![]()
|
|||||||
«За вуалью». Карина Хелле. Внимание!. Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчиков и редакторов строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала,Стр 1 из 21Следующая ⇒ «За вуалью» Карина Хелле История об Аде Паломино из серии «Эксперимент в ужасе» Над книгой потрудилась: Переводчик, редактор, обложка: Лена Меренкова Перевод выполнен специально для гр. https: //vk. com/beautiful_translation в 2020 г. Внимание! Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчиков и редакторов строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного чтения, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Всем, кто просил, Но, в первую очередь, для себя
«Если жизнь – просто сон, разбудите меня» – «Keep Your Eyes Peeled» «Queens of the Stone Age» «А если заглянешь в трещины? Будет страшно увидеть, что там? » – «Right Where it Belongs» «Nine Inch Nails»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Я проснулась с криком, застрявшим в легких. Мое тело напряглось, почти парализованное, а сердце бешено колотилось в груди, словно пыталось выбраться. Меня разбудил шум. Один и тот же шум ночь за ночью. Тук. Тук–тук. Тук–тук–тук. Будто кто–то был за дверью, хоть там было пусто. Я ждала, пытаясь глубоко вдохнуть, понимая, что не могу двигаться. Я могла лишь ждать и надеяться, что сердце успокоится, и я не умру от сердечного приступа. Я говорила себе, что все это в моей голове. Что я знала это. Но я росла с сестрой, Перри Паломино, и было сложно понять, что было в голове, а что – в реальности. Я предпочитала шутки разума. Я лежала в темноте, прислушивалась к звукам в комнате. Снаружи стрекотал сверчок. Ветерок шуршал деревьями, я ощущала, как он проникает в открытое окно и омывает мое тело, мои руки поверх одеяла. В Портлэнде было ужасно жарко этим летом, в ветерок был почти холодным. Это освежало бы, не будь я так встревожена. Сила медленно возвращалась в мое тело. Я смогла вдохнуть и осторожно выдохнуть, хоть это звучало слишком громко. Я все еще пыталась слушать, понять, был ли стук из моего сна, или это происходило в реальности. В таком состоянии я была, сколько себя помню, хоть не так давно я посмотрела симптомы и поняла, что такое встречается. У этого было жуткое название: синдром «Взрывающейся головы». Ага. Голова Ады Паломино могла взорваться. Именно так. Это не было жуткой проблемой, это не означало, что голова лопнет в один момент, как у того из «Сканнеров». Я никогда их не смотрела, потому что фильм выглядел как ужасный фильм из 80–х, но когда у кого–то взрывалась голова, ссылались всегда на него. Но этот синдром означал сильную галлюцинацию, что будила человека. Некоторые слышали грохот барабанов, другие – выстрел. Я слышала три громких стука. Я привыкла думать, что кто–то был у моей двери, так что я вставала и отвечала, думая, что это Перри. Но там никогда никого не было. Порой я спускалась и проверяла входную дверь, обычно с ножом или тупым предметом в руке, но результат всегда был один. Там никого не было. А потом весной, когда я ночевала у бывшего парня в Астории, я проснулась, убежденная, что кто–то пытается проникнуть в дом. Мой бывший, Диллон, уже не спал и был в туалете. Он сказал, что ничего не слышал. И мне пришлось посмотреть в интернете, что это такое. Я обнаружила, что у этого есть название (дурацкое), и что многие страдали от этого, обычно женщины, и чаще всего, когда они переутомлялись. У меня было так несколько раз, но порой это казалось таким реальным, что было сложно представить, что так может издеваться мозг. А еще тело парализовало на пару мгновений после этого. А один раз я была уверена, что кто–то сел на край кровати, только я была на боку и не могла посмотреть. Вес поднялся, словно кто–то встал, и когда я смогла пошевелиться, там уже никого не было. Видимо, это было частью галлюцинации. Я вздохнула, радуясь, что сердце уже не колотится, хоть я все еще ощущала тревогу и потрясение. Горло и рот пересохли, и я медленно встала с кровати, схватила пустой стакан со стола и пошла в ванную. Воздух снаружи казался теперь теплым, как