[55]Отсылкакпесне Sometimes It Snows in April 2 страница

С другой стороны, когда ты имеешь возможность создавать свое тело по собственному желанию, можно не опасаться застоя воды в организме.

И месячных у нее не будет.

Этот гребанный ублюдокБальтазар. Глупый изменщик.

И пронырливый в придачу: прятал на задворках сознания человеческую женщину, намеренно держа себя в состоянии бодрствования.

Не имея возможности добраться до него в течение двух дней, она испытала восторг, когда он, наконец, провалился в сон возле сгоревшего дома в пригороде. Нужно было лишь дождаться, когда сознание отступит, и Девина мгновенно воспользовалась шансом снова завладеть им.

Что бы ни говорили об этом вампире, но, блин, между ног у него волшебная палочка, воистину.

Но как только Девина наложила на него свои руки, в прямом смысле, то получила отвратительный сюрприз от его памяти, словно Бальтазар был псом, оставившим кучу дерьма на ковре в ее гостиной. Его мысли занимала женщина, человеческая женщина со среднестатистическим лицом и в костюме из «T. J. Maxx»[10].

Невероятно. Хотя Девина была самой горячей цыпочкой столетия, очередной идиот с членом смотрел в другую сторону вместо того, чтобы валяться у нее в ногах.

И ее бросают не в первый раз. Джим Херон, ее единственная настоящая любовь, отверг ее... выбрал девственницу с постной рожей, прости Господи. Потом Бутч, Брат Черного Кинжала, также прошел мимо, будучи женатым. Состоя в паре. Неважно.

Да, в море было полно рыбы, но что до остальных людей в Колдвелле? Они для нее – легкая мишень, и потому не могли заинтересовать ничем кроме мимолетного оргазма.

Ну, может, еще убийства – если она заскучает и захочет развлечься.

Ну, еще она готовила чудесные блюда из сердец.

– Толку как от козла молока.

Когда ее гнев – хотя она и в обычную ночь заводилась с пол-оборота – начал закипать, Девина прошлась вдоль бесконечных полок с дизайнерскими шмотками, которые она собирала годами. Как правило, шелка и сатина, бархата и парчи было достаточно, чтобы успокоить ее даже в худшем состоянии духа, сегодня ничего не помогало.

Ей хотелось одного – разрушить что-нибудь.

Эта мысль крутилась в ее голове, когда она дошла до витрины с сумочками «Биркин». И, конечно, кое-что там уже было уничтожено, не так ли?

– Ну, спасибо тебе, Мэй, – бесилась она.

Пытаясь взять себя в руки, Девина сосредоточилась на своих малышках, любимицах в ее коллекции, предметах ее радости и гордости. Стол с золотой лепниной, служивший постаментом для творений «Эрмес», был добрых восемь футов в длину и шесть в ширину, на нем располагалось больше дюжины «Биркин» разных размеров, цветов и типов кожи, выставленных на подставках из оргстекла разной высоты, формируя тем самым череду горных хребтов из всей этой красоты. У нее была сумка из глянцевой кожи гребнистого крокодила в розовом цвете, черная матовая из кожи нильского крокодила, с ручкой-подковой в комбинации красного и черного цветов, а также бежево-золотого и серо-белого. Были еще четыре «Страуса», две «Ящерицы» и модель «Тач».

Девина отказывалась от сумок в размере двадцать пять сантиметров. Слишком маленькие. Она предпочитала тридцати и тридцати пяти сантиметровые.

– Вы меня никогда не бросите, – прошептала Девина сумкам, словно маленьким послушным детям. – Вы всегда будете со мной.

Да, если только сюда не ворвется какой-нибудь серийный убийца и варварски не уничтожит что-нибудь из ее коллекции.

Ей нужно собраться с духом, прежде чем посмотреть на самый высокий стенд из оргстекла... на венец портняжного мастерства.

