House of Rising Sun 13 страница

Я не забывал Элизабет, но дрочил частенько на Ребекку. Она красиво одевалась, не то чтобы со вкусом, но выглядела она хорошо. Коричневые платья с босоножками, если погода позволяла, либо кожаная куртка, узкие джинсы и стильные сапожки. У неё хорошо пахли волосы, я частенько это замечал, когда она или я проходили мимо друг друга. Иногда я даже сразу ассоциировал этот запах только с ней, когда чуял его где-то. Я не дебил, и понимал, что тут шансов меньше даже, чем ноль. Поэтому не старался выпедриваться, и харахориться перед ней. Каменный игнор, стальное соприкосновение взглядов. Хотя один раз она мне даже улыбнулась, если я не упустил другого фактора, заставившего её улыбнуться. Но больше это не повторялось.

Я сидел в комнате охраны, когда через камеру увидел Тревора. Он опять был с пакетом. Жратва. Я открыл ему двери, мы обменялись рукопожатием, и зашли греться. Я включил чайник погреть воды. И как ребёнок, который в детстве встречал маму с пакетами, сразу же принимался их потрошить в поисках чего-нибудь вкусного, так и я тут принялся тормошить пакет Тревора.

— Ну, ты чего, как здоровье? – Выглядел Тревор дерьмово, хуже даже чем после попойки, да и похудел изрядно, почти меня догнал.

— Я развожусь, уже документы подписываю.

— Хрена себе, – сказал я.

— Да, такие вот дела. Она сегодня вещи собирает, а я сюда пришел, чтобы ей не мешать.

— Че делать теперь будешь?

— Хрен его знает, сначала посмотрим, что после развода останется, а там уже и думать буду. Может, квартиру ей отдам, у неё-то вариантов совсем никаких.

— Ёбнулся что ли, она тебе изменяла, а ты квартиру ей отдать хочешь, так дела не делаются.

— Да, я знаю, на самом деле, мне всё равно, лишь бы поскорей все это закончить.

— Может, пойдём в бар и накатим, если есть желание? – чайник уже закипал.

— Да не, я до утра тут не останусь, мне же нужно будет помочь ей вещи отвезти.

— А кто говорил про утро?

— Сейчас хочешь? – удивился Тревор.

— А в чем проблема?

— Надо тогда всё хорошенько проверить и закрыть.

— Нет тут никого, идём.

Я обулся, накинул кофту, и мы пошли через полтора квартала в круглосуточный бар. Я через раз пасовал, мне за Тревором было не угнаться, поэтому я даже не старался. Началось всё с водки, а потом провожалось разбавленным коньяком. Светлые, короткие кудри Тревора, под градусом казались совсем уж закрученными, и появлялось необъяснимое желание намотать их на палец. По телевизору шел футбол. Наших, как обычно ебли, и решено было выключить ящик. У стойки было много людей. Один парень уже блевал себе в рукав, и потихоньку съезжал со стула. Судя по прикиду, обычный чернорабочий, как и мы все. Бармен и еще один парень взяли, его под руки и оттащили в туалет. Больше я его не видел. Мы просидели там до пяти утра, когда в баре оставались только мы с Тревором и бармен. Меня рубило плотно, а моего напарника не в зуб ногой.

— Слабый ты на передок, Рэй.

Я осознавал всё, что происходило, но не мог говорить, слишком тяжелая задача. Ноги были ватные, и я это чувствовал. Тревор, придерживая меня, повёл обратно на работу. Мы шли в обход нашему предыдущему маршруту. На улицах никого не было, только где-то недалеко проезжали первые мусороуборочные машины. Некоторые бомжи, спали на остановках, а я нюхал свежий воздух и считал звёзды. Странно, что Трев не бросил меня в баре, как это сделал я в прошлый раз, я даже зауважал его больше обычного.

Наконец мы дотащились на место. Он открыл двери, закинул меня в комнату охраны и ушел. Проснулся я через три часа от пощечины охранника дневной смены. Его звали Аарон.

