Арсен Ревазов. Одиночество12. 14 страница

Как граждане Ватикана размножаются?

???

Ватикан — государство. У него есть граждане. С тремя из нихмы только что беседовали. А граждане — стареют и умирают. Приэтом — у всех этих граждан — целибат. Они не могут жениться. Вопрос: откуда берутся новые граждане Ватикана?

Мотя объяснил в нескольких нецензурных словах, до какой именно степени его беспокоит демографическая ситуация в Ватикане. По его словам, выходило, что она его совершенно не беспокоит. Беспокоило его другое.

Эти ребята хотят, чтобы мы слились. Зачем?

По-моему, они нас просто жалеют.

Вряд ли. Зачем тогда вызывали нас к себе? Мы же рассказаливсе этому Джозефу еще в кафе.

Не знаю. Зачем?

Чтоб посмотреть на нас и решить, можно ли иметь с намидело.

Ну?

Они посмотрели и решили, что нельзя. Они нас ни во что неставят, понимаешь?

Мотя, но...

Они ошибаются. Они, бля, очень ошибаются. И когда онипоймут, что они ошиблись, они заебутся извиняться перед нами.

Мотя, но мне кажется, что они правы. Они считают, что мымало что можем сделать с этим тайным обществом, которое старше нашей, в общем-то, немолодой страны в три с лишним раза. Тем более теперь, когда мы знаем, кто убил Химика и Лилю, мыможем...

Нет, мы не знаем, кто убил Химика и Лилю. Я имею в виду, кто именно. И тем более мы не знаем, за что их убило это сраноеБратство. Но что еще хуже: эти ватиканские кастраты не верят, чтомы можем что-нибудь сделать с хатами. А мы можем. Мы до херачего можем сделать с этими отмороженными ублюдками. Как и слюбыми другими.

Я не стал спорить с заведенным до предела Мотей. Хотя, честно говоря, его реакция меня удивила. Лично мне казалось, что наша миссия выполнена. Причем выполнена на сто с лишним процентов.

Мы не без труда, не без риска и не без интуитивно верных шагов вычислили организацию, убившую наших друзей. А выносить ей приговор, и тем более приводить его в исполнение... Извините! Для этого существуют специально обученные люди.

Да и визг от проворачивающихся на асфальте шин белого «мерседеса» еще стоял у меня в ушах. Но всего этого я Моте не сказал, решив дождаться более удобного случая.

Самолет в Москву улетал завтра утром. Сегодня было времени хоть отбавляй. Мы отправились гулять по Риму. В музыкальном магазине я купил, по просьбе Антона, только что вышедший альбом Celtic Women. От нечего делать, я вставил его в CD-player и стал слушать. Пели, как и обещало название, женщины. Сначала, если бы не некий налет языческого варварства и совершенно непонятный язык, я бы сказал, что это очень похоже на американский спиричуэлс. Потом с помощью скрытой плещущей энергии варварство победило с заметным музыкальным преимуществом. Тут сказать мне уже было нечего. Особенно про An Gabhar Ban.

Разве, что кельтскую музыку в Риме слушать глупо. Лучше бы уж поставить Челентано. На худой конец, Тото Кутуньо с его Italiano Vero.

Потом я, вдруг, понял, что не прав. А кого же ставить в Риме, как не кельтов? Единственный народ, захвативший Рим на росте римской военной славы... Вандалы и готы завоевывали уставший, пресыщенный, обрюзгший и все повидавший Рим. А кельты — молодой, крепнущий и дерзкий. Тем более что настоящей латинской музыки не осталось. А кельтская — пока есть.

