|
|||
В Вересаев 8 страница ⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 8 ‑ И не оставайтесь, Наталья Александровна, ищите дорогу! Когда вы ее найдете, мы первые же с радостью пойдем за вами. Но вместо того чтоб искать, вы зажмуриваете глаза, самоуверенно объявляете: " мы знаем! " там, где знать ничего не можете, и с легким сердцем готовы губить все, что не подходит под вашу схему. Разве это значит найти дорогу?.. Нет, Наталья Александровна, колоссальный успех вашей, с позволения сказать, " программы" я могу лишь объяснить совсем другим ‑ тем всеобщим одичанием, которое вызвано теперешним безвременьем. ‑ Я думаю, успех ее объясняется тем, что сама жизнь слишком неопровержимо доказала ее правильность. Если бы вы видели, какие радостные, кипучие родники борьбы и жизни бьют там, куда пошли мы!.. А за все то, что мы будто бы собираемся губить, вы можете быть совершенно спокойны: как можем мы что‑ нибудь губить? Мы никакой силы собою не представляем! Сергей Андреевич молча оглядел Наташу и едко усмехнулся. ‑ Да, резюме во всяком случае получается весьма поучительное, ‑ и уж, конечно, где ж тут может быть речь о " духовной смерти"! Мы силы никакой не представляем. Идеалы наши подчиняем действительности. Нигде никому помочь не можем... Наташа хотела возразить, нервно пожала плечами и замолчала. Даев, посмеиваясь, следил за нею. ‑ Я думаю, спор давно уж пора кончить, ‑ сказал он. ‑ Ясно, что мы говорим на разных языках и никогда не столкуемся. ‑ Действительно, пора кончить: мне уже давно время ехать. ‑ Наташа быстро встала. ‑ Вот‑ те раз! Наталья Александровна, полноте, куда это вам? всполошился Сергей Андреевич. ‑ Сейчас ужин готов. Много ли вам ехать‑ то, всего пять верст!.. Наташа улыбнулась. ‑ Нет, не пять, а тридцать пять. Я в город еду, к вам по дороге заехала. ‑ В таком случае, ехать уж слишком поздно. Когда вы теперь в город приедете, ‑ завтра на заре! Ведь вы не мужчина, Наталья Александровна: мало ли что может случиться по дороге! Ночи теперь темные. Оставайтесь‑ ка лучше у нас ночевать. Переночуете с Любой, а завтра утром напьетесь себе чаю и поедете. ‑ Вот еще! ‑ рассмеялась Наташа. ‑ Какая, подумаешь, опасная дорога! У меня в городе дело есть, завтра утром непременно нужно быть; да и жарко ехать днем. Сергей Андреевич помолчал. ‑ Ну, господь с вами! Наташа спустилась с лесенки и стала отвязывать от загородки лошадь. Сергей Андреевич, задумчиво теребя бороду, молча смотрел, как Наташа взнуздывала лошадь, как Даев подтягивал на седле подпруги. Наташа перекинула поводья на руку. ‑ Спасибо вам, Наталья Александровна, что заехали, ‑ медленно произнес Сергей Андрее‑ вич. ‑ Но должен сознаться, ‑ с горечью прибавил он, ‑ не такою думал я вас увидеть. ‑ Какая есть! ‑ ответила Наташа с своею быстрою усмешкою. Сергей Андреевич нахмурился и молча пожал ее протянутую руку. VI Наташа уехала. Сергей Андреевич постоял, засунув руки в карманы, надел фуражку и медле‑ нно пошел по деревенской улице. Запад уже не горел золотом. Он был покрыт ярки‑ розовыми, клочковатыми облаками, выгля‑ девшими, как вспаханное поле. По дороге гнали стадо; среди сплошного блеянья овец слышалось протяжное мычанье коров и хлопанье кнута. Мужики, верхом на устало шагавших лошадях, с запрокинутыми сохами возвращались с пахоты. Сергей Андреевич свернул в переулок и через обсаженные ивами конопляники вышел в поле. Он долго шел по дороге, понурившись и хмуро глядя в землю. На душе у него было тяжело и смутно. Дорога мимо полос крестьянской ржи сворачивала к Тормину. Сергей Андреевич присел на высокую межу, заросшую икотником и полевою рябинкою. Заря гасла, розовый цвет держался только на краях облаков и, наконец, исчез. Облака стали скучного свинцово‑ серого цвета. По широкой равнине, среди хлебов, мягко темнели деревни, в дубовых кустах Игнашкина Яра зами‑ гал костер. Мужик, с полным мешком за плечами, шел по тропинке через рожь. По‑ прежнему было тепло, и чувствовалась близость к земле, и по‑ прежнему медленно двигались в