|
|||
Берг Dок Николай: другие произведения. 40 страница- Да никак нет, никого немцев не вижу, наши на площади забегали... Пляшут вроде, тащ капитан! Точно - пляшут! Кинулся туда, привычно подхватив автомат, как на грех никого из своих проверенных рядом не оказалось. Выскочил на площадь и столкнулся с Быстровым, который широко улыбаясь неловко бахал в небо из своего пистолета, тут же и вездесущая Маша лепит неровными очередями в воздух, еще люди бегут. И бычьим ревом орет горластая старшая медсестра: - Урра! Урррраааа! Победа! Войне конец! И точно, пляшут. И орут. И палят от радости в небо. И бегут еще люди и чехи тоже... - Все, дорогой ты мой Дмитрий Николаевич! Конец войне! К черту ампутации! - радостно заговорил возбужденный и счастливый хирург Быстров. Барсуков тут же, усищи крутит, глазами сверкает. Счастье в воздухе как аромат сирени веет. Только вот посреди всего этого не получается Берестову порадоваться. Потому как и на лице у усача - то же с а м о е, что у Кутина, что еще у пары бойцов. И тягостно оттого на сердце невыразимо. Командир медсанбата с замполитом уже праздник организуют, сестрички столы со стульями на площадь тянут, а начштаба - хоть вой. Зам по хозччасти - тихий и незаметный добытчик уже даже бутылки на стол тянет заковыристые - разные по форме и с цветными этикетками. И людям настроение поганить неохота, не тот момент и самому гадостно до сблева. Добро бы мог что внятное сказать - но ведь курам на смех - предчувствия у него, извольте видеть. Даже и не скажешь ничего. А большой пир намечается - вон и Волков с поварами забегал, как посоленный. И жуть как не хочется людям праздник поганить... Подошел в смятенных чувствах к счастливому Быстрову. Тот глянул на физиономию своего старшего адьютанта, улыбка медленно стала сползать с лица. Начштаба спохватился, постарался улыбнуться сам как можно беззаботнее. От этого деяния майор мигом стал суров и напряжен. Отвел Берестова в сторону, тихо спросил: - Что случилось, Дмитрий Николаевич? Маясь своей несуразностью, Берестов как мог - объяснил ситуацию. Врач тоже похмурел, никаких смешков и издевок, всерьез его проняло. Видать, тоже доверяет интуиции. - Считаете, сегодня что случится? - спросил деловито. Выслушал не очень внятный ответ, подумал. - Тогда так. Меры безопасности усильте. С бойцами поговорите, не хотелось бы, чтоб нас тепленькими и пьяненькми взяли голыми руками. Потом все же за стол явитесь, распоряжусь и туда телефон поставить. Действуйте, Дмитрий Николаевич! Начштаба одолжил велосипед у писаря, прокатился по поселку. Караулы удвоил, поговорил с людьми, твердо пообещав, что будет и на их улице праздник, но сегодня - ни капли в рот и без расслабления. Скобарь с МГ-42 на колокольне отреагировал тут же - завесив там окна плащ-палатками, чтоб на просвет не видно было. В нем Берестов был уверен. Точно так же был уверен в пулеметчике с другого конца поселка - еще когда сидели в тылу, отличился ефрейтор тем, что на очередных учениях украли у него разведчики " противника" тело пулемета максим. Аккурат перед приездом на позиции самого комкора. Генерал только и спросил, глядя на станок в окопе и донельзя грустный расчет, куда, дескать, пулемет дели? - Украли пулемет, одни колеса остались - горестно признался командир расчета. Анекдотичный вроде бы случай, а ефрейтора как подменили, параноиком стал почище Берестова. И потому после контузии и ранения - пострался капитан его себе оставить - пулеметчиком тот был, что называется, от бога. Стоявший в карауле на въезде кряжистый сибиряк из саперов предложил свое - улица