I. Deftones – Xerces (особенно хорошо идёт летом) 5 страница

-Виной всему ваша совесть, бриллиантовый. Вот в будущем, возникнувшем по нашей, ницшеанской инициативе, совести не будет ни у кого! Поймите, что угрызения совести – просто дурной глаз, и больше ничего.

-Всеобщее малодушие? – наигранно встрепенулся Шура. - Да ведь это спасение ото всех бед, это панацея! Это предикат величайшего совершенства!

Мёрдок только кивнул, как сконфуженный деревенский лох.

-Да ведь чтобы не испытывать чувства вины, нужно быть идеальным человеком, а не безнравственным фашистом! – гнул своё Шура, сотрясая танком в одной руке и монтировкою в другой. – И та же контркультура должна быть надкультурой, а не, так сказать, подкультурой, то есть быть чем-то, что с высшей нравственной позиции находится над гештальтом нынешней жизни.

-Что вы имеете в виду, мил человек? – задрал голову Шекспир.

-Любовь! Ещё больше любви! Культивация высшей эстетики. Ещё выше, до возможных пределов! Да и возможных ли?

-Это чушь, ma cherep, совершеннейшая чушь! Любовь – не единственное, что нужно людям. Более того – она им вовсе не нужна.

-А что им нужно, папаша? Эти дегенеративные эксперименты, где форма главенствует над содержанием? Как в искусстве трэша, так? Вокруг одна ненависть! Людям что, по-вашему, одна только ненависть нужна? Пидарасы как раз и есть порождение вашей ненависти, сорок лет пытающейся трахнуть всё человечество в задницу! Семью, рынок, взаимоотношения людей и всё такое д о лжно развивать. А как это сделать, если не с помощью чистой, отфильтрованной любви? И понятия эти, о которых мы с вами ведём эту бесполезную полемику, должны совершенствоваться, но в высоконравственную сторону, а не в сторону демортализации конкретной народности. Вот скажите мне, папаша: пидарасы – они сами по себе вредят нации?

-А как же?! Дорогой вы наш, ведь это очевидно! Чем дальше – тем их больше!

-Ладно, ладно. А в каких случаях они вредят?

-Я, драгоценный вы мой, буду прямик, - говаривал Боркомин Степаныч, отчаянно глотая ртом воздух. – Они лоббируют в либеральном правительстве идеи по опидарашиванию мира!

-Но вы поймите, пидоры - они ведь тоже люди, и ошибаются так же часто, как и мы – натуралы, - но, тем не менее, пидарасы не ратуют за войну, не стремятся нажиться на чужих неудачах! – разводил руками Шура. - Они всего только и хотят, что лупить соседа в жопу! Они – как хиппи в шестидесятых. Make love, not war, все дела…

-Но хиппи-то доверия как раз и не оправдали, - сыпал с пола инвективами Владимир Владимирович. – Не верь хиппи!

-Ага! - вскричал Шура, и наступил Шекспиру на ухо. - Зато после хиппи попёрла философия ненависти, и уж да, она оправдывает всякую надежду!

Теперь криком заливался аристократ в чёрном картузе английского бостона. Старик закусил губу и с ногами вскарабкался на столище швейной машинки.

-Ну, во-первых, - жалобно бросил он, - хиппи в большинстве своём были довольно ограниченны умственно.

