Арсен Ревазов. Одиночество12. 13 страница

Мы поднялись из бара и пошли в номер. Кровати оказались раздельными, и, слава Богу, Матвей не храпел.

С утра, еще до завтрака, мы пошли в бизнес-центр отеля проверить почту. От Антона пришло письмо. Оно оказалось довольно длинным, поэтому мы решили его распечатать. За завтраком (ветчина, свежий хлеб, масло, джем, кофе) мы принялись за чтение.

Собственно Антоновская часть письма была короткой.

«Дорогие члены концессии «Одиночество-12»!

Форваржу письмо моего старого приятеля, который смог устроить вам встречу в Ватикане. Судя по всему, вы вышли на верный след. Надеюсь, что факты, которые он излагает, окажутся полезными. Действуйте по его инструкциям и держите меня в курсе дела. Если будет время, — зайдите на www. vatican. va, там есть много информации, которая может оказаться полезной.

Ваш Антон.

PS. Мне очень нравится идея о сотрудничестве со спецслужбой Ватикана. Где, как не там, имеют представление о различных сектах и культах? » Далее шел текст от старого приятеля к Антону: «Привет!

Ты не поверишь, но то, что я не послал тебя с твоей просьбой, куда тебе следовало бы идти, оказалось на удивление разумным.

Я передал твой текст по нашим каналам, как и обещал. Прочитав слово «хаты», Креспо, шеф Ватиканской тайной полиции, не поленился позвонить мне и спросить, кто вы, собственно, такие. Я дал твоим друзьям лучшие рекомендации. Надеюсь еще познакомиться с ними и убедиться, что не ошибся. По приезде в Рим они должны позвонить отцу Джозефу. Потом Джозеф все организует сам. На всякий случай, перешли им это письмо, чтоб они знали, с кем будут иметь дело.

Отец Джозеф — один из ведущих сотрудников Института внешних дел (ИВД) — аналога тайной полиции. Сам Джозеф — американец, работал в ЦРУ. Католик, естественно. Он, кстати, прототип отца Куарта из «Кожи для барабана» Реверто. Его шеф — директор ИВД архиепископ Креспо. Скорее всего, тоже будет на встрече.

Они — очень жесткие ребята и не любят церемониться. Их службу называют Левой рукой Господа. Но вы можете им доверять. В разумных пределах, разумеется. А вот если с твоими друзьями захочет встретиться кардинал с фамилией Ратцингер, — пусть напрягутся и вставятся. Он — самый серьезный человек в Ватикане: префект, то есть начальник, Священной конгрегации по делам учения о вере. А эта контора до 1965 года называлась Святейшей инквизицией. Со всеми вытекающими... Не упоминать ничего лишнего и, самое главное, не называть мое имя. Это — повредит.

Если их пустят в Апостольский дворец, то я рекомендую оглядываться по сторонам. Таких картин, фресок и интерьеров они больше не увидят нигде. И — привет швейцарским гвардейцам.

Твой Дема».

Кто такой Дема? Откуда взялся этот старый приятель, который не посылает Антона куда следует? — Матвей звучал озадаченно.

Забей! У Антона этих приятелей...

А мы?

Не ревнуй. Мы — друзья. Ну что, я звоню Джозефу?

Звони, — со вздохом сказал Матвей. — Только давай переговоры с ними буду вести я. У меня опыта побольше. А ты слишкоммягкий. Выболтаешь им все сразу, а в обмен мы ничего не получим. Ты лучше задавай вопросы. ОК?

Я, пожав плечами, согласился. У Матвея действительно был богатый опыт переговоров со всякими мерзавцами. Я набрал номер, и отец Джозеф предложил нам встретиться в кафе «Эль-Гре-ко» на Площади Испании через полчаса. Мы пошли искать такси и вскоре рассматривали картины с видами Рима на стенах кафе. Я подошел и ознакомился с бюстом Виктора-Эммануила. Он мне как-то не понравился. Мне показалось, что скучная легитимная власть Италии не идет. Не успели мы обсудить, почему туристам кажется, что Цезарь, Муссолини и Берлускони идут итальянцам, а самих итальянцев от них тошнит, как услышали: «Good morning, gentlеmen! ».