– О, Боже... – Девина вцепилась рукой в центр груди, когда ее сдавило от боли, столь свежей, будто она только что обнаружила уничтоженную сумочку. – О...

Последние три ночи ей был невыносим вид сожженного трупа «Биркин». Но и избавиться от него Девина не могла.

С другой стороны, сумка из кожи гималайского крокодила, инкрустированная бриллиантами, была самой редкой и самой дорогой моделью в мире... и еще более ценной потому, что к ней шел парный бриллиантовый браслет. Со снежно-белой кожей по центру, которая к краям тускнела до коричневого и серого оттенков с вкраплениями черного сумочка была не только шедевром ее блистательной коллекции, она служила главным доказательством того, что самые лучшие вещи в жизни не были бесплатны.

Апотомкакаятовампирскаясукаподожглаее.

Как можно было сотворить такое? Если та тупая сука так отчаянно хотела выбраться отсюда, спровоцировав пожарную сигнализацию, она могла поджечь пиджак от «Бальман». Костюм «Шанель». Платье «Эскада». Но неееет, из всех полок с одеждой, туфлями и ботинками, и – алло! – другого легковоспламеняемогодерьма вроде простыней, подушек, гребанного каталога из «Сакс», ради всего святого... женщина выбрала гималайского крокодила. Инкрустированного бриллиантами. С парным браслетом.

Этот кожаный мешок выбрал самую дорогую, самую редкую и самую желанную в мире сумку, чтобы выбраться из параллельного измерения.

Мэй будто знала, что делать. А это не так.

Девина спалила то дерьмовое ранчо, но этого было недостаточно. А потом вампиршаумудриласьускользнуть со своим бессмертнымлюбовникомв счастливое радужное будущее.

Кто мог подумать, что Сэвидж окажется бессмертным? Равноценно тому, что домохозяйка откроет в себе способность жать от груди две тонны.

И что в конечном итоге получила Девина? Не настоящую любовь, нет, скорее прожаренную до неузнаваемости «Биркин» и сейчас – ПМС... без критических дней.

Посмотрев на пол под своими «Лабутенами», Девина задумалась, а не стоит ли похоронить останки сумочки? Учитывая, как развивается эта ночь, и то, что ее неспящий вампир предал ее с человечкой, разве может произойти что-то хуже? К тому же, разве ее терапевт не говорила, что скорбь – неотъемлемая стадия принятия потери? Словно расчленяя смерть на части, ты кусочек за кусочком прорабатываешь пережитый ужас?

Боже... эта «Биркин» была такой идеальной.

По крайней мере, бриллианты все еще сверкали.

Сняв обгоревшую сумку со стенда, Девина нежно прижала ее к груди, закрывая глаза. Когда потекли слезы, она представила человеческого терапевта, которая всегда носила одежду землистого цвета, сливающуюся с ее коричневым диваном.

Проживай свои чувства, Девина. Больше от тебя ничего не требуется.

– Я пытаюсь...

Ситуация с Балзом сильно задела ее, жалила сама мысль, что парень, с которым она трахалась, втюрился в другую. Хуже чем сейчас она точно не будет себя чувствовать.

Собравшись с духом, Девина создала гробик детского размера и усилием мысли подняла крышку. Блестящая коробка бело-кремового цвета с атласной обивкой внутри, казалось, служила достойной усыпальницей для кремово-коричнево-серой кожи гималайского крокодила.

Чувствуя обреченность, Девина поместила «Биркин» внутрь, укладывая ручки на своеобразную подушку. Когда слезы покатились из глаз, демон провела наманикюренными пальчиками по не обгоревшим чешуйкам, пытаясь абстрагироваться от запаха гари. Девина помнила, как выглядела сумочка, когда она впервые увидела ее в закрытой комнате в бутике на ФобурСент-Оноре, свежая, чистая, от нее исходил легкий аромат крокодиловой кожи, когда Девина взяла ее на руки словно реликвию.

Потому что эта сумка была реликвией. Все еще оставалась ею, несмотря на причиненный ущерб.