Sa tsean ghleann thiar a bhi si raibh Go dti gur fhas na hadharc' uirthi Bliain is cead is corradh laethe Go dtainig an aois go trean uirthi Bhi si gcro bheag ins an cheo Go dtainig feil'Eoin is gur ealaigh si Thart an rod san bealach mor Gur lean a toir go gear uirthi... * Она всегда была маленькой и держалась указанных границ, пока не протрубил рог и она не поняла, что ждать до ста с лишним лет — это очень долго. Тогда в день святого Иоанна она сбежала вниз по дороге. И все было бы хорошо, но ее начали преследовать... (кельт. ) Стало темнеть. Матвей предложил пойти поискать казино или ночной клуб. Ему хотелось оторваться. Я отказался. Тогда мы вернулись в «Эль-Греко», поужинали и отправились в гостиницу.

Мы пошли к стойке регистрации гостиницы и подтвердили билеты на завтра на утренний рейс. Матвей выглядел очень раздраженным и чуть не наорал на черноглазую длинноногую итальянку за то, что та записала его фамилию с ошибкой. Buhaev вместо Bugaev. Я еще подумал, что спать мне не светит.

Затем мы пошли в гостиничный бар. Матвей заказал коньяк. Мне совершенно не хотелось никакого алкоголя. Я пил зеленый чай.

Значит, ты за то, чтобы смотать удочки? — мрачно спросилМатвей.

Ну если так советует сам Папа Римский... Послушай, у нихбольше опыта, денег и связей. Им бороться с хатами проще. Сподручней. Понимаешь, каждый должен делать свое дело.

Да я все понимаю. Только это как-то... Не круто.

Мотя! Я придумаю, как смотать удочки круто. И, вообще, рано решать. У нас же концессия. Давай послушаем Антона. Завтра мы будем в Москве и все обсудим.

На самом деле, на Антона я особенно не надеялся. Если для Моти пробным камнем было «круто — не круто», то Антона больше волновало «честно — не честно». Точнее, fair — not fair.

Мы пошли в номер. В номере Матвей в минуту опустошил алкогольную часть мини-бара, позвонил в room service, заказав добавки? и завел пластинку под названием «ненавижу хатов и баб». Я устал от пьяного Матвея вместе с его финдиректрисой и пошел в душ.

У каких-то японцев я читал, что холодная вода закаляет, горячая — расслабляет, а еле теплая — тонизирует. В самый разгар водных процедур мне показалось, что зазвонил гостиничный телефон. Для одиннадцати по европейскому времени и час ночи по Москве это было поздновато.

Я остановил воду, чтоб хоть что-то услышать, и закричал: Мотя, если это room service, скажи им, чтоб добавили к заказу чаю. Зеленого! Слышишь?!

Да я им сейчас все скажу! — прозвучало мне в ответ.

Я понял, что позвонившему не повезло: у Матвея боевое настроение. Кроме room service и Антона, все равно звонить в наш номер никто не мог, а их обоих мне было не жалко. Но вскоре я решил, что Антон скорее всего позвонил бы на мобильный, а для room service беседа затянулась.

Поэтому мне захотелось выйти и послушать, с кем там беседует Матвей. Но то, что я услышал еще из ванной, просто выключив воду, заставило меня пулей вылететь оттуда. Дословно текст звучал так: «Да какое, бля, предупреждение? Ты что, запугать меня вздумал? Я тебя сам так предупрежу, козел вонючий! И не надо мне больше звонить, ты понял меня? Нет, в натуре, ты понял? » На этом месте Матвей элегантно бросил трубку на телефон (попал), откинулся в кресле и потянулся за сигаретой.

Поскольку к последней фразе мой бег трусцой из ванной перешел в запоздалый прыжок, то Матвей удивленно оглянулся на мое голое тело.

Матвей, —тихо сказал я, восстановив равновесие. —Ты с кемговорил?

Да хрен его знает. Козел какой-то. Он думал, что говорит стобой. Пугать нас вздумал, ублюдок.

А... так это был не Антон? А что... Что тебе сказали?

Я говорил медленно, вкрадчиво и почти шепотом. Мне становилось страшно.