-Во-вторых, папаша, помолчите! Хиппи довольно быстро рассыпались, ещё быстрее, нежели коммунизм, а за десять лет вряд ли можно изменить мир. Ибо и за сорок с лишним ненависть ничего к лучшему не изменила. Но самое главное - добро легко дискредитировать даже единственным случаем вмешательства в него зла, что и произошло. Можно ли дискредитировать ненависть, как идеологию этих ваших человеконенавистников, секундной вспышкой любви? Нельзя. Ненависть нельзя дискредитировать даже самой ненавистью, что логично, но в рамках затронутого пункта это, мне кажется, весьма красноречиво говорит. Да и вообще, какие чаяния оправдывает ненависть? Всё более растущий уровень цинизма? Жопа как была, так и осталась жопой, и ничто ненависть не исправила, только подготовила почву для рождения новых ницшеанцев, всё больше культивирующих идею ненависти. То, что в жопу лупиться нам не хочется – другое дело. Пидарасы – детского ума. Выступая за удовлетворение своих чаяний, они алчут всего и сразу, жаждут сию секунду. Они просто не хотят понимать, что лозунги о своей ориентации на транспарантах и площадях мира - это обыкновенный информационный терроризм! Большинство новообращённых пидарасов – террористы! Лучшей нравственной позицией во все времена было «не разносить дерьмо», но им насрать, и лишь за это пидарасы достойны ненависти! Натуралы сейчас заняли оборонительную позицию, по крайней мере, в наших краях, я считаю.

-Ну вот, - на старческом лице появился проблеск надежды, - наконец вы поняли истину сего педерастического триумфа…

-Но и вы, вы, ницшеанцы, нацисты и мизантропы, вы сами в большинстве являетесь информационными террористами! – всё больше распалялся Шура. - Каждый может разглагольствовать о том, что вокруг творится пиздец и педофилия! Вербицкий тот и вовсе кричит, что мы на войне. Не, папаша, вы согласитесь: человеку свойственно просто жить и радоваться мелочам, а вечно быть в депрессии, ныть, что всё кругом хуёво, что виноват тот-то и тот, свойственно говнюкам, шизоидам и школьникам. Последних можно простить – горячая кровь и тупизна мозгов, отсутствие опыта, максимализм эт сетера.

-Да ты не думаешь о мире! – вскочил на ноги Шекспир Владимир Владимирович в картузе английского бостона. - Надо думать не о том, как жить, а о том, как всё изменить, чтоб лучше было жить детям твоим, детям твоих детей!

-Ну, подставь вместо детей «народ» или «нация». А на практике чего? Статейки в жёлтые или оппозиционные газеты за гонорары, так? Или что вы там реально делаете, кроме письма своего шаромыжного? Ницше читаете? У большинства политиков нет идеалов, только интересы, а про тебя, Владимирович, я смолчу. Сколько людей готовы работать не за деньги, а просто потому, что иначе не comme il faut? Конечно, всем хочется выглядеть модно и красиво, все хотят ходить на тусовки ницшеанские, пускать пыль в глаза. Воспитание, ёба. Проханов вон кричал, и Лимонов кричал, и Немцовы всякие…

-Проханова с Лимоновым не тронь! – бросил старик с машинки.

-Ну ладно, Лимон тщеславный, он работает за народную любовь. Жить, правда, весьма полезно и в реальном мире, а не в мире своих преходящих интересов. Увидьте же прекрасное в простых вещах! - Шура отвёл руку назад, будто показывая своим притеснителям те самые вещи, полнящиеся волшебством. - Да, можно перед этим выпить пива, хуль бы и нет? А не сыпать скорбью всю дорогу. Писать оно конечно просто, я не спорю. Ещё проще, правда, не писать. Однако ведь куда сложнее писать не за деньги, а ради идеальных неких помыслов?

-Да ты амёба, ни черта не смыслящая в экзистенции! – хором выдали Шекспир и Мёрдок, заглушая друг друга; на их физиономиях легко читалась маслившаяся ярость.

-А я и не мыслю. Как и абсолютное большинство. И мне хорошо.

-Не задаром слова «вольнодумство» и «легкодумство» так похожи! – орал Шекспир, держась за ухо. - Либерализм, конечно, истинное зло, но вы – вы просто сатир, лантух из пандемониума!

-Ваша глобализация, - перекрикивал Шекспира старик, - как раз и приведёт к тотальной педерастии, потому что строится в ключе либеральной демократии, а значит еврейские, прости господи, банкиры и прочие идеалисты сделают всё, чтобы человеческая раса вымерла к чертям! Вы, проклятый либерал, всех нас в могилу сведёте, весь наш русский народ! Русские будут искоренены в первую очередь, вы понимаете?! Мы уже гибнем! Гибнем и отсасываем!