Девина опустила крышку дрожащими руками. Потом положила ладони на лакированное дерево и склонила голову. Делая неглубокие вдохи через рот, она сказала себе, что может достать новую.

Но конкретно эта принадлежала ей.

Когда горе стало практически невыносимым, Девина усилием мысли отправила останки сумочки в Колодец Душ. На короткое мгновение мелькнула мысль, что тот вампир, Тро, все еще лежал на ее рабочем столе, но Девина отмахнулась от нее.

Окружавшая ее тишина ощущалась как тотальная изоляция, словно человечество стерли с лица земли вместе со всеми животными, насекомыми, пресмыкающимися и рыбами. Девина чувствовала себя одинокой, словно навсегда покинула зелено-голубую планету, которую тысячелетиями называла своим домом, потерялась в галактике, парила в космосе, холодном и безжизненном, пролетая мимо планет и солнц в безвременье.

Мысль, что в действительности она была не одна, вернула ее к реальности.

Девина посмотрела через плечо на свою соседку.

– Но ты это исправишь, не так ли?

Не получив ответа, Девина шумно пересекла пустое пространство... но проходя мимо вешалок с вечерними платьями, она помедлила у зеркала в полный рост. Длинные черные волосы каскадом спускались по голым плечам, бюстье, стягивающее ее талию, делало ее груди умопомрачительными. Кожаные брюки в облипку как всегда впечатляли, но она сомневалась, что ей нравится тотальный черный. Слишком мрачновато в монохроме.

Склонив голову, Девина усилием мысли окрасила свой облегающий наряд в кроваво-красный.

– Зря говорят, что идеальное нельзя сделать еще лучше.

Продолжив свой путь, цокая каблуками, она пересекла бетонный пол. Дойдя до дальнего угла своего логова, Девина остановилась перед уличным мусорный контейнером – такой легко встретить в центре Колдвелла, люди бросаю туда свой мерзкий мусор вроде недоеденных сэндвичей, недопитого кофе на дне стакана, собачьего дерьма в пакетах.

Использованные презервативы и иглы.

Ну, ладно, последние два пункта, как правило, в итоге оказываются на земле, но были же где-то аккуратные проститутки и торчки.

– Хватит этой чепухи, – сказала она себе. – Сейчас ты дашь мне то, что я желаю. Я была терпелива, но сейчас мое терпение кончилось.

Она обращалась не к контейнеру...

Она говорила с куском дерьма, что устроился на квадратной крышке мусорки.

– Ты у меня в долгу, и ты это знаешь. Так что за дело!

Скрестив руки на груди, Девина посмотрела на закрытую обложку Книги. Обшитый человеческой кожей... а может, это была кожа вампира или демона, кто знает... древний фолиант с заклинаниями вонял как падаль, страницы могли общаться, а могли и молчать – в зависимости от настроения Книги, и подчинялся том с переменным успехом.

– У нас был уговор, – напомнила Девина Книге. – Ты дашь мне настоящую любовь, мужчину, который полюбит меня со всеми недостатками, всю меня, на вечность... а я спасаю тебя из пламени. – Не получив ответа, Девина смахнула свои шикарные волосы назад, пытаясь не показывать, как сильно ее бесила эта игра. – Позволь напомнить, что без меня ты была бы по пути на свалку, чего ты, собственно, и заслуживаешь...

От мерзкой обложки послышался тихий ритмичный звук, и Девина наклонилась, чтобы разобрать отчасти урчание, отчасти сопение.

О, черт, нет же.

– Не притворяйся спящей! Даже не смей прикидываться передо мной. – Когда Книга продолжила храпеть, Девина топнула острым каблуком. – Черт подери, тебе не свойственна забота о себе... ты стара как вечность. И, П. с., в прошлой жизни ты наверняка была газетой с объявлениями, так что забудь про гонор.