— Что я, то есть ты, далеко зашел, и он надеется, что двух предупреждений мне, ну то есть тебе, хватит. Что третьего не будет. Короче, тупой наезд. Надо было четко реагировать и отбиваться.

Я качнул головой, как бы в благодарность за исчерпывающий ответ, и почувствовал, что тело, на котором еще не успела высохнуть вода, покрывается холодным потом.

— Спасибо, Матвей! Ты мне очень помог. И нашей концессиитоже...

Затем я взял телефон, нашел номер ФФ и набрал его, лихорадочно придумывая, что я скажу. Я скажу, что нам кто-то позвонил, что взял трубку мой пьяный друг, а я не успел добежать до телефона. Если звонил не он, то просто извинюсь за беспокойство.

Не успев додумать, какя оказался в Риме и почему звоню именно ему, я выслушал металлический голос автоответчика, сообщающего мне, что «абонент не отвечает или временно не доступен».

Тогда я вышел на балкон, чтоб Матвей меня не услышал, и позвонил Антону. Сначала я извинился за поздний звонок. Потом поблагодарил за присланного мне в помощь Матвея и высказал уверенность, что поездка пошла ему на пользу.

Потом я взорвался. Антон выдержал взрыв. Потом осуждающе сказал: «Какой кошмар! » Потом примирительно сказал: «Ладно, возвращайтесь, в Москве разберемся».

Антон, хотелось бы услышать больше оптимизма в твоих словах! А то я, по твоей просьбе, поработал для Моти психотерапевтом. А вот теперь ты утешь меня. Чем можешь. Потому что намтолько что позвонили хаты. И я не хочу даже думать, как они узнали номер телефона в нашем отеле. Я почему-то верю им, что третьего предупреждения не будет.

Утешить тебя легче, чем тебе кажется. Есть сразу три анекдота на эту тему. Первый «Плюнь в лицо вождю»*, второй — «Вася, расскажи пацанам, как ты колдуна на х.. послал»**. А третий — этоуже на тему ФФ — «Волк! Не поверишь — извиняться пришел»***.

Я смотрю, тебе, Антон, весело!

Ты сам хотел психотерапию.

Хорошо. Спасибо и на этом. До завтра!

Я вас встречаю. Не убей Матвея во сне.

Ничего-ничего. У тебя и некролог на него получится веселым. Спокойной ночи!

Вот теперь я совсем не знал, что делать. Я остался на балконе и минут пятнадцать медитировал на Вечный Город.

Я смотрел на подсвеченный Колизей и пытался подсчитать, сколько гладиаторов рассталось там с жизнью. Если, как писал Тацит, по пятьдесят человек в день, а игровых дней за сезон там было под сто, то получается пять тысяч в год. Это значит, полмиллиона за сто лет. Интересный способ для здания проводить время.

Ковбой, попав к индейцам в плен, читает статью в брошюре «Как вести себя с индейцами», доходит до места «плюнь в лицо вождю», плюет, переворачивает страницу и видит фразу: «Продолжение в следующем номере».

Три новых русских обсуждают, как они отдохнули в экзотических странах. Один говорит: «Ну, пацаны... Таиланд — это фишка. Телки, короче, намыливаются специальной пеной и ползут по тебе. А ты... » Второй говорит: «Не, бля. Филлипины — это ваще... Телке 12 лет, а она тебе — все... » Третий: «Я думаю, Кения — круче». Лениво лезет в карман, вынимает из него четвертого нового русского. Все как надо. Гол-да. Малиновый пиджак. Только очень маленькие. Вынимает и говорит: «Вася! А расскажи пацанам, как ты колдуна на хер послал! » " Очень неприличный. См.: fnekdot. ru 29/11/2004, анекдот №18.

Потом я вернулся в комнату. Матвея не было. Зато какой-то человек в белой рубашке и черных брюках стоял прямо посредине номера. В руках у него было что-то накрытое белым полотенцем. На секунду наши взгляды встретились. Мой — испуганно-нервный и его холодно-равнодушный. Взгляд человека, выполняющего свою работу. Я подумал, что пора закрыть глаза. Умирать с открытыми глазами — привилегия слишком смелых людей.

