|
|||
Берг Dок Николай: другие произведения. 37 страницаТанкист фаустпатроны притащил. - Вот вроде и умные немцы, орднунг как бы, а кто б придумал из них хоть веревку к этой трубе примотать, черта лысого его кроме как в руке потащищь, неудобно, холера их дери, немудрено, что бросают их все время... - ворчал глухой. Покорячились, загружая раненых в кузова. Нервировала постоянная, хоть и не шибкая, перестрелка. Пулемет немецкий больше не барабанил, да и скобарь с холма давал экономные короткие очереди. Вроде бы и нет боя, а стукотанье редких выстрелов на нервы давит все время. Враги рядом. Ждут чего-то. Знать бы - чего? Аккуратно прикинул Волков куда слепящие " лампочки" кидать. Эх, маловато стекляшек. Ну да должно хватить - начштаба решил, что машины на полном ходу отчаливают от стены и гонят на мост. Волков и его гранатометчики швыряют лампы по очереди и по команде туда, куда старшина наметил. Вспышки прицеливающегося пулеметчика и прочих стрелков ослепят и ошарашат, да и дым должен прикрыть. Стрелять все равно будут, конечно, но не прицельно, и тут надо давить стрелков ответным огнем, потому как третья машина получит от прибывших на холм приказ - нестись сюда. А там - в тесноте, да не в обиде. Кутину велят прикрыть остатками боезапаса, не жалея. Вроде все рассчитано верно. Расположились в простенках на втором этаже. Граната в руке мигом стала мокрой от пота. Вытер ладонь о галифе, опять взмокла тут же. И понеслось. Взвыли моторы внизу, через три секунды - Волков зачем-то посчитал их - рык картавый капитана за спиной и Волков, коротко размахнувшись, швырнул свою стекляшку влево, в намеченный целый кусок крыши напротив. Зажмурившись, метнулся в простенок, гаркнув: - Первая! Сверкнуло отблеском. - Вторая! - крик с того конца здания. Отблеск. Уже семь секунд прошло! - Третья! - по соседству звонко. Опять взблеснуло. Волков отчетливо представлял себе, как газуют оба водителя, как сучат переключением передач, выходя на максимум, как несутся, ожидая в спину очереди. Немцы стреляли, но растерянно и жидко. Наверное, земляк все же приголубил пулеметчиков в самом начале. Очень хотелось в это верить. Молчит МГ! Метнули еще по гранате, сменив очередь на обратную, так хитромудрый капитан сказал, чтобы задействовать психологию зольдатов. Черт его знает, может и прав, очень не хочется пулю словить на броске. А так - поди угадай, откуда полетит. Пуля треснула в стену, влетев в оконный проем. Следом дернулась и осыпалась стеклянным крошевом фотография усатого хрыча в шляпе с перышком, что стояла на тумбочке. - Немцы!!! Из дыма бегут!!! - отчаянный крик с дальнего края. Старшина, морщась в душе, высунулся на секунду, кинул взгляд. Дым был хорош и сейчас из него серыми тенями бежали темные фигурки. Показалось, что много, но не больше двух десятков. - Гранаты к бою! - заорал старшина, выдергивая из-за пояса колотушки и как можно поспешнее, свинчивая с них колпачки. Держались жестянки на полобороте, готовился к бою, подоткрутил уже. А 15 секунд уже прошло! Там где был глухой танкист, ухнуло дважды, пыхнуло из коридора пыльной волной и кто-то взвизгнул, очень похоже на девчачий голос. Трещали ППШ с чердака. - 17, 18, 19 - гранатами - огонь! - рявкнул Волков и деранув за висящий на шнурке словно от бухгалтерских счетов взятый кругляшок, швырнул зашипевшую колотушку в окно. И тут же - вторую - с другой стороны простенка. Первую бросил со всей силушки, вторую - слабее. Сосед точно так же поступил. Глуховатые взрывы на улице. Высунулся на секунду, обрадовался от души - угадал на дальность, пыль, дым - и атакующих помене стало, зато они куда ближе. Две гранаты кинул уже вяло, а последнюю - просто уронил в окно. И угадал - кто-то заверещал по-заячьи прямо внизу. Выглянул - среди пыли и дыма возится с десяток немцев. ну то есть некоторые копошатся, некоторые