была наполовину перегорожена здоровенной баррикадой из бревен и камней, так он нашел сделанную, как и баррикада, тоже немцами доску, к которой были примотаны четыре противотанковые мины. Затея была понятной - прыгаешь в подвал ближайшего дома, тянешь за веревку и доска ложится поперек свободного проезда. Хрен кто проскочит! Приказал саперу проверить и обучить тот наряд, что на другом конце стоит на выезде. Заодно велел легкий шлагбаум поменять на приличных размеров бревно - для своих, если черти принесут кого, можно и снять, а чужакам - морока. Насчет бдительности повторять не стал, напомнил только, чтобы документы проверяли у всех на въезде. Кутин с пушкой - куколкой был готов - как пионер. Волков, замороченный суетой на кухнях ухмыльнулся только - автомат висел у него на плече, да и повара были вооружены и подпоясаны. Навертел хвоста двум патрулям, чтоб глядели шестиглазо. Вроде бы все сделал. И пошел к столу, стараясь напустить на себя веселый вид. Было муторно. Проверил как подключен поставленный тут на отдельном столике многоканальный телефон командира (оброс средствами связи медсанбат, телефонизировался, теперь даже на караулах полевые телефоны были). И скромно уселся на свободный стул. Уже выпили за Сталина, за родную страну, за Победу, конечно. Сам начштаба хлебал сладкое химическое немецкое пойло, сделанное из сухого лимонада. Слушал обрывки разговора, оглядывал сидящих за разнобойными столами сослужвцев, нескольких легкораненых офицеров и приехавших проведать товарищей фронтовиков. Как раз слева напропалую кокетничала Машенька, удивительно похорошевшая, сверкающая глазищами и белыми зубками. Она купалась в лучах внимания сразу двух старших лейтенантов из гостей. - Ой, ну вы тоже скажете, письма писать. Я вот знаю, что мой сосед переписывался с крокодилом! Я совершенно серьезно говорю, зря вы смеетесь, товарищи старшие лейтенанты! - Для вас, сестричка - мы Саша и Гриша! Но с крокодилом - это вы хватанули, Машенька! - Ни капельки не хватанула, честно-честно! Соседский мальчишка переписывался. Школьник. - И крокодил отвечал? - словно в театре, вовремя подал реплику Саша. - Да! - Этого не может быть - подогрел разговор Гриша. - Я не вру! Мальчишка только в школу пошел, писать научился, был этим очень горд. А у нас рядом с вокзалом - фонтан. Дети вокруг крокодила хоровод водят... - горячо и убедительно заговорила Машенька, по ней было видно, что у нее в городе - был фонтан, не хухры-мухры! - Какой-то странный фонтан - переглянулись старлеи. - По сказкам Корнея Чуковского! Вот на прогулке Петька там разговорился со старичком таким седеньким. Рассказал, что умеет писать буквы и слова. А старичок и говорит, что это здорово, теперь мальчик может переписываться. Даже вот крокодилу письмо написать может, сам старичок частенько с крокодилом переписку ведет. Петька, разумеется, не поверил, он смышленый пацаненок. Но старичок свое гнул - вот тебе кусочек бумаги и карандашик, напиши, что хочешь, и вон в ту трещинку положи. А ночью крокодил будет прогуливаться и ответит. Ему же скучно целыми днями лежать неподвижно, но работа такая, иначе люди пугаться будут, а это - нехорошо. Только нельзя ночью подглядывать - обидится и все кончится. Петька не поверил, но письмо написал. На следующий день прибежал проверить - а старичок не соврал, точно ответил крокодил. Так и пошло. Петька - когда они эвакуировались, повезло, до бомбежек еще, меня просил за крокодилом присмотреть, чтоб не обидели его. - И как? Его не обидели? - переглянулись офицеры. - Нет, зимой там мы проходили - уцелел. Все вокруг