Человек сказал: «Your order, Sir», — снял белое полотенце, на котором стояли, как игрушечные солдатики, четыре маленькие пузатые бутылочки Henessy VSOP. Я выдохнул воздух и сел в кресло. Человек подошел ко мне с бумажкой, которую я подписал не глядя, и исчез. Я огляделся. Матвей спал, свернувшись калачиком на угловом диване.

Я выпил залпом бутылочку Henessy из горлышка. Потом вторую. Потом третью. Потом четвертую. Потом я взял плейер и включил «Нирвану». Диск почему-то начал крутиться с Silver. Может, самой издерганной и фрейдистской песни. Хотя в этом весь Кобейн.

Said why don't you stop your crying, Go outside and ride your bike. Thats what i did, i killed my toes/ Grandma take me home Grandma take me home Grandma take me home Grandma take me home Grandma take me home I wanna be alone*.

Когда я был в Лондоне, то видел на блошином рынке Кемпден, как продавался восковой муляж простреленной головы Кобейна. Муляж был реалистичный до тошноты. Небритый подбородок, желтоватая кожа, полчерепа снесено, серые мозги плавают в черепной коробке, оставшиеся волосы слиплись в крови, один глаз удивленно смотрит на тебя, другой выбит пулей и на его месте — темно-синяя слипшаяся дыра.

[Мама] сказала, почему бы мне не заткнуться? Пойди вон и погоняй на велике! Я так и сделал. Убил все игрушки. Бабушка, отведи меня домой! Я хочу быть один» (англ. ).

134 Арсен Ревазов. Одиночество-12 Бр-р... Сколько ему было? Двадцать семь? Маршал Ланн, один из лучших наполеоновских маршалов, герой Аустерлица, говорил: «Гусар, который дожил до тридцати лет, — дерьмо, а не гусар». Сам Ланн погиб в Испании как раз в тридцатилетнем возрасте. Не дожил до Русского похода. Ладно. Возраст маршала Ланна я пережил. Пора в Москву.

Всю обратную дорогу Мотя виновато молчал. Я старался сохранять строгое выражение лица, что было очень просто, потому что я не выспался. Нас встречал Антон.

— Все в порядке? — спросил он. Я неопределенно хмыкнул.

Едем в «Баскервиль», — сказал Антон. — Отличный английский ресторан.

Разве у англичан есть кухня? По-моему, на пудинге их взносв кулинарную сокровищницу человечества закончился. А, ну ещеовсянка...

Иосиф, что за негативизм?

После заказа Антон аккуратно разложил салфетку у себя на коленях и сказал: «Рассказывайте! » Я решил, что первый ход лучше оставить за Мотей. Но Мотя выжидательно посмотрел на меня. Мне пришлось начать.

— Химика убили хаты. Некое тайное общество, называющеесебя Братством. С длинной историей и непонятными принципами. Но какое-то очень мощное и зловредное. Ватикан отказалсянам помогать и рекомендовал прекратить заниматься детективнойсамодеятельностью. Мне уже поступило несколько сходных предложений от этих хатов, общий смысл которых совпадает с коптскими и ватиканскими рекомендациями, а форма — гораздо убедительней.

Я специально был краток, чтобы иметь моральное право взять слово еще раз. Настала очередь Моти.

— У меня три мысли. Первая. Ватикан официально отказалсянам помогать, но отец Джозеф лично обещал прислать какой-то средневековый латинский текст. Думаю, что мы сможем раскрутить его и на большее. Вторая. У нас убили друга. Его жена покончила с собой. Мы не можем поджать хвосты и отползти в сторону. А если и можем, то не должны. Третья. Эти братья нам угрожают. Отлично! Но, возможно, они угрожают не только нам, но и всем, — Матвей выразительно обвел взглядом немногочисленных посетителей ресторана. — Считаю, что сдаваться без боя нельзя.