не двигаются, но это уже не очень важно. Хорошо, что патронов с собой взяли от души, потому можно было давить огнем. И давили, плотно накрыв атаковавшую группу, стреляя не высовываясь всей тушкой в окна, а направляя огонь наискосок, запомнил старшина такую манеру фланкирующего огня у финских еще дотов. Вдобавок и гранат добавил Волков пару, а потом услышал пальбу внизу на первом - задыдыкал немецкий автомат Берестова. Кинулся на помощь начальству, на лестнице - вот точно бог хранил, чудом под чьи-то пули не попал, они щепанули перила, у лица чуть не со свистом мелькнули острые деревянные обломки, заскочил на первый этаж, крича на всякий случай, что это он, Волков - и правильно сделал, потому как начштаба занял очень хорошо позицию и заметил его старшина не сразу, обратив сперва внимание на двух немцев - один лежал животом на подоконнике, свесившись головой и руками в комнату, второй вяло корчился у самого дверного проема. - Что у вас тут? - спросил капитана. - Лесут - лаконично ответил тот. Кто-то запричитал, заохал в соседней комнатушке, по звукам - вроде тоже свой. Волков аккуратно сунул нос. Удивился. Этот боец был из санитаров, стоял на втором этаже вместе с танкистом, как тут оказался - непонятно. Вид у паренька был самый замурзанный, словно им улицу протирали. - Ты тут откуда? - вопросил Волков. - Меня в окно кто-то выкинул - пожаловался перепачканный и испуганный санитар, размазывая штукатурную пыль по расцарапанным мордасам и растерянно моргая белыми ресницами. Новое дело! И тут же дробно загрохотало наверху. Пули сыпанули с характерным стуком. Уцелел чертов МГ! На чердаке крики, стоны! Вот же чертовщина! - Что там у вас? - заорал, приложив руки ко рту Волков. - Накрыли нас! С кирхи лупит, гаденыш! - ответил незнакомый голос. - Живы? - Не все! Один наповал, двое ранены! Нам отсюда не выйти - сквозь перекрытие скипидарит, сука! Под стенки жмемся! - Весело тут у вас! - азартно сказал за спиной голос Кутина. Вот уж кого не ожидал! Оглянулся - точно, наводчик собственной персоной. - А ты чего тут делаешь?! - рявкнул старшина. - Согласно приказу, вас забирать! - невозмутимо ответил земляк и у Волкова вспыхнуло острое желание дать ему в ухо. - Ты нас прикрывать должен! - Нечем. Последняя обойма. И разброс большой. Хотя дома поджигает хорошо. Три штуки запалил. Но дым на нас сносит, не видно толком - очень спокойно и уверенно возразил Кутин. Волков растерянно глянул на капитана. Как ни странно - а тот был тоже спокоен, набивал в рожок пузатенькие странные патрончики, щелкал ими расторопно и прислушивался к звукам снаружи. Пальба, в общем, затихала, только МГ тарабанил и тарабанил. Кто - то в ответ сверху бахал из винтовки, но это было бесполезное занятие. До кирхи, как помнил по впечатлению первому, было метров четыреста по прямой, прицельно бить пулеметчик не даст, значит просто ствол высунув в белый свет, как в копейку, лупасят. Свой пулемет молчал почему - то. Старшина вопросительно уставился на начальство. Берестов пихнул не глядя снаряженный магазин патронами вниз в подсумок, спросил у Кутина - где машина, сколько времени ему надо, чтобы с ходу прицелиться и хватит ли угла возвыщения для стрельбы с улицы в окошко кирхи. Наводчик расторопно ответил, а потом напомнил, что эрликон зенитка вообще-то. Развернуть ее в такое положение - и хоть вертикально лупи. А прицеливаться ему, если сначала прикинет что и как - секунды три хватит. Начштаба приказал готовить зенитку, раз уж ее притащили сюда. Коротко пояснил, что придется выехать задним ходом в проулок и пока пулеметчик не успел прицелиться - вдуть ему в окошко обойму. Кутин кивнул сосредоточенно. Сам Берестов быстро и бесшумно, под прикрытием стены скользнул в комнату, откуда была видна кирха, судя по тому, что пули из МГ все еще стучали сверху, сделал он это