сгорело, а писарь этот четырехногий остался! - И хвост целый? - Точно Берестов, поневоле слушающий эту не то беседу, не то флиртование, усмехнулся краешком рта. Сейчас его больше всего волновало - будут ли чехи на манер поляков стрелять в спины. И слишком много раскрытых окон выходит на площадь. Хотя вон маленькие девочки в цветастых национальных нарядах бегают и взрослые чехи улыбаются, в разговоры вступают, угощают пивом... Радоваться бы и радоваться, а - свербит на душе. И почему-то вспоминается, как бинтовали сильно поранившегося об рваную алюминиевую обшивку при падении с фюзеляжа сбитой рамы бойца из аэродромной обслуги. Приехали тогда из истребительного полка технари снять шильдики для подтверждения летной победы, все сделали, да один поскользнулся неудачно - и как саблей рану получил. Пока ему помогали в рядом оказавшемся медсанбате и поглядел Берестов на сорванные с самолета металлические таблички со всякой технической информацией. Тогда же и запомнил, что на чешских заводах была сучья рама сделана - Брно, Прага. И вон - пивом угощают, дома целехонькие. Под Курском не то, что пива, корки хлеба немцы при отступлении не оставляли. И под Москвой. И под Кременчугом. А тут все целое, словно и не война. И костюмчики на девочках с веночками... Откуда ждать удара? Черт, паскудно как на сердце - уже и капитулировала Германия и войне вроде конец, а чертовы гансы рвутся сдаться американцам, готовы из-за этого на любую пакость. И вроде бы медсанбат хорошо поставлен, не на путях отхода, специально ездил к начмеду поговорить перед приказом, а черт его знает - почему на лицах у нескольких сослуживцев - нехорошая отметина лежит. И опять дурацкая мысль - какой же глупостью выглядят рассказы о немецкой послушности - им приказано сдаваться по местам, а они когти рвут. Пирушка идет как по рельсам, веселые все. Машенька заливисто хохочет, лейтенанты вокруг нее вьюнами вьются, с той стороны стола, где терапевты кучкой, донеслось: - А пациент меня и спрашивает: " Что же мне жениться на вдове? Умру - и на том свете у меня жены не будет! " И тоже хохот. Да все смеются, у всех с души камень свалился. И хоть вина совсем чуть, а языки развязались, уже откуда-то гармошку с аккордеоном притащили, чех на скрипочке поигрывает, праздник в деревне во весь рост. Скоро и танцы будут, не удержатся люди. А уже и лампы тянут горящие, темнеет. И очень всем непривычно, что не надо соблюдать светомаскировку, знают все, что кончилось люфтваффе полностью - а необычно очень, отвыкли совсем, и даже какое-то нахальство всеми ощущается, словно что-то неприличное делают и от этого еще веселее. В окнах домов тоже свет зажегся, совсем невиданное дело. Деревня - война - и электричество! Переглядываются все радостно, уже песни затянули - на обеих концах длиннющего стола - разные. Один только капитан старым сычом сидит, прячется за здоровенной кружкой с залихватски воняющим лимонадом. Да Быстров нет-нет, да глянет искоса на своего параноидального адъютанта старшего. Небось думает, что свихнулся Берестов от своего застарелого психоза, теперь вот все кончилось, а начштаба обидно, наверное, что все его хлопоты зазря были, не сработала его паранойя. Но хоть и обидно было это понимать, а очень бы хотел Берестов, чтобы ничего не случилось, убил финский снайпер в нем тщеславного мальчишку, постарел быстро капитан, мудрее стал. Решил, что если сегодня ничего не произойдет, поговорит он с командиром через два-три дня, чтобы посоветовал что от нервов, валерьянку там попить втайне или еще что полезное. Лишь бы сегодня телефон не звонил