Возникла пауза. Я посмотрел на Антона, все еще надеясь на лучшее.

— С боем все не так просто. Я вчера получил ответ «Микрософта». Меня берут в штат, — задумчиво сказал Антон. — При этом ядолжен пройти там, в Рэдмонде, трехмесячный тренинг. Улетаю завтра утром. Думаю, что Иосиф прав. Я не понимаю, что мы можемсделать одни против такой организации. Поэтому, с одной стороны, у нас ходов нет, а с другой — такими предложениями от «Микрософта» не разбрасываются. Предлагаю отложить бой как минимум до моего возвращения. А пока всем занять исходные позиции.

От радости мне пришла в голову идея: Я согласен с Матвеем. Мы не будем сдаваться без боя. Мыпередадим дело по инстанции.

Что ты имеешь в виду?

Надо составить документ, подробно описывающий все, чтомы смогли раскопать. Изложить все факты, все мысли, все версии, все цепочки рассуждений. И отправить его основным спецслужбам мира: ЦРУ, ФБР, ФСБ, ГРУ, Intelligence Service, Ми-6, Мосад. Кто там еще? Я не специалист. Раз это Братство — международная террористическая организация, то пусть ею занимаютсяспецслужбы. В конце-концов, это их работа. Антон, твоих связейдостаточно, чтобы разослать это правильным людям? Чтоб письмо не выкинули, как бред сумасшедшего, а отнеслись бы к немувнимательно.

Моих связей хватит. Но использовать их для этого я не хочу. Если такое письмо писать, то нужно делать его анонимным. А такчерез эти мои связи спецслужбы, а то и хаты, у них там навернякаесть свои люди, на нас выйдут. При этом спецслужбы станут использовать нас в качестве живцов. А хаты просто отрежут нам головы.

Антон, но ты же сам предложил «Одиночество-12» и расследование?!

И ошибся. Я думал — это кучка маньяков. На худой конец —продажная фармакологическая корпорация. А это международнаяорганизация, которую побаивается Ватиканская тайная полиция. Ситуация оказалась серьезней, чем я думал.

Ладно, — согласился я, посматривая на недовольно качающего головой Матвея. — Пусть документ будет анонимным. Ктоего составит и как его рассылать? И что мне делать с ФФ?

Составь его сам. Ты же все это расследовал. Рассылать — ненадо. Пришли мне на мой секретный ящик, я этим займусь. С ФФ —ничего не делай. Веди себя как ни в чем не бывало. Все, ребята, пора идти. Мне еще собираться в дорогу. Я развезу вас по домам.

Мы вышли. В машине Матвей сказал то, о чем я как раз думал: Знаешь, Антон! Я всю жизнь полагал, что самым, — он запнулся, подбирая слово, — осторожным из нас всегда был Иосиф. А теперь я понимаю, что ошибался.

Хм... Разумеется, ты ошибался. Иосиф еще полжизни назадповел себя по-геройски. В Крыму. Когда спасал Химика от аборигенов на дискотеке. А я — осторожный. Так что? У меня — Дина.

В голосе Антона появились странные интонации. Мне показалось, что за его обычным скептицизмом в этот раз кроется какая-то фальшь. Он был еще мрачнее и задумчивее, чем обычно.

— Аничего, — сказал Матвей. — Мнетерять нечего. У меня дажефиндиректрисы нет.

Мне стало полегче на душе. Я не струсил. История заканчивается. Мне почему-то показалось, что с ФФ я все решу без проблем. Он сделает вид, что ничего не было. Я сделаю вид, что ничего не было. Может, даже заказ останется. Я осмелел и набрал его мобильный. Он взял трубку.

Федор Федорович! Я тут в Турцию ездил. Отдохнуть на несколько дней. Вот вернулся. Как там у нас дела? Все в порядке?

