуклюжим секатором, и каким-то образом оказалось, что я только что остриг всю нашу общину, и мужчин, и женщин, и даже всех детей, напоил их из автопоилки и накормил свежей травой. Я один оставался неостриженным, ненакормленным и ненапоенным, причём борода у меня почему-то была ярко-зелёного цвета и спускалась ниже колен.

Вдруг (во сне) дальняя дверь церкви с грохотом распахнулась, в неё вломился тот самый сосед за три дома от нас, осуждающе показал на меня пальцем и заорал: «Других он пас, а себя пасти не может! »

Проснулся весь дрожа, в холодном поту. Протянул руку и потрогал Энн за плечо, чтобы убедиться, что всё в порядке.

Какой глупый, бессмысленный сон!

Чувствую себя совершенно больным. Энн даже не пустила меня на работу. Должно быть, грипп. Помолился об исцелении, но ничего не произошло. Почему об этом никогда не пишут в христианских книжках?

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 Следующая ⇒