незаметно. Вернулся быстро, щепкой на засыпанном пылью и битой штукатуркой полу простую схему нарисовал, показал, как можно пулемет заткнуть. Надо сказать, толково получилось. Одна беда - Волков не был уверен, что сможет задним ходом вывести грузовик. А водитель, что с зениткой приехал похуже старшины водит. Его потому на холме и оставляли, что парень-то боевой, автоматчик замечательный, а водит... Ну не всем дано. И получается, что надо как-то со второго этажа вызывать танкиста, который задом, как передом ездит, виртуоз - миллиметровщик. Но он - глухой, не доорешься. Особенно когда пулемет по - прежнему сыпет по чердаку и через потолок шьет и второй этаж. Поперекликались с теми, кто там сидит - вроде все живы, под стенками попритихли. Кое-как удалось по цепочке приказ передать. Дальше уже проще было, какую-то простыню глухой использовал и по ней, как беглый каторжник из романа, спустился. Минут десять ушло на то, чтобы не слишком нагличая прикинуть, что кто и как делать будет. Скобарь с холма снова заработал, видно позицию менял, чтоб кирху под прицел взять, бойцы, запертые на чердаке и втором этаже стали постреливать часто, хоть и не прицельно - под пулеметной струей не забалуешь - но все же отвлекая и на себя внимание. А на машине дернули трое - танкист, Волков на подножке и сосредоточенный Кутин на сидушке артиллерийской растопырившийся. Полдороги до того пеше разведали и там как раз стоял один из легкораненых, сам вызвался. Остальное было на свой страх и риск. И машина рванула - на задней передаче, зениткой вперед, как какая-то сумасшедшая тачанка без коней. Ствол орудия Кутин задрал вверх заранее. В общем - довольно наглая выходка, сугубо " на шарап", но почему-то капитан одобрил. Смотреть по сторонам старшина старался как сова - на 360 градусов вокруг, надеясь, что успеет среагировать и влепить очередь в появившегося противника, но оконные и дверные проемы радовали - никто оттуда не высовывался. Грузовик, тихо урча, по стеночке проскочил в проулок, потом снес низенький заборчик, с хрустом раздавил маленькую статую гнома у подстриженных кустиков, с трудом втиснулся между двумя домишками и вымахнул на центральную деревенскую улочку, так что громада кирхи встала перед глазами. И на белой высоченной стене - только одно оконце на верхотуре, там, где колокола висят. - Стой! - рявкнул Кутин. Рискуя свалиться с подножки, Волков пхнул водителя в плечо, тот вдарил по тормозам и старшине пришлось неуклюже спрыгнуть с машины, иначе все равно бы слетел, но уже головой вперед. Наводчику понадобилось все же пять секунд на то, чтобы навестись и стрелял он дольше, чем обещал - ухитрившись одну секундную очередь поделить на две. Кто знает, если бы у него было побольше тренировки - он бы может насобачился и одиночными лупить, но увы. Была одна только попытка и один магазин. Двумя короткими очередями земляк накрыл окошко, откуда барабанил пулемет. И МГ заткнулся сразу, кто-то орал нечеловечески оттуда - из пышного белого дыма, из которого на улицу медленно и красиво сыпались маленькие жгучего света огоньки. Показалось старшине, что до машины они долетят, но ошибся, к счастью. Близко знакомиться с этими огненными мотыльками Волков категорически не хотел. Вскочил обратно на подножку, водила с места в карьер дернул, вслед забабахали вдоль улицы заполошные выстрелы, но грузовик уже протиснулся в узкую дырку, опять перепахал садик и скоро притерся к стене знакомого дома. Вся вылазка была минутным делом, но показалось Волкову, что он тут полжизни ездил. Раз пулемет заткнулся, можно было быстро уносить ноги. В кузов набились - как селедки в бочку, суетясь и матерясь. Спешке способствовало еще и то, что домик определенно загорелся, пока еще неспешно, но сверху тек серый дым, потрескивало там знакомо, как дрова в печке. То ли чердак, то ли второй этаж, то