Изнанка мести 11 страница

«Самое время начать жизнь с чистого листа – подумала Вика. Вот бы проснуться лет через семь и посмотреть, какая я там». Воображение нарисовало успех: Вика в элегантной одежде, в открытой машине катит навстречу морю. Шарф развивается зеленым пламенем. Ею восхищаются все мужчины. А один любит беззаветно. Дети. Дом. Собака.

Натужные мечты вернули призрачную картину всего того, что она утратила, и горе прорвалось рыданиями и детскими всхлипами. «Ярослав», - простонала Вика, и звук его имени высвободил боль, которая холодом засела внутри. Она была похожа на пронизывающий до костей северный ветер. Он проникал сквозь кожу, как сквозь легкую трикотажную кофту, намораживал снег прямо на сердце и кровеносных сосудах так, что их разрывало от холода.

Вика остановилась. Крепкий придорожный колодец подсказал, что жажда мучила ее уже не первый час. Она опасливо достала воды и напилась прямо из тяжелого ведра. Студеная влага сводила зубы и нагоняла еще большую дрожь на тело. Солнце стояло высоко, жаль – у нее не было телефона, узнать сколько времени. И может быть, Ярослав позвонил бы ей.

Нет, он не позвонил бы. Она это знала. Он не станет больше беспокоиться о ней. Слезы снова полились из глаз. Не было смысла тешить себя пустыми иллюзиями. Правда, которой она не хотела взглянуть в лицо, пронзала ее словно беспощадный мощный удар тока. Он никогда больше не поинтересуется ей. Он никогда больше не улыбнется ей. Никогда не протянет руку. Она будет полной дурой, если станет ждать этого. Вика всхлипнула. Теперь они возненавидели друг друга.

К тому времени, как она дошла до своего двора, боль в груди стала нестерпимой. Когда она увидела дом, внутри нее словно что-то оборвалось. Он еще больше, чем она помнила, припал к земле. Покосившееся крыльцо походило на щеку человека, пораженного инсультом. Слезы ручьем хлынули из глаз, и она была вынуждена прислониться к забору, чтобы не упасть. «О, Ярослав, - прошептала она, - теперь ты получил удовлетворение! Будь счастлив в своем блаженстве! »

Она плакала весь день. Пока открывала старую деревянную калитку, до такой степени заросшую травой, что штакетника почти не было видно. Пока шарила под шифером в поисках ключа, пока пыталась открыть тяжелый замок, пока боязливо озиралась в знакомом незнакомом дворе.

Плакала, когда воспоминания о детских беззаботных днях нахлынули на нее, делая теперешнюю боль непереносимой. Плакала, уткнувшись в пахнущие плесенью одеяла и пытаясь унять нестерпимую боль. Плакала от холода и горя.

«Я должна успокоиться, - говорила Вика вслух, - должна». Но как ни упрашивала себя, сделать этого не получалось.

Она напоминала себе, что теперь она в безопасности, у нее над головой крыша. Только от осознания, что это за крыша и что за безопасность, слезы становились еще горше.

Но, в конце концов, и их бесконечные потоки иссякли. Она долго лежала ослабев, прижавшись лицом к затхлым подушкам. Мысли блуждали вразброд. Все это происходило с ней, с которой всегда было интересно, все нянчились, старались ублажить и стремились дружить. Это она, Виктория Белова, изнемогала на убогой постели в древнем полуразоренном доме. Ни одна душа не знала об этом. Никому не было до нее дела. А если бы и знал кто, то всем было бы наплевать. У каждого слишком много своих забот, чтобы печься еще и о ней.

Она не имела духа отогнать от себя воспоминания о страшном изобличительном разговоре. Думать о нем было выше ее возможностей, но Вика не могла заставить себя не думать. Мысли обступили ее со всех сторон, словно стая грифов, учуявших смерть. Против воли, они кружились в мозгу, вонзали в него свои клювы. «Я не должна принимать это близко к сердцу, - повторяла она себе, - я должна быть крепче».