— Пппподъём, – прозаикался он и еще раз залепил мне ладонью. Я еще был пьян, но соображалки у меня хватило, что бы заинтересоваться, кто ему открыл двери.

— Ты как сюда попал, мудак? – спросил я, и сел на кровать, пытаясь собрать мысли воедино. Желудок крутило толи от хуёвой пищи, толи от алкоголя. Было настолько паршиво, что в течение дня я блевал одной желчью.

— Ссссвоими ключами открыл. Ттты чего разлёгся тут, сейчас уже ллллюди будут идти, нннужно центральные двери открыть.

— Ну так иди и открывай, ты же уже пришел. – Я очень раздражался, и пытался определить, стоит ли ненавидеть Ааррона за пощечины, или простить.

— Ммммоя смена ннначинается через чччас.

— Так какого хуя ты тогда так рано запёрся сюда? – Я уже встал и собрался идти открывать двери, Аарон увязался за мной.

— А ттты ччего, это на рабббочем месте пьёшь?

— Кто тебе сказал, что на рабочем месте, нет. – Аарон не унимался.

— Нннно от тттебя же разит, как от ппивной кеги.

Тут я задумался о том, что даже понятия не имею, как может пахнуть пивная кега. Но я был уверен, что точно не пивом.

— Странно, я пил наверно всё, кроме пива. – Мы подошли на центральный выход, я вставил ключи в замок и открыл дверь.

— Дело сделано, принимай смену.

— Пппослушай Рэй, если начальство уууузнает, что ты пьёшь нннна работе, то они тебя ввввышвырнут.

— Тебе, не всё ли равно, не тебя же выкинут.

— Нннет, пппросто предупредил.

— Да, я тебя понял, спасибо.

Мы зашли в комнату охраны, и я завалился спать.

Гл. 26

Я смотрел новости по ящику, который Тревор принёс на работу пару месяцев назад. Там говорилось про какого-то бедолагу, который отстрелил себе яйца, ибо его жена не могла заткнуться. Я подумал: существует ли более бесполезный способ, заставить свою женщину заткнуться? Скорее всего, нет. Удивительно, но мне удалось сохранять за собой место охранника довольно долго, нежели в других местах, где я работал.

Жизнь приобрела обыденный характер. Дом, работа, дом, работа. Это стало чудовищно давить на мозги, так как на работе я почти ничего не делал. Я просто отлёживался трое суток там, и получал деньги. На первый взгляд казалось, что может быть лучше? Никто недостаёт, даже Тревор. Хотя этот парень мне нравился. Он был немного шибанутым, и местами даже мерзким, взять хотя бы его привычку давить прыщи в моём присутствии. Иногда я воистину удивлялся, как он может быть женатым. Глядя на его жизнь, я понимал, что у меня не так всё плохо как у него, и это даже немного бодрило. Я уже достаточно долго оставался в этом городе, еще и на той же работе. Хотелось опять уехать, только я не знал куда. Я бомж. Нет места, где бы я чувствовал себя как дома, или хотя бы, откуда не хотелось убежать. Всё чаще я сталкивался с закономерностью – как только я остаюсь один на один с собой, я абстрагируюсь от этого мира. Фантазия начинает бурлить, и я ухожу за пределы этой вселенной, мой мозг начинает разрываться, я начинаю бежать. Я отправляюсь в космос, откуда смотрю на этот маленький кусочек земли, который мы так гордо называем миром. Хотя мы ничтожная часть его. Да и вообще, что мы вкладываем в это слово? Да ничего. Для нас мир заканчивается на осознании объёмов нашей планеты, и наивности, что мы одни в этой вселенной. Потом, когда мысли начинают уходить в полный абсурд, я понемногу возвращаюсь в реальность, начинаю съёживаться и ощущать свою беспомощность. Моё существование бесполезное, я ничего не значу, я ничего не буду значить тут, а самое печальное – я ничего не могу в этом мире. Мы сами оградили себя такими условностями и такими глупыми вещами, которые не позволяют выходить за пределы стандартного мышления. Перестали думать на перспективу, интересоваться. Наша зависимость от бесполезных вещей, к которым мы себя привязываем в течение жизни, и этому же учим своё наследство – ограничивают нашу свободу. Мы в тупике, и я не вижу света.

