I. Deftones – Xerces (особенно хорошо идёт летом) 6 страница

-Так а что, по-вашему, важнее: человек или государство? – вновь и вновь интересовался Шура, отбежав от расколбасившегося Мёрдока на безопасное расстояние.

-А вы разделяете эти два понятия? – спросил Шуру Владимир Владимирович, дозаправив ботоксом верхнюю губу.

-Это глупо - отвечать вопросом на вопрос. Несколько по-жидовски, а?

-Почему ты, яхонтовый упырь, всё время заводишь шарманку о евреях? - стенал в судорогах Мёрдок. - Чтоб им пусто было!

Шура повернулся к старику.

-В который раз я убеждаюсь, что каждый хрыч – ярый приверженец идеи холокоста.

-Ma cherep, - конвульсировал дед, - отвечай уже на вопрос, наконец!

-На свой, - поддакнул Шекспир.

-Государство у нас, как сказал местный интеллектуал, - это просто контора, которая конопатит щели за счёт налогоплательщиков. Сущность государства, я вам так скажу, закладывается в первую очередь чиновниками, а простолюдины – они как дворовые собаки на цепи, клянчащие кость. Всё клянчат и клянчат, и тут – на-тка! Бросают кость! Но какую-то гнилую и невкусную. А в качестве компенсации выбивают из цепи несколько звеньев. Вы об этом не думали?

-Только не нужно всю ответственность перекидывать на бюрократов! Они ведь вообще ничего не делают, как они могут лепить государство, смилостивись, драгоценный! Они даже не могут за свои эти масс медиа как следует взяться! Вот у нас демократия, так? Всё управляется посредством масс медиа – твои слова, малахитовый. Так почему бы не использовать потрясающую власть этих медиа для того, чтобы будить умственные способности, вместо того, чтобы давить их? На этом-то мы и выедем при строительстве Новейшей Невероятной России!

-Ты – лентяй, - ткнул Шура в морщинистое табло Мёрдоку грязным пальцем. - И люди все - лентяи. Их всегда нужно бить по жопе, чтоб в правильную сторону двигались. Наша проблема – безразличие человека к самому себе. Да, демократы нас контролируют - любое правительство нас будет контролировать, а вы, аргонавты идеала ебаные, так и подавно. Только ведь… Теперь-то книгу из рук у вас никто не вырывает. Никто не ходит по пятам и не талдычит: «join us». Цензура покамест не канула, но с каждым годом хиреет…

-То есть ты, бесценный ёлопень, имеешь наглость утверждать, что мы живём в идеальной системе?

-Идеальной из доступных, не утопичных. Впрочем, ни в одном обществе не избежим зла. Даже, считаю, в утопическом. Люди сами превратят рай в ад, точно также как превратили в ад землю.

-Сплошная патетика, - покачал головой Шекспир. – Сначала вы утверждаете, что система идеальна, а потом заявляете, что земля нынешняя - ад!

-Но ведь глобализация – это же антиутопия! – Мёрдок как-то чересчур быстро перестал трястись и уставился на Шуру. - Ведь человек, особливо наш, русский, не выживет, не сможет! Не старайся убедить меня и Вову в своих еврейских взглядах!

-А я, Боркомин Степаныч, призн а юсь вам как на духу: приязнь вашу к народу нашенскому я особенно не разделяю, - сказал утвердительно Владимир Владимирович Шекспир. - Тут уж национализм национализмом, но ратовать за самовлюблённую голытьбу мне противно. Гордость не позволяет мне. Ну вот что нам до этих упырей, которые за успех родную мать продадут? Товарищ наш правильно говорит: мозгов у них хватает только на то, чтоб не достойным народом быть, а доступным, что называется. Поманили пидораснёй – они бегут!

-Подождите-подождите, причём тут пидорасня? - вознегодовал дед.

-При своём, Боркомин Степаныч, при своём!

-Ну так давайте их научим.

-Да! Пусть учатся или сдохнут! - воскликнул Шекспир и сделал на губе зарубку.