ли и то и это сразу. Спохватились, что на чердаке боец погибший остался, но за ним никто не побежал, не до того было, а невезучий парень никому другом, видать, не был. Так поработавший славно эрликон без особых сожалений выкинули из кузова долой, Кутин и Волков чуточку поморщились - жалко было имущества, но иначе бы не влезть было всем. Ощетинились автоматами и грузовик птичкой полетел, причем не по прямой, а виляя неровным зигзагом, отчего всех мотало от борта к борту и раненые взвыли десятком голосов. Держались друг за друга, никто не выпал все же. Вслед определенно стреляли, но жидко и без толку. Пулеметчиков, видимо, зацепили, больше они себя не проявили никак. На холмик взлетели мигом, как напуганный кот на дерево. Перегруженные, облепленные людьми автомашины тяжело тронулись по дороге обратно, оставив за спиной деревушку, в которой уже горело четыре дома и из кирхи тоже валил дым. Бойцы, разумеется, не услышали, как печально зазвенели колокола, сорвавшиеся к вечеру с прогоревших балок и рухнувшие вниз, в свой последний полет. Честно говоря, всем было наплевать, гори эта деревня синим огнем. Спохватились, что в подвале семеро мертвых осталось (пятеро вначале от гранат погибли, да двое тяжелораненых померло, пока отбивались, да отстреливались) - но уже с таким опозданием, что и поделать нечего было. Только один и переживал человек - чудом уцелевший из всего экипажа танкист со сгоревшей в переулке тридцатьчетверки. Учитывая, что он был тоже обожжен и легко ранен, а относился, как ни странно, к соседней армии (немцы били в стык, словно зная где идет разгранлиния между соседями и в ходе череды атак и контратак перемешали некоторые подразделения), то его удалось оставить в санитарах. Много требовалось санитаров. Таких потерь одномоментно медсанбат давно не имел - техника-то черт с ней, хотя три грузовика хороши как ни крути, горше было, что лейтенант из эваковзвода погиб, да трое санитаров, а еще пятеро убыли в тыл с тяжелыми ранениями и хорошо, если выживут. Надо новых срочно набирать, раненых много, бои тяжеленные. Берестов и так озадаченный ходит, а тут такое впридачу. Потом Кутин с Волковым обсуждали, можно ли так с кузова из Куколки стрелять. К реактивным этим непривычным системам оба относились с опаской. Запомнилось старшине, как вылупил глаза глухой танкист на молоденького санитара, того, которого встретил на первом этаже, тот еще заявил, что его некто в окно выкинул со второго. Оказалось, что глухой был уверен - сломал этот дурень себе шею, так удачно выстрелив из фаустпатрона, что его отразившейся от стен и потолка реактивной струей в окошко вынесло сразу вслед за фаустом. Вылетел - и мяукнуть не успел! Только Маша взвизгнула от такого зрелища. Потом долго свои волосы трогала - боялась, что присмолило и ее, во всяком случае - об стенку толкнуло, когда фауст бахнул рядом. Сам танкист уже привык - перед тем как стрелять - сначала обернуться, проверить - нет ли сзади кого и есть ли куда струе лететь. Проверили Пуппхен, проведя полевые испытания и задействовав для этого брошенную немцами грузовую машину, у которой вырван был весь перед, наверное танк таранил. Оказалось - стрелять можно и из кузова. Опалило доски, но не серьезно. А сама пушечка-гранатомет - понравилась. Совсем из другой оперы, чем эрликон, но тоже хороша. Кутин пяток гранат извел, но не зря. Теперь он с ней умел обращаться. И несерьезная с виду " дочь пьяного жестянщика", как окрестил ее злоязыкий Волков, оказалась вполне себе свирепым оружием. Гранату швыряла далеко, шума от нее было немного, простая как самовар, совершенно неприметная для лишних глаз - в общем, полезное изобретение для медсанбата. Жаль только, что сказать спасибо было некому - погиб лихой комбат - мотоциклист. Велики были потери, когда ломились немцы с запада и востока одновременнно.
