МРАЧНЫЙ ЖНЕЦ 9 страница

— А и правда, господин Сдумс! Наверное, ей захотелось покоя, вот она и прикатилась! И все-таки вы невероятный…

— Смотрю на себя и сам удивляюсь, — печально произнес Сдумс.

Он вышел за ворота. Дверь, поскрипывая и постукивая, следовала за ним по пятам.

«Если бы всего месяц назад мне кто-нибудь сказал, — думал Сдумс, — что через несколько дней после того, как меня уложили в гроб, я буду идти по дороге в сопровождении прячущегося за дверью застенчивого страшилы, я бы рассмеялся такому человеку в лицо».

Нет, рассмеялся бы — это вряд ли. Скорее бы проквакал что-нибудь вроде: «А? Что? Громче говорите! » — и все равно бы ничего не понял.

Рядом раздался лай. На Сдумса смотрел пес. Очень крупный. Единственной причиной, по которой его можно было назвать псом, а не волком, был всем известный факт: волки в городах не живут.

Пес подмигнул. Ну точно, ведь полнолуние уже прошло…

— Волкофф? — спросил Сдумс. Пес кивнул.

— Говорить можешь? Пес покачал головой.

— Чем будешь заниматься? Волкофф пожал плечами.

— Хочешь пойти со мной?

Волкофф снова пожал плечами, словно говоря: «А почему бы и нет? Все равно делать больше нечего».

«Если бы всего месяц назад кто-нибудь сказал мне, — подумал Сдумс, — что через несколько дней после того, как меня уложили в гроб, я буду идти по дороге в сопровождении прячущегося за дверью застенчивого страшилы и вервольфа наоборот… возможно, я бы рассмеялся такому человеку в лицо. Правда, шутку пришлось бы повторить несколько раз. И орать при этом».

Смерть Крыс собрал своих последних клиентов, большинство из которых жили в соломенной крыше, и повел их туда, куда обычно уходят все добропорядочные крысы.

И он очень удивился, встретив посреди пожара некую дымящуюся фигуру, которая пробиралась сквозь раскаленные дебри обваливающихся балок и разваливающихся половиц. Подойдя к пылающим ступеням лестницы, фигура достала что-то из дымящихся лохмотьев, которые совсем недавно были одеждой, и зажала этот предмет в зубах.

Дальнейшего развития событий Смерть Крыс ждать не стал. Хотя ему не было и дня от роду, он обладал опытом всех крыс на Плоском мире и чувствовал себя Смертью — поэтому он, возможно, понимал, что глухие звуки, сотрясавшие весь дом, издавало не что иное, как закипающее в бочках бренди.

Отличительная черта всякого бренди состоит в том, что кипит оно очень и очень недолго.

Огненный шар разбросал обломки постоялого двора в радиусе полумили. Ослепительно белые языки пламени вырвались из дыр, которые недавно были окнами и дверями. Над головами людей просвистели стропила. Некоторые воткнулись в крыши соседних домов, порождая новые пожары.

Остался только нестерпимый жар, от которого слезились глаза.

А потом внутри жара появились маленькие темные пятнышки. Они начали двигаться, соединились вместе и создали высокую фигуру, которая шагала вперед, что-то держа перед собой.

Фигура прошла сквозь замершую в изумлении толпу и направилась по холодной темной дороге к ферме. Люди потянулись следом за ней, словно хвост некоей черной кометы.

Билл Двер поднялся в комнату госпожи Флитворт и положил девочку на кровать.

— ОНА ГОВОРИЛА, ЧТО ГДЕ-ТО РЯДОМ ЕСТЬ АПТЕКА.

Госпожа Флитворт с трудом пробилась сквозь толпу.

— В Шамбли есть аптека, — сообщила она. — А неподалеку от тракта, что ведет в Ланкр, живет ведьма.

— НИКАКИХ ВЕДЬМ. НИКАКОГО ВОЛШЕБСТВА. ПОШЛИТЕ ЗА АПТЕКАРЕМ. А ОСТАЛЬНЫЕ ПУСТЬ УХОДЯТ.

Это не было просьбой. Это не было приказом. Это было просто неопровержимым утверждением.

Госпожа Флитворт немедленно принялась размахивать тонкими ручками:

— Все, все, уходите! Все кончилось! Кыш! Вон из моей спальни! Убирайтесь!

— Но как ему это удалось? — крикнул кто-то из толпы. — Никто не смог бы выбраться оттуда живым! Все видели, как дом взлетел на воздух!