Такие рассуждения бросают в дрожь. Мурашки по коже от одних только мыслей, что почти всё, что происходит в мире – бесполезно. Меня гнетёт то, что пока я существую, я нахожусь в искусственном вакууме. Время уходит настолько быстро, что мы просто перескакиваем через этапы. Два дня назад я окончил школу, вчера – университет, а сегодня я работаю. И это последний этап. Он пройдет так же быстро, как и учёба. Двадцать, тридцать лет, и я еще более беспомощен. Не только в мире, а теперь еще и в обществе. Я старик, который на финишной прямой. Никаких остановок, никаких перемен, медленное исчезновение. И если нет никакой реинкарнации или закона о сохранении энергии, то всё что я делаю бесполезно в принципе. Почему я появился в этом мире? Для чего? Даже если я сделаю что-то титанически невозможное, после чего ко мне снизойдёт признание хотя бы на старости лет, зачем мне это? Зачем мне наследие? Потомство? Я же просто исчезну. А как насчет того, что вот в эту секунду на меня рухнет потолок, и меня насмерть придавит плитой? Или в мой дом на большой скорости врежется самолёт, а я погибну не из-за взрыва, а из-за отлетевшей мне в голову дверной ручки? Или же просто сердце даст сбой, и всё! Меня нет, я в любой момент могу исчезнуть, и кроме нескольких частиц в этой бесконечной вселенной это не изменит ровным счетом ничего. Выходит, что жизнь – это процесс. Один из этапов. Сама жизнь – это один из этапов чего-то. Может быть, что-то вроде бета-тестирования какого-нибудь проекта? А кто автор? Бог? Пфф. Слишком простой вариант. Мы его не видели, да и слишком много херни случалось за последние тысячелетия, чтобы можно было списать на чью-то халтуру. Слишком много человеческого материала переведено ради какого-то теста. Логично предположить, что суть проекта могла бы заключатся в возможном осознании происходящего в мире нами, людьми. Или в самом процессе разгадки какого-то замысла, превознесения. Но почему тогда лучшие люди, гениальные умы уходят первыми? Почему они оставляют больше вопросов после себя, чем дали ответов при жизни? Это абсурд, ибо каждое новое открытие порождает больше загадок. В геометрической прогрессии вопросов становится больше. Чем больше умных людей, тем больше загадок появляется. Оттого жизнь получается одним большим вопросом. Вся суть сводится к постоянному задаванию вопросов и последующему поиску ответов. Циклично, бесконечно. Но ведь человечество еще настолько слабое, недоразвитое в эмбриональном состоянии. Мы еще даже не появились на свет. Как же это можно осознать, когда многогранность этой мысли даже не позволяет определить, с какой стороны подойти. Даже смена парадигмы мышления не поможет, у нас нет альтернативы ей. Все изменения и попытки понять и осознать это сводятся к использованию готовой модели мысли, с той лишь разницей, что мы меняем вопросы. Но это ведь всё та же парадигма. Выходит, коль уж мы не готовы к подобному просветлению, то от чего тогда нужно отталкиваться, чтобы жизнь приобрела хоть какой-то смысл? Нас кормят религией, чтобы мотивировать подчиняться, делать что-то, не делать чего-то, обосновывая это тем, что жизнь – это мнимая проверка. Подготовка к следующему этапу. Но тогда если взять жизнь такую, какой принято её считать, не в целом, а отдельным этапом, то смысл от этого этапа? Почему этот этап такой сложный? Почему такие сложные проверки? Чтобы мы могли думать? Надеюсь это не так, потому что в противном случае, тест провален. Нужно начинать сначала. Брать журнал с записями, посмотреть в какой момент тест дал сбой, и пробовать еще раз. Человек разумный? Если это так, то всё сходится. Значит, тест провален. Мы обосрались. Тогда нахуй этот тест, выкидываем бумажки, и доживаем то, что осталось. Тогда нужно хорошенько оттянуться. Пожить для себя хотя бы на этом этапе. Сделать всё то, что хочется тебе. От чего твоя душа и твоё нутро будет получать кайф. Чтобы не боятся таких глупостей как позор, стыд, ошибки, насмешки, слухи, угрозы… Смерть. Ведь это переход на другой уровень. Нужно, наконец, осознать, что рестарта не будет. Не получится начать заново. Удары секундной стрелки – это всё что есть. Это ресурс, который не подлежит восстановлению. Это не то, что можно повернуть вспять. И чем больше мы боимся, тянем, ждём, не делаем, тем больше секундных стрелок мы спускаем в никуда. Самая тупая инвестиция времени – это в страх.