Капитан Берестов, начальник штаба медсанбата.
Сперва даже показалось, что приехали не туда, мелькнула мысль, что свернули не там, но чутье тараканье, как сам себе называл адьютант старший выработавшуюся способность запоминать накрепко пройденную ранее дорогу, говорило - все верно, прибыли куда надо. И точно - пригляделся, да, та самая нужная деревня. Она только изменилась сильно. То, что в ходе эвакуации раненых бросили своих медсанбатовских погибших, ело капитана поедом. Потому как только появилась возможность - получил разрешение и дернул на место боя. Опасность, конечно, и сейчас была, хотя и 9 армия Буссе и 12 армия Венка были разгромлены, но одиночек немцев, мелких остаточных групп и просто дезертиров по здешним лесам болталось еще много. У них больше не было авиации, танков и прочей бронетехники, угрюмо громоздившейся теперь по обочинам дорог, не было артиллерии, но и пулемет для грузовика медсанбатовского был бы крайне опасной штукой. Смотрели потому внимательно по сторонам и поехали вчетвером, все с автоматами и фаустпатронов взяли тоже. Поговаривали, что немцы будут организовывать партизанскую войну, для чего у них уже сформированы тайные отряды оборотней - вервольфов, но командир медсанбата Быстров был уверен, что ничего из этой затеи путного не выйдет. О чем и сказал уверенно подчиненному: - Немцы могли бы это сделать, будь у них начальство. А его нет. Между нами - получил я сведения от коллег, что и Гитлер мертв и Геббельс. Потому этих вурдолаков мы толком не увидим, без командира немцы - стадо. Да и наши творить беззаконие не собираются, судя по строгим приказам, не будет у немцев повода партизанить. Значит, помяните мое слово - немцы нам сами дураков-оборотней выдадут, если таковые и появятся! Вы мне говорили про времена Клаузевица и партизанщину против Наполеона - так тогда у пруссаков и король остался и королева была душой сопротивления. Свалял дурака Бонапартий, что не заменил немцам начальства. Ему и рыгнулось. Немцы все по приказу делают. Нет приказа - сидят тихо. Сейчас этот район был относительно безопасен. Окруженная армия Буссе, продираясь через заслоны оставила перед городишком Хальбе в котле самые небоеспособные тыловые части. Второй похожий котел был уничтожен подале. А под Луккенвальде и Беелитцем сдались остатки третьего котла. К сожалению какая-то часть фрицев прорвалась, точнее просочилась по лесам, бросив всю технику - сам Буссе и с ним пара - тройка тысяч фронтовиков. Остальные либо легли, либо лапы задрали. Теперь прорвавшиеся герои, наверное, уже выполнили свою заветную мечту - и сдались американцам, стоявшим на реке Эльбе. Ради того и прорывались, сволочи. Для медсанбата это сразу стало ясно, что бои утихли - поток раненых сильно уменьшился. Можно было перевести чуточку дух и для начштаба нашлось время съездить за погибшими. И вот они снова в этой чертовой деревне. Ну да - и кирха вон стоит и домик, в котором отбивались и мост. Только все не такое какое-то. Закопченое. Пока машина аккуратно виляла по дороге, объезжая опрокинутые повозки и дохлых упряжных лошадей, откуда-то тут появившихся, капитан внимательно смотрел и по массе деталей видел - тут потом был бой, свирепый, жесткий и деревне досталось по полной. На мосту место было уже расчищено, зато из воды внизу торчали колеса и кузова, не иначе скинутых с него машин. Такое бывало, когда мост забивали пробкой битые авто - их всех сгребали долой, любыми средствами восстанавливая проходимость. С трудом разглядел медсанбатовский " Ситроен", в котором должен был сидеть погибший лейтенант, теперь там же - точно так же завязнув