Билл Двер медленно обернулся.

— МЫ СПРЯТАЛИСЬ, — сказал он. — В ПОДВАЛЕ.

— Вот видите! Все поняли? — крикнула госпожа Флитворт. — В подвале. Все логично.

— Но в таверне не было… — начал было какой-то скептик и тут же осекся, почувствовав на себе взгляд Билла Двера.

— Ну конечно. В подвале, — поспешил закончить он. — Да. Разумеется. Мудро.

— Очень мудро, — подтвердила госпожа Флитворт. — А теперь выметайтесь.

И она снова принялась выгонять всех в ночь. Вскоре хлопнула дверь. Он не слышал, как госпожа Флитворт поднялась по лестнице с тазом холодной воды и куском фланели. Старушка тоже могла ходить бесшумно, когда хотела.

Она вошла и закрыла за собой дверь.

— Родители захотят увидеться с ней. Мать в обмороке, а Большой Генри с мельницы послал отца в нокаут, когда тот пытался вбежать в горящий дом, но скоро они будут здесь.

Она наклонилась и вытерла девочке лоб фланелькой.

— Где она была?

— ПРЯТАЛАСЬ В БУФЕТЕ.

— От огня?

Билл Двер пожал плечами.

— Просто невероятно. И как у тебя получилось найти ее в этом дыме и пламени?

— ДАВАЙТЕ НАЗОВЕМ ЭТО ВЕЗЕНИЕМ.

— Она совсем не пострадала.

Билл Двер предпочел не заметить вопросительные нотки, прозвучавшие в ее голосе:

— ЗА АПТЕКАРЕМ ПОСЛАЛИ?

— Да.

— ОН НИЧЕГО НЕ ДОЛЖЕН ЗАБИРАТЬ.

— Что ты имеешь в виду?

— КОГДА ОН ПРИДЕТ, ОСТАВАЙТЕСЬ ЗДЕСЬ. И ЧТОБЫ ИЗ ЭТОЙ КОМНАТЫ НИЧЕГО НЕ ВЫНОСИЛИ.

— Вот глупость. Зачем аптекарю что-то уносить отсюда? И что он захочет унести?

— ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО. А ТЕПЕРЬ Я ВЫНУЖДЕН ОСТАВИТЬ ВАС.

— Ты куда?

— В АМБАР. ОЧЕНЬ МНОГО ДЕЛ, А ВРЕМЕНИ ПОЧТИ НЕ ОСТАЛОСЬ.

Госпожа Флитворт посмотрела на крошечную фигурку, лежавшую на кровати. Происходящее было выше ее понимания, и ей оставалось только смириться.

— Она словно спит, — беспомощно произнесла госпожа Флитворт. — Что с ней такое?

Билл Двер остановился на верхней ступеньке:

— ОНА ЖИВЕТ ЗА СЧЕТ ОДОЛЖЕННОГО ВРЕМЕНИ.

Сразу за амбаром стояла старая кузница, которой вот уже много лет никто не пользовался. Но сейчас из нее вырывался желто-красный, пульсирующий, словно сердце, свет.

А еще оттуда доносились равномерные удары. При каждом ударе пламя вспыхивало синим.

Госпожа Флитворт бочком скользнула в приоткрытую дверь. Если бы она была человеком, серьезно относившимся к клятвам, то могла бы поклясться, что в этом треске пламени и грохоте молота ее было совсем-совсем не слышно. Однако Билл Двер вдруг быстро пригнулся и, повернувшись, встретил ее приближение острым изогнутым лезвием.

— Это же я! Я!

Он расслабился — или, по крайней мере, перешел на другой уровень напряженности.

— Что ты тут делаешь?

Он посмотрел на лезвие в руках так, будто видел его впервые в жизни.

— Я ПОДУМАЛ, ЧТО НУЖНО НАТОЧИТЬ ЭТУ КОСУ, ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ.

— В час ночи?

Он тупо смотрел на лезвие.

— НОЧЬЮ ОНА ТАКАЯ ЖЕ ТУПАЯ, КАК И ДНЕМ, ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ.

Он бросил косу на наковальню.

— НО КАК БЫ Я ЕЕ НИ ТОЧИЛ, ОСТРЕЕ ОНА НЕ СТАНОВИТСЯ.