и... Телефон зазуммерил, ударил по нервам, Быстров тоже дернулся, да один лейтенант старшой оглянулся недоуменно. Начштаба схватил трубку. Пскович с колокольни. Видно - волнуется, потому как частит и гласные глотает, такая у него привычка. - Тащ кан, колнна едет, километра полтора, два танка, бэтр! - Наши мошет? - Не, танки квадратом! И кто с наших поедет седни? - Подсветите, когда будут ближе! Твоя пулеметная очередь - сигнал к бою. Закрутил ручку, сапера вызывая, что на въезде. Тот явно рядом сидел с аппаратом, мигом спохватился. Велел ему быть наготове. Танки едут. - Есть, то-то глядю они кирпичами сверху кидаются, я то... Оборвал разговор. Взглянул на окружающих, сморщился оттого, что портит людям праздник и негромко сказал, шагнув к Быстрову. - Тфа танха, бэтдансподтед, едут к нам. Километд. Майор непривычно быстро вскочил, пока взлетал со стула, буркнул почти неразборчиво, но капитан чутким ухом понял суть - если это наши дятлы катаются, напоит их командир медсанбата касторовым маслом. С въезда в небо - белая осветительная ракета на парашютике. До того - красные и зеленые пуляли, для салюта. Тени от домов черные поползли. Сыпанул Быстров приказами, публика недовольно замолчала, но лампы тут же потушили, стали рассасываться, не изображая больше групповую цель. Но медленно и неохотно. Противно всем стало, что веселье сапогом топтанули. Тем более - что наши танки-то наверняка! И тут же сразу произошло много всего - от въезда, с колокольни взревел очередью псковский МГ, почти сразу же - длинный гром и звон с ревом... Горячим воздухом с пылью в лица толкнуло из-за поворота. И опять перепевчатый звон - выбитые оконные стекла каскадом сыплются. И пальба. Хорошо, улочка кривая, а то близко за углом - танковая пушка рявкнула и взрыв снаряда Опять пыльная волна пахнула. Берестов тоже на ноги успел вскочить, хватая штурмгевер, рявкнул: - Х поюю!!! - и ловко успел у лица схватить вылетевшую на крике вставную челюсть, тут же вставил ее обратно, привычно, словно рожок с патронами в автомат. Вот тут все сыпанули горохом, стремительно, словно тараканы. Дрессировали людей не зря, никакой паники рванули все по местам, только гости переглянулись и рысцой дернули туда, где загремело. Остановил старлеев, показались толковыми. Спорить не стали подчинились. Не зря гонял сегодня на велосипеде - знал уже этот поселок вполне ясно. Потому кинулся не напрямки. больно уж там пулемет танковый стукотал, а в обход, через узкий проулочек залезли на крышу низкого то ли сарая, то ли гаража, аккуратно по очереди глянули. Немецкий средний танк застрял раком наперекосяк между стеной дома и баррикадой, в всполохах огня блестели полированным металлом распластанные гусеницы. - Разулся, паскуда - с облегчением заявил то ли Саша, то ли Гриша, конкретно капитан не запомнил. То, что расслабляться и веселиться рано - напомнил танковый снаряд свистанувший мимо и давший как по ушам ладошками. Поморщились. И еще поморщились, когда такой же выстрел грохнул за поселком. Второй танк, сволочь, в обход потек. С колокольни гремел МГ. Ответно такой же бил, явно двигаясь с окраины. Понятно, БТР. - Танк этот мы искорячим - уверенно заявил старлей. Третий, имени его Берестов не знал. - Что со вторым? - тревожно, но спокойным тоном спросил вроде бы Саша. Берестов пробулькал, что с ним он разберется. Кивнули друг другу и старлеи тройкой задворками побежали к колокольне и раскоряченному танку, а начштаба рванул со всех ног Кутину. Наступал момент для выхода на сцену Куколки.
Гауптштурмфюрер СС Гаманн, командир сводной танковой группы.