Видимо, старик и длинноволосый муж пришли к определённому консенсусу, ибо тут же бросились друг другу в объятья, дабы лобызаться и плакаться от нахлынувших глубочайших чувств, от благодушия их настигшего и пущей конфиденции, витающей вокруг их гадостных телес.

-Таким образом, что же вы решили, товарищи? – обратился Шура к лобзавшейся парочке.

-Мы с Владимиром Владимировичем предлагаем жечь! – радостно ответил Боркомин Степаныч.

-Да! Я знал, что все эти ваши «стерилизация или депортация» - всего только гнусный камуфляж!

-Наша «супермораль 9000 турбо» позволяет нам менять свои взгляды как перчатки. Ведь главное – не взгляды, главное – жизни от них зависящие. Вот согласись, малахитовый: можно творить добро, а можно его «причинять». Я к тому, что добро это в своём долгосрочном, так сказать, исполнении может привести к катастрофе. Уже сейчас наш человек, по сути, упёрся в определённые рамки, потому что раньше эти «планы Даллеса» и «Хьюстонские проекты» «причинили» стране очень много добра.

-«Манхэттенский проект» ещё, блядь, скажи, - злословил Шура.

-Не дури голову, - отмахнулся Мёрдок. – У нас теперь только один проект: нужно грамотными методами привести в форму нашу Родину и людей внутри неё, ибо выглядят аморфными желеобразными сгустками хвори. Грамотно всё рассчитать…

-Слишком вы любите всё рассчитывать! - перебил его Шура с ехидным тоном. - В принципе, легко говорить о том, что можно подсчитать. А разве можно подсчитать человеческое сознание, мысль? Человеческий интеллект – самое мощное, давайте назовём просто, оружие, пока нам не стали известны иные формы разума. Однако вы, ницшеанцы, пропагандирующие силу мысли, предлагаете самое глупое, простое, но оттого и верное решение! В смерти преуспеть всегда легче, нежели в жизни, как вам не понятно?! Впрочем, я не верю, что радикальные ваши идеи когда-либо воплотятся. Всем этим ницшеанствам, как и утопии гуманизма, не бывать на земле!

-Минуточку, - друзья-товарищи переглянулись. - О чём это он?

-Са-мо-ре-гу-ли-ро-ва-ни-е, - нараспев протянул Шура. - Плюс, конечно, регулирование всякими пидорасами и их дружками банкирами, которые понимают, что экстремизм и гуманизм, царствуя глобально, не сыграют им на руку ни в плане финансовом, ни в каком ином. Можно, конечно, спорить. Но радикалы и гуманисты прочертили линию друг перед другом, и по этой кривой линии идёт всё человечество.

-Долго ж оно ийти буйт, - хмыкнул старик. - Любая идея только в том случае победит, если её противники полностью, бляхо мухо, вымрут!

- Силовое вмешательство – наш шанс. Только щас глобальная революция не проканает, – с сожалением отметил Шекспир.

-А как же пример 17-го года?

-А разве он может быть примером сейчас, - отозвался Владимир Владимирович. – Ведь нет уже тех тупых крестьян, Степаныч. Люди умнеют, хотя и пидарасы.

-И чего? – дед недоумённо уставился на аристократа. – Так технология-де не стоит на месте, сейчас выставить дураком можно и нобелевского лауреата. Украина, вон, тоже вродь не самая глупая нация. А теперь тысячи беженцев, что не хотели помереть за идеалы, затесались к нам или в Европу угнали.

-Заметьте, - встрял Шура, - в Жидропу, но без войны. Это говорит о том, что территория, на которой жить, значения малого. Я уверяю вас: человек – путешественник!

-Хуественник, - буркнул Мёрдок.

-Беженцы эти, - продолжил морализировать Шура, - растворятся в других странах и народах, а спустя десятилетия начнут тыкать в Уркаину пальцем и говорить детям своим: «во, блядская Уркаина! Не ходите, дети, в Уркаину гулять! » или «не повторяйте ошибок предков своих». Как и обычно.