— Кажется, ты слегка перегрелся, — покачала головой она, беря его за руку. — Кроме того, по-моему, она уже достаточно острая и…

Тут госпожа Флитворт замолчала. Ее пальцы скользнули по кости его руки. Она было отдернула руку, но потом снова сжала пальцы.

Билл Двер задрожал.

Госпожа Флитворт не знала, что такое сомнения. За свои семьдесят пять лет она сталкивалась с разнообразными войнами, голодом, бесчисленными болезнями животных, парочкой эпидемий и тысячью мелких ежедневных трагедий. Унылый скелет даже рядом не стоял с десяткой Самых Худших Событий, которые довелось ей пережить.

— Значит, вот ты кто… — сказала она.

— ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ…

— Я всегда знала, что когда-нибудь ты обязательно придешь.

— ПО-МОЕМУ, МНЕ СТОИТ…

— Всю жизнь я ждала принца на роскошном белом жеребце. — Госпожа Флитворт невесело усмехнулась. — Вот он и прибыл. Смешно, правда?

Билл Двер сел на наковальню.

— Приходил аптекарь, — сообщила она. — Сказал, что ничем не может помочь. Девочка в полном порядке. Просто никак не удается ее разбудить. А еще мы еле-еле разжали ее пальчики. Она сжимала их так крепко…

— Я ЖЕ ВЕЛЕЛ НИЧЕГО У НЕЕ НЕ БРАТЬ!

— Да не беспокойся ты! Мы ничего и не взяли.

— ХОРОШО.

— А что это такое?

— МОЕ ВРЕМЯ.

— Что-что?

— МОЕ ВРЕМЯ. ВРЕМЯ МОЕЙ ЖИЗНИ.

— Ас виду — обыкновенные песочные часы для варки яиц, только очень дорогие.

Билл Двер выглядел удивленным.

— НУ, ЧЕМ-ТО ОНИ ПОХОЖИ. Я ОТДАЛ ЕЙ ЧАСТЬ СВОЕГО ВРЕМЕНИ.

— У тебя есть время?

— У ВСЯКОГО ЖИВОГО СУЩЕСТВА ЕСТЬ СВОЕ ВРЕМЯ. А КОГДА ОНО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ, СУЩЕСТВО УМИРАЕТ. КОГДА МОЕ ВРЕМЯ ЗАКОНЧИТСЯ, ОНА УМРЕТ. И Я ТОЖЕ УМРУ. ТОЛЬКО РАНЬШЕ. ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ.

— Не может быть…

— МОЖЕТ. ЭТО ТРУДНО ОБЪЯСНИТЬ.

— Ну-ка, подвинься.

— ЧТО?

— Я сказала, подвинься. Сесть хочу.

Билл Двер переместился на край наковальни, и госпожа Флитворт села рядом.

— Итак, ты умрешь, — констатировала она.

— ДА.

— Но умирать ты не хочешь.

— НЕ ХОЧУ.

— Почему?

Он посмотрел на нее как на сумасшедшую.

— ПОТОМУ, ЧТО Я ПЕРЕСТАНУ СУЩЕСТВОВАТЬ. МЕНЯ ЖДЕТ НИЧТО.

— Значит, умершие попадают в ничто?

— НЕ СОВСЕМ. ЗДЕСЬ ЕСТЬ КОЕ-КАКАЯ РАЗНИЦА. У ВАС ВСЕ ЛУЧШЕ ОРГАНИЗОВАНО.

Некоторое время они сидели и молча смотрели на угасающие угли в горне.

— Зачем же ты тогда точил косу?

— Я ПОДУМАЛ, ЧТО… СМОГУ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ…

— А были примеры? Ну, в твоей практике. Тебе кто-нибудь сопротивлялся? И побеждал?

— ПОБЕЖДАТЬ — ТАКОГО НЕ БЫВАЛО. ХОТЯ ИНОГДА ЛЮДИ БРОСАЛИ МНЕ ВЫЗОВ. ПРЕДЛАГАЛИ СЫГРАТЬ. НА ИХ ЖИЗНЬ, РАЗУМЕЕТСЯ.

— И что, никому не удавалось выиграть?

— НИКОМУ.

— Погоди, — вдруг вспомнила госпожа Флитворт. — Если ты — это ты, кто тогда придет за тобой?

— СМЕРТЬ. ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ МНЕ ПОД ДВЕРЬ ПОДСУНУЛИ ВОТ ЭТО.

Смерть разжал пальцы и показал ей замызганный клочок бумаги. Госпожа Флитворт вгляделась в написанное. Почерк был просто отвратительный. «ОоооИиииОоооИиииОоооИИИии» — было написано там.