Отец Джозеф оказался высоким человеком лет сорока с фигурой боксера, в черном костюме и черной же рубашке со стоячим воротничком. Внимательный, спокойный. Глаза какие-то бесцветные. Очень короткая стрижка. Агрессивная, но в меру.

Он присел к нам за столик, мы улыбнулись друг другу, и переговоры начались. Отец Джозеф начал беседу с вопроса о том, нравится ли нам это место, сообщив, что за столиком, за которым мы сейчас сидим, некоторое время назад сидели Джакомо Казанова, Людвиг Баварский, Байрон и Стендаль. Мы прониклись к месту уважением. Хотя, кто такой Людвиг Баварский, я тогда не знал. Но все равно. Потом я потрогал столик и сказал, что в жизни бы не дал ему двести лет с лишним.

Наконец, мы перешли к делу. Дело Матвей изложил в трех предложениях, совершенно без подробностей. Две смерти, PR-заказ, копты.

Первый же вопрос отца Джозефа совпадал с тем, что спросил вчера вечером у меня Матвей. Почему именно Рим?

— Ну, — сказал Матвей, — судя по всему, мы не ошиблись, еслиза 24 часа смогли получить аудиенцию у такого высокопоставленного лица.

Я посмотрел на отца Джозефа. Он усмехнулся.

Да, — сказал он, — эта история вызывает у нас определенныйинтерес. Даже озабоченность.

И именно вам поручено заниматься этой историей?

Я довольно покачал головой. Молодец, Мотя! Жми его! Сейчас Джозеф должен будет рассказать про то, что и Креспо, и Ратцин-гер тоже интересуются нашими скромными персонами. И мы пойдем в Апостольский дворец.

Да, — сказал Джозеф. — Поручено мне. Я обычно занимаюсьделикатными делами. Такого рода. Но не исключено, что с вами захотят встретиться несколько высокопоставленных лиц Ватикана.

Давайте договоримся о правилах игры, — сказал Матвей. —Мы, очевидно, встревожены одним и тем же. У нас сходные интересы. Следовательно, мы не играем друг против друга. Мы делимся с вами своей информацией, вы делитесь с нами своей. Потом —вырабатываем совместный план действий.

«Прыткий молодой человек! » — читалось в глазах отца Джозефа. Мне показалось, что он, чуть прищурившись, посмотрел, как мы одеты. Мы были одеты как туристы. Я был в светло-голубых джинсах и модной рубашке, сделанной из грубой дерюги, почти из мешковины. Матвей был в темно-синих джинсах и белой шелковой рубашке со стоечкой.

Хорошо, — сказал отец Джозеф. — Давайте меняться информацией. Только по этому вопросу, разумеется. И ни по какому другому. Но... Но поскольку предложение исходит от вашей стороны, то и первый ход за вами, джентльмены!

Мой друг и ваш тезка расскажет все лучше, — и Мотя, чутьприщурив глаза, расслабленно кивнул на меня.

Через пятнадцать минут рассказа и еще двух чашечек кофе отец Джозеф извинился, сказал несколько предложений в телефон по-итальянски, после чего предложил нам посетить Апостольский дворец.

— Для того чтобы иметь возможность выполнить свою частьдоговора в полной мере, я сочту за честь пригласить вас...

Мы не возражали.

Дема был прав — нас ожидали шеф тайной полиции Ватикана Креспо и Великий Инквизитор, точнее, префект Священной конгрегации кардинал Ратцингер. Мы попытались расплатиться за кофе, но он улыбнулся и просто подписал счет. Для официанта это оказалось более чем достаточным, и мы собрались уходить.

А чаевые? — робко спросил я.