было все лето. В ванной я включила свет и скривилась, но не смотрела на себя в зеркало. В такие ночи, когда я просыпалась вот так, из–за своего состояния или без причины, ощущая только страх, мне казалось, что в зеркале правда. Я боялась, что посмотрю в отражение и увижу не себя. А если себя, то другую. Но кто мог винить меня? После всего, что я прошла, я знала, что все возможно. И хоть снаружи у меня была довольно обычная жизнь для восемнадцатилетней, под поверхностью обычного не было. К счастью, редкие забирались под поверхность. А если они делали это, то убегали с криками или получали мою верность. Последнее бывало очень редко. Я наполнила стакан водой из крана, выключила свет, не глядя на отражение, и прошла мимо ночника в коридоре в свою комнату. Отец спал в конце коридора, но со смерти мамы он спал не крепко. Я видела, что он пил снотворное каждую ночь. Когда он не делал этого, он уходил ночью в свой кабинет. Я переехала в комнату сестры, она теперь жила в Сиэтле. Тут было просторнее, светлее и лучше, чем в моей старой комнате, которая теперь была моей гардеробной. Но было сложно забыть все кошмары, что произошли в этой комнате. Когда мне было пятнадцать, спальня Перри была домиком ужасов со страшными событиями. Я выпила воду и забралась в кровать, еще ощущая ветерок. Фонари успокаивали, тусклое оранжевое свечение не давало комнате быть темной, напоминало, что рядом есть жизнь. Что соседи по сторонам дома и напротив. Наши дворы были достаточно большими, чтобы мы не лезли в дела друг друга (скажите это миссис Хедли дальше по улице), но я все же ощущала, что была не одна. Мама умерла, а Перри переехала, и было сложно не ощущать одиночество. Последние два года были особенным адом. Я прижалась головой к прохладной подушке и закрыла глаза, надеясь, что спокойствие унесет меня на глубину. Но тут я услышала тихий шорох. Ох, я просто хотела уснуть, хотела, чтобы мир почернел, чтобы я проснулась, когда уже будет светить солнце. Но звук продолжался. И становился не громче, а… четче. Я медленно села и затаила дыхание, слушая. Шорох напоминал ногти по двери. По двери шкафа, если точнее. Я сглотнула, сердце забилось сильнее. Мне не казалось. Я не спала. Звук продолжался, стал протяжнее, почти разносился эхом по спальне. Может, это была мышь? Большая. Ладно, крыса. Большая крыса. Я надеялась, что это так. Если это крыса, пусть сидит там, а утром я попрошу папу разобраться с ней. Другие варианты были неприемлемы. Я осторожно встала с кровати, не шумя, и смотрела на шкаф, застыв на месте. Я не открою дверь, но я ночевать тут не стану. Может, стоило разбудить папу, но ему нужно было поспать, и я догадывалась, что шорох прекратится, когда он придет, а в шкафу ничего не будет. Посплю в другой комнате. Я невольно замерла у шкафа, пока шла к двери спальни. Звук изменился. Стал трепетом крыльев о дверь, шорох усилился. Я не дышала. Казалось, в шкафу была курица, а не крыса–мутант, но хоть я знала, что в этом есть нечто забавное, это не веселило. Потому что большая крыса была понятной, а курица – нет. И крылья звучали не как перья. Хлопки были сильными, казалось, кто–то бросал куски сырого мяса об стену. Меня подташнивало от страха, но я стояла на месте, застряв в комнате. А потом услышала. Грубый, но знакомый голос донесся из шкафа. – Выпусти, – прохрипел он, звук сдавил в кулаке мои легкие. Дверь шкафа загремела от стука. Три удара. Я проснулась. * * * – Новая сумочка? – спросила Эми, когда я села на пассажирское место ее «Ford Focus», который она купила у прошлого владельца пару месяцев назад, накопив на машину. Я посмотрела на маленькую ярко–розовую сумочку YSL, что висела на моем плече. Я накопила на нее вместо машины. – Типа того, – сказала я. Сумочку я купила на онлайн–распродаже пару месяцев назад, просто не было шанса взять ее с собой. Я все время покупала новые вещи – это входило в работу модного блогера – но использовала я чаще всего одну и ту же сумочку. Сегодня мне нужна была розовая яркость в жизни. Я ужасно спала ночью после стука и шума курицы в шкафу. К счастью, я не испытала этого