— ЭТО ОТ БАНШИ. ЕДВА РАЗОБРАЛ ПОЧЕРК.

Госпожа Флитворт посмотрела на него, склонив голову.

— Но… поправь, если я не права, но…

— НОВЫЙ СМЕРТЬ.

Билл Двер взял косу.

— ОН БУДЕТ УЖАСЕН.

Лезвие изогнулось в его руках. По кромке пробежали синеватые огоньки.

— И Я БУДУ ЕГО ПЕРВЫМ КЛИЕНТОМ.

Госпожа Флитворт заворожено глядела на огоньки:

— И насколько ужасен он будет?

— НАСТОЛЬКО, НАСКОЛЬКО ХВАТИТ ВАШЕГО ВООБРАЖЕНИЯ.

— О.

— ДА, ОН БУДЕТ ИМЕННО ТАКИМ.

Лезвие опять выгнулось.

— Он придет и за малюткой тоже?

— ДА.

— Честно говоря, Билл Двер, я тебе ничем не обязана. Вряд ли в мире найдется такой человек, который тебе чем-то обязан.

— ВОЗМОЖНО, ВЫ ПРАВЫ.

— Правда, жизнь тоже не идеальная штука. К ней у людей тоже есть претензии. Если честно рассудить.

— НА ЭТО МНЕ НЕЧЕГО СКАЗАТЬ.

Госпожа Флитворт бросила на него оценивающий взгляд.

— В углу стоит неплохой точильный камень, — сказала она.

— Я ИМ ПОЛЬЗОВАЛСЯ.

— А в буфете лежит хороший оселок.

— ИМ Я ТОЖЕ ВОСПОЛЬЗОВАЛСЯ.

Лезвие качнулось. Ей даже показалось, что она услышала, как тихонько взвыл рассекаемый воздух.

— И этого все равно недостаточно? Билл Двер вздохнул:

— СКОРЕЕ ВСЕГО, Я ПЫТАЮСЬ ДОБИТЬСЯ НЕВОЗМОЖНОГО.

— Перестань сейчас же. Сдаться проще всего, — упрекнула госпожа Флитворт. — Там, где жизнь… что?

— ТАМ, ГДЕ ЖИЗНЬ — ЧТО?

— Там надежда.

— ПРАВДА?

— Именно так.

Билл Двер провел по лезвию костяным пальцем:

— НАДЕЖДА?

— Никогда не сталкивался?

Билл покачал головой. Он испытал многое, но это было нечто новенькое.

— А МОЖЕТ, ПОПРОБОВАТЬ ЛЕЗВИЕМ О ЛЕЗВИЕ?

Прошел час.

Госпожа Флитворт копалась в своем мешке с тряпками.

— Ну, что дальше?

— ЧТО МЫ УЖЕ ПОПРОБОВАЛИ?

— Сейчас посмотрю… Мешковину, миткаль, лен… А как насчет атласа? У меня есть кусочек.

Билл Двер взял ткань и нежно провел ей по кромке.

Госпожа Флитворт добралась до дна мешка и вытянула кусочек белой ткани.

— ЧТО ЭТО?

— Шелк, — нежно промолвила она. — Нежнейший белый шелк. Настоящий, ни разу не использованный.

Она откинулась на спинку кресла и уставилась на ткань.

Чуть выждав, он осторожно вытащил лоскуток из ее пальцев.

— СПАСИБО.

— Итак? — сказала она, словно очнувшись. — Это подойдет?

Когда он повернул лезвие, оно издало звонкое «вум-м-м-м». Огонь в горне едва теплился, но лезвие блестело так, что слепило глаза.

— Надо же, мы его шелком заточили, — покачала головой госпожа Флитворт. — Никто ведь не поверит.

— ОНО ВСЕ ЕЩЕ ТУПОЕ.

Билл Двер осмотрел темную кузницу и вдруг бросился в один из углов.

— Что там?

— ПАУТИНА.

Раздался протяжный тонкий писк, словно кто-то пытал муравьев.

— Ну и как?

— ВСЕ РАВНО ТУПОЕ.

Билл Двер вышел из кузницы, госпожа Флитворт зашаркала за ним. Он остановился в центре двора и поднял лезвие навстречу едва заметному предрассветному ветерку.

Лезвие запело.

— Ради всего святого, чего ты добиваешься? Неужели лезвие может быть острее, чем сейчас?