Все шло просто замечательно! На маленькую колонну словно волшебный плащ невидимости накинут - никто из русских и внимания не обратил, что гаманновцы мимо едут. Пару раз холодело сердце, ну никак не могло так быть, ослепли Иваны, что ли? Но нет - танки проезжали мимо, а те орали и веселились, безглазые идиоты. Молокосос на передовом танке не удержался и, резко дернув машину, в безлюдной рощице раздавил гусеницами врага, возившегося у стоящего на обочине мотоцикла. Полезно иногда подумать! Впереди ехала захваченная трофеем полуторка, в кабине - двое переодетых в трофейные тряпки русских из Прибалтики. Со строгим приказом улыбаться, орать и махать руками в случае соприкосновения с противником. При проверке оказалось, что чертовы болваны - как деревянные куклы и вблизи, их " радость" лучше не разглядывать, но в сумерках и в кабине - сойдет и такое безобразие. Следом ползли оба танка, на башни которых был наброшен брезент, смазывающий очертания брони, за ними - входя в ударную группу, пер бронетранспортер, в который Скромник с разрешения гауптштурмфюрера посадил ударную группу из 6 стрелков - обоих грузин, на погонах которых алели канты штурмовой артиллерии, пару русских - из кавалерийского подразделения, судя по золотому канту, одного - с васильковым, санитара, как оказалось, и черного сапера. Замыкали пикап и кюбельваген, в которых свалено было самое ценное добро и для охраны находилось по паре самых небоеспособных, в том числе и появившийся раненый. Пленных русских допросить не удалось - водителя слишком силно стукнули по голове и до отъезда он так в сознание и не пришел, хотя ему терли уши, кололи ножами и поливали, правда экономно, холодной водой. А пехотный капитан, хоть и был пьян, как сапожник, но, поняв куда попал, вдруг рванулся и почти откусил зубами нос самому близко сидевшему хохотуну. Добился своего, подлец, сгоряча убили его в свалке. Нос примотали бинтом обратно, но это уже стал не полноценный воин. Мотоцикл с тремя разведчиками так до отправления и не вернулся, вследствие чего группа уменьшилась на 4 стрелка. Впрочем, это ничего не значило. Задача была простая и всем понятная: въехать в деревню, бронегруппой встать на площади, подавить сопротивление и немедленно понять - где грузовики и аптека. Загрузиться и отходить, после чего на окраине сжечь отслуживших свое стальных чудовищ и мотать до границы с судетской областью. На колесах эти два десятка километров - сущий пустяк, пусть даже по проселкам и больше выйдет. Если при этом, как цинично заметил Шаттерхенд, кто-то из группы и нарвется на пулю - то и черт с ним, делить доходы придется на меньшее число ртов. Деревня, в которой стоял госпиталь (ехали как по нитке, все время видя добротно сделанные указатели, что было нехарактерно для Красной армии. Потом Гаманн сообразил, что " госпиталь" написан привычной латиницей и успокоился - понятно, украли знаки где-то вместо своих грошовых фанерок), так вот деревня - веселилась. Там горел свет, разумеется, постреливали салютно в воздух и пускали разноцветные ракеты. - По - каннибальски любо нам, Как будто пятистам свиньям! - неожиданно громко продекламировал из чрева танка кусок гетевского " Фауста" Скромник. Гаманн засмеялся, очень уместно прозвучало из глубины, выражая общее настроение. Никто и не почесался, пока ехали. Гаманн только посожалел, что ракет в боекомплекте не оказалось, а то отсалютовали бы тоже. Каменный мост спокойно вынес тяжесть танков, из осторожности проезжали по одному, а дальше пошло не по плану, мало инструктировал молокососа на головной машине! Но кто же знал, что он такой неуч? Въезд в деревню перекрывало бревно на козлах. Полуторка вильнула в сторону, открывая дорогу для рывка броне, гусеничный сопляк взревел мотором, газанул, тараном снес эту смешную для четверки преграду, ожидаемо дальше на улице оказалась