Верхняя обложка чуть приоткрылась, и страницы зашелестели так, словно Книга поудобнее устраивалась на ортопедическом матрасе. А потом храп зазвучал еще громче.

– Очнись!

Взмахнув рукой, Девина скинула Книгу на пол... а потом запустила ее по траектории мячика в пинг-понге – от стены к стене, страницы трепыхались, передняя и задняя обложки тоже, ужасный запах еще больше распространился в помещении. Она бы разорвала книгу на части, сожгла, утопила в своей ванне на изогнутых ножках...

Но Книга ей нужна. Особенно после дерьма с Бальтазаром.

И Книга это знала.

Пришпилив бунтующий фолиант к одной из массивных, совсем не изящных колонн, державших на себе потолок, Девина подошла к своему столику с парфюмерией, схватила флакон с «Коко Нуар» и, цокая шпильками, вернулась назад. Держа бутылек от «Шанель» над вонью, она нажала на распылитель, пшикая....

Чих был громким и достаточно сильным, чтобы передняя обложка почти полностью раскрылась. А потом страницы Книги несколько раз кашлянули.

– Ты, вонючая дрянь. Надеюсь, ты страдаешь от аллергии.

Книга кашлянула еще раз. Потом откинула обложку, ставя все листы на дыбы и...

Шумно зашипела.

Фырканье было долгим и громким, на такое способен лишь тот, кому не требуется воздух.

Чему, точнее.

– Иди на хрен, – прорычала Девина. – Ты заключишь со мной сделку, иначе на собственной шкуре узнаешь смысл фразы «Бумага мертва», ты, бесполезное, отвратительное, неблагодарное дерьмо...

Девина продолжила сыпать оскорблениями, вышагивая туда-сюда и приправляя речь сленгом из «Уличного словаря»[11], оскорбительные слова слетали с ее ярко-красных губ, ее ослеплял гнев, ярость бурлила во всем теле. Она была так зла, что пространство исказилось, а одежда и столики вокруг нее задрожали. Когда флакон с духами раскололся в ее руке, алкоголь попал в порезы, причиняя боль, и кровь в итоге смешивалась с парфюмом, хотя ее это не волновало...

И Книгу тоже.

В какой-то момент Девина осознала прагматичную незаинтересованность Книги, и, вот неожиданность, советы о том, чтобы не накручивать саму себя, дошли до ее сознания. Фрустрация, что буквально пожирала Девину, постепенно покинула ее вены, и осталось лишь опустошенное осознание, что, несмотря на свою величественную вспышку гнева, она все еще была одинока в окружении своих вещей.

Голос затих, и Девина просто стояла и дышала, кровь капала с руки, падая на бетонный пол так, словно где-то отбивали дробь на барабане.

– Ты дашь мне желаемое, – сказала Девина слабо.

В ответ прозвучал лишь храп. С другой стороны, проклятая Книга понимала, что все сказанные Девиной слова – пустые угрозы.

Схватив обложку обеими руками, Девина дернула ее, но ничего не добилась: даже когда она отклянчилазадницу и приложила все свои силы, фолиант остался буквально прибитым к бетонной колонне. Девина отступила, когда пот выступил на ее лбу и декольте.

Она не станет плакать перед гребанной Книгой.

Слезы не значатся в репертуаре этого дерьмового шоу.

Не сегодня ночью.

– Отлично, я не стану сидеть тут и терпеть игнор с твоей стороны, – сказала она ни разу не роковым голосом. – Я могу оставить тебя здесь. Ты же, с другой стороны, без ног недалеко уйдешь. Отличной ночи.

Взбив свои волосы, Девина развернулась и направилась к двери. Оказавшись перед прочной стальной панелью, она прошла сквозь шов пространственно-временного континуума, изолирующего ее покои от любых помех в течение дня и ночи.

Принимая форму на тротуарной дорожке в центре Колдвелла, Девина запечатала порезы на руке и поправила бюстье. Ночь простиралась перед ней как на ладони, являя мерцающие огни и возможности отвлечься, открытые забитые клубы и толпы людей вокруг – в машинах, в домах, в увеселительных заведениях.