рядом - стояло еще несколько разнобойных немецких машин - и целых и горелых. С лейтенанта и начали, Берестов перевел дух, увидев, что пропавший без вести офицер так и сидит в расстрелянной кабине. Так же смирно лежали и погибшие в кузове раненые. Видно было, что свинцовый град высыпался так внезапно и обильно, что ребята и рыпнуться не успели. Лица спокойные, словно уснули. Водителя нашли в паре метров, под здоровенным эсэсовцем, казавшимся еще больше из-за плащ-палатки и массы всякой снаряги, сумок и подсумков. Кто-то успел вывернуть им карманы, и не только им - погибшие тут на берегу немцы тоже были уже кем-то обобраны, бумажки, фотографии, письма и удостоверения валялись в грязи и воде. Опять повезло, документы не заинтересовали мародеров. Даже оружие не взяли, только у командира эваковзвода кобура пустая. Осталось найти последнего погибшего санитара, того, что лежал с другими мертвецами в подвале. И с ним все было плохо. Подойдя к выгоревшему домику, ставшему почему-то одноэтажным, капитан понял, что первый этаж, старый, был сложен давно и солидно - со стенками в три кирпича, а позже уложенный второй этаж был сделан на фу-фу, экономично и потому при пожаре, когда рухнул чердак - стенки второго этажа сложились внутрь, своей массой проломив и обвалив своды подвала. Справиться вчетвером с этой грудой обломков было нереально. Послал двоих проверить - можно ли мобилизовать местных жителей, но еще до их возвращения Волков хмуро заявил, поглядев в горелый проем окна, что местным бабам без техники куски стен и свода просто не вытянуть. Тут сотня пленных нужна, но к сожалению - пленные уже были в лагерях. Берестов угрюмо пожал плечами, сплюнул в сторону, поморщился, не заметив сразу, что среди осыпи штукатурки и кирпича привалившись спиной к стенке сидит широко раскинув ноги мертвый немец, настолько сплошь запорошенный белой пылью, что сразу и не заметишь. Смерть на войне всяко изгалялась - и у этого покойника, выпотрошенного взрывом так, что вся его требуха лежала на коленках, а внутри он был пустой, словно поломанный манекен, тем не менее на голове ровно сидела шляпа, совершенно несопоставимая своей легкостью с такими страшными разрушениями организма. Плевок чуть-чуть не угодил на коленку мертвеца. - Шляпа знакомая - вдруг усмехнулся Волков. И добавил: - Только когда мы тут были, он с винтовочкой бегал. Начштаба кивнул. Черт этих германцев поймет, вроде как у них должен быть во всем полный порядок, просто даже положено им, а уже сколько раз в итоге из-за строгого соблюдения орднунга немцами получался такой хаос, что не разберешься с трезвой головы. Так и этот гражданский - а бегал с винтовкой. Даже без фольксштурмовой повязки. И поди пойми, кто он таков, если сами немцы делили свой фольксштурм на четыре категории - от тех, кто жил в казармах, до тех, кто физически по состоянию здоровья служить не мог, но воевать был обязан. Инвалиды это, что ли? Вернулись санитары. - С десяток баб и старух, товарищ капитан! Без толку, слабосильные и маломощные. А шпиль ихней церквы на улицу упал - вся мостовая в горелой жести и углях - доложил тот, что побойчее. Капитан кивнул старшине. Тот понял, повел ребят грузить своих сослуживцев. Берестов прошелся вдоль берега. Его внимание привлек легковой автомобиль, который завяз в топком берегу куда раньше, чем грузовики. Элегантный, серый, никелированные детали сквозь пыль поблескивают, совершенно целый с виду, только дверцы нараспашку. - Можно ехать, тащ капитан! - доложил Волков. - Фосьмем? - кивнул на легковушку начштаба. - Мигом! - с лету подхватил сообразительный старшина. Получилось