баррикада, понаделали за последнее время их везде, Гаманн скользнул в башню, на освещенной улице не надо быть мишенью, и тут ахнуло близким и мощным взрывом! Руль, как положено толковому водителю, дал газу, уходя из-под обстрела и врезался во что-то гулко и со скрежетом. Мяукнул Шаттерхенд, долбанувшийся лицом об прицел, командир высунулся из люка и застонал от злости. Только сейчас понял, почему бревно. Въезд какой-то идиот из вермахта заминировал от глупого усердия, вот русские медики, не возясь с минами, и перекрыли дорогу, чтоб свои не наскочили! А сопляк совершил самую паскудную ошибку, за которую надо не то что задницу драть, а отрывать глупую голову напрочь! От испуга он рванул не вперед, открывая дорогу остальным, а рыпнулся назад, воткнувшись кормой в командирский танк! Да, потом опомнился - благо Гаманн ревел и рычал в рацию, дернулся вперед, но порванные взрывом гусеничные ленты уже размотались и глупца заклинило в самом проходе, перекрыв всей колонне путь в центр деревни. Тут же пришлось нырять обратно в башню, сверху откуда-то затарабанил пулемет и пули залязгали по металлу. И ствол не задрать, слишком близко стоит машина, угла не хватает. - Руль, вправо, по окраине, в ста метрах от домов, может у них оказаться пара фаустпатронов! Ищи подходящую улочку. Сразу не въезжай! - Как бы у них Мефистофельпатронов не оказалось - показал несгибаемое арийское чувство юмора Шаттерхенд. Хотя, черт его знает, возможно и не шутил, много за последнее время наизобретали высоколобые умники. Руль мастерски проскочил несколько совершенно непроходимых узостей. В России было мало таких мест, где всякий сраный сарайчик - слеплен на века из каменюг, там можно было проломиться через всю деревню, круша смешные деревянные дома или еще более нелепые мазанки, но в чертовой Богемии сельская местность была по прочности строений почти как города. Даже заборы на огородах - каменные изгороди, будь оно все неладно. Огненный шарик фаустпатрона слева - откуда-то из окон. Свет мешает, вспышку не засек! Взрыв сбоку сзади, к черту! - Руль, быстрее! Орудие влево, три снаряда беглым по окнам! От въезда грохот - застрявшие идиоты все же помогают - лупят из всех своих дудок вдоль улицы. Хоть какая-то помощь. Высунулся глянуть одним глазом. Сзади прет БТР, пулеметчик, вывернувшись самым неудобным образом пытается стрелять по колокольне, но крыши домов мешают. Впрочем - тому, кто на верхотуре - тоже неудобно. Еще мячик фауста. Ерунда, на 100 метров не достанут, точно не долетел. Шаттерхенд бодро влепил снаряды, нагнал страху, так этим паскудным чехам и надо! В Германии все города от бомб в руинах и в затемнении, а эти твари отсиделись. - Шаттерхенд, беглый огонь! Шесть снарядов добавь! И пусть нас запомнят! Мертвенный свет над головой, все освещено неприятно ичетко. Русские пуляют осветилками и те медленно ползут с неба на парашютиках. Краем глаза увидел оранжевую нитку сзади, дернул шеей - из узкого проулочка, куда танку не влезть, вылетела такая же вторая нить. В БТР! На боковой броне короткая вспышка и дым. Вот куда бьют! Пулемет заткнулся, но полугусеничная громадина прет как и раньше, словно в нее и не попали. Ружье? Гранатомет? Вылезут, дадут в корму. - Руль, разворот назад на 180, проулок за сараем с горбатой крышей! - Вижу! - Гранатомет за сараем, Шаттерхенд, готовься! Сам попытался увидеть на странно выглядящей под мертвым светом местности кюбель и пикап. Не увидел, но вроде кто-то стреляет. Немецкие автоматы и ППШ? У хмурого Ключаря был такой. А у русских что-то много людей стреляет, десятка два бахает винтовок и автоматов и даже пулеметы, черт бы их драл, точно пулеметы! Такого не может быть в госпитале! - За угол выезжай в три четверти, угол дай! - Точно так! - Шаттерхенд, готов? - Готов, чифтен! - Огонь как увидишь! - Не вижу, чифтен! Пусто! - Что за черт?