Казалось, протекла вечность, пока она недвижно застыла, зарывшись лицом в кровать. Она не хотела заглядывать в темную бездну завтрашнего дня. Там было слишком страшно, слишком непонятно. Все что она могла – это только отчаянно дышать через «не хочу». Вдох. Выдох. Вдох. Надо набраться сил и попытаться вырваться из ада прошлого.

Она смутно осознавала, что она в старом бабушкином доме, на скрипучей железной кровати. Она вдруг порывалась встать, порывалась бежать, но силы ей изменяли. Какое-то оцепенение нашло на нее и сковало члены, не коснувшись, однако, сознания. Оно постепенно меркло, истерзанное населявшими его страшными образами, нереальными, фантастическими, погружавшими в кошмарный сон. Она не думала, что и вправду заснула, только впала в сонное оцепенение, защищаясь от боли и непонимания происходящего.

На рассвете следующего дня Вика очнулась, изумленно огляделась и вспомнила, где находится и почему здесь оказалась. Боль была как зудящая кожа. Она раздражала и бередила, она вызывала желание содрать ее с себя и освободиться. Но она намертво прилипла к ней, она была частью Вики, она была самой Викой. Неуверенно она опустила ноги на пол. За окнами завывал ветер, он свистел где-то под потолком и пытался прорваться в дом. Нельзя было сказать, что это ему не удалось: в комнате стояла холодрыга. Вика не плакала уже, но горло было охвачено железным ошейником.

В доме бабушки не было водопровода, газа. Только электричество. Сейчас она не хотела проверять – работало ли оно. Она хотела только пить. И выть. Она собрала силы и встала, дошла до колодца. Деревья шумели, клонимые ураганом, трава стелилась по земле. Ветер, казалось, пробовал вырвать волосы из ее головы. Под стать ее настроению. Вика вытащила немного ледяной жидкости. Она казалось темной в глубине колодца, но на вкус была подобна божественной росе. Вика попила, прислонившись губами к ведру и обжигая и без того замерзшие внутренности. Потом перелила воду в собственное проржавевшее ведро и, изможденная, потащилась обратно. Мураши покрывали кожу, когда она задвинула засов и зарылась в одеяло.

От усталости она снова провалилась в неспокойный сон, сквозь который пробирались тяжелые мысли, похожие на бредни. Бесконечные попытки решить нерешимые задачи, найти ответы на вопросы, которых ей никто не задавал. Неужели не будет конца этой тягучей боли?

Дребезжало окно, рождался новый день, до которого ей не было никакого дела.

Глава 12. Одиночество.

Это горько, я знаю,

Сразу пусто вокруг.

Это страшно, родная –

Небо рушится вдруг.

Ю. В. Друнина

Вика проснулась от настойчивого стука и бесконечного повторения её имени. «Вика, Вика, ты здесь? Вика! » Она очнулась, приоткрыла веки и прислушалась к сумраку комнаты. Она определенно слышала голос, но он едва доносился до неё, словно заглушаемый толщей воды. Голова была тяжелая, как после многочасового ночного кошмара. Волнение, неизвестность и самое главное: боль – сковали все члены. Вика обвела взглядом комнату, пытаясь осмыслить, где она. Откуда этот дружелюбный милый голос в хаосе, поглотившем её? Несколько минут прошло, прежде чем туман забытья рассеялся: «Олька»!

Вика попыталась позвать, но горло не хотело издать ничего кроме хрипа. Она приподнялась в страхе, что звук, зовущий её, удалится, а вместе с ним и единственный человек, которого она хотела видеть. Комната кружилась.

«Вика! Вика! » Бум! Бум! Бум!

Спешно, путаясь в лохмотьях, она опустила ноги с кровати и встала. Заплетаясь, дошла до двери и выскочила в сени. Тяжело привалившись к стене, повозилась с запором и, наконец, оказалась на улице.