Шура несколько раз огрел старика по ревматическим бокам босой ногою и прогорланил:

-Получите, папаша! Выкусите! И не делайте отныне поспешных выводов! Не делайте! Где это видано, чтобы в здравомыслящем человеке сидел исключительно либерал или консерватор? А если и сидит в ком-то либерал, то уж тут я вас должен вновь разочаровать, - и Шура треснул стонущему деду прямиком в огузье пыром ноги. - Я вне ваших рамок! Я всего только решительно против того, чтобы пидоры и националисты терроризировали моих потомков интернет-баннерами, вроде «даёшь лупку в жопу! » и «get white or die trying! ^{^[6]}», в остальном мне совершенно всё равно.

-Вам-то всё равно, а мы гибнем! – чесал свою задницу старик. – Пока мы не восстановим традиции Древней Руси и пока не восстановим исконно русскую культуру, устранив этот еврейский абсурдизм, – будем гибнуть!

-Вы преувеличиваете, а не гибнете, - ответил Шура. – Какие такие традиции? На печи лежать? Или хаты рубить из сибирской корабельной сосны?

-Да! Именно из сибирской корабельной! – бесился Мёрдок. - А кровли делать безгвоздными, и доски на крыше пригнетать брёвнами!

У печи стоял Шекспир и недовольно держался за ухо. Он то и дело подносил к лицу спичку пинской фабрики, затем жмурился, вздрагивал и некоторое время стоял не шевелясь. Спустя очередной приступ он, наконец, устало выговорил:

-Совсем с вами упарился. Где тут у вас можно выпить?

-Вам водички, а может чего покрепче? – изъявил свою благосклонность Шура.

-Да только б горло смочить…

Шура сложил ладони рупором и прокричал:

-По кружке мочи для всех посетителей бара!

-Давайте уже по ведру, - одобрительно выказал старик и махнул рукой. – Пропадать, так пропадать! Пока нас пожирают негры, мы будем пить мочу.

В спальню вкатился трёхколёсный велосипед. На его широком пластиковом седле покоилось белое эмалированное ведро, доверху наполненное экскрементами.

-С вами, стариками, всегда одни и те же проблемы, - сказал Шура, зачёрпывая кружкой урину, - можно пнуть с лестницы и сказать, что это несчастный случай, но застрелить нельзя. Дедуля, очнитесь, пока я вам не вмазал. Вышедший из Африки прачеловек, если верить теориям эволюции, уничтожил коренных европейских неандертальцев и является вашим потомком. Ниггер-обезьяна - ваш праотец, только подумайте! И что, вам сейчас от осознания этого факта поплошело, стало хуже жить? Вот вам, пейте. Крепче держите. Bon, что называется, Appé tit. Да. А на языки, на языки обратите внимание своё заскорузлое: все они имеют общий лексический базис. Ведь это о чём-то говорит! Что с того, что цвет кожи и морда лица протекают по всей карте из чернозадого негритоса в желтомазого японца и обратно? Конечно, теперь уж не столь гладко и не столь ровно протекают, как тысячи лет назад, но всё идёт к ассимиляции, а вы ратуете за полнейшую раздробленность, попрекая глобализацию.

-Ваша глобализация стала причиной «одноразовости» нашего мира! – прокричал старик, затем выпил, сморщился и передал кружку Владимиру Владимировичу Шекспиру.

-Глупо, - Шура прислонился к книжному шкафу. - Глупо предполагать, что глобализация искоренит самоидентификацию нации, в которой довольно и чёрных русских, и белых нерусей! Много было великих народов с великою историей, но чем выше были народы, тем были и несчастнее, ибо более других сознавали потребность всемирного соединения людей!

-Дорогой вы наш, янтарный! Ма-ла-хи-то-вой! - воздевал старик руки свои к небесам. - Рокфеллер ещё тридцать лет назад предупредил весь мир словами: «наднациональная верховная власть интеллектуальной элиты и банкиров мира, несомненно, более предпочтительна, чем национальное самоопределение, практиковавшееся в прошлые столетия»! И разве это не говорит вам о возможном скорейшем угасании жизни?!