Да, я пока доволен, — сказал он своим монотонным голосом. Я перевел вам еще 12 тысяч.

Ну и отлично. Подъедете за отчетом?

Нет, попозже. Работайте!

Всего хорошего.

И я облегчением нажал на отбой.

Он делает вид, что все в порядке.

Что и требовалось доказать, — меланхолично заметил Антон. Это значит, что ты им очень нужен, и несильно достал их своими расследованиями. Кстати — мы подъехали. Тебе помочь донести вещи?

— Не, я сам. Пока, Матвей! Легкой посадки, Антон!

* * *

Я бросил сумку посередине комнаты и набрал Машу. Маша обещала приехать. Затем я поговорил с Крысой.

Крыса подтвердила, что все тихо и спокойно. Деньги на счет пришли. Публикации выходят. Журналисты ни о чем не подозревают. Взяли на работу еще одну девочку за триста долларов в месяц на мониторинг выходящих публикаций. Так что теперь у нас в штате уже четыре человека. Не считая меня. Судя по ее интонации, меня едва ли можно было считать за человека. Ехидно спросила, как я отдохнул. Я ответил: «Так хорошо мне еще не было никогда! » Она попыталась пошипеть, но я вежливо попрощался и полез в ванну — смыть дорожную грязь.

После ванны, с целью предстать перед Машей очень хозяйственным, я приготовил наскоро обед. Гороховый суп из пакетика, в который я добавил суповую приправу, аджику и порезал сохранившуюся в холодильнике ветчину. Я вообще стараюсь казаться Маше лучше, чем я есть на самом деле. Даже успел спуститься вниз в овощной и купить виноград, клубнику, груши и арбуз.

Пришла Маша. Подарила белую рубашку от Армани в стиле гусарского исподнего белья. С открытым воротом и широкими рукавами. Восхитилась обедом, точнее супом. Второго не было, и мы сразу перешли к фруктам.

Как ты съездил?

Познавательно.

Я кратко рассказал про Иерусалим и Ватикан. Сваливая всю вину на Антона, объяснил, почему мы решили завязать. Маша полностью поддержала Антона.

Слушай, — сказал я. — А чего ты была такой стервой в ОГИ? Не верила ни единому слову. Все критиковала. Ведь я же был тогдаправ!

Ты был тогда дурак. И остаешься им. Я очень за тебя беспокоилась. Я сразу поняла: здесь что-то очень опасное. И хотела тебяудержать как могла.

Что же сразу не сказала?

— Ты бы только завелся от моих слов, как петух. Боевой. Мне стало приятно, что уже второй человек за день считает меня смелым. Даже отчаянным.

Я поделился с Машей только что пришедшей мне в голову идеей, что вся история с публикацией есть странная форма рекру-тинга.

Вряд ли, — сказала Маша. — Зачем им искать пополнение таким странным образом. Я думаю, это какое-то зомбирование всехнас. Ты же сам рассказывал про НЛП.

Маша! Но я же собираюсь продолжать это делать. Помогатьим то ли зомбировать, то ли рекрутировать невинных людей! Неужели деньги совсем не пахнут?

Откажись, если хочешь. Но у тебя, наконец, появились деньги. И я за тебя рада.

Я вспомнил, как Антон в свое время сказал про Машу довольно циничную фразу: «Она придет к тебе, только когда у тебя будут деньги. И это не генетическое блядство. Просто ей, как любой женщине, нужны стабильность и безопасность. В наше время и в нашем месте это достигается деньгами. Поэтому не веди себя, как Матвей, а работай и зарабатывай! » Я с ним спорил, доказывая, что Маше плевать на деньги, что ее сковывают странные обязательства, но Антон только качал головой. Ну а если Антон был прав, то ради Маши я соглашусь работать на черта. В полном смысле этого слова.