не совсем мигом, пришлось повозиться, копать и подкладывать доски и ветки с тряпками под колеса, пока с чавканьем грязюка не отдала свою добычу. Взяли на буксир, вести вызвался старшина, Берестов разрешил. Стрелял он лучше, чем его бывший помкомвзвода, а водил как раз хуже. Обратно ехали не торопясь, аккуратно, словно лежащим в кузове было не все равно. В голову поневоле лезли всякие нехорошие мысли о том, что и могилу-то на войне не каждому суждено получить. Кому достается прямое попадание, после которого только ошметья одежки и клочья мяса расшвырянные остаются, кто-то сгорает дотла в танках, самолетах и домах, кого-то заваливает в окопе или в блиндаже, кто тонет в болотах и реках, а военное снаряжение, навьюченное на солдата и всплыть телу не даст, а этим ребятам досталось осыпью кирпича в метра два слоем и поди, откопай их... А сколько осталось валяться на смертоносных минных полях, в непроходимых дрищах, куда загоняла война целые соединения и куда теперь люди и через десять лет носа не сунут, и просто в полях и лесах масса погибших осталась, когда фронты двигались туда - сюда на десятки километров. И некому и некогда было вести списки, когда писаря с хлебопеками в атаку бегут - не до канцелярии. Да и тем, кто не остался брошен так, тоже еще в памяти остаться непросто - и писарь фамилию может исказить, описаться, например, да и штаб может быть накрыт со всеми своими ящиками и сейфами, артобстрелом или бомбежкой, вон немецких бумаг сколько по дорогам валяется, точно как у нас было в начале войны. А сколько штабных бумаг спалили по приказу в окружениях, чтоб врагу не достались! И, как зубная боль - воспоминания о тех, кого оставил тогда, в начале... Похоронили своих хоть и скромно - без гробов, но с салютом и венки сделали девчатки из цветущих веток. Большое кладбище осталось у медсанбата в этот раз. Много похоронок пришлось писать, а это занятие - тягостное. Войны конец уже виден отчетливо, дома надеются, что боец вот-вот вернется - а тут вдруг - похоронка. Легковушка оказалась исправной, чешской " Шкодой" довоенного выпуска - с правым рулем. Все сильно удивились, что чехи до Гитлера так в рот англичанам смотрели, что только у них, да у англов правые рули были во всей Европе. Но аккуратная, удобная и сразу приглянувшаяся командиру медсанбата, ему ее и подарили, чем сдержанный майор был очевидно тронут. Правда Берестов сразу же выразил сомнение в том, что такую игрушку не отберет сразу первое попавшееся начальство. Сейчас, в конце войны, всякого начальства стало внезапно много - из Москвы катили всякие инструктора, комиссии, проверяющие и прочая тыловая сволочь, старательно подбиравшее тут что поценнее, диву давался капитан, глядя как жадно гребут под себя все эти чинодралы. И в первую голову интересовали прикативших на все готовое - именно легковушки пошикарнее. Майор Быстров вынужден был согласиться - и, скрепя сердце, дал карт-бланш на маскировочные мероприятия. И не узнал машину - ее перекрасили в какой-то грязный серо-зеленый цвет, да еще так ловко, что создавалось впечатление, будто она вся помятая (имелся среди знакомых у Берестова и такой художник, который умел из подсобных материалов делать первоклассные иллюзии и прославился еще в 43 году, когда обычной угольной пылью на аэродромном взлетном поле нарисовал нечто, что немецкие воздушные разведчики на фотосъемке с высоты увидели как явные воронки, после чего аэродром не бомбили - взлетная-то полоса совсем разворочена! ) Номера начштаба добыл без особого труда у ВАИ, откопал где-то технические документы, правда, на другое авто, даже перебили ему в