Ватикан не платит чаевых, — сказал, улыбнувшись, отецДжозеф.

А русские платят, — сказал Матвей и положил бумажку в 10евро.

Что за понты? Мы сели в припаркованный за углом черный «бентли» и через десять минут въехали в ворота Ватикана. Нам отсалютовал алебардой гвардеец в полосатой желто-красной форме с лихо надвинутым черным беретом.

Мы поднялись по лестнице и пошли по коридорам. Интерьеры вставляли. Мраморные полы со сложной мозаикой в бело-синих тонах. Фрески на стенах, написанные маслом. Крутые лестницы с расписными сводами и чугунные перила запутанного литья.

Пока мы шли, я понял, что понятия не имею, как будет по-английски «Ваше Высокопреосвященство». Матвей только фыркнул, когда я спросил его об этом.

Один из коридоров кончился небольшим полукруглым залом. Над входом в зал висела, обрамляя полуарку, довольно темная латунная табличка Instituto per L'Opere Esteriori. В зале стоял массивный темно-коричневый письменный стол, обитый зеленым сукном. На столе стоял жидкокристаллический монитор, два телефона, кнопок на 30 каждый, и канцелярский прибор. «Интересно, какие у них дыроколы», — подумал я. Я всегда любил пафосные канцтовары.

За столом сидел человек лет тридцати пяти, одетый в черную сутану с фиолетовым воротником. На голове у него была черная шапочка. Мы остановились в центре зала. Отец Джозеф молча поклонился. Черный человек нажал кнопку на телефоне и что-то тихо произнес.

Я озирался в приемной, Матвей подошел к одной из стен и уставился на нее. Потом подозвал меня.

— Можешь перевести?

Что Антон, что Мотя почему-то считали, что годового курса медицинской латыни достаточно для того, чтобы стать специалистом по классической филологии. Или хотя бы переводить с латыни без словаря. Я их, конечно, не разубеждал, но сейчас почувствовал себя из-за такой ерунды дискомфортно. Предстояло отвечать перед Мотей за латинский базар. Я без особой надежды поднял глаза и прочел инкрустированную золотом надпись под небольшой статуей Девы Марии: AVE MARIA GRATIA PLENA DOMINUS TECUM BENEDICTA TU IN MULIERIBUS ET BENEDICTUS FRUCTUS VENTRIS TUIS JESUS Я решил, что надо постараться перевести внимание Моти с текста на скульптуру, втайне надеясь что она работы Микеланджело. Дева Мария была великолепна: нежна, чувственна и нервно оза- бочена чем-то. Я сказал самым простым и естественным голосом, на который был способен: Это Ave Maria. Молитва. А вот скульптура, кажется...

Я сам вижу, что молитва. Перевести можешь?

Дело пахло легким позором. Тогда я попытался для очистки совести найти несколько знакомых слов, кроме имен (gratia, benedicta, fructus). Сочетание этих слов показалось мне знакомым. И знакомство шло из какого-то глубокого детства. Я попытался прислушаться к самому себе. Няня. Дача. Ранний зимний вечер. Мы только что полдничали чаем с печеньем, а теперь куда-то идем. В темнеющем небе летают большие птицы. Маленькая церковь. Сейчас. Сейчас. Секунду! Есть! Есть!

«Богородице, Дево, Радуйся» и «Ave Maria» это одна и та же молитва!

Я осторожно посмотрел на Мотю и стал переводить. Но не с латыни, а с церковно-славянского. «Радуйся Мария, полная благодати. С тобой Господь. Ты благославенна среди жен и благословен плод живота твоего — Иисус»*. Мотя посмотрел на меня со смесью страха и уважения перед тайным знанием. Тогда я, чтобы подстраховаться, невозмутимым голосом сказал: — Да это то же, что и «Богородице, Дево, Радуйся! » Только по-латыни. Не так уж сильно разделились наши церкви. Молитвы однии те же.