Она найдет, чем развлечь себя.

Нет. Правда. Обязательно найдет.

Когда ее едва не сбила с ног высасывающая душу волна безразличия, Девина напомнила себе, о чем еще ей говорила терапевт: к несчастью, куда бы ты ни отправился... ты всюду берешь с собой себя. Вот она и взяла свою ревность к Бальтазару, злость на Книгу и, что хуже всего, мучительный навязчивый страх, что какой бы могущественной и бессмертной она ни была, вполне вероятно, она будет одинока до конца своей нескончаемой жизни.

И, значит, она действительно была отвратительна и недостойна любви, как и подозревала.

Несмотря на показную занятость в этом городе, и все вещи, что она лелеяла и берегла, на свою силу и решимость... настоящая любовь ей была недоступна.

Глава 4

Как выяснилось... нет, Эрика не смогла справиться с собой.

Сидя за столом в КПЗ[12], как прозвали убойный отдел Отделения Полиции Колдвелла, она не могла поверить, что в итоге уехала с места преступления. По собственной воле. И не потому, что отчаянно спешила куда-то.

Например, в травмпункт– остановить артериальное кровотечение.

Трей был прав, когда предупреждал ее, и она знала, что должна благодарить его за заботу. Но вместо этого Эрика чувствовала раздражение на всех и вся. Казалось, на нее направили свет театральных софитов, и все видели ее подноготную, начиная от патрульных офицеров, расступавшихся на ее пути, когда она бежала в уборную, до криминалистов, на которых она наткнулась, оставляя дом Трею, который, казалось, хотел проводить ее до участка.

В этом проблема единственного выжившего в резне целой семьи, настолько ужасной, что ее показали в национальных новостях, настолько жуткой, что на ежегодную годовщину снимали новые сюжеты, целые документальные передачи. Имея в своем резюме что-то столь громкое как «Трагедия Сондерсов», ты носишь метафорический ярлык до конца своей жизни, особенно если остаешься жить в городе, где все произошло, и решаешь стать детективом по расследованию убийств.

С другой стороны, когда твой парень убивает твоих родителей, твоего брата и едва не убивает тебя, а потом вскрывает себе вены и стреляет себе в голову, чтобы умереть в луже собственной крови, это привлекает интерес и внимание людей. Особенно когда не находишь очевидного мотива для подобного преступления.

И вот в чем дело. В глобальном смысле, люди хорошо скрывают своих демонов. Тайные слабости, порочное прошлое, поступки, от которых сердце болит с приходом ночи? Народ, стоящий в очереди в «Старбакс» или на дороге в пробке, работающий вокруг тебя, проходящий мимо, скрывает подобные вещи. Ну, если кто-то сильно перепьет, о чем-то можно догадаться. Или если человек грохнет слишком много народу, погрязнет в наркотиках или игроманией доведет себя до банкротства... но даже с очевидными маркерами, окружающие редко узнают подробности дела. С другой стороны, самое страшное событие в ее жизни стало достоянием общественности, достаточно вбить запрос в поисковое окно «Гугл». Черт, не только на «Википедии» была целая статья, недавно отредактированная свежими данными с отчетами десятилетней давности, о той ночи было около дюжины роликов на «юТуб».

Сейчас ей оставалось молиться, чтобы никто не додумался снять о ней документалку на «Нетфликс». Последнее, что ей нужно, листая раздел «В тренде» в бессонный час обнаружить историю своей семьи. И от понимания, что столько посторонних людей видели фотографии тел и смертельные раны ее матери, отца и брата, ее снова накрывала тошнота....

Эрика откатилась назад на кресле и выдернула мусорную корзину из-под стола. Заправив хвост за воротник рабочего пиджака, она склонилась над ведром, вспоминая, как делала тоже самое в доме на Примроуз.