рембате номер двигателя под немецкий техпаспорт. С любой точки зрения не подкопаешься. Командир медсанбата только головой покрутил, когда увидел, как из элегантной красавицы сделали невзрачную замарашку. И еще удивленно покрутил головой, когда начальник штаба сообщил, что краска эта нестойкая и облупится скоро, через годик где-то, так что пока поездить можно и на такой, а там глядишь что и поменяется. - Прямо хоть самому учиться водить - сказал Рыбоглаз. На что ему Берестов меланхолично заметил, что выучиться водить машину куда проще, чем быть хирургом. Вот он, например, водить машину может, а оперировать - никак. Возразить на это было нечем и майор потихоньку стал выкраивать свободные минутки для шоферской премудрости. Благо сейчас, когда Берлин, наконец, капитулировал, вместо положенных 30 сложных операций в день получалось куда меньше, да и поток легкораненых упал куда ниже, чем опять же штатные 300 человек в день. Все рассчитывали, что на том дело и закончится, но, увы, пришел новый приказ. Первый Украинский фронт получил почетную задачу - освободить от гитлеровского ига столицу Чехии, стонущую под немецкой оккупацией. Настроение после этого приказа у Берестова упало. Как офицер - он прекрасно понимал, что практически миллионная группировка армий " Центр" требует, чтобы ее домолотили, это был практически последний огрызок Рейха, и в отличие от наглухо заблокированной в Прибалтике мешанины из разгромленных под Ленинградом немецких войск, эта группа армий имела свободу действий и могла наворочать дел. Сильно ухудшало ситуацию и то, что в составе этой армии была масса карателей и мерзавцев из СС и РОА, многим из сидевших в Чехии в плен к русским попадать было никак нельзя, больно много грязных дел натворили. И это значит - будут драться насмерть. То есть потери будут большими. И это - когда уже Рейх разгромлен и фюрер сдох. Обидно было погибать на Курской дуге и в Польше. Еще горше - в Берлине. А тут - даже и не сказать каково - практически уже после войны, считай. Войска перли привычным катком, вырвавшись на оперативный простор. Фланг у " Центра" после сдачи Берлина рухнул и теперь удар был в мягкое подбрюшье, точнее - в спину, но как ни крути - миллион немцев и их прихвостней - оставался миллионом солдат и офицеров. Вооруженных, организованных и обеспеченных всем - там даже эти новехонькие реактивные самолеты были! Замполит сообщил, что в Праге - восстание против немцев, но к этому и сам усач и офицеры медсанбата отнеслись весьма хладнокровно. Раз восстание начато без учета возможной помощи РККА и всяко без корректирования действий с Советским руководством, то опять, значит, Варшава выходит, хотят очередные паны свободолюбы к приходу наших уже гордо заявить, что они сами с усами. Да и вообще отношение к чехам было очень двойственным - больно много и старательно они состряпали оружия - причем - отличного оружия - для Рейха. И каждый, кто когда - нибудь лежал, посыпаемый точным артиллерийским огнем, под кружащей в небе чешской " рамой", каждый, кто до боли в глазах пытался высмотреть неприметный чешский истребитель танков " Хетцер", каждый, видевший кучи трофеев с чешскими клеймами - от громадных крупнокалиберных дальнобоев до пистолетов и винтовок - каждый имел основание относиться к этим работничкам Рейха очень плохо. Да и пленных немцев, которые в плену оказывались чехами - было что-то очень много. Как, впрочем, и поляков. Часть из них шла потом воевать против немцев, таких с охотой брали в национальные дивизии, но десятки тысяч предпочитали сидеть в лагерях, категорически не желая помогать русским.
|
|||
|