Мотя, чуть наклонив голову, начал разглядывать меня как одно из чудес Ватикана. Впрочем, секретарь помешал мне насладиться торжеством. Он поднялся из-за стола, поклонился нам, подошел к двери и потянул за бронзовую ручку. Дверь открылась. За ней виднелась другая дверь, такая же черная и массивная. Он открыл и ее, а затем еще раз поклонился нам. Мы вошли в кабинет. Я ахнул, даже не успев толком оглядеться.

Полусводчатые огромные потолки. Ряд узких высоких окон с обеих сторон. Книжные шкафы, разделяющие пространство. Т-образный стол, за который могли бы сесть человек двадцать. Или тридцать. И фрески, фрески, фрески на стенах. Никаких картин в золоченых рамах. Только фрески.

Богородице, ДЬво, Радуйся! Радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою. Благословенна Ты в ЖЬнахъ и БлагословЬнъ Плодъ ЧрЬва Твоего, яко Спаса Родила Еси душъ нашихъ.

В кабинете, хотя, по-хорошему, это место следовало бы назвать залом, находились двое людей. Один стоял далеко от нас, слева, прямо напротив окна, так что был виден скорее его силуэт. Он был весь в белом. Белый чуть сгорбленный силуэт на фоне небесно голубого окна.

Второй начал движение в нашу сторону. Черная сутана с яркой пурпурной каймой. Первая ассоциация, которая пришла мне в голову при виде его была: «Прокуратор».

На вид ему было около шестидесяти, волосы торчали ежиком (кажется, это здесь принято). Тонкие золотые очки. Очень странные черные сапожки с длинной шнуровкой, уходящей под сутану. На руке перстень. Рубин, размером с компьютерную клавишу.

Силуэт у окна делал вид, что он нас не видит. Он махал белыми крыльями, как будто с кем-то разговаривал.

Отец Джозеф поклонился. Быстрым уверенным деловым поклоном. Я почувствовал себя в средневековье. Но, решив, что рукопожатия маловероятны (если что-то тут и делают с руками — то их целуют), я тоже поклонился. Не так быстро, низко и уверенно, но все-таки...

Краем глаза я успел заметить, что Матвей сделал то же самое. Прокуратор в ответ легко кивнул нам троим и жестом пригласил садиться. Мы, оглянувшись друг на друга, сели. Прокуратор сел напротив нас. Ватиканская демократия.

— Bon giorno, — сказал Прокуратор и улыбнулся чуть смущенно. Из-за улыбки и звуков чуть хрипловатого голоса он показался мне простым итальянским священником времен Петрарки. Исповедал только что бедного французского рыцаря, который умер от гангрены в придорожной гостинице, а теперь решил поговорить и с нами. Узнать, как дела, может, помочь чем? Хотя рубин и кровавый подбой все-таки создавали дистанцию.

Это мой шеф, — сказал Джозеф. — Монсиньор Креспо. А это, — он кивнул в сторону белой птицы у окна, — монсиньорРатцингер.

Nice to meet you monsignores, — сказал Матвей и чуть поклонился.

«Да ты, Матвей, — дипломат! » — подумал я. Отец Джозеф очень четко изложил все, что мы ему рассказали. Мой пятнадцатиминутный рассказ в кафе уложился в три минуты.

— Чем мы можем вам помочь, монсиньоры?

По голосу Прокуратора казалось, что он искренне хочет нам помочь.

Мы хотим знать, кто убил наших друзей. Кто такие хаты?

Тайное общество. И в каком-то смысле народ.

Как это может быть?

Кровнородственные браки на протяжении нескольких тысячлет. Члены этого общества, они называют себя Братством, должнырожать детей от своих братьев и сестер.

Каковы цели этого Братства? В чем их миссия?