— Ты говорил, что не потреблядствуешь, а всё равно выбираешь места, где чай стоит как полноценный обед в любой придорожной забегаловке.

— Ты не сравнивай возможность позволить себе что-либо и рвать жопу на британский флаг, чтобы кому-то, что-то доказать. Вот, кстати, твои кровные, держи.

Макс протянул три сотни.

—Триста? – удивился я.

— Ну, а почему нет. Это что-то вроде спасибо, лично от меня, за работу. Настроение сегодня хорошее, добро нести хочу.

— Не делай добра, не получишь зла.

— А я не всем подряд добро несу. Только тем, кто мне симпатизирует. Можно ненавидеть людей, но хорошо относиться индивидуально к каждому.

— Тогда это не добро, а кредит. Или как минимум заведомо уготованная сделка.

— Смысл давать алкоголику двадцатку, если он её пропьёт?

— Даёшь только тем, кто вернуть сможет?

—Ну, речь сейчас не о деньгах, а о добре в принципе. Какой смысл помогать человеку, который не сможет ответить тебе тем же?

— То есть помощь в одни ворота, это не приемлемо?

— Неприемлемо тратить энергию на людей, с которыми тебя ничего не связывает. А своему знакомому, или просто хорошему человеку помогу с удовольствием. В целях созидания.

— Это не зачтётся в карму.

— Плевать на карму, главное чтоб на душе покой и гармония была.

— Выходит любой альтруизм, даже в близких кругах, всё равно находит корни эгоизма?

— Необязательно. Всё зависит от того как поставить вопрос. Это эгоизм, если поставить душевный баланс, как самоцель. Если же ты пожинаешь плоды помощи, на которые не рассчитывал, то это уже просто приятный бонус.

— Оказывая кому-то помощь, ты всё равно в какой-то мере начинаешь рассчитывать на них, или на компенсацию, за потраченную энергию. Рассчитывать нужно только на себя.

— Определённо ты прав, Рэй, но в моём случае, я сразу стараюсь забыть, про какой-либо проявленный альтруизм. И никому не доверяю. Так что задница у меня прикрыта.

Макс подозвал официантку, и заказал еще один чайник чая.

— Ладно, Макс, буду идти. Меня что-то на писанину пробило, нужно этот заряд использовать по назначению.

— Давай, до скорого.

Я отправился на выход.

— Сценарий пиши! – отправил мне вдогонку Макс.

Гл. 27

Я сидел с Джулией в парке. Мы только что пообедали фастфудом, и решили прогуляться.

— Мне нужен твой совет, Рэй, – сказала Джулия. – Я встречаюсь с одним парнем, ты его видел только вскользь, и тебе он не понравился. Так вот, он отчетливо даёт понять, что хочет секса, и если не получит, то я опять останусь одна. И я…

— Он тебе так и сказал?

— Что?

— То, что кинет тебя, если ты ему не дашь?

— Ну, не прямым текстом, но его поведение, отношение и обобщённые разговоры об этом как бы намекают.

— Тогда предлагаю тебе послать его нахуй.

— Рэй, я устала быть одной. Мне ведь тоже хочется, но не дала я ему, потому что у меня еще не было секса…

Я немного удивился, но почему-то проникся уважением к Джулии.