-Украина – тут другое дело, - кивал Мёрдок. - Я б им, бандеровцам этим, жёлтое на флаге розовым замалевал, чтоб справедливше. Сверху – педерасты, снизу – педерасты. Как в сказке!

-За что вы их так не любите, Степаныч? – вопрошал Шекспир.

-За Севастополь, Вова. За Крым наш! Скифы сраные…

-Слушайте, - вмешался Шура, - а как вы собираетесь отделять зёрна от плевел, если не секрет? Что, и правда будете жечь? Куда ваш бог делся-то?

-Бог наверху души сорт и рует, - рассмеялся Шекспир.

-Н-да, это очень по-шекспировски, - вяло иронизировал Шура.

-Хорош шепелявить, шутники шаромыжные! – восклицал Боркомин Степаныч. – На месте разберёмся, как да что. Наша сверх-мораль поработает над этим миром как следует.

-Ваша сверх-мораль – самая нелепая куча свиного говнища, которую кода либо видывала наша планета! - резонировал Шура былой сентенцией старика. - Вы будете учить молодых парней стрелять в людей, но никогда не позволите им написать слово " хуй" на самолёте, потому что это неприлично.

-Что же вы предлагаете? Разрешить им писать слово «хуй»?

-Именно! Но не стрелять в людей, ибо неприлично именно это. А «хуй» - так, просто красное словцо.

-Да, нули и единицы в вашей голове, мил человек, соорудили нехилый забор, - сдержанно изрёк Владимир Владимирович.

-Наше воображение и наши эмоции – поток нулей-единиц? – оторопел Шура. - Человек думает с помощью отнюдь не математических алгоритмов. Вы знаете, откуда берётся сознание, из чего оно проистекает? Никто ещё не смог доказать, что мысль человеческая – продукт деятельности его мозга. Возможно, космическое сознание это далеко за пределами всех понятий о физике и метафизике.

-Яхонтовый, - сплюнул старик. - Твой разум совсем там помутился, что ли?

-А чё, дело говорит, - с интересом подхватил Шекспир слова Шуры, - но в этом случае человеческий разум, скорее, непреодолимая высота, предел разумного. Или, вы считаете, мил человек, якобы существуют градации разума, от низшего к высшему, а человеческий – он лишь где-то в фундаменте, на подошве?

-Возможно. Но я вот к чему: воображение, сила мысли – это намного сильнее нулей и единиц, это то, что за пределами всей математики.

-А как же повадки людские? – хватался старик за сердце. - Их ведь можно легко рассчитать.

-Да потому, папаня, рассчитать их легко, что многие находятся в зависимости от норм, диктуемых не богами, не людьми идеалов, но обыкновенными ушлыми восхвалителями примативных забот и интересов. Теми людьми, которые часто ошибаются, как и любой пидарас-пикетчик. Эти примативные пидоры тоже стараются выстроить, как в математике, какие-то формулы вероятностей. Мол, вот эти вот всегда поступают вот так. Но ведь всё это – обыкновенные вероятности! Между расчётом среднестатистического потребителя пиццы на обед и среднестатистического же человека, достойного жизни в вашем личном варианте будущего, лежит огромная пропасть - куча переменных величин, которые очень трудно выразить в числовом количестве. Я не верю, что вы сможете организовать грамотный отбор на основе каких-то там расчётов! И что, по вашему, значит «грамотный»? И какие у вас методы? Что, у кого не дотягивает IQ и лишний жир на пузе – сжечь, так?

-Ну и алкашей сжечь, курильщиков всяких, наркоманов, да, - спокойно ответствовал Мёрдок. - Народ должен быть здоров.

-Да людям всего только и нужно, что грамотная информация, но не пропаганда насилия! Потому что насилие порождает насилие, это аксиома, эта фраза проверена тысячу и один раз! Вы прославляете разум, но разум этот, отравленный жаждой насилия, погибнет на очередной войне. Чем не вырождение? Зато пидарасы всякие войны не допустят.

-Как это не допустят?! Как это не допустят?!! – Взметнулся старик к потолку, перебирая в воздухе измождёнными, болезненными ногами. – Они единственные повинны в ныне происходящих военных конфликтах! Все эти их призывы, воззвания! Да они все провокаторы чистой воды, только и знают, что вражду разжигать между геями и натуралами!