Сеять зло. Проливать кровь и слезы. Но об этом знают только члены Братства, посвященные в высокие степени. Посвященные в начальные степени считают себя избранным народом. Полагают, что их главная цель — сохранение неких тайных знаний. Что-то связанное с жизнью после смерти. Но они — пешки. Какмы полагаем, на самом деле, их задача — поддерживать устойчивость Братства. Занимать высокие посты в обществе, чтобы влиять на принятие политических и финансовых решений. Естественно, Братство помогает им в этом всеми силами, требуя от них всегодвух вещей: безусловного послушания и сохранения тайны. Наказания за отступничество весьма тяжелы. — Он задумался. — Весьма тяжелы.

А зачем им зло? Зачем кровь и слезы?

Мы не знаем этого достоверно. Не думаю, что аргументы обих непосредственной связи с дьволом показались бы вам убедительными.

А откуда они вообще взялись, эти хаты?

Матвей выглядел раздраженным. Он никогда не любил сталкиваться с силой, превосходящей его собственную.

Мы полагаем, что окончательно Братство сформировалось вначале нашей эры. Как раз в коптском монастыре Дейр-Эль-Бах-ри. С тех пор это место священно для них. Но корни его в некихтайных знаниях древнего Египта, которыми владели жрецы.

Не жрецы. Фараоны.

Фараоны?

И Прокуратор, и Джозеф посмотрели на меня с удивлением. Я коротко пересказал им то, что смог разведать про Хатшепсут. Они выслушали меня внимательно, но не согласились.

— По нашем данным, тайны принадлежали жрецам. Хотя то, что священным животным хатов стала двухглавая змея, символ вла- сти фараона, может говорить об осмысленности и вашей точки зрения.

Змея-альбинос?

Почему альбинос?!

Мне друзья рассказывали, что в Израиле в одном месте подороге из Тель-Авива в Эйлат живет двухголовая змея-альбинос.

Прокуратор нахмурился, а отец Джозеф записал адрес места. Я решил задать, наконец, вопрос, который так мучил меня все это время: Зачем хатам публиковать кодовые слова «Калипсол», «Дейр-Эль-Бахри», «Одиночество»? И что означает число 222461215?

Ответить про число, нам, наверное, проще. Мы в течение последних пятнадцати лет анализировали его на лучших компьютерахи теперь можем сказать — у нас нет никого понятия. Про коды —сложнее. Судя по всему, это слова-заклинания или их обрывки. Изобласти того, что в средние века называлось колдовством, в излишней жесткости при уничтожении которого нас сегодня обвиняют. У нас есть серьезные основания считать, что большинствотак называемых колдунов и ведьм были непосредственно связаны с хатами. Возможно, через публикацию этих кодов хаты пытаются как-то воздействовать на общество. Хотя мы не знаем, какименно.

Как хаты организованны? Сколько у них степеней посвящения?

Как минимум — три. Но возможно — больше. ПредводительБратства носит титул Джессер Джессеру. Святейший из святых. Гдеон находится — мы не знаем. Не исключено, что в России.

Я вспомнил анекдот про Святого Духа и Россию*, но как ни в чем не бывало поднял голову и удивленно нахмурил брови. Прокуратор, словно не заметив этого, спокойно объяснил: — Легкий путь к власти. Много свободных денег. Коррумиро-ванные правоохранительные органы. Ядерное оружие. Его светское имя нам, разумеется, неизвестно. Хаты скопировали нашу схе- Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Святой Дух обсуждают, кто где проводит майские праздники. Бог-Отец говорит: «У меня вообще никаких праздников. Я — в Америку, работать». Бог-Сын говорит: «Я на Святую Землю. Могилы родственников навестить». Бог-Святой Дух оворит: «А я — в Россию! » Все: «А что там такое? » Он: «Ая не знаю... Надо бы посмотреть. Я же там ни разу не был... » му иерархии по географическому принципу — от Папы через кардиналов, арихиепископов и епископов к простым священникам. Впрочем, — он усмехнулся, — любая международная корпорация скопировала нашу схему организации.

Я подумал, что Антону покажется интересным, что он собирается работать в организации, устроенной по образу и подобию Римской католической церкви.