А уж на какое-то Братство с неопределенными целями... Да кто указал мне на неблаговидность этих целей? Инквизиторы? Люди, которые сожгли Джордано Бруно? Заставили отречься Галилея? Пытали мать Уленшпигеля? Сжигали бедных индейцев? И эти люди теперь запрещают мне ковырять в носу?!

А может, это именно Братство хатов, а не Римская церковь занимается настоящим спасением человечества?

Позвонил Матвей и сказал, что он тут, неподалеку, явно напрашиваясь в гости.

Заходи, — обрадовался я.

Только я не один, — многозначительно сказал он.

С финдиректрисой, что ли?

С ней.

Так отлично! Я тут тоже с Машей. Вот и посидим по-семейному.

— Вот-вот, — сдержанно сказал Матвей. — Именно по-семейному.

Они пришли минут через двадцать, и мы сели пить кофе, который я приготовил по рецепту Аркана. Я смотрел на финдиректри-су внимательней, чем всегда, и пытался представить ее себе в постели. Пухленькую, мягенькую, безразличную, со скрещенными руками. Получалось неплохо. Она действительно была сексапильной, а холодное бездействие в постели ей определенно шло.

Разобраться в том, такая ли она умная, как расписывал Матвей, или нет, было трудно, потому что финдиректриса в основном молчала. Иногда тихо улыбалась. Матвей ползал перед ней, как мазохист перед мастером. Смотреть на это было весело и непривычно.

— Оленька, а хочешь тортик? Не хочешь? Виноградик? А клубничку? Ты же любишь клубничку...

— Конечно, — не выдержал я. — Все девочки любят клубничку. Матвей посмотрел на меня уничтожающим взглядом. Я смог удержаться от смеха и невинно потупил глаза.

Мы болтали о всякой ерунде. Мотя начал рассказывать, как в одном его бутике произошла забавная история. Я тут же посмотрел на финдиректрису. С одной стороны, выражение «мой бутик» предназначалось ей, с другой — она лучше нас с Машей знала, что Моте принадлежало не больше 15% этого бутика. Оля осталась совершенно невозмутимой. Как сфинкс.

Сама история заключалась в том, что в бутик приходит женщина лет тридцати. Модная, ухоженная, уверенная в себе. За ней плетется лысоватый неспортивный человек лет пятидесяти, с золотыми часами на руке. Обручальные кольца у них одинаковые. Значит, муж. Выражение лица, как и должно быть у мужа в магазине женской одежды. Мягко говоря, тоскующее. Женщина выбирает самое дорогое платье, долго примеряет его и постепенно начинает стонать от удовольствия. Муж быстро устает от стонов и покупает это платье, тихо присвистнув от цены. Три тысячи долларов. Они уходят.

На следующий день эта женщина приходит с совершенно другим мужчиной. Молодым, спортивным, отлично одетым, Тоже, кстати, с обручальным кольцом. Но с другим. Любовник. Женщина берет точно такое же платье, что она купила вчера, и начинает его опять мерить. Продавцы — дисциплинированные люди. Вида не подают. Женщина снова начинает стонать от вожделения. На этот раз гром- че и убедительней. Мужчина долго колеблется, но в конце концов разводится и отваливает три штуки. Женщина, преисполненная благодарности, счастливо целует его в губы, и они уходят.

На третий день эта женщина приходит в бутик третий раз. Одна. И сдает одно из двух платьев. Получает три тысячи долларов на руки и уходит.

И что? — спросил я, не очень врубаясь.

Как «что»? Муж уверен, что платье купил муж. Любовник убежден, что любовник. А у женщины на руках три штуки и шикарноеплатье.

Мы с Мотей посмеялись, не удержавшись от некоторых обобщений. Маша с Олей, сделав вид, что обиделись, по-феминистски резко обвинили нас в безделье и праздности. Маша даже сослалась на древнерусские названия дней недели «пренедельник», «неделя» и «понедельник», чтобы доказать, до какой степени исторически мы не любим работать. Маша регулярно раскапывала какие-то приколы в своем университетском издательстве. Потом мы обсуждали какие-то светские темы.