снова, хоть теперь обходила шкаф. Но я уловила иронию, ведь собиралась плотнее заняться дизайном со следующего месяца, и мне придется чаще бывать в шкафу. Но мне снился парень, которого я встречала лишь раз, и эти сны были хуже. Я просыпалась в счастливом состоянии, сердце сияло, и я парила. Это было противоположно пробуждению от кошмара. Потому что, хоть я не могла вспомнить мелочи из сна, я знала, что была с этим парнем, была в безопасности и любила его. Я не знала, любил ли он меня, но я была словно на вершине мира, я такое никогда не испытывала. И от этого было хуже. Когда ты просыпаешься от кошмара, реальность утешает. Когда просыпаешься от лучшего сна, реальность становится пощечиной, напоминанием, что ты ощутил такое, мог получить, но этого нет. Странно, что я не помнила парня. Он появлялся как один человек, а потом менялся. Я не могла сосредоточиться. Но мне казалось, что я встречала его на свадьбе Перри и Декса два года назад (все еще странно было считать Декса ее мужем, а не странным чудаком, что бродит рядом). Его звали Джей, и я жалела, что выпила много шампанского на свадьбе, потому что и в жизни я плохо его помнила. Он был высоким, за двадцать, и мне в шестнадцать лет казалось, что он старый. У него были рыжеватые волосы и щетина на сильной челюсти. Я не знала, откуда у меня были воспоминания об ощущении щетины на коже – если бы мы поцеловались, я бы это запомнила. Было в нем что–то манящее, а это о многом говорило, ведь мне не нравились рыжие. И я давно не ощущала бабочек в животе. Я была пьяна и больше его не видела. Печально, да? – Ты в порядке? – спросила Эми, мы ехали по мосту Фримонт, река Уилламетт сверкала под нами. Я взглянула на нее и вяло улыбнулась. – Я еду в «Сефору». Конечно, я в порядке. Эми Ломбардо была мне близкой подругой. Она была со мной, когда я страдала, лишившись девственности с Диллоном (да, она не присутствовала там, но помогала справиться с последствиями), во всех разрывах и во время экзаменов. Она, ее парень Том и наша подруга Джесси стали маленькой бандой, что продержалась безумные школьные годы и вышла в пугающий большой мир. Джесси уже уехала учиться в Калифорнию, так что в нашей стае я осталась третьим, лишним, колесом. Эми отвела взгляд от дороги, опустила очки на носу, глядя на меня шоколадными глазами. – Уверена? Ее голос был тихим, она переживала за меня. В первый год после смерти матери я была безутешна. Удивительно, что я вообще закончила школу. Все казалось смазанным, а когда становилось четче, я ощущала все слишком сильно, сама скрывала туманом. Я не думала, что пойду по стопам сестры, но я обратилась к наркотикам и алкоголю, чтобы пережить те дни. Ночи были хуже. Наркотики не помогали с ночами. Сны приходили ко мне, какой бы пьяной я ни была. Но я как–то выбралась. Дни стали ярче, понятнее. Мне было больно, и так было все время, но я могла справиться с этим. Я могла думать, видеть себя, свою жизнь. Я училась у Перри, отца, даже Декса. Эми, Том и Джесси помогали мне. Бывший бросил меня, когда я расклеилась, но он все равно был лишь дополнительным грузом. Боль от его потери была не такой страшной, как от потери матери. Эми все еще переживала за меня. Я была не такой, как до случившегося. Не помогало и то, что Эми не знала, как на самом деле умерла моя мама. Не знала правды обо мне. О моей семье. Так нужно было продолжать. Я видела, что наши связи с призраками могут делать с остальными. Моя бабушка Пиппа видела мертвых и могла проходить в мир с названием Тонкая Вуаль. Она умерла одна, ей никто не поверил. Перри не было покоя с пятнадцати лет, ее посадили на лекарства, что не помогло, мир хотел закрыть ее, потому что не понимал. Мама увидела правду, но поздно. И правда убила ее. Даже муж сестры был из ненормальной семьи. Декса тоже мучили призраки с детства, он попал в психушку и отгонял призраков лекарствами. Когда он перестал принимать препараты – и начал известное шоу с Перри – стало хуже, а потом он узнал, что его брата забрал демон, и что он хотел забрать нас всех в ад из Нью–Йорка. Жуткие были каникулы. И теперь я. Я видела