Шура отпрянул от шкафа и приблизился к Боркомину Степанычу.

-Ваши взгляды - я гарантирую это вам! - приведут к новым войнам, - сказал он разительно тихо. - К войнам не со странами, так с корпорациями. К новым жертвам. Неужели вам так важен цвет кожи вашего потомка через пять поколений, если тогдашняя нация примет этот цвет как парадигму? Мне кажется, что это вы не хотите принимать этот цвет. Сугубо вы и ваш этот сраный Шекспир. Вы смирились с тем, что было, но не хотите мириться с тем, что будет. Воинственные выродки, сеющие ненависть… «Великая Справедливость^тм» всё сделает по-своему. Хотя вам уже будет всё равно.

-Ах ты, сука! – Старик набросился на Шуру, стараясь отобрать у него монтировку. – Вова! Вова, блядь, этот член залупается!

Шекспир вяло отделил свои уста от ведра и расплющил веки: старик и Шура катались по полу у самой кровати, ухватившись всеми своими руками за красно-чёрный ломик. Дед, упёршись в живот Шуры тупоносым ботинком, издал горловой скрежет, отлетел с монтировкой в сторону и грохнулся на ветхий сборный столик, чьи ножки тут же сложились пополам. Затем, словно молодой, резво подскочил с глянцевой столешницы и стал в позу теннисиста, размахивая новоприобретённой монтировкой.

-То есть, по-вашему, миллиарды могут ошибаться?! - выпалил он со злобою.

-Вы воспринимаете объегориваемый мною миллиард как авангард, что ли? – Шура медленно пятился к швейной машинке, поглядывая на английский танк, оставшийся лежать рядом с поверженным сборным столиком. - Относительно меня, конечно, могут ошибаться вообще все. Карнеги замечательно сказал: помните, что ваш собеседник может быть полностью не прав, но он так не думает. И я вас не осуждаю, папаша. Но почему я не могу считать себя правым в противовес мнению большинства, в противовес вашему мнению?

-Если какое-то мнение является всеобщим, оно обычно правильно, - гаркнул старик и обрушил аппарат на столище швейной машинки. Древесная щепа заполнила воздушное пространство, однако Шура успел отскочить к окну. Вскарабкавшись на кровать для пьяных визитёров, он запальчиво выразил:

-Людская публика слишком велика и разнообразна, чтобы иметь одно мнение.

-Давайте сыграем в открытую, ma cherep, - изрёк старик, опустив монтировку. - В чём различия между расами?

-В генетике.

-А как же культура, как же традиции?

Шура обошёл Боркомина, выжидая удобный момент, чтобы броситься к танку.

-Ведь согласитесь: ни одна развитая культура не может существовать без контактов с другой. Она космополитична, как жиды.

-Да ёб вашу проруху мать! – выругался старик и вскинул сухощавую ветвь монтировки к потолку.

-Традиции, дедуля, традиции! - выплясывал Шура, уворачиваясь от взмахов старика. - Традиции тоже имеют общие корни, дедуля! Корни, затерявшиеся в веках! Дедуля, не так быстро! Дед, ёба, можно ж сплотить и воссоединить страны! Дед! Ай!

-Да! Получите, ma cherep!

-Дед! - потирал Шура помятые бока. - Ведь можно воссоединить нации, не уничтожая их культуры! Не тревожа национальные традиции, дедуля, ёптеть! Или для вас сие неприемлемо?!

-Это заветная мечта глупого человека, который чем глупее, тем упорнее в достижении своих целей, - захлебнулся Мёрдок своим злоречивым языкоблудием. - Вот вы – упорствуете, причём бойко! Но поймите же, вы ж не красное солнышко, всех не обогреете. И ведь, кроме того, следом за такими как вы многие захотят уничтожить и культуру, и язык!

-Это говорит мне человек, который, не раздумывая, вырезал бы половину планеты! Экую вы глупость городите. Зачем кому-то уничтожать культуру целенаправленно, если он не фашист вроде вас?