— МОЖЕТ.

В курятнике проснулся петушок Сирил и уставился сонными глазами на преследующие его буквы. Он их от всей души ненавидел. Но делать нечего. Сирил глубоко вздохнул.

— Хру-ка-ли-ку!

Билл Двер обвел взглядом далекий горизонт, потом оценивающе посмотрел на низкий холм за домом.

Резко сорвавшись с места, он со всех своих костяных ног бросился к холму.

Свет нового дня неторопливо заливал Диск. Свет Плоского мира был старым, медленным и тяжелым; он никуда не спешил. Иногда на пути света вставала какая-нибудь долина, замедляя его продвижение, или горный хребет сдерживал его, как плотина, пока он не переливался через верх и не стекал по дальнему склону.

Свет преодолевал моря, накатывался волнами на берег и бежал по равнинам, подгоняемый кнутом солнца.

На легендарном скрытом континенте Хххх, рядом с Краем мира, существовала затерянная колония волшебников, которые украшали свои шляпы пробками и питались исключительно креветками. Пока струившийся из космоса свет был еще свежим и необузданным, они занимались серфингом на бурлящей границе ночи и дня.

И вот, если бы одного из них рассвет унес на тысячи миль вглубь Диска, он, возможно, заметил бы худую фигуру, взбиравшуюся рано утром по склону низкого холма.

Фигура достигла вершины, буквально на мгновение опередив свет, вздохнула и, чуть присев, развернулась.

В поднятых руках она держала длинное лезвие.

Свет ударил в него… расщепился… и заскользил дальше.

Впрочем, волшебник не обратил бы на это особого внимания, так как все его мысли занимала бы другая проблема: долгая дорога домой длиной в пять тысяч миль.

Госпожа Флитворт тяжело дышала. Мимо нее струился новый день. Билл Двер стоял совершенно неподвижно, только лезвие двигалось в его руках, когда он подставлял его под лучи света под нужным углом.

Наконец результат удовлетворил его.

Билл развернулся и рубанул лезвием воздух.

Госпожа Флитворт покачала головой. — Разве светом можно что-нибудь заточить? — хмыкнула она.

И растерянно замолчала. Он снова взмахнул лезвием. — Вот ЭТО да!

Во дворе петушок Сирил вытянул лысую шею, готовясь предпринять очередную попытку. Билл Двер ухмыльнулся и взмахнул лезвием в сторону звука.

— Ку ку ря кх-х.

Билл Двер опустил лезвие.

— ВОТ ТЕПЕРЬ ОНО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ОСТРОЕ.

Ухмылка исчезла с его лица — по крайней мере отчасти, насколько это было возможно.

Госпожа Флитворт повернулась, проследив направление его взгляда, и увидела легкую дымку, стелющуюся над пшеничным полем.

Дымка была похожа на серую мантию, совершенно пустую, но сохранившую форму владельца, словно висевшую на веревке одежду раздул ветерок.

Несколько секунд дымка колыхалась над полем, потом исчезла.

— Я тоже видела ее, — сказала госпожа Флитворт.

— ЭТО БЫЛА НЕ ОНА, А ОНИ.

— Они? Кто именно?

— ОНИ, — Билл Двер небрежно взмахнул рукой, — НЕЧТО ВРОДЕ СЛУГ. НАБЛЮДАТЕЛЕЙ. РЕВИЗОРОВ. ИНСПЕКТОРОВ.

Госпожа Флитворт подозрительно прищурилась.

— Инспекторов? — переспросила она. — Ты имеешь в виду типа налоговых?

— МОЖНО И ТАК СКАЗАТЬ.

Лицо госпожи Флитворт озарилось улыбкой.

— Почему ты раньше ничего не сказал?

— ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ?

— Мой отец заставил меня поклясться, что я никогда не буду помогать налоговикам. Он говорил, что при одной мысли о них его тошнит. Еще он говорил, что есть смерть и есть налоги, только налоги гораздо хуже, потому что смерть случается один раз в жизни, а налоги — каждый год. Нам приходилось даже выходить из комнаты, когда он говорил о налоговиках. Мерзкие твари. Вечно суют повсюду свой нос, вечно выспрашивают, у кого что спрятано под поленницами или за потайными дверцами в подвале, хотя их это совершенно не касается.

Она презрительно фыркнула.

Билл Двер был поражен. В устах госпожи Флитворт слово «налоговик» звучало точь-в-точь как «гад», хотя было на целых четыре слога больше.