— Есть ли у вас какие-то данные о связи хатов с одним индейским племенем, живущим в верховьях Амазонки, с шуарами? Ихеще называют охотниками за черепами. Они делают такие сувениры — уменьшенные головы.

Матвей, долгое время сидевший молча и внимательно поглядывавший на ватиканцев, неожиданно вошел в разговор. Ватикан-цы переглянулись. Прокуратор пожал плечами. Ответить решил отец Джозеф. Он говорил медленно и осторожней обычного: У нас нет данных о прямой связи между хатами и шуарами. Хотя мы знаем про некоторые обряды шуаров. Сейчас, как минимум, две наших миссии находятся там. В районе реки Упанга, навостоке Эквадора. Какую вы видите связь с хатами?

Это же элементарно, джентльмены! Дедукция. У шуаров естьяд, не оставляющий следов в организме, есть растительный аналогкалипсола. Корень мандрагоры. И они тоже отрезают головы. Потом они их высушивают и пропорционально уменьшают. Причемникто знает, как им это удается.

Ватиканцы многозначительно переглянулись. Отец Джозеф вопросительно посмотрел на Прокуратора. Тот чуть заметно кивнул.

Это так. Вы немного ошиблись в названии. Шуаров называют не охотниками за черепами, а охотниками за головами. В отрезанной и высушенной голове, тсантсе, уже нет черепа. Шуары отрезают голову, делают тонкий надрез на коже, острожно ее снимают, зашивают надрез, зашивают губы, потом обрабатывают кожу вдубящем растворе, а затем набивают ее нагретыми маленькимикамнями. Затем коптят в течение нескольких недель. Голова уменьшается.

Вы неплохо знаете шуарские обычаи, — искренне удивилсяМатвей, хороня репутацию крутого переговорщика. — Я был уверен, что секрет уменьшения головы — нераскрытая тайна.

Мы находимся в кабинете префекта Священной конгрегациипо делам учения о вере. — Прокуратор наклонил голову в сторону белой тени, о существовании которой я уже успел забыть. — Все суеверия и ритуалы, которые с ними связаны, находятся в сфере наших непосредственных интересов.

Тут белая тень резко развернулась к нам лицом, немного взвив сутану, и подошла, встав прямо за Прокуратором. На ее груди сиял золотой наперсный крест. Лицо у нее оказалось длинным, даже вытянутым. Лоб высокий, глаза — глубокие, темные.

— У меня есть несколько вопросов к этим джентльменам. Великий Инквизитор, он же префект Священной конгрегации по вопросам веры, он же Йозеф Ратцингер, говорил тихим голосом с немецким акцентом.

— Мне кажется, — он довольно сердито оглядел всех присутствующих, — что теперь наша очередь спрашивать. Как в старые времена. Хотя мы больше никого не сжигаем.

Я понял, что это шутка, хотя голос у него был совершенно серьезный и никто не улыбнулся. Мы покорно кивнули.

Зачем вы вообще ввязались в это дело?

Умер наш друг. Потом его жена.

По-моему, такими вещами должна заниматься полиция, а недрузья.

Но русская полиция, то есть милиция, не смогла бы ничегосделать...

А как вы можете доказать, что вы сами не связаны с хатами?

Он обвел внимательным взглядом всех присутствующих в комнате, и я вздрогнул. Вот ведь казуистика во плоти! И молчание спустилось на нас, как по команде. При этом мы замолчали, как минимум, на минуту. Минута молчания — это очень много. Особенно, когда никого не хоронят.

Мне особенно не понравилось, что после слов Ратцингера все перестали смотреть друг на друга. Я понял, что ситуация уже в третий раз за два дня выходит из-под контроля, и начал поминать нехорошим словом Антона с его Демой. Хотя, с другой стороны, Дема же нас предупреждал...

— Мы связаны с хатами, — неожиданно подал голос Матвей. —Мы получили от них PR-заказ. Они убили наших друзей. И связали себя с нами.