-Я всего лишь патриот своей страны. А ежели Родина моя хочет кого-то завоевать, значит этому «кому-то» повезло! История утверждает: население всякой завоёванной территории начинало после присоединения жить лучше. И того, кто в этом пункте не солидарен со мною, я считаю инфицированным невиданной болезнью! – выкрикнул дед, взмахнув ломом перед Шурой.

-Чёрт возьми, я думал, что инфицированы у нас именно вы. Хотя нет, вряд ли. Хорошие люди молодыми помирают… Вы считаете, что если бы Гитлер захватил Советский Союз, мы бы жили припеваючи? Хм, а может и так. Зато жили бы без вас.

Старик махнул рукой:

-Союз оказался сильнее, значит, Гитлер изначально не мог нас обставить в театре боевых действий, а значит и предложить бы ничего нашей стране не смог, даже если бы чудом и победил. Поймите, драгоценный, это метафизика войны – кто сильнее, тот и прав. Кто прав, тот и побеждает.

-Эта ваша поп-метафизика меня совершенно не интересует. Я вообще уверен, что опыт Великой Отечественной для нас полезен не как пример апофеоза патриотизма, но чтобы доказать простую истину: мерзее нацизма и войны ничего нет!

-Вы – самый ущербный сукин сын, которого я когда-либо пытался наставить на истинный путь! – надсаживал свою глоть Боркомин Степаныч, целясь ломиком прямо в Шурину голову.

-Не снисходите до банальных оскорблений.

Шура плясал над танком, всякий раз уклоняясь от мановений стали, режущих воздух. Старик при этом покрикивал:

-Я те покажу, оскорбления!..

-Пора уже устраивать оральные оргии с монтировками в главных ролях! – отвечал ему Шура.

-Я т-те покажу, оргии!!! – горланил дед, однако монтировка пустопорожне чертила в эфире невидимые полосы, поэтому ничего показать ему не удавалось.

В один из подходящих моментов, когда старик не справился с монтировкой и чуть было не упал навзничь, Шура схватил танк и укатился к стене, завешенной старым вылинявшим ковром, привезённым лет сорок назад откуда-то из Армении неким бедным родственником. Мёрдок застыл на месте.

-Отдайте танк, дорогущий вы остолоп. Он вам совершенно ни к чему.

Шура прижал ромбовидную игрушку к груди и показал Мёрдоку кукиш.

-А вам зачем? – спросил он спустя мгновенье.

Старик прикусил язык и осторожно выговорил:

-Да так, отголоски детства моего сурового…

-Фигушки вам. У меня тоже свои сантименты по детству, но я же не прошу вас накастовать мне зиму и снежные сугробы!

Старик облизнулся.

-Давайте меняться! Я вам фомку, а вы мне танк.

-Звучит целиком в вашем духе, - ответил Шура, вжимаясь в ковёр. - Да только мне не нравится.

-Володя! Покуда мы тут растабарываем на антресолях, вы могли бы уже чего-нибудь сделать! Володя!

Старик поглядел на печь, у какой совсем недавно Шекспир ковырял своё кровоточащее ухо. Опустошённое ведро было выставлено под бельевой шифоньер, кружка же и вовсе валялась у швейного станка. Сам Владимир Владимирович возлежал в пороге и, время от времени, зычно икал, пуская горлом пузыри.

-Давайте проголосуем, - молвил он, немощно сдерживая спазмы икоты. - Кто выиграл, тому и танк в руки.

-Я согласен, - поддержал Шекспира старик. – Бланки голосования у меня в кармане. Если не будете на меня нападать, ma cherep, я с радостью передам их вам.

Шура невольно рассмеялся:

-Вы меня принимаете совсем уж за телепня толоконного.

Тем не менее, в ноги ему шлёпнулся тонкий планшет с несколькими листками бумаги. Шура взял в руку один бланк.

-Какой кретин придумал это? Чёрт, я даже не понимаю, куда нужно поставить крестик! Они даже дырки не смогли пробить в нём по-человечески, но я уверен, что они засчитают его! - Шура попытался выставить галку напротив какой-то строки, но в ручке закончились чернила. - Чёрт, я не смог его до конца заполнить, но я думаю, они поймут, что я хотел сказать.