-Как ты, дед, мне дорог, - оскалился Шура. - В любом случае вырождение мне кажется неизбежным. Тотальная энтропия. И всё из-за вас.

-А не из-за вас, случаем?! – накинулся на Шуру Владимир Владимирович.

Шура перехватил Шекспировский кулак и пристукнул вражеское лицо своим лбом. Аристократ осел на колени, батистовая рубаха его была теперь уже не такой белой, как ранее. Шура поволок Владимира Владимировича к станку, засунул его кулак под иглу и чинно нажал на педаль. Завращалось колесо, привело в движенье лямкою механизмы тайные: застрекотала головка, задёргалась, нанося иглою тонкою удары веские в плоть ладони розовую, пристёгивая нитку ветхую к кости дробящейся, разливая кровь зловонную по всему половику, по полу дощатому, по стопам дедовым, по ногам Шуриным.

-И из-за меня, почему нет? – приговаривал Шура, всё быстрее нажимая на педаль, умиляясь криками Шекспировскими. - Я, по крайней мере, могу взять на себя ответственность за смерть мира. О, да, абсолютная дегенерация – всего лишь вопрос времени.

Старик, с удивлением и ужасом разглядывавший всё это безумие, ухватился бешено за стенку книжного шкафа и взвыл, сбрасывая книги свободной рукою на пол:

-Шильничаешь, ma cherep! Представь только, что будет, если я возьму власть в свои руки!

-Тоталитаризм и самый страшный диктат! – нажимал на педаль Шура.

Швейная машинка захлёбывалась Шекспировской кровью. Вселенная взяла на себя ответственность затушить свет во всяком объекте, всяком субъекте, и в перспективе остались видны лишь Шура, Шекспир и Швейная машинка. Шикарнейшая Шурина шалость обошлась Шекспиру лишением ровно одной оконечности и щедрейшим прозвищем Вышивальщик до скорейшей смертушки.

-Пусть так! - кричал дел, зарываясь по уши в книги. - Но диктат сей станет эталоном политического строя уже спустя несколько поколений!

-Это что же, отринутый обществом человек не захочет жить как элитка? Всё это напоминает драму, на которой ныне помешался Голливуд: «что если ИИ осознает себя? ». Вы ведь тоже будете думать: «а что, если эти рабы осознают, что и они - люди? », - Шура остервенело накручивал километраж. - Я, конечно, могу допустить право решения за внутриутробного ребёнка, жить ему или нет. Но право жить у больного, однако умственно зрелого - и перезревшего, впрочем - человека должно быть. Это неистощимый источник мысли, по крайней мере, до возникновения т. н. «strong artificial intelligence», например, это заряд для нашего разума – мощнейшего оружия в галактике, так сказать, а мы готовы направить это оружие против себя!

-Я признаюсь, - перекрестился в книжном сугробе старикан, - я могу совершить самопожертвование ради здоровья нации.

Мёрдок брызнул слюною, лицо его перекосило, а члены резко скрючились.

-Бывают моменты, - всхрипел Боркомин Степаныч, принимая некую странную позу, - когда человек вынужден отказаться от всех личных целей ради выполнения общественного долга. Отрадно и почетно умереть за отечество!

Кисть Шекспира полностью отделилась от конечности, поэтому Шура перестал педалировать устройство и со злобою ответил старику:

-Признак незрелости человека - в том, что он готов благородно умереть за правое дело, а признак зрелости - в том, что он готов смиренно жить ради правого дела. Все кто хочет умереть, имеют на это право. Но нельзя принудить расстаться с жизнью тех, кто этого не хочет, кто хочет жить и радоваться жизни. Будущее за миром.

Сухожилия в руках Мёрдока набухли, отчего драповое серое пальто пошло дырами, а свитер и вовсе лопнул. Старик перевоплотился в самого неистового рептилоида, которого видывал свет.