Ратцингер, не дослушав ответа до конца, заговорил на латыни. Прокуратор и Джозеф его слушали. Прокуратор — устало. Джозеф — внимательно. Речь его длилась несколько минут. Я, естественно, не понял ни слова. Потом он резко отвернулся от нас, произнес: «In Nomine Domini», — и отошел к своему окну.

Мне показалось, что угроза миновала и встреча подходит к концу.

Можем ли мы рассчитывать на сотрудничество с вами придальнейшем расследования?

Нет.

Вот такое обрывистое, военное «нет».

— Но...

Прокуратор перестал быть добродушным средневековым священником. Глаза его стали желтыми и жесткими. Хриплый голос звучал как команда.

Не лезьте в это дело. Оно — большое и грязное. Вашего другаи его жену не воскресить. Души их да упокоятся на небесах. А ваш земной путь еще не кончен. И не надо сокращать его лишними знаниями. Как говорит Екклезиаст: in multa sapientia multasit indignatio et qui addit scientiam addat et laborem. По-английски: во многой мудрости много печали; и кто умножает познания — умножает скорбь. Вы женаты? — он обратился ко мне, неожиданноснова возвращаясь к образу доброго пастыря.

Нет, — растерянно сказал я.

Плохо. А вы? — он требовательно посмотрел на Матвея.

Тоже нет.

Также плохо. Женитесь, родите детей и не лезьте к хатам. Отец Джозеф поднялся, указав на завершение аудиенции.

Можно последний вопрос?

Разумеется...

(Мне показалось, он сейчас добавит: «... сын мой». ) Копты сказали, что вы спрашивали их о чем-то несколькосот лет назад. Это тоже как-то касалось хатов.

Да. Почти восемьсот лет назад в одном из наших монастырей на севере Италии случилась очень неприятная история, связанная с хатами. К сожалению, копты тогда не помогли нам. Мымогли бы остановить эту заразу еще в 13-м веке. У нас тогда былобольше силы. Гораздо больше. Но вот вам еще раз мой совет, — теперь это, действительно, звучало как совет, а не как приказ, — оставьте это дело. Не лезьте в него. Предоставьте это организациямзначительно более серьезным. Хотя и у них, как видите, не все получается.

А как же история о Давиде и Голиафе? — решил пошутить я.

Это было другое время, другая страна и другой народ. — Онсделал паузу и прикрыл на мгновенье глаза, как будто пытался что-то вспомнить. — Возможно, вам больше подходит история проИосифа и его братьев.

Но у меня нет братьев!

Все равно. Прочтите еще раз Бытие, главы с 37 по 50. Желаюудачи!

Мы поклонились и вышли. Белый кардинал даже не оглянулся. Отец Джозеф проводил нас до главного входа. Матвей сказал, что хотел бы получить средневековые материалы о коптах.

Отец Джозеф колебался, но Матвей твердо, даже, с моей точки зрения, агрессивно напомнил ему про договоренность в кафе.

Хорошо. Я пришлю вам документ, о котором говорил Крес-по. Но мне кажется, что он утратил актуальность несколько сотлет назад. Это скорее литературный памятник. Детективная готическая новелла.

Если это самые свежие документы по хатам, которыми выготовы делиться с нами, то мы согласны. Пусть это будет на вашейсовести.

Если быть честными, вы тоже не предоставили нам многоновой информации о хатах. Очередное злодеяние не вселенскогомасштаба... Далеко не вселенского. Странно, что вы так далеко продвинулись в своем расследовании, что дошли до нас.

Странно, что вы не хотите помогать нам больше чем литературными памятниками.

Нам не нужна ваша помощь. А вам, если вы последуете совету забыть обо всем, что вы узнали, не потребуется ни наша помощь, ни чья бы то ни было еще.

Тем не менее он записал наши адреса и подтвердил, что вышлет на них «Готическую новеллу», предупредив, что она, естественно, написана на латыни.