Когда стоя на пороге розовой спальни, ее накрыли чувства, Эрика попыталась спуститься вниз и выбраться из дома в поисках свежего воздуха прежде, чем ее вырвет. На полпути на первый этаж стало ясно, что она не успеет, поэтому она перенаправила себя в сторону уборной на кухне. Рухнув на колени, она обнаружила, что эта семья была из тех, кто держал на полу коврик в форме подковы, огибавший унитаз. Этот был бледно-голубого цвета в тон обоям и сочетался с таким же, лежащим перед умывальником-стойкой.

Гадая, зачем нужен коврик на полу при наличии обуви – ведь вряд ли кто-то зайдет в конкретно эту уборную босиком – колени Эрики испытали благодарность, пока ее саму тошнило.

– Дерьмо, – простонала она вслух.

Пытаясь вырваться из тисков прошлого, Эрика выпрямилась, толкнула мусорную корзину на место с мыслью, что она хотя бы не беременна. Для этого надо заниматься сексом... которого у нее не было, год, полтора года.

Или уже два?

Неважно, у нее не было ни времени, ни желания беспокоиться о несуществующей личной жизни.

Сосредоточившись на мерцающем экране монитора, она немного удивилась, обнаружив перед собой открытое окно электронного письма. В поле «Кому» и «Тема» было пусто. Ей бы пригодилась подсказка о том, что она собиралась написать. Положив пальцы на клавиатуру, словно это могло запустить ее мозг, Эрика ждала, что мысли вернуться к ней...

Миг. Еще один. И еще...

Ну, это ни к чему ее не привело, ну разве что к осознанию первых проявлений раннего Альцгеймера и нет, это была не шутка.

На ее опыте, люди, побывавшие на грани жизни и смети или испытавшие ужасную личную трагедию, шли двумя путями. Они либо становились бесстрашными и постоянно ходили по краю, словно конечность жизни смертных к ним больше не была применима... либо же они становились ипохондриками-отшельниками, которые благодаря паранойе в каждом заусенце видели повод для ампутации руки, каждая простуда– это предвестник пневмонии, а все нормальные боли, ломота и простая забывчивость – признаки рака, еще раз рака, другого рака и/или деменции.

Она относилась к последним.

– Но я же в норме, – сказала Эрика, онемело оглядываясь по сторонам.

Открытое помещение отдела по расследованию убийств, кабинки ее товарищей-детективов, а также вспомогательного персонала – все было безлюдным, разнообразные офисные кресла отодвинуты от столов после того, как коллеги много часов назад ушли домой. Тут и там, на невысоких разделительных стенках рабочих мест болтались блейзеры или куртки, на каждой рабочей поверхности были расставлены кружки, блокноты, папки и ручки. Хотя большая часть мониторов была выключена, несколько экранов горело, на заставке на ждущем режиме парили эмблемы значка ОПК.

Когда в носу защекотало, и она чихнула, Эрика спрятала рот и нос в сгибе локтя.

– Прошу прощения, – прошептала она в полном одиночестве.

Опустив руку, Эрика обхватила чашку... и, слава Богу, яванский кофе оказался таким холодным, горьким и мерзким, что его вкус вернул ее к реальности.

Поморщившись, Эрика поставила чашку на стол.

Трей оказался прав. Ей не стоило заходить туда. От диспетчера она узнала, что жертвы – супружеская пара в возрасте, их молодая дочь, а также не связанный с ними родственными связями молодой мужчина... и не было признаков взлома. Она знала, что все это значило. Но отказалась воспринимать себя реально, потому что слишком долго жила в страхе, горе и злости, и поэтому она не умела сдавать назад. Не понимала, когда стоит это сделать.

Обозленная из-за собственного бессилия, Эрика проверила, что телефон все еще работает, звук включен и связь ловит.