За все это время финдиректриса не произнесла и пяти предложений, хотя я заметил, что удостоился с ее стороны двух или трех очень внимательных взглядов. Особенных. Оценивающих. Женских.

Наступил вечер. Маша засобиралась домой. К Герману. Опять. Мне стало тоскливо, но мы тут же договорились завтра (воскресенье, оно же «неделя») утром опять увидеться, и я немного успокоился. Финдиректриса предложила ее подбросить. Мы с Матвеем решили пойти в казино. Развеяться.

Через полчаса мы прошли по мостику над рыбками, встречающими гостей казино Golden Palace. Сокращенно — ГП. Оригинальная идея поставить большой аквариум с огромными рыбами под ноги меня всегда забавляла, как и некоторое другое в ГП: ярко-красный китайский дизайн и бесплатные напитки. Впрочем, в свое время я подсчитал, что мне порция виски обходится в ГП примерно в 40-50 долларов. Но это еще что. Многим — гораздо дороже. Дело в том, что я стараюсь не брать с собой в казино больше трехсот долларов и не пью меньше пяти-шести порций.

Так что виски, на самом деле, в ГП дорогой. Даже очень. Впрочем, как говорил Мотя, посматривая на тусующихся в районе бара длинных холеных блядей, бесплатный секс бывает только в мышеловках.

Не выигрывал в казино я, как и все остальные, практически никогда. Или, скажем, очень редко. Поэтому раньше мой бюджет не позволял мне ходить в ГП чаще чем раз в месяц. Но сейчас дела налаживались, и я пошел в казино с открытым сердцем.

Мы вошли, немедленно проиграли входные фишки и огляделись. Все как всегда: немного натурализующихся вьетнамцев, немного цивилизующихся бандитов, немного профессиональных игроков, немного командирочных и гостей столицы, немного жен новых русских, немного раздолбаев среднего класса, вроде нас с Матвеем. А в итоге набивается толпа, так что к столикам не пробиться.

Мы пошли играть в покер. Все было как положено. Через полчаса я разменял вторую сотню, потом мне начало везти, и я получил флэш с раздачи. Еще через час везти перестало, и я разменял третью сотню. Матвей, которого за это время успешно раздели на 700 долларов на рулетке, 500 в blackjack и на несколько тысяч рублей в автоматы, засобирался домой, матеря свою судьбу в общем и ГП в частности.

— Матвей, — сказал я. — Ты же знаешь. Чтобы выигрывать вказино, надо становиться его владельцем.

— Нет, — сказал Матвей. — Просто сегодня я изменил системе. Меня всегда забавляли люди, играющие в казино по какой-нибудь системе.

Матвей! Есть только одна система выигрыша в казино —очень радоваться редким выигрышам и плевать на обычные проигрыши.

А зачем тогда ты сам ходишь?

Развлечься. Поиграть с судьбой на небольшие деньги. Получить за проигрыш в игре выигрыш в любви. Проверить интуициюи убедиться, что как ее не было, так и нет, и что все предчувствияврут.

А я прихожу, чтобы выигрывать. Нельзя выиграть, если тыпсихологически настроен на проигрыш. И его ждешь. И с ним смирился еще до начала игры. Надо верить в себя. Чувствовать вдохновение. Но... Все, я пошел.

Мысли, высказанные Мотей, показались мне как банальными, так и спорными. Хотя откуда я знаю, как надо побеждать? Может, правда, дело только в настроении? В любом случае, если Мотя трахнут на азартных играх и относится к ним гораздо серьезней, чем к собственной работе, то что делать? Nobody's perfect. Я махнул Матвею рукой и пересел за рулеточный стол. Не успел шарик сделать первый спин, как я услышал: — Привет, Иосиф!

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 131415 16 17 Следующая ⇒