Матвей успокоил его, сказав, что я в совершенстве владею латынью. Отец Джозеф с удивлением на меня посмотрел, но не стал развивать тему. Он поклонился нам, повернулся, как по команде «кругом», и исчез в коридорах Апостольского дворца.

Мы пошли в не очень понятном мне направлении, раздумывая каждый о своем.

Через какое-то время я заговорил первым: — Послушай, Мотя! У меня есть к тебе один вопрос.

Ну?

Как граждане Ватикана размножаются?

???

Ватикан — государство. У него есть граждане. С тремя из нихмы только что беседовали. А граждане — стареют и умирают. Приэтом — у всех этих граждан — целибат. Они не могут жениться. Вопрос: откуда берутся новые граждане Ватикана?

Мотя объяснил в нескольких нецензурных словах, до какой именно степени его беспокоит демографическая ситуация в Ватикане. По его словам, выходило, что она его совершенно не беспокоит. Беспокоило его другое.

Эти ребята хотят, чтобы мы слились. Зачем?

По-моему, они нас просто жалеют.

Вряд ли. Зачем тогда вызывали нас к себе? Мы же рассказаливсе этому Джозефу еще в кафе.

Не знаю. Зачем?

Чтоб посмотреть на нас и решить, можно ли иметь с намидело.

Ну?

Они посмотрели и решили, что нельзя. Они нас ни во что неставят, понимаешь?

Мотя, но...

Они ошибаются. Они, бля, очень ошибаются. И когда онипоймут, что они ошиблись, они заебутся извиняться перед нами.

Мотя, но мне кажется, что они правы. Они считают, что мымало что можем сделать с этим тайным обществом, которое старше нашей, в общем-то, немолодой страны в три с лишним раза. Тем более теперь, когда мы знаем, кто убил Химика и Лилю, мыможем...

Нет, мы не знаем, кто убил Химика и Лилю. Я имею в виду, кто именно. И тем более мы не знаем, за что их убило это сраноеБратство. Но что еще хуже: эти ватиканские кастраты не верят, чтомы можем что-нибудь сделать с хатами. А мы можем. Мы до херачего можем сделать с этими отмороженными ублюдками. Как и слюбыми другими.

Я не стал спорить с заведенным до предела Мотей. Хотя, честно говоря, его реакция меня удивила. Лично мне казалось, что наша миссия выполнена. Причем выполнена на сто с лишним процентов.

Мы не без труда, не без риска и не без интуитивно верных шагов вычислили организацию, убившую наших друзей. А выносить ей приговор, и тем более приводить его в исполнение... Извините! Для этого существуют специально обученные люди.

Да и визг от проворачивающихся на асфальте шин белого «мерседеса» еще стоял у меня в ушах. Но всего этого я Моте не сказал, решив дождаться более удобного случая.

Самолет в Москву улетал завтра утром. Сегодня было времени хоть отбавляй. Мы отправились гулять по Риму. В музыкальном магазине я купил, по просьбе Антона, только что вышедший альбом Celtic Women. От нечего делать, я вставил его в CD-player и стал слушать. Пели, как и обещало название, женщины. Сначала, если бы не некий налет языческого варварства и совершенно непонятный язык, я бы сказал, что это очень похоже на американский спиричуэлс. Потом с помощью скрытой плещущей энергии варварство победило с заметным музыкальным преимуществом. Тут сказать мне уже было нечего. Особенно про An Gabhar Ban.

Разве, что кельтскую музыку в Риме слушать глупо. Лучше бы уж поставить Челентано. На худой конец, Тото Кутуньо с его Italiano Vero.

Потом я, вдруг, понял, что не прав. А кого же ставить в Риме, как не кельтов? Единственный народ, захвативший Рим на росте римской военной славы... Вандалы и готы завоевывали уставший, пресыщенный, обрюзгший и все повидавший Рим. А кельты — молодой, крепнущий и дерзкий. Тем более что настоящей латинской музыки не осталось. А кельтская — пока есть.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