Старик протянул морщинистую руку:

-Ну же, не тяните, дорогуша.

Шура скомкал бланк и швырнул Мёрдоку в физию.

-Киндермат вам, дедуля!

Боркомин Степаныч ругнулся и направился к выходу.

-Куда это вы, папаня? – бросил ему вдогонку Шура.

-Домой, - ответил старик, перешагивая Владимира Владимировича.

-Что это вы делаете, дружище? - пролепетал Шекспир. - Я ведь перестану расти!

-Расти нужно над собою! – выкрикнул Мёрдок, удаляясь. На секунду в спальне повисла удушающая тишина.

-Значит вы не патриот, раз сдались так быстро! – выкрикнул Шура в воздух.

В кухне послышались торопливые шаги.

-Только не нужно оскорблять моё отношение к моему народу! – влетел дед в комнату.

-И какое же ваше отношение к вашему народу, папаша? Неужто вы его любите?

-Вы делаете из меня свинью, дорогой мой. Конечно, я его люблю! Я ведь патриот!

-Но истинная любовь к народу, в моём понимании, неразрывно связана с любовью к человеку в частности и ко всему миру в целом, - затараторил Шура, вертя в руках загадочный Mk IV. - Всё сущее живёт друг с другом в симбиозе, и всякая земля неразрывно связана со всеми иными землями! А вы, товарищ Мёрдок, всё извращаете своим каменным умишкой и при этом называете себя поводырём народа.

-Вы сравниваете меня с иудиным козлом?! Ну, это уже выше моих сил!

-Конечно, вы – козёл! Ув о дите своими взглядами человека на самое днище, потому как ещё больше заставляете ненавидеть другие народы. Но, заметьте, стремление общества поделить себя на части столь велико, что ни о каких нациях не может идти и речи.

-Как это не может идти? Как это не может?! - сотрясал Боркомин Степаныч монтировкою в руке. - Нация потому и нация, что не даёт другим народам себя расчленить на куски!

-Вы уверены в своих словесах, папаша? - Шура взял с полки книжного шкафа учебник по ЧОГ для восьмого класса средней общеобразовательной школы. Любой. – Хотите, я вам зачитаю, что означает «патриотизм» в педагогическом кругу?

-Я без вас хорошо знаю, что такое патриотизм, драгоценный…

Однако Шура уже вскрыл книгу в произвольном месте.

-Вот, например. Лукиана цитируют: «нет ничего милее родины».

-Согласен! Не зря у него фамилия такая… родная до боли!

-Но ведь эта ботва программирует школьника на национализм! А кому это угодно, как не правящей верхушке, которую нужно оберегать от всех невзгод?

-Да вы параноик, мил человек, - лениво проистекло из аристократической глотки. – Видите во всём подвох.

-А разве защищать государство, из людей состоящее, это моветон? – заскрежетал Мёрдок вставной челюстью. - Так или иначе, государство - это народ, который нужно защищать, и народ этот пишет свод правил для самого себя! Это же очевидно! Или, по-вашему, народ наш – это сброд тунеядцев и алкашей? Тоже мне, борец за любовь!

Шекспир повернулся к старику:

-Честно говоря, дружище, я только тунеядцев с алкашами и вижу…

-Да не, дорогие товарищи фашисты, - продолжал Шура зачитывать, - вы дальше, дальше слушайте. Что говорится о национальных идеалах: «в ценностях национального сознания выражено отношение людей к природе родного края, понимание народом своего места в окружающем мире, любовь к родной земле».

-Дык и что здесь не истинно? – насупился старик. – Ты, о безмозглый бриллиант моего предынфарктного сердца, стараешься уже между строк высмотреть какую-нибудь пакость.