— Послушай Джулия, у тебя есть мозги. Твоё смятение сейчас тому доказательство. Ты не ищешь принца на белом коне, а вот что касается унижения, то это в тебе присутствует. Я понимаю, что это уже ноты отчаяния, быть одной и т. д. но ты не должна потакать кому-то из-за страха остаться у пустого корыта.

— Я всё понимаю, честно, но он мне нравится, да и мне уже давно не пятнадцать лет. Но эта буря в голове. – У Джулии заблестели глаза. – Я не знаю, чего я хочу.

— Для девушки это нормально, женская неопределённость. У вас эмоции за разум заходят, и вы частенько можете напортачить сгоряча. – Я старался успокоить её, но слёзы понемногу стали течь по щёкам. Её губы дрожали.

— Что со мной не так, Рэй? Почему всё упирается в секс?

— Мне сложно отвечать на такие вопросы, я понимаю, что ты хочешь услышать, но это неизменная составляющая в отношениях. Да и просто в банальном общении между парнем и девушкой.

— Хочешь сказать, что любой парень, общающийся с девушкой, непременно хочет трахнуть её?

— В той или иной степени, да.

— Даже ты? Ты тоже хочешь трахнуть меня?

— Даже я, с той лишь разницей, что мне нравится общаться и говорить с тобой, ты интересная.

— Так может твой интерес и держится только до момента, пока мы не переспим? Так давай сделаем это, и покончим с этим? – Джулия бесилась, из отчаяния она перешла на гнев.

— Я не хочу. – Ответил я, и готовился к ведру говна которое было заряжено и направлено мне в морду.

— ЧТО?! ТЫ ЖЕ САМ СКАЗАЛ, ЧТО ВСЁ ОБЩЕНИЕ ПОСТРОЕНО НА ЖЕЛАНИИ ТРАХНУТЬ ДРУГ ДРУГА!

— Дело не в этом, а в том, что я не хочу быть тем самым парнем.

— Каким «тем самым»?

— Первым мудаком, которого ты будешь помнить до конца жизни. Это ведь не забывается. А для меня это слишком большая ответственность. Я не хочу, чтобы это был тот парень, который грозится тебя бросить, но и сам это делать, я тоже не буду.

— БЛИН, ДА ПОЧЕМУ?

— Знаешь, не стану тебе лапшу вешать, что дело не в тебе, а во мне. Дело в тебе, ты еще наивная и милая, хорошая девушка, которую ждут десятки разочарований, и блять, то о чем ты просишь… Любой на моём месте только с радостью бы сделал это. Но я не могу.

— Рэй! Я знаю, что мы не поженимся и не станем встречаться, я знаю, что между нами вряд ли что-то получится, и я не строю никаких планов, но мне двадцать лет! Я просто хочу трахаться. Меня будут бросать, я буду плакать, но я хотя бы буду чем-то наслаждаться. И я не хочу, чтобы мой первый раз был таким же, как и остальные разы. Может быть, я хочу тебя запомнить? Почему ты решаешь за меня? – Джулия продолжала говорить, но я был растерян, мне было тяжело мыслить, это не привычное состояние нестабильности мыслей.

— Потому что сейчас ты сама не способна решить что-то, ты на эмоциях. Нам нравится проводить время вместе. Твоя задница ищет приключений, и требует банкета, но разум тебя всё же пытается удержать под контролем. Это очевидно, раз уж ты не сделала это с первым же встречным.

— За принцем не гоняйся, для других не унижайся, Рэй, это пиздец!

— Представляю, – ответил я.

— Так что же делать? – Джулия не успокаивалась, ей нужен был ответ. Ей нужен был ответ сейчас.

— Успокоиться, и оценить происходящее в твоей голове. Понять хотя бы для себя, чего ты хочешь. Я понимаю, что это сложно, учитывая то, что твой первый мужчина в любом случае будет мудаком. Но пусть он хотя бы тебя уважает, а не расценивает, как вариант.

— Я поеду домой, у меня очень болит голова.

Мы отправились на остановку транспорта. Изначально мне хотелось трахнуть Джулию, но это желание переросло в принцип не делать этого. После разговора мы с ней долго не общались. Я всё думал о том, насколько это глупая, но в тоже время сложная ситуация.