— Ты должен был сразу сказать мне, кто тебя преследует, — упрекнула госпожа Флитворт. — В здешних местах налоговики популярностью не пользуются. Когда еще мой отец был жив, к ногам особенно назойливых налоговиков привязывали камень потяжелее и бросали их в пруд.

— НО, ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ, ГЛУБИНА ПРУДА ВСЕГО НЕСКОЛЬКО ДЮЙМОВ.

— Да. Было очень смешно наблюдать, как они об этом узнавали. Нет, все-таки ты должен был сразу мне открыться. А то местные сначала даже решили, что ты тоже из этих.

— НЕТ. К НАЛОГАМ Я НЕ ИМЕЮ НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ.

— Ну и ну, я и подумать не могла, что Там, Наверху, тоже есть налоговики.

— ЕСТЬ. НЕКОТОРЫМ ОБРАЗОМ. Она подошла чуть ближе.

— И когда они явятся?

— СЕГОДНЯ НОЧЬЮ. ТОЧНЕЕ СКАЗАТЬ НЕ МОГУ. ДВА ЧЕЛОВЕКА ЖИВУТ ЗА СЧЕТ ОДНОГО ВРЕМЕНИ. ЭТО МОЖЕТ РАСШАТАТЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ.

— А я и не знала, что люди способны отдавать друг другу часть жизни.

— ТАКОЕ ПОСТОЯННО СЛУЧАЕТСЯ.

— Сегодня? Ты уверен?

— ДА.

— И это лезвие поможет тебе?

— НЕ ЗНАЮ. ОДИН ШАНС НА МИЛЛИОН.

— О. — Она, казалось, задумалась над чем-то. — Значит, днем ты абсолютно свободен?

— ДА. А ЧТО?

— Тогда ты можешь заняться уборкой урожая.

— ЧТО?

— Это займет тебя. Поможет отвлечься. Кроме того, я плачу тебе шесть пенсов в неделю, а шесть пенсов — это шесть пенсов.

Дом госпожи Торт тоже находился на улице Вязов. Сдумс постучал в дверь. Через некоторое время он услышал глухой голос:

— Там есть кто-нибудь?

— Если да, то стукните один раз, — усмехнулся Шлеппель.

Сдумс приоткрыл щель почтового ящика.

— Прошу прощения. Госпожа Торт? Дверь открылась.

Сдумс несколько иначе представлял себе госпожу Торт. Она была крупной женщиной, но никак не толстой. Просто она была создана в несколько более крупном, чем нормальный, масштабе. Подобные люди обычно ходят чуть пригнувшись и с извиняющимся выражением на лицах — на тот случай, если непреднамеренно нависнут над кем-то. У нее были прекрасные волосы. Они венчали ее голову и спадали на спину подобно мантии. Немного заостренные уши ничуточки ее не портили, правда зубы, белые и красивые, блестели несколько угрожающе. Сдумс был поражен, насколько быстро его мозг зомби сделал правильный вывод, и опустил глаза.

Волкофф застыл на месте — от потрясения он даже забыл приветливо помахивать хвостом.

— Вы — госпожа Торт? Честно говоря, я ожидал… — сказал наконец Сдумс.

— Вам, наверное, нужна моя мама, — сказала высокая девушка. — Мам! К тебе пришел какой-то господин.

Далекое ворчание внезапно стало близким, и из-за дочери, словно маленькая луна из тени планеты, появилась госпожа Торт.

— Что угодно? — спросила она.

Сдумс отошел на шаг. В отличие от дочери госпожа Торт была очень невысокой и вдобавок почти идеально круглой. Опять-таки в отличие от дочери, поза которой свидетельствовала о том, что она старается выглядеть как можно меньше, госпожа Торт стремилась подавить собеседника своими размерами. В этом ей немало способствовала шляпа, которую, как он узнал чуть позже, госпожа Торт носила постоянно и с преданностью волшебника. Шляпа была огромной и черной, утыканной самыми разнообразными предметами, как то птичьими крыльями, восковыми вишенками и шляпными булавками. Госпожа Торт парила под шляпой, как корзина под воздушным шаром. Многие, для удобства ведения беседы, обращались напрямую к шляпе, а не к ее владелице.

— Госпожа Торт? — зачарованно проговорил Сдумс.

— Да здесь я, внизу, — раздался укоризненный голос.

Сдумс опустил взгляд.

— Точно, — сказала госпожа Торт.