-Ну вот, – не унимался Шура, - допустим, к чему здесь эта «природа родного края»? Почему я не могу хорошо относиться к природе вообще? Если Никончук едет в Индию, он там не гадит, а все бутылки от карамельного рома складывает в урну. Для него святыня – природа в целом, а не какой-то клок земли, который завтра вольётся в состав Китая, например, или Непала какого. А что это за «понимание народом своего места в окружающем мире»? Звучит как-то сомнительно.

-Кстати, - поднялся Шекспир с холодных дос о к. – Здраво подмечено.

-А вот тут что пишут! – Шура ткнул в очередной параграф, туда же уставился и старик. - Про терпимость что-то. Толерантность! Сколько в этом слове ненависти! Терпимость - это же аккумуляция народной ненависти!

-Возможно «глобальный предиктор» на это и настроен, почему нет? – отозвался Мёрдок из-за плеча Шуры.

-Вы не понимаете, папаша! Нужно стараться донести человеку всё о той субстанции, которая побуждает его ненавидеть! Нужно не терпеть, нужно объяснить, чтобы человек понял, ибо от непонимания и происходит вся ненависть! Терпимость - это первый этап к пониманию, но подаётся в качестве последнего.

-Ишь, как разошёлся. Мысль ясна, дражайший. «Чтобы не было войны! », как у этих идиотов из ящика. Как ребёнок, честное слово…

-А вы уже одной ногой ковыряете землю.

-С этого самого момента вы не принизите моего самолюбия! – вскрикнул старик и огрел Шуру монтировкой по руке, сжимавшей танк. Mk IV рухнул на пол и укатился под книжный шкаф. Мёрдок бросился следом.

-Не тронь дредноут! – Шура ухватил старика за ноги, и тот измождено заелозил в пыли и пауках, стараясь отыскать свой «сухопутный корабль». Сзади к Шуре пристроился Владимир Владимирович. Он пощекотал пятки Мёрдока, затем хихикнул и треснул Шуру по ушам своими спелыми розовыми ладонями.

-Ну как там, Степаныч, лохань нашли? – вопрошал Шекспир, на что старик ему и отвечал:

-Сам ты лохань, Володя! Это же один из лучших наших образцов!

Шура, стиснув зубы, валялся подле старика. В голове шумело, перед глазами плыла карусель старческих ног и монтировок.

-Да! – возликовал Мёрдок. - Вот он, Володя, дорогой!

-Бейте, дружище, колотите его! – рекомендовал старику Шекспир, отплясывая твист. – Со всей силы!

В тот же миг стальная монтировка зычно отхлестала старика по афедрону, после чего принялась за Владимира Владимировича.

-Ой, господи, помилуйте, малахитовый вы наш! - стенал старик, корчась от боли.

-Не гневайтесь, Христа ради! – хлюпал слезьми и сопльми Шекспир. – Хотите, я отдам вам свой чёрный картуз английского бостона от Кардена!

-От Кардана?

-Е, Елена! От КардЕна!

-Сектор «вдрызг» на барабане!

Шура со всей силы вломил Шекспиру по его сочным губищам. Ботокс осел на прозрачных оконных гардинах, мешая свету пробиваться сквозь.

-Вылазь оттудова, папаша, - посоветовал Шура старику.

Боркомин послушно выполз из-под книжного шкафа.

-Танк – сюда, - небрежно обронил Шура, указывая на свою пустую ладонь.

-Задавись, выродок! – злобно скрипнул Мёрдок, укладывая Mk IV в длань своего сокрушителя. – Всё равно ты не знаешь, что с ним делать.

-Ну, дед, если я щас начну пытать…

-Выпытаешь ты себе единственно на чай, дорогой мой обсос.

-Это твоё личное мнение, - сказал Шура, расстёгивая брюки.

-Мнения – они как жопы, - нравоучительно завёлся дед. - Есть у каждого и все воняют. А тебе, малахитовый, следовало бы не «шипром» щёки свои надутые растирать, а бензотриазолом, а всего лучше – серной кислотою! Нация задышала б грудью, если б ты сошёл на остановке «Ад»!