много, пережила многое, и даже если бы я сказала лучшей подруге, что закончившееся шоу моей сестры было правдой, что я видела мир за занавесом, что я видела экзорцизм и монстров, я не знала бы, с чего начать, чтобы в это можно было поверить. И я позволила Эми думать, что я устала и нервничаю из–за горя, а не ухудшения снов. Казалось, каждый день уводил меня по темной тропе, с которой я не смогу вернуться. – Я в порядке, – сказала я Эми громко, мне нужно было убедить себя в этом. Я быстро выключила раздражающую веселую песенку на радио и включила любимую альтернативную волну. Заиграли «Nine Inch Nails», Эми скривилась. – Теперь тебя бесят «One Direction», – она закатила глаза, не радуясь этому. – Ты становишься все больше похожей на свою сестру. «Куда больше, чем ты знаешь», – подумала я. Хоть Эми ругала меня за резкую перемену музыкальных вкусов, за то, что я стала любить музыку 90–х и металл, хотя я родилась в конце той эпохи, я не стыдилась. Я брала пример с Перри чаще, чем она знала. И после увиденных призраков и демонов хотелось слушать «White Zombie», «Slayer» и «Fantomas» на повторе. «One Direction» и Селена Гомез были для девочек, что не видели мертвых каждый день. Я не видела их каждый день. Может, видела, но чаще всего не было понятно, если они не были в крови или не оказывались в белом платье посреди дороги. Чаще всего мертвые… сливались. Они были безобидными. Они могли напугать, но на этом ущерб заканчивался. Я выглянула в окно, мы проезжали Перл Дистрикт, толпы людей ходили по тротуару, все были в шортах и топиках, в платьях, пытались справиться с жарой. На миг я увидела знакомое лицо в толпе, он вышел из автобуса. Я выпрямилась и моргнула, чтобы увидеть лучше, но он пропал. Это не мог быть парень со свадьбы, из моих снов, так ведь? У меня точно были галлюцинации. Мы смогли припарковаться, и я попала в свою Мекку в «Сефоре». Мне стало лучше. Не было ничего прекраснее сладкой колы, которую я пила, пока разглядывала миллион баночек косметики. Это был рай, хоть ангелы были в черном. Мы с Эми провели там час, все пробовали, наполняли корзинки, пока губы не заболели от снятия макияжа, а ладони с запястьями не покрылись радугой мазков. И это случилось. Я увидела его снова. Он стоял за дверями магазина. Смотрел на меня. И в этот раз я увидела его четко. Он был выше двух метров. Широкие плечи, мускулистая грудь под черной кожаной курткой и черной рубашкой. Черные джинсы и ботинки. Он был бледным, напоминал статую, особенно лицом. У него была точеная челюсть, квадратный подбородок был достаточно острым, чтобы резать стекло, его покрывала легкая щетина, на подбородке виднелась ямочка. Его лоб был широким и выразительным, он пронзал меня голубыми глазами под изогнутыми бровями. Его волосы доставали до подбородка, были убраны назад, были цвета темной корицы. Рыжий, как я и помнила, но самый сексуальный. – Я могу помочь? – консультант «Сефоры» с полосками для скул встала передо мной, закрыв обзор. Я недовольно посмотрела на нее, потому что я не нуждалась в помощи тут. Я выглянула из–за нее. Но он пропал. Я отдала ошеломленному консультанту свою корзинку, быстро прошла по магазину и вышла, огляделась. Люди шли туда–сюда, но высокого парня из моих снов не было видно. Может, его тут и не было. Мне стало не по себе, кожа стала липкой. – Ада! – позвала Эми за мной, но я едва ее слышала. Я могла лишь стоять, люди проходили мимо, врезались в меня. А я думала, не схожу ли с ума. Я видела того парня? Это был тот случай, когда видел сон, а на следующий день человека из него? Он был парнем со свадьбы? Джеем? Или мне все показалось? Я едва могла стоять, отклонилась, и Эми сжала мое плечо, поддержав. – Эй, ты в порядке? Я кивнула, облизнула сухие губы и медленно повернулась к ней. Все кружилось, я будто оказалась под водой. – Голова закружилась, – выдавила я. – Кола виновата. Она нахмурилась. – Почему ты убежала? Я моргнула пару раз, собираясь с мыслями. – Показалось, что увидела кое–кого, но нет, – я глубоко вдохнула и широко улыбнулась ей. – Ладно, меня ждет макияж. Мы пошли в магазин.
|
|||||||
|