— Я обращаюсь к госпоже Торт? — спросил Сдумс.

— Да, да, это я и без тебя знаю.

— Меня зовут Ветром Сдумс.

— Это я тоже знаю.

— Понимаете, я — волшебник…

— Хорошо, только не забудь вытереть ноги.

— Вы позволите войти?

Ветром Сдумс замолчал. Переключив несколько тумблеров на пульте управления мозгом, он проиграл последние несколько фраз заново и улыбнулся.

— Она самая, — кивнула госпожа Торт.

— Вы случайно не ясновидица?

— Обычно секунд на десять, господин Сдумс. Сдумс замолчал.

— Ты должен задать вопрос, — быстро произнесла госпожа Торт. — Да, я предвижу вопросы и отвечаю на них раньше. Но с этим лучше не экспериментировать. Когда я не слышу вопрос, который уже предвидела, у меня разыгрывается жуткая мигрень.

— Госпожа Торт, вы способны заглядывать в будущее? И на сколько?

Она кивнула.

— Вот и ладненько, — сказала она, явно успокоившись, и провела его из коридора в крошечную гостиную. — Страшила тоже может войти, если оставит дверь на улице и спрячется в подвале. Не люблю, когда по дому шастают страшилы.

— Я уже и забыл, когда последний раз был в настоящем подвале! — радостно воскликнул Шлеппель.

— У меня там и пауки есть, — пообещала госпожа Торт.

— Ух ты!

— А ты не откажешься от чашки чая, — повернулась госпожа Торт к Сдумсу.

Кто-нибудь другой сказал бы: «Полагаю, вы не откажетесь от чашки чая? » или «Не хотите ли чашку чая? » Но госпожа Торт ни на секунду не сомневалась в своих словах.

— Да, конечно, — кивнул Сдумс. — От чашечки не откажусь.

— Ц-ц-ц, молодой человек, — покачала головой госпожа Торт. — А вот это крайне вредно для зубов.

Сдумс сначала нахмурился, но потом понял, о чем речь.

— И два кусочка сахара, пожалуйста, — сказал он.

— Спасибо.

— У вас просто чудесный дом, госпожа Торт. Мозг Сдумса работал во всю мощь. Привычка госпожи Торт отвечать на вопрос, когда он еще даже не сформировался в твоей голове, могла выбить из колеи и более активный разум.

— Он умер десять лет назад, — сказала она.

— Э-э… — попытался остановиться Сдумс, но вопрос уже был на подходе к гортани. — Надеюсь, господин Торт в добром здравии?

— Все в порядке, я иногда разговариваю с ним.

— Весьма сожалею.

— Хорошо, как будет угодно.

— Госпожа Торт, видите ли, меня это несколько сбивает с толку… Не могли бы вы… выключить… свое предвидение?..

Она кивнула.

— Прошу прощения, иногда по привычке забываю отключать его. Обычно-то я общаюсь только с Людмиллой и Одним-Человеком-Ведром. Это дух, — пояснила она. — Нет, нет, я просто догадалась, что ты об этом спросишь.

— Да, я слышал, что у медиумов есть духовные проводники, — кивнул Сдумс.

— Он не совсем проводник, скорее дух-разнорабочий, — пожала плечами госпожа Торт. — Терпеть не могу всякие карты, чашки и крутящиеся столики. Это не по мне. А эктоплазма… фу, гадость какая! От нее потом ковры ни в жизнь не отчистишь, даже уксусом. И тащить в дом эту пакость? Нет уж, увольте!

— Подумать только… — вежливо выразился Сдумс.

— И никаких завывающих призраков. Не выношу воя. А эта мышиная возня со сверхъестественным? Сверхъестественное значит неестественное. А я приличная женщина.

— Гм, — осторожно произнес Сдумс. — Но ведь всегда найдутся люди, которые могут полагать, что быть медиумом — это немного… сверхъестественно, ну, вы меня понимаете?..

— Что? Что? В мертвых нет ничего сверхъестественного. Чушь все это, слухи всякие распускают… Каждый из нас рано или поздно умрет.

— Надеюсь, вы правы, госпожа Торт.

— Итак, господин Сдумс, что тебе понадобилось? Придется все рассказать, ведь свое предвидение я выключила.

— Я пытаюсь понять, что происходит, госпожа Торт.

Откуда-то из-под ног донесся глухой удар, а за ним — счастливый крик Шлеппеля.

— Ого! Здесь и крысы есть!