Олька! По лицу, глазам, протянутым навстречу рукам, было ясно: подружка всё знала. Вика без смущения упала в родные объятия и зарыдала, прислонившись лбом к мягкой шее. Ощущение дежа-вю напомнило другие стенания. Она порылась в воспоминаниях: «Разве было уже так горько? » Похороны мамы. Малознакомые люди, сочувствующие внешне, но внутри с облегчением думающие: «Хорошо, что это случилось не со мной! » Они стараются отвести взгляд, просят её поесть, попить, посидеть.

Она минут двадцать не могла успокоиться. Ольга даже перепугалась. Но с кем, как не с подругой, она могла поделиться своей болью, своим горем? С ней можно не говорить, не вспоминать, не мучить себя. Можно просто плакать. Весь день и всю ночь. И следующие несколько дней тоже. «Господи, спасибо, что ты не забираешь всё». Казалось невероятным, что такое возможно, но она испытала невообразимое облегчение, понимая, что родной человек рядом. Она не одна!

Позади Ольги мелькнула тень: кто-то переминался с ноги на ногу. Вика подняла лицо от хрупкого плеча. Зуев. Она сразу вскинулась, разомкнула объятия. Посмотрела в голубые глаза.

– Вы вдвоем? – она сама не ожидала, но в голосе искрилась надежда.

– Да, – сумрачно и виновато ответила Оля.

Вика обругала себя всеми известными словами. На что она рассчитывала?

Стремясь скрыть неловкость, нахмурилась: – Я думала, ты не скоро возвращаешься. Вы же на три недели собирались, – сказала она растерянно, но внутри кричал один вопрос: «Почему тогда Андреем? Что он здесь делал? Приехал её выгнать? » Ей отчаянно захотелось подойти к нему и влепить затрещину, броситься и разодрать толстую противную рожу.

Ольга словно бы поняла, повернулась к спутнику:

– Посиди в машине, пожалуйста.

Андрей молча ушел. Ольга с неодобрением осмотрела Вику с ног до головы и отчего-то строго объяснила:

– Я и была три недели. И уже четыре дня, как вернулась.

Вика удивилась:

– Да? Что-то не пойму. Какое сегодня число?

– Пятнадцатое июля.

Вика постояла в задумчивости, пытаясь выловить в памяти что-то неведомое. Не получилось.

– Что-то я ничего не пойму, – повторила она.

– Я тоже, – покачала головой Ольга, – пойдем, сядем, – она потянула её в дом.

Они устроились на крашенной синей краской скамейке, стоящей около стола, покрытого пыльной, драной клеёнкой. Лет двадцать назад её, похоже, украшало изображение снеди, цветов, посуды. Сейчас остались только смутные разводы и неясные линии. Свет пробивался сквозь маленькое оконце под потолком, едва освещая большие мрачные сени. Ольга посмотрела внимательно на Вику, сжавшую губы в попытке не расплакаться.

– Их версию я знаю. Теперь хочу услышать твою.

Стеклянная стенка лопнула, и ничего уже нельзя было сделать. Вика, захлебываясь слезами, заговорила. Начала с момента, как она распрощалась с Ольгой перед её отъездом в Турцию, и закончила сегодняшней встречей.

На историю ушло часа два. Она принималась рассказывать, а рыдания прорывались опять. Вика путалась, вздыхала, долго думала, шелестела иссохшими губами, тщетно старалась не теребить раны и не повторять по сто раз одно и то же. Она не скупилась на слова, стремясь облегчить сердце, кровоточащее сердце, разбитое вдребезги. Исторгала отчаянные междометья и скомкано горевала перед единственным человеком, который ни разу в жизни не предал её. Ольга слушала, кивала, промакивала рукавом кофты соленые струйки или отстранялась в недоверии. А чаще просто обнимала Вику, лепечущую и сотрясающуюся от рыданий.

Наконец, капля за каплей Вика выдавила из себя тот злополучный день.

– Не плачь, – хлюпая носом, Ольга вытирала ее слезы, – все наладится.

– Я искренне сомневаюсь в этом, – Вика икнула, а капли между тем всё катились по мокрым щекам, – но я справлюсь.

– Ты любишь его, – грустно констатировала Ольга.