Старшина медицинской службы Волков.
Как только услышал, что майор про танки сказал, так сразу в душе похолодело. Какой дурак на ночь глядя в такой день потащится куда - то на танках? И не может это быть какая-нибудь инспекция - сам комфронта Конев гоняет на четырех виллисах, сам-четверт, даже во время лютых боев. И командарм Лелюшенко точно так же, а на них глядя и остальное начальство вынуждено храбростью бравировать, не таскают они с собой танки, нет такой моды. Это немцы. И не надо себя обманывать. С такой мыслью и припустил галопом по площади. Хорошо - свезло - не успел выскочить за поворот - там началась сущая котовасия с пальбой и взрывами. Дернул кругом, следом пыхтел повар, тоже из боевых. С ходу перемахнули пару заборов, потоптали чьи-то грядки, а Кутина с его гранатометом на месте нет и расчета не видать. Пальба разгорелась, пушек - две долбят, пулеметы тоже вперебивку и свои и чужак, это не считая всякой мелочи. Понятно, что пушки танковые - гул у них иной с металлом в тоне, один танк на въезде, а другой - да сейчас уже и увидимся! Деревенские визжат - орут, кто подогадливее - свет выключают, окна темнеют, словно слепнут. Выглянул из-за угла - едут, красавцы граненые. Глаза б не смотрели! Пехоты не видать, стреляют явно наобум, что танк, что БТР. Осторожничают, близко не идут. Слышал вроде пока по огороду бежали - всыкали фаусты. Черт, не додумался взять с собой хотя бы один. Опа, вон где Кутин! По идущему сзади БТРу влепил. А тому - хоп хны! Еще раз. Опять без толку! Прет, как заговоренный! Танк, словно в жопу ужаленный, на месте развернулся, попер назад, Кутина давить. - За мной! - и рванул бегом. Сам не ожидал, а столкнулись нос к носу с наводчиком. Тот со своими парнями тянул задворками жестяную пушечку. - Где танк? - тут же спросил земляк. - К тебе обратно поехал - выдохнул одышливо старшина. - А бэтр? - Там! - Зря убежали, как раз бы он к нам и выехал! - огорчился круглолицый и рябой санитар, взятый в расчет не за ум, но за мощь. - Танк! Вон! Возвращается! - Ясно, ему там не протиснуться. Давай, Куклу на крышу этого сортира закатывай, вон доски лежат, пандус делай под колеса! Откуда силы взялись, мигом успели. Наводчик уже готов, шипит, дескать, станину держи! Морды укрыть, глаза закрыть - обсмолит выхлопом! Раскидали черепицу, воткнули острый сошник между досок. Чертова железяка шмальнула гулко и дымно, больно ударила отдачей по навалившемуся на нее расчету, опалило кучу людей огненным хвостом, завоняло горелым волосом, кто-то прической пострадал, черепица трещит под тяжестью, крыша ходуном заходила, тут же вторая граната чавкнула в ствол входя, лязг замка - и выстрел. - Все назад! Долой с крыши! Кукла на доски одним колесом не попала, не удержали, завалилась набок. Сами чудом успели - в сарай немцы снаряд влепили, только сверху битая черепица и посыпалась. Оказалось - не сортир, курятник, куры после такого пробуждения такой тарарам устроили, что хоть уши затыкай, но после второго и третьего снарядов - как ножом кудахтанье обрезало. - Вот будет завтра супчик с курятиной - подумал совершенно нелепую мысль Волков и сам же себе устыдился. Оттащили гранатомет в укрытие. Вроде никого не зацепило. Танк методично долбал снарядами, но куда - непонятно. Будет тут чехам ремонту! Похоже, как системы никакой. Интересно, что дальше делать будет? Поедет в деревню или отойдет? Дернули гранатомет, откатили и оттащили на сотню метров в сторону по крайне пересеченной местности. Бойцы рванули за боезапасом, осталось две гранаты всего - одна в