Положив его экраном вверх, она не стала желать себе новое дело этой ночью. Было сложно верить в карму после того, что произошло с ней и ее семьей, но следуя маловероятному«что посеешь, то и пожнешь», она не станет надеяться на еще одно убийство в Колдвелле этой ночью. Однако она пожелает, что если все-таки в чьей-то судьбе умереть сегодня, чтобы диспетчер позвонилименно ей. И, хэй, она была запасным детективом на дежурстве... поэтому приехала на место преступления на Примроуз, хотя Трей уже был там.

Она просто хотела доказать, что способна выполнять работу без ошибок, после того как подорвала свою репутацию бесчувственного сухаря на глазах у стольких коллег, когда рванула к своей машине. После того, как ее стошнило в уборной на первом этаже.

– Черт подери, – выдохнула Эрика, положив руку на мышку.

Войдя в картотеку, где был приведены открытые дела со свежей информацией и ссылками на отчеты, Эрика прошлась по всем двенадцати. Несколько из них вели они с Трэем, включая дело на улице Примроуз, с семейством Лэндрэйсов– Питера сорока-восьми лет, Мишель сорока трех лет и их дочери Стэйси шестнадцати лет, а также их убийцы – Томаса Клейна, так же известного как Ти-Джи, известного в штате рестлера из Средней Школы Линкольна.

Значит, он спортсмен, как она и предполагала. И в остальном она тоже не ошибется.

Пытаясь удержать себя в руках, Эрика могла бы уйти на перекур, если бы она курила, или выпить бокал вина, будь сейчас нерабочие часы. Но, рассмотрев все варианты, она уступила своей тайной слабости, которой потакала в последнее время, такой же непрофессиональной, как распитие Шабли[13] за рабочим столом.

Через считанные секунды, словно компьютерная мышка сама знала путь к файлу, на экране появилось видео. Прежде чем нажать «проиграть», Эрика подумала о том, что не стоит снова проваливаться в эту кроличью нору...

Но сомнение длилось недолго. И лучше так, чем сидеть здесь, гадая, почему она не может вспомнить, что за письмо собиралась отправить. К тому же это связано с работой... ведь так?

Запуская просмотр видео, Эрика подалась ближе к экрану, устраиваясь удобнее в кресле... и да, вот она, запись со скрытой камеры внутри грязного трейлера, потрепанная мебель в пятнах, повсюду одежда и атрибуты нарко-жизни, раковина, заваленная тарелками, возле такой же заставленной столешницы.

Прямо напротив камеры на петлях висела дверь, и Эрика погладила свое горло, вспоминая каждую деталь, начиная с царапин вокруг ручки до вмятины на металлической панели.

Боже, она просмотрела видео столько раз, что могла начать обратный отчет до момента, когда мышь проскочить по грязному подоконнику над раковиной.

– Три... два... один...

Вот она. И вот оно.

Прямо перед тем, как открылась дверь, Эрика задержала дыхание, но не как тогда, когда стояла над телом шестнадцатилетней девочки, убившей себя. Нет, сейчас у нее сперло дух как это бывает на «американских горках» в парке аттракционов, особенное покалывание, предшествующее всплеску восторга, который накрывает на нужной высоте...

А вот и он.

Мужчине, открывшему разбитую дверь трейлера, было не место в этой дыре наркоторговца. Он был мощно сложен, а не истощен наркотиками, черная одежда на нем – чистая и хорошо сидела. Он также не производил впечатление одуревшего от кайфа. Нет, мужчина излучал полный контроль над ситуацией, словно был здесь хозяином... ну или, по крайней мере, испытывал полное безразличие к тому, что могло произойти, и кто мог на него наехать.

Скрытая доминантность была чертовски сексуальна.

– Ага, а еще он – преступник, – напомнила она себе.

Подавшись еще ближе к экрану, Эрика сосредоточилась на его лице... и не потому, что пыталась вспомнить его по предыдущим делам. В действительности, на него совсем ничего не было. Система распознавания лиц не нашла на него ничего ни в одной базе данных. Поэтому Эрика смотрела на него не для того, что вычислить... а просто потому, что он был чересчур красив для преступника, с резкими чертами лица, глубоко посаженными и очень умными глазами, а его губы...