– С этим я тоже справлюсь, – шмыгнула Вика, слеза капнула на клеёнку и потекла ниже. – Прости. Просто временная слабость. Прости, Оль!

– Вик, прекрати! Не за что просить прощения. И не у меня. – Ольга подтянула к себе сумку и вытянула салфетку. Шумно высморкалась. – Он настоящий урод!

Вика почувствовала прикосновение теплой ладони к своему заиндевелому плечу. Её горло сжалось, и что-то, похоже, сломалось в ней. Она тут же оказалась в объятиях Ольги.

– Не плачь, Вик. Пожалуйста, не плачь. Все будет хорошо. Действительно, все устроится. Не плачь. – Ольга тихо и проникновенно что-то приговаривала, нежно похлопывая по спине, как когда-то давным-давно во время игр в дочки-матери. Вика уцепилась за подружку как за спасательный круг. Ни за что на свете не разжала бы она сейчас объятий.

– Я не могу… остановиться, – заикалась она. – Я люблю тебя, Оль. Ты одна, кто не предавал меня. Я действительно люблю тебя. Люблю. Спасибо, что ты есть у меня. Больше никого нет.

– Я тоже люблю тебя, – Ольга смахнула соленую каплю, взяла бумажный платок, промокнула влагу. Лицо её превратилось в сплошной отек: нос и глаза стали красными.

– Почему ты с Андреем? – наконец, спросила Вика.

Ольга подбоченилась.

– Я еще в Турции забеспокоилась, что ты смс-ить перестала. Звоню – недоступна. Даже обиделась. Вот думаю, Белова совсем зазналась: замуж вышла! Приехала – ты тоже не отвечаешь. Никто про тебя ничего не знает. Я к вам домой поехала. Никто не открыл. Ярослав – не отвечал. Позвонила Андрею. А он словно ни сном – ни духом. Я реально запаниковала. Потом уже он сам позвонил. Ну и всё мне рассказал. Всю историю.

Вика опустила ресницы и шепотом спросила:

– Ярослав сам не искал меня?

– Нет.

Она знала это. Но всё-равно было больно. Она закрыла глаза.

Вика не понимала, сколько времени они просидели. Наступило молчание, которое они лишь изредка разбивали короткими вопросами и ответами: «Ты есть хочешь? » – «Нет». – «Замерзла? » – «Нет». – «Чай налить? » – «Нет». – Потом Ольга встала и принялась искать заварку, кофе и, в конце концов, хоть что-нибудь съестное. Ничего, конечно, не обнаружила. Вика наблюдала за ней с изумлением.

– Ты ничего не найдешь. Я не покупала абсолютно ничего. Если здесь и было что, мыши сгрызли еще в позапрошлом году.

– Ты пробыла здесь две недели и ничего не ела? Ничего?

– Я здесь всего два дня, ну от силы три, если предположить, что я проспала, сутки не просыпаясь. Ещё сегодня утром я за водой ходила в колодец.

– Не знаю, по-моему, ты проспала десять суток кряду. Очень похоже, что ты все это время не ела.

Вика грустно вздохнула. Она и вправду припомнила, как несколько раз, вырывалась из забытья то ночью, то утром и никак не могла понять, какое время суток на дворе. За рассветом шла ночь, за ночью вечер. Но тогда она не зацикливалась. Просто закрывала глаза.

– Может быть, – поджала она губы. Разве имело это сейчас значение?

– Посмотри на себя, ты сдулась, словно килограмм пять просто исчезли, испарились.

Вика поднесла руки к лицу и прищурилась. Ну да, они как будто стали тоньше. Медленно поднялась. Шаркая как старуха, прошла в дальнюю комнату, где висело зеркало в резной оправе, тоже покрашенное отвратительной синей краской. Зажгла свет, нимало не удивляясь, что всё исправно работает. Да, она немного похудела. Щеки, и правда, как будто сдулись. Но не это поразило Вику, а тусклые безжизненные глаза. Глаза человека, которые отражали то вселенское горе, которое она чувствовала внутри своего сердца. Перед ней стоял маленький труп – тень некогда цветущего создания. Собственное видение в свадебном платье затмило уродство, которое она видела в зеркале. Она упала на колени и зарыдала. Скорчилась на полу, силясь остановить спазмы. Что он с ней сделал?