Придя домой, я позвонил Веронике. Не знаю, почему ей. У меня было достаточно номеров, чтобы выбрать шлюху поприятней, ту же Кейт например, которую я в последнее время частенько вспоминал, но позвонил я всё же Веронике.

Гл. 28

Мне урезали смены, и я могу теперь работать только сутки через трое.

— И это тогда, когда я только начал выбираться из долгов, – сказал я, и стал собираться домой.

— Может по пивку тогда? – предложил Тревор, завязывая шнурки.

— Тогда прогуляемся, – ответил я, – пока еще не поздно.

Мы вышли на улицу, прошли квартал до любимого бара, но он оказался закрыт, пришлось идти в магазин.

Мы купили упаковку пива, и бутылку вина. Я выбрал вино. Далее мы просто побрели по улице. Уже стемнело.

— Я всё забываю спросить, ты откуда вообще? – с заметным интересом спросил Тревор и открыл банку пива.

— Зачем тебе это?

Парень хорошо приложился к банке, и с одного глотка опустошил её наполовину.

— Ну, я где-то слышал, что у тебя проблемы с приёмом на работу. Ты даже к нам в охрану с трудом попал. Обычно это гастарбайтеров так дёргают. А ты вроде не похож на него.

— В моей стране у правительства принято много выёбываться, при этом безосновательно. Поэтому и отношение к жителям этой страны такое. Я сделал пару глотков из бутылки.

— В каком смысле выёбываться?

— Не знаю, просто это видно. Видно, что люди, да и страна в целом, не знают где их место, и пытаются из кожи вон лезть, чтобы надеть на себя чью-нибудь узду и продать себя подороже. Предки, павшие во имя независимости и справедливости, наверно вырабатывают статистическое электричество у себя в могилах.

—Братан, как-то ты сложно говоришь. Но я честно пытаюсь понять.

— Забей, это ни к чему.

Мы прошли около мили, и решили присесть на обочину у дороги возле автостоянки.

— Мне бывает жутко хуёво на душе, – пожаловался Тревор, – мне еще нет тридцати, а я чувствую, что лучшие годы я уже прожил, и нихуя мне больше не светит.

— По-моему ты загоняешься.

— Я в разводе, детей нет, работа на плаву. Черт, да осталось еще за решетку попасть, и точно буду бывалым.

Мы продолжали сидеть у дороги. Из подворотни выбежала свора собак, и они принялись шуршать по помойкам.

— Никогда не думал, что скоро и мы окажемся там, будем похожи на бродячих собак? – спросил Тревор, глядя на псов, лижущих друг дружке задницы.

— Мы и так тут. Всё что нас отличает от них, так это умение говорить, и вытирать жопу рукой. А так, то всё так же. Так же лижем друг другу задницу, так же бегаем с места на место, так же ебёмся в подворотнях.

— Еще у нас есть бухло, – заулыбался Тревор, и потряс банкой пива.

— Плевать на бухло, от него еще хуже. Кому-то везёт, и, выпивая, он отвлекается от реальности, чувствует себя свободней. А у меня так не получается. Я наоборот начинаю концентрироваться на всём окружении. Еще больше огорчаясь. Наверно потому, что в школьные годы я не алкоголил, как все.

Тревор молча пил, и выбрасывал банки себе под ноги. Шавки рвали пакеты у помойки, растягивали мусор по всему району. Не далеко оттуда по тротуару шел парень с собакой.

— Я уже начинаю замерзать, – сказал Тревор и начал приподниматься. – Нам нужно либо зайти в бар, либо идти по домам.

— Идём, – не успев встать, сказал я, как собаки начали лаять.

Парень с псиной проходил рядом, а его немка хотела порвать горланящих шавок, и только рвалась из поводка. Ему достаточно было отпустить её, и она бы точно две или три штуки разорвала бы в клочья. Но парень принялся хлестать другим концом поводка по морде овчарке. Он бил по глазам, по носу, по ушам. Немка заскулила и прижалась к тротуару. Она уже не лаяла, не дёргалась, а он продолжал её лупить.