Она оборвала эти мысли. И отказывалась думать, откуда в ее голове желание оценить губы подозреваемого в таком ключе, будто они могли оказаться на обнаженной коже.

На ее обнаженной коже.

Да, большое жирное «НЕТ». Ради всего святого, она ведь не живет в романе Джеки Коллинз.

– Я сошла с ума.

Откинувшись на спинку кресла, Эрика позволила видео проигрываться дальше, а сама отстраненно снова потянулась за кружкой, но остановила себя прежде, чем успела глотнуть этого машинного масла.

Блин, ну как этот мужик двигался. Плавно, словно хищник.

А, секунду, вот сейчас он посмотрит в камеру... ага.

– Вот так, – пробормотала Эрика, когда мужчина посмотрел в скрытый объектив.

Он знал, что его снимают, и ему было плевать. Что его еще не беспокоило? Мертвый чувак на диване. Хотя направление камеры не давало полного обзора комнаты, Эрика была на месте преступления и также просматривала фотографии: тело наркоторговца, который владел этим трейлером, сидело прямо на диване, а его мозги покрывали стену за его спиной.

А этому мужчине в черном, казалось, было все равно, как выглядел труп, как там пахло. Он смотрел на диван – как на случайную машину на парковке.

Поэтому, на самом деле, несмотря на его внешний вид и привлекательность, он был в своей среде. Гражданский, не имеющий отношения к наркоторговле в Колдвелле и к жестокости этой сферы, проявил бы шок, испуг... откровенный ужас, судя по тому, насколько ужасной была сцена.

Но не этот парень. Для него не было ничего непривычного.

Покачав головой, Эрика приготовилась к тому, что произойдет дальше. После того, как он окинет взглядом бардак, что-то неодобрительно пробормотав себе под нос, мужчина протянет руку вперед... и тогда на месте преступления появится внушительная черная коробочка, которую он держал в руках. Наклонившись, он поставит ее на кофейный столик рядом с кальянами, курительными трубками и весами, а потом поднимет с пола целлофановый пакет из супермаркета. Изучив содержимое, он возьмет оттуда часть денег и что-то скажет трупу.

А потом уйдет без какой-либо спешки.

И все, на этом видео обрывалось.

Эрика нажала на повтор. И в этот момент услышала женский голос в своей голове: Это он. Мужчина из моих снов.

Эрика снова проиграла видео под саундтрек из этих двух фраз, который был также хорошо знаком ей, как и сам ролик, и простое заявление... сделанное вдовой убитого мужчины, чьи часы находились в черной коробочке, оставленной этим мужчиной в обмен на деньги из пакета «Ханнафорд»... было таким же исчерпывающим, как и идентификация его личности.

Короче говоря, у них не было никаких зацепок.

Миссис Герберт Камбург из своих ярких снов больше ничего не помнила. Она не помнила, встречала ли мужчину в реальности, но твердо верила, что видела его во сне.

Казалось, она была одержима им.

Хотя не Эрике судить.

Куда ей.

Но было еще кое-что странное. Вспоминая, как она показала запись из трейлера Миссис Камбург, и получила от женщины конкретное, но сомнительное заявление, Эрика воспроизвела в мыслях момент, когда появилась на лестничной площадке в трехуровневом пентхаусе в «Коммодоре» и просмотрела ролик вместе с молодой и красивой вдовой. Она могла представить гостиную, в которую они направились, длинные светлые волосы КэриКамбург, ее черную водолазку и легинсы. Она также с поразительной четкостью помнила сияющее бриллиантовое ожерелье Миссис Камбург, хотя женщина была одета в повседневном стиле и вряд ли она решила впечатлить детектива убойного отдела, который пришел к ней, чтобы поговорить о ее убитом муже.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