Подскочила Ольга, села рядом на грязный пол, обняла её и долго качала, убаюкивая как маленького ребенка. «Пойдем, отведу тебя в кровать, – вставила она между очередными всхлипываниями, – ты вся дрожишь. Здесь холодно». Она уложила Вику и долго сидела, пытаясь справиться со слезами и согреть окоченевшие руки подруги. Неужели такое случается в двадцать первом веке? Средневековая месть? И кому? Беззащитной слабосильной девчонке. Надо же так изловчиться!

Наконец, Вика заснула. Ольга вышла к Андрею. Он сидел в машине, что-то читал в планшете. Увидев её, тут же отложил его. Он был смущен, но пытался держаться уверенно. Она же чувствовала только то, насколько ей все это больно и противно. Она так устала, что не могла, да и не хотела выказывать презрение. Разве был в этом смысл? Два молодца обстряпали ловкое дельце. Ничего не скажешь – герои. Говорить ему что бы то ни было – метать бисер перед свиньями. Мерзость – она и есть мерзость.

– Ты мог бы доехать до магазина, купить чай и кофе? Каких-нибудь булочек, – Ольга прикинула сколько с собой наличных, – яблок, огурцов, овощей любых. Воду в бутылках. Денег дать тебе?

– Нет, у меня есть.

– Хорошо. Еще купи курицу. Охлажденную. И соль, – она отвернулась, показывая, что не настроена на долгую беседу.

Андрей уехал, оставив её наедине с растерянностью, злостью и жалостью. Она прошла в сени, огляделась. Какое же запустение!.. Балом правили пыль и грязь. Паутина свешивалась с балочных перекрытий потолка тонкими ниточками, царствовала по углам. Казалось, все жители старого дома: пауки, жуки, мыши, бабочки, мухи – все, кто должен обитать на природе, собрались и смотрели из углов: что она будет делать?

Правда, с чего начать? Конечно, требовалось порядок навести. Все помыть и вымести. Неужели Вика останется в этом убожестве? Вряд ли. Она присела на скамейку, но живо передумала и вышла на воздух. Пусть двор зарос, был одичалым, но хотя бы не давил темнотой. День был наполнен ароматами колокольчиков, клевера, стрекотом кузнечиков, звонами птиц, июльским солнцем. Трава стояла высоченная: в пояс, повсюду пробивались колючки, валялись какие-то балки, поломанные ветки, пустые пакеты. Сидела молча. Была возможность подумать.

Она сощурилась на небо. Ни облачка. Солнце палило так сильно, что даже в тени было пекло. Надо в первую очередь покормить Вику. Неужели она все эти дни ничего не ела? Где она была? Похоже, бедняжка ничего не помнила. Только ту злосчастную ссору. Вика за месяц превратилась в призрак. Глаза впали так, что страшно смотреть. Бледная, обескровленная и руки ледяные, как железки на морозе. Разве можно так сильно похудеть за столь короткий срок? Если Вика не будет есть, долго не протянет.

Тревога съедала, она встала и заглянула в спальню. Бедняжка не просыпалась. Страшно было оставлять её, словно Вика была тяжелобольной и могла потребовать помощи. Сегодня надо переночевать у неё. И завтра, и послезавтра.

Ольга вернулась в сени и с опаской включила плиту. Электрическая, старенькая. Нагревалась она долго, но все-таки стала горячей. Поискав кастрюли, согрела воду. Отмыла чайник и поставила кипятиться. В доме было прохладно, наверное, это неплохо для жаркого лета, но хотелось выйти на палящее солнце: окунуться в его лучи, поверить, что в жизни есть хорошее и светлое. Где же Андрей? Как она его ни ненавидела, сейчас мечталось, чтобы он скорее вернулся.

Отворила входную дверь, чтобы тепло летнего дня проникло в склеп. Снова проверила Вику. Та спала в неестественной позе – вытянувшись