стволе, вторая в мешке у Кутина. Танк долбил, как осатанелый - кладя по паре снарядов то вправо, то влево. И когда они у него кончатся? - У него их под сотню! - ответил серьезно Кутин и старшина понял, что думал вслух. - Что делать будем? - спросил Волков. Ему очень лезть под огонь не хотелось. - Пехоту ты у них видал? - Нет. - Не пойму - в броник им всадил точно две гранаты, а никакого толку. И в танк видел, попал один раз - точно. И тоже ничего! Может гранаты говно? Хотя пробовали же, жгут хорошо. - Тише стало или кажется? - Тише. Первый танк заткнулся. Совсем. Тут же оттуда от въезда загромыхала строенка зенитная барсуковская. Прибежали бойцы с гранатами. Два фауста приволокли. - Бронетранспортер в стенку дома уткнулся и землю гусеницами роет! - доложили недоуменно. Кутин и Волков переглянулись. - Так, давайте вон в ту калитку. Там у них дальше канава через поле. Там на дне жижа, но пройти можно. Утянем Куклу? Она полтораста кило. Бойцы переглянулись. Кивнули. Утянем. Прибежал Берестов. Радостный - первый танк и впрямь все, готов, была пехота у немцев - но вся уже кончилась, добивают. Эта коробка осталась только последняя, а бронетранспортер и впрямь себе яму роет, в дом воткнувшись. Странно, конечно, наверное управление заклинило. По глубокой, в полтора роста, канаве пробирались почти по колено в жидкой грязи, торопясь, подгоняемые гулким грохотом танкового орудия и взрывами в деревне. Оскальзываясь и приглушенно матерясь выволокли в поле из канавы Куклу. Танк стоял метрах в двухстах, боком. Отлично освещал себя орудийными выстрелами. Кутин, старательно прицелился, но мазанул - рыжая звездочка пронеслась над башней, ахнул следующей гранатой - и попал, пушка заткнулась! Зато танк начал разворачиваться и четыре последние гранаты наводчик выпустил с рекордной скоростью, почти очередью. Ссыпались все обратно в канаву. Тихо. Самый смелый или глупый высунулся немного погодя. И радостно сообщил, что танк стоит неподвижно, не успел до конца развернуться, пушка и пулемет теперь не достанут. Тогда стянули гранатомет с бровки и пошли обратно. Лезть к подбитому танку не хотелось совершенно. Раньше бы поползли с фаустами, а вот сегодня - нет, не пересилить себя. У одного Берестова шило в заднице, никак не угомонится. Когда отдувались после рывка по полю, Волков старательно прислушивался. Рычал двигателем слева БТР, кто-то орал вдалеке - там где стоял только что подбитый танк, да у въезда бахали выстрелы и рвались гранаты, но, по мнению многоопытного старшины - это не бой уже, а выковыривание кого-то упрямого, кто залез в труднодоступное место и оттуда скупо отстреливается, экономя патроны и надеясь на чудо. А его пытаются, не рискуя особо, оттуда выкурить, но тоже с минимальным результатом. Подошел глухой танкист с початым ящиком гранат и висящем на плече благодаря усовершенствованию - веревочке, фаустпатроном. Громогласно доложился старшему в группе, что прибыл для посмотреть на этот завязший бронетранспортер. Берестов кивнул, почему-то с неудовольствием оглядел Кутина, который нашел время - показывал с удивлением, что зацепило его в руку, а он и не заметил, думал ладонь ободрал о черепицу, потому и кровища, а это осоколок вроде. Волкову стало неудобно за земляка, который хоть и геройский герой по результатам боя, а тут разболтался, как баба, трендит без умолку. Но осекать не стал, глядел на Берестова, которому видать трепотня наводчика тоже не нравилась, вон как морщится, но раз начальник замечание не делает, то негоже соваться - некрасиво получится.
|
|||
|