небе серые тучи, не угрожавшие дождем. Мужик с мешком вышел на дорогу и повернул по направлению к Тормину. ‑ Прогуляться вышел по холодочку? ‑ ласково обратился он к Сергею Андреевичу, порав‑ нявшись с ним. ‑ Это ты, Капитон! Добрый вечер! Откуда бог несет? Капитон спустил мешок на землю и достал из кармана кисет. ‑ Ходил к мельничихе, вот мучицы забрал до новины... Он набил табаком трубку и спрятал кисет. ‑ Ну, дай посижу с тобою, передохну маленько, ‑ сказал он, сел на межу рядом с Сергеем Андреевичем и стал закуривать. ‑ Как старуха твоя поживает? ‑ спросил Сергей Андреевич. ‑ Опух в ногах уничтожился, слава богу. Под сердце нет‑ нет да подкатит, а только работает нынче хорошо, дай бог тебе здоровья. Они помолчали. ‑ Вот рожь‑ то какая уродилась! И косить нечего будет, ‑ сказал Сергей Андреевич и кивнул на тянувшуюся перед ним полосу; редкие, чахлые колосья ржи совершенно тонули в море густых васильков и полыни. Капитон поглядел на полосу и неохотно ответил: ‑ Скосишь, брат, и такую. Моя вот полоска такая же точно. ‑ Посеялся поздно, что ли? ‑ А то с чего же?.. Приели к Филиппову дню хлебушко, ну, и набрал по четверти ‑ у мель‑ ничихи, у Кузьмича, у санинского барина. Отдать‑ то отдай четверть, а отработать за нее надо ай нет? Там скоси десятину, там скоси; ан свой сев‑ то и ушел. Вот и коси теперь васильки... А тут еще конь пал у меня на Аграфенин день, ‑ прибавил он, помолчав. ‑ Ну, брат, плохо твое дело! Как же ты теперь жить будешь? ‑ Да уж... как хошь, так и живи, ‑ медленно ответил Капитон и развел руками. Сергей Андреевич угрюмо возразил: ‑ " Как хошь"... Ведь как‑ нибудь надо же прожить! ‑ Как же не надо? Знамо дело, ‑ надо. ‑ Так как же ты проживешь? ‑ Как! Н‑ ну... ‑ Капитон подумал. ‑ Кабы сын был у меня, в люди бы отдал: все кой‑ что домой бы принес ‑ Так ведь нет же сына у тебя! ‑ То‑ то что нет! Вот я же тебе и объясняю: как хошь, мол, так и живи. Сергей Андреевич замолчал. Капитон тоже молчал и задумчиво попыхивал трубкою. ‑ Жизнь томная, это что говорить. То‑ омная жизнь! ‑ произнес он словно про себя. Сергей Андреевич, угрюмо сдвинув брови, смотрел вдаль. Он припоминал сегодняшний спор и думал о том, что бы испытывали Наташа и Даев, слушая Капитона. Сергей Андреевич был убежден, что они ликовали бы в душе, глядя на этого горького пролетария, которого даже по недоразумению никто не назвал бы самостоятельным хозяином. Капитон докурил трубку, простился с Сергеем Андреевичем и пошел своею дорогою. Равнина темнела, в деревнях засветились огоньки. По дороге между овсами проскакал на ночное запоздавший парень, в рваном зипуне. Последний отблеск зари гас на тучах. Трудовой день кончился, надвигалась теплая и темная облачная ночь. Сергей Андреевич стоял, оглядывая даль; он чувствовал, как дорога и близка ему эта окружа‑ ющая его бедная, тихая жизнь, сколько удовлетворения испытывал он, отдавая на служение ей свои силы. И он думал о Киселеве, думал о сотнях рассеянных по широкой русской земле безвестных работников, делающих в глуши свое трудное, полезное и невидное дело... Да, ими всеми уже сделано кое‑ что, они с гордостью могут указать на плоды своего дела. Те, узкие и черствые, относятся к этому делу свысока... Что‑ то сами они сделают? И тяжелая злоба к ним шевельнулась в Сергее Андреевиче, и он почувствовал, что никогда не примирится с ними, никогда не протянет им руки... Через всю свою жизнь, полную ударов и разочарований, он пронес нетронутым одно ‑ горя‑ чую любовь к народу и его душе, облагороженной и просветленной великою властью земли. И эта любовь, и его тоска перед тем, что так чужда ему народная душа, ‑ все это для них смешно и непонятно. Им смешны сомнения и раздумье над путями, какими пойдет выбивающаяся из колеи народная жизнь. К чему раздумывать и искать, к чему бороться? Слепая историческая необхо‑ димость ‑ для них высший суд, и они с трезвенною покорностью склоняют перед нею головы... ‑ Да, что‑ то они сделают? ‑ повторял Сергей Андреевич, мрачно глядя в темноту.
|
|||
|