-Будущее за нами! - взревела тварь, бывшая минуту назад пронырливым пенсионером. - Будущее за рептилоидами, мы с Володей щас те докажем! Погляди на эволюцию: рыба, которая не ненавидела, никогда не стала амфибией; лягушки, что никогда не мутировали, не стали рептилиями; змея конформист не смогла стать млекопитающим. Нормальные люди останутся людьми и будут порабощены двоичными монстрами следующего тысячелетия! Будут порабощены нами!

Рептилоид набросился на Шуру, стараясь клюнуть в самое мягкое место. Шура невольно прикрылся рукою и Мёрдок угодил своею дюбой прямо в танк. Тут же, без всякого ненужного промедления, танк этот вздрогнул, налился пунцовым светом и поглотил Шуру в свои миниатюрные закрома, после чего раздался в ширь и высь с такой реактивной скоростью, что не только спальня, но и дом, и улица, на которой стоял дом сей, и кладбище, подпиравшее улицу ту, и весь город, и область цветущая, и республика целиком, и прилегающие страны, и даже Великая Пиндосия, и гора Мегиддо, символизирующая Армагеддон, и Луна, и Марс, и Юпитер, и соседствующие звёздные системы, и галактики, и даже вечная тьма, куда ещё не добрался свет рождавшихся в тот момент звёзд – всё содрогнулось, зашаталось и рухнуло.

Теперь Шура был не на шутку кошерен. Он взглянул в старческие глаза сквозь прорезь в танковой броне и насмешливо выговорил:

-Это где ты такую муть вычитал, дедуля? Налицо эпатаж. И сплошная софистика. Какая связь между рыбой и ненавистью? У рыбы просто не может быть никакой ненависти, у акул есть инстинкты, им неведома чисто человеческая, разумная ненависть, прославляемая вами. Данную хуйню про рыб можно было бы сказать лишь в случае реального опыта эволюции рыбы в амфибию по причине ненависти, но ведь это антинаучный бред, достойный пятиклассника! Ты, дедуля, в пятом классе застрял? Тебя случайно не Букварём-Камчатником зовут?

-Я - Боркомин Степаныч Мёрдок! Меня судьба одолжила таким прозваньем, и нонеча я произведу свой coup de grace! Он-то тебя остановит, дражайший мордогрыз!

Старикан молотил клювом по толстому панцирю, кутавшему Mk IV, а Шура покуривал «Премьер», умостившись в сиденье механика-водителя.

-Я борец коммунистического интернационала! - кричал Боркомин. - Я всех вас сделаю! Я был для этого рождён! Это мой modus vivendi! Мой life style!

-Ах ты, старая каналья!

Шура стрельнул окурком в сторону, прыгнул к сорокасемимиллиметровой пушке Гочкиса, расположенной в спонсоне корпуса, передёрнул затвор и влупил по рептилоиду такой очередью, что склизкое тело буквально расщепилось на атомы.

-Your life style determined your death style! – выкрикнул Шура атомам вслед, после чего вылез из танка через люк в амбразуре пулемёта, затворил откидную крышку и пнул танк в корпус. Mk IV медленно дефилировал долой в беспросветную мглу.

-Так что же твоя стихия, о убийца? - вопрошал Шекспир, лежавший на истлевшем песке, в руинах вселенной.

-Моя стихия – нигилизм, твою мать! Созидательный, сука, нигилизм, который отрицает всякую гнилостную ценность, не попирая мораль. Деструктивный нигилизм я не рассматриваю!

Шекспир подлетел к Шуре поближе и поинтересовался:

-Разве нигилисты не мыслят стереотипом «после меня хоть потоп»?

-Подобным стереотипом мыслят не только нигилисты. Большинство мыслящих таким образом нельзя назвать нигилистами, даже «автоматическими нигилистами» их звать нельзя, ибо они в большинстве являют из себя лишь эгоцентричных высокопримативных обывателей. Это касается в одинаковой степени и политиков, и крестьян. Такие люди хуже нигилистов. Созидательный нигилизм тем хорош, что живущий им человек предпочитает хотеть Ничто, нежели ничего не хотеть.