— Эй! Ну хорош уже! – крикнул Тревор, и бросил банкой в парня.

— Моя сука! Чтобы дрессировать, нужно пиздить, так что не лезь не в своё дело.

Я продолжал сидеть и пить вино, в бутылке уже оставалось меньше половины.

— Так может мне тебя надрессировать, – огрызнувшись, ответил Тревор и стал подходить к парню.

Парень неистово продолжал хлестать собаку по морде, видно было, что даже проступила кровь. Глаза у овчарки дико блестели. Никогда не видел, как животные плачут. Она преданно сдерживала побои, и еле скуля, исподлобья смотрела на хозяина.

Тревор подошел к засранцу, и схватил его за горло. Говнюк отпустил поводок, а овчарка принялась лаять на Тревора.

— Ты видишь? Ты пиздишь её, а она тебя защищает, – наехал Тревор.

— Конечно, я ведь её кормлю, а теперь отпусти, иначе не поздоровится, – промолвил парень, кивая на собаку.

Тревор отпустил его, и уставился на овчарку.

— А теперь пошел нахуй отсюда, пока я не спустил её на тебя.

— Тревор, идём, – сказал я и тоже попытался приподняться. С первого раза не получилось, вино било в голову.

Ублюдок еще раз хлестнул овчарку по спине, и потащил дальше.

— Ну что за мудак, – сказал Тревор. – Зачем заводить животное, а потом самоутверждаться с его помощью.

— Не мудак, а уёбок. А самоутверждается, потому что мы хуже животных. Нам всегда нужно чувствовать своё превосходство хоть над чем-то. Что мы не такие жалкие и под нами есть еще кто-то. Что мы выше кого-то. Стараемся быть престижней в глазах других, но при этом отчаянно делаем вид, что нам похуй на их мнение. Животные в разы лучше людей. Они хотя бы не поступают иррационально.

— Тут ты прав, – согласился Тревор.

— Им не к чему саморазрушение, тотальный контроль себе подобных, ложь и прочая херня, которой занимаются люди.

— Давай сменим тему, а то мне задушить тебя хочется.

— Да что-то понесло уже.

Наконец мы пошли дальше. Проходя по одной из улиц, я обратил внимание на какое-то невидимое отличие всех переулков, дворов, улиц от этой. Я прямо ощущал на себе это отличие, как только мы стали проходить там. Такое чувство, что тебя уносило во времени, и ты становился каким-то живым. Живее чем все остальные. Цифровой версией в аналоговом мире. Необычное место.

— Что за железяка у нас в охранной? – спросил Тревор. – Похоже на печатную машинку. Ты её принёс?

— Да, – находясь мыслями где-то, отвечал я. – Я пишу, когда никого нет.

— Ты писатель? А почему не на ноутбуке? Он вроде легче в разы, и удобней.

— Не нравится мне это слово. Писатель. Само слово то хорошее, но сейчас оно не значит ничего хорошего.

Мы прошли уже около полумили.

— Это сложно объяснить. Ноутбук даёт слишком много возможностей и соблазна. Не могу писать за ноутбуком. К тому же, мне нравится звук стучащей машинки. В нём есть какая-то архаичность.

— О каком соблазне ты говоришь? – поинтересовался Тревор.

— Интернет, – ответил я, – интернет и свобода действий. Ты не сможешь сконцентрироваться на написании чего-нибудь, когда у тебя под рукой доступ в сеть. Тебе нужно послать кого-то нахуй, подрочить на порно, послушать музыку, и тебя это всё будет отвлекать при написании. А когда ты стучишь за машинкой, ты дистанцируешься от этого всего. Ты погружаешься в вакуум своих мыслей, и можешь правильно подбирать слова. Да и работается продуктивней. Особенно ночью.

— А что ты пишешь? Фантастику?