— Ну да, я хотела поговорить с вами, с волшебниками, — чопорно произнесла госпожа Торт. — Но никто даже слушать меня не стал. Я, конечно, знала, что так оно и будет, но все равно должна была попробовать — иначе откуда бы я это знала?

— И с кем вы общались?

— С таким здоровым, в красном платье и с усами, будто он проглотил кота.

— С аркканцлером, — уверенно сказал Сдумс.

— А еще там был совсем огромный и толстый тип, ходит, как утка.

— Правда? Это был декан.

— Меня называли «милашкой», — фыркнула госпожа Торт. — А потом посоветовали проваливать. Не пойму, и с чего это я должна помогать всяким волшебникам, которые называют меня «милашкой» только потому, что я пытаюсь помочь?

— Боюсь, волшебники редко кого слушают, — признался Сдумс. — Лично я почти сто тридцать лет никого не слушал.

— Почему?

— Наверное, чтобы не слышать то, что сам нес. Но, госпожа Торт, что такое происходит? Мне вы можете сказать. Если я и волшебник, то уже мертвый.

— Ну…

— Шлеппель говорит, все это из-за какой-то жизненной силы.

— Видишь ли, жизненные силы накапливаются…

— И что это значит?

— Их стало больше, чем нужно. Как будто, — она рассеянно взмахнула руками, — что-то неодинаковое лежит на чашках весов…

— Нарушение равновесия?

Госпожа Торт, выглядевшая так, словно читала какой-то находящийся далеко текст, кивнула.

— Да, что-то вроде того… Понимаешь, иногда такое случается, и появляются призраки — жизнь уже оставила тело, но никуда не пришла… Зимой это случается реже, потому что жизненные силы утекают и возвращаются только весной… Кое-кто умеет накапливать жизненную силу…

— А еще эта сила может накапливаться в определенных местах, — продолжала госпожа Торт.

— Но почему она накапливается? — спросил Сдумс.

— Это очень похоже на грозу. Перед грозой в воздухе словно что-то сгущается. Примерно то же самое происходит и сейчас.

— Да, но почему?

— Как говорит Один-Человек-Ведро, почему-то все живое перестало умирать.

— Что?

— Глупо, правда? По его словам, жизни продолжают заканчиваться, все как и раньше, только потом никто никуда не уходит. Остается болтаться по округе.

— Что? Как призраки?

— Нет, не совсем. Скорее… как лужи. Если сложить вместе много луж, то получится море. Кроме того, призраки имеют чисто человеческое происхождение. Та же капуста не способна породить призрака.

Ветром Сдумс откинулся на спинку кресла. Он представил себе огромное море, которое питается миллионами притоков, представляющих собой закончившиеся жизни недолговечных существ. Давление повышается, жизненная сила начинает выходить из берегов. И заливать все вокруг.

— Как вы думаете, смогу я поговорить с Человеком… — начал было он, но вдруг замолчал.

Внезапно вскочив на ноги, Сдумс склонился над каминной доской госпожи Торт.

— Госпожа Торт, вот эта штука давно у вас? — спросил он, взяв в руку знакомый стеклянный предмет.

— Эта? Только вчера купила. Красивый, правда?

Сдумс потряс шарик. Он был почти таким же, как и те, что лежали под половицей. Снежинки вихрем взлетели вверх и медленно осели на миниатюрную копию Незримого Университета.

Этот шарик… Что-то он напоминает. Ну, здание внутри, само собой, похоже на Университет. Но сама форма предмета почему-то вызывала ассоциации с…

…С завтраком?

— Почему же? Почему? — вполголоса спросил он. — Эти проклятые штуковины валяются сейчас буквально повсюду…

Волшебники бежали по коридору.

— А как именно расправляются с призраками?

— Откуда мне-то знать? Раньше такого вопроса не возникало!

— Я где-то читал, что духа можно… загнать, если я не ошибаюсь.

— Загнать? Куда загнать? Мы что, должны будем гоняться за ними по всему Университету?

— Нет, аркканцлер, так называется процедура по избавлению от всяких зловредных духов и призраков. А потом, когда ты их загонишь, они бесследно пропадают. И за ними не нужно никуда бегать.

— Слава богам. Нам только не хватало носиться по университетским коридорам за какими-то там призраками. Что о нас подумают люди?

Раздался леденящий душу вопль. Он эхом отразился от темных колонн и арок и внезапно стих.

Аркканцлер резко остановился. Волшебники, не успев затормозить, налетели на него.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