-Так не должно быть! – вскричал Шекспир, уплывая прочь от Шуры по бесцветному эфиру и яростно размахивая культёй.

-Любые твои представления о том, как должно быть – неконкретны, их явственность лишь в страхе перед авторитетами, в страхе не получить одобрения. Взять ответственность за свою жизнь тяжело, порицать после неудач именно себя человек боится всего больше. Преодолей этот страх, и станешь по-настоящему свободен. Хватит страдать попусту.

-Человек должен страдать, ибо только в страдании он велик! – рыдал, удаляясь, Шекспир, совершенно уж поникнувший духом и опустивший взгляд свой. - Благополучие всегда делает глупцов надменными, а беззаботное мирное житие ослабляет силу духа и легко направляет его к плотским соблазнам!

-Ты говоришь о глупцах, уважаемый, - провожал Шура Владимира Владимировича своими бесполезными нравоучениями. - Жизнь измеряется не числом вдохов-выдохов, а моментами, когда захватывает дух. Конечно, счастливый человек – что муха на солнце. Пока он живёт – он не чувствует собственной жизни: она как звук, становится ему внятною спустя несколько времени. И, тем не менее, он должен жить, самонадеянно и незлобиво. Жизнь не нуждается в смысле. Главное – любить жизнь, а смысл отыщется. Даже в моей жизни. Потому что человек – река. Скорее процесс, чем объект. Нам казалось, что Боркомин Степаныч Мёрдок окончил лишь четыре класса, и мстил всему миру за свою безграмотность. В своей жизни он был ручейком, практически пересохшим, и не от недостатка знаний или силы воли, но от недостатка любви. Недостатка счастья. И мстил он не за свой разум. А за мой.

-Так а с тобою-то, дурья твоя башка, что не так? - вопрошал некто. На макушке этого некто зиял расплющенный шапокляк.

-Я зол на себя за то, что потакаю обществу, мнению большинства! Я понимаю, без этого потакания я бы угодил в конечном итоге на электрический стул! Человеку свойственно подстраиваться к определённой среде и людям, его окружающим, но я не прощу человечеству то, во что оно меня превратило! Из наивного романтика я сделался натуральный струп! Струп! Сухой и бесчувственный!

-Не-е-ет! – вскричал Шура и поплыл в невиданные дали, не скрашиваемые светом звёзд. Звёзд тех уже и не было, а Шура всё плыл и плыл, задыхаясь, точно потерянная душа, истратившая в себе человека. Превозмогая боль, он вопил:

-Пшел наху-уй! Ты, тройной пидарас! Козёл! Пошёл нахуй, пидар! Когда ж ты сдохнешь?! Покойник. Да ты только пидарас, козёл! Пидара-ас! Долбоёб ваще, бля... Пидарас! Су-ука-а! Ты поко-ойник, пидарас, ты сдо-охнешь, бля! Ты мертвецом будешь! Ты покойник.

-Алё, скорая? Здравствуйте! У нас тут многочисленные ранения и одна смерть. Рабоче-крестьянская, дом нуль. Ага, где кладбище который. Да так, ничем. Ну, как вам сказать. Приводили известные цитаты к общему знаменателю, прям как в постмодернизме, ага. Сразу хоронить^{^[7]}? Как скажете.

-Хуесоосыы! Пидарасыыыыыы! Вы всё, пидарасы... Покойникам звонишь, козёл ты! Покойникам!

Тёмный силуэт схватил с полки книжного шкафа готовую табличку на могильный крест и поволок задыхающееся тело прочь из спальни.

Табличку украшала морготная надпись:

«Копирайт».

Без какого-либо позерства (сверху вниз, слева направо): 1. С чарнилом. 2. Пальто, заправленное в трусы. 3. Kadarkaught. 4. Чекпоинт. 5. Творческий вечер - зачитывание рукописей у костра. 6. Отпуск во времена армии, тот самый. 7. Школотрон. 8. Зомбак. 9. «Законопослушный» гражданин.

PART, ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, ZERO: PLAYLIST

I. Deftones – Xerces (особенно хорошо идёт летом)

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 Следующая ⇒