— Не знаю, просто пишу. Вроде как романом можно назвать, но с другой стороны и на эссе похоже. Просто есть вещи, о которых не с кем поговорить. А эти мысли накапливаются в твоей голове и тебе просто необходимо ими поделиться. Я бы мог, конечно, больше знакомится, и общаться с людьми, тем самым разряжать мозги, но зачастую это бесполезные знакомства, на которые уходит много времени. В том смысле, что никто не понимает, о чем я говорю. Поэтому решил просто перенести это на бумагу. А уж если кто-то поймёт, о чем я пишу, а тем более думает так же, то с того будет понятно, не ебанутый ли я совсем.

— По-моему быть писателем в наше время совсем не здорово, – ответил Тревор. – Они обычно ведут нищенский образ жизни, бухают, и быстро стареют.

— Черт знает, может так и есть. Но я-то не пью. Почти не пью. Так что стареть я буду, как и все остальные. В сорок пять лет седой волос обнаружу, впаду в запоздалый кризис среднего возраста и забухаю по-настоящему.

— С другой стороны, ты можешь стать удачливым мудаком, и твоя книга будет бестселлером. Тогда ты перестанешь жрать овсянку, и побалуешь себя нормальной пищей. – Иронизировал Тревор.

— Вряд ли, – сказал я – не то, чтобы я в себя не верил, но бестселлерами становятся книги, которые хорошо проспонсированы. А хули я. Кроме того, что меня не подписывает ни одно из издательств, так у меня еще и нет денег на это всё. Ну и, в конце концов, я хотел сделать эту книгу общедоступной, некоммерческой.

— Наверно я знаю ответ на вопрос, который ты хочешь узнать. – Тревор, посмотрел на меня с серьёзной физиономией и сказал: – Ты ебанутый.

— Почему это?

— Ты нищеброд, всё своё свободное время что-то пишешь, тратишь силы, и хочешь это бесплатно отдать. Так делают либо ебанутые, либо обеспеченные люди. Стало быть, во вторую категорию ты не вписываешься.

— Знаешь, я просто не поддерживаю писанину ради бабок. Конечно, вознаграждение это хорошо, но современная литература только и пишется, что с коммерческой целью. Я считаю деньги нужно тратить только на женщин и кураж.

— О, за это я выпью. – Стукнув банкой о почти пустую бутылку, сказал Тревор.

— Кто-то штампует детективы каждую неделю, по которым потом снимают уёбищные сериалы. Кто-то пишет пропагандистскую заказуху, а кто-то далеко не ходит, и пишет мыло для домохозяек, типа Коэльо. Но всё ради бабок. А если ради бабок, то значит где-то скрытая реклама в тексте, где-то чужая мысль, где-то цензура, а, в общем и целом еще и наспех написанная книга. Как-то не хорошо это, в общем.

Мы перешли дорогу, уходящую в сторону главной улицы, и вышли на объездную кольцевую в спальном районе. На часах почти пять утра, и с минуты на минуту должно было светать.

— Ты так и планируешь чернорабочим до конца жизни протирать штаны? – спросил Тревор.

— Не знаю, напишу еще пару книг, а потом, может, в колледж преподавать пойду. А сам-то ты чего? Смотрю планы наполеоновские.

— Ну да, наполеоновские, – возразил Тревор, и выкинул последнюю пустую банку из под пива – думаю съехать куда-нибудь южнее. Не люблю холода, я только и приехал, потому что женился. Сам-то я не отсюда.

— Стало быть, тоже понаехавший?

Тревор одобрительно кивнул и сказал:

— Открою тебе секрет, тут все понаехавшие.

Светало.

Гл. 29

Я познакомился с Джулией на литературном вечере. Она зачитывала собственные стихи. Читала выразительно, я бы даже сказал со страстью. И в этот раз, это не показалось таким глупым, как обычно происходило, когда кто-нибудь начинает распинаться и чрезмерно переигрывать, изливая душу. Показушники. Я поэтому и не ходил на подобные мероприятия. Всё, чем я был мотивирован, так это желанием проветриться и немного пообщаться. Ну, если не брать во внимание желание кого-нибудь подцепить.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 121314 15 16 Следующая ⇒