-Дед, - оживился Шура. – Твоя религия - опиум. Интеллект, «упёртый» в религию как кулак в навоз – зло, ты разве не чувствуешь? Идолы сужают кругозор и затормаживают развитие. Не скованная рамками сила мысли – не за это ли ратовал Спиноза? Не сотвори себе кумира, ибо любовь к богу нередко разрастается до ненависти к людям! «Если кто-то во имя христианской церкви соврёт, то никакого греха в этом нет» - говорили протестанты, и разве мы можем после этого верить религии? А разве большая часть войн не была спровоцирована конфессионными разногласиями?

-Хорош, ma cherep, довольно… - старик попытался встать, но Шура ногою своей босою выбил из него весь дух. А следом за духом вылетела и вставная челюсть.

-Ты, вероятно, думаешь, что я не очень хороший человек? – грустно осведомился Шура. – Но это ведь была твоя идея придти в мой дом. Так что страдай.

Мёрдок беззубо грохнулся на половицу. Его зубы вывалялись в пыли под гардиной, заляпанной ботоксом. Поглядев беспомощно на своего сразителя, дед прошамкал:

-Фефе эфо фак не фойфёт с фук! Я софефу люфей, пфотиф фас фыйфут с фойною фыфяфы!

-Ага. А упразднение войны в гуманном обществе есть основная цель. Или ты считаешь наше общество не гуманным?

Дед лишь раздосадовано хмыкнул. Он уложил в рот пыльную челюсть, и слова его потянулись одно за другим, как густая слюна:

-Упразднить войну без участия здравого разума правящей элиты мы не в состоянии, потому что важнейший ключ к миру - страны, диктующие свои правила игры, свои политические установки. Страны, так или иначе приплясывающие пред лидирующими государствами, особенно изгои, немо считаются с мнением преходящих мировых вождей, которые даже, так сказать, не рубят фишку, ma cherep. Но главная проблема в том, что страны-лидеры управляются мощными - даже не субъектами - системами, которые уже настолько зависят от следуемого ими пути, что повернуть вспять могут лишь с огромным ущербом для себя, что не устраивает ни их самих, ни их партнёров. Таким образом, мир катится в ту сторону, куда, собственно, катится, и пока с этим не совладать никому. Да и кто из властедержцев захочет что-либо поменять по трезвяни? Зачем надрывать свой мозг лишний раз?

Шура отвернулся от старика и увидел, что Шекспир пришёл в себя и уже успел накачать ботоксом нижнюю губищу.

-Как мудро с вашей стороны, дружище, – сказал Владимир Владимирович, поглядывая на Мёрдока. – Однако ведь мы готовы, не так ли, Боркомин Степаныч? Готовы строить исключительное государство для нашего, для русского народа. Строить вручную и с божьей помощью, аминь.

-Это как же? На Северном Полюсе, что ли? – осведомился Шура.

-Почему же? – тщедушно вымолвил Шекспир. - У себя, на Родине.

-В сорок седьмом году Индия вышла из-под опеки Британии - началась р у бля мусульман с индуистами. Результат: миллион убитых и тринадцать миллионов беженцев. Теперь, вот, вы – хотите в России отделить русских от нерусских. В самой интернациональной стране.

-История солжёт, - уверительно выговорил Шекспир. - Не было в Индии такого. Это пишут какие-то пухлозадые увальни, которым лишь бы дискредитировать национальную идею.

- Мы отстроим своё государство, - послышался за спиной Шуры охрипший старческий голос, - будь уверен! И весь мир нам поклонится!

-В какой срок?

-Что в какой срок?

-Отстроите, в какой срок? – повторился Шура.

-Две недели.

-Прошу прощения?

-Two weeks. Two-o wee-eeks!

Старик вскочил с дощатого пола и начал трясти малокровной своей головою, будто у него болезнь Паркинсона в терминальной, предсмертной стадии.

-Мы выстроим государство, и оно станет истинным, божьим! Заживём! – вопил дед, сотрясая башней, что тот танк в окопах второй мировой (ибо в окопах первой мировой все танки были по большему счёту безбашенными – орудия находились в т. н. «выступающих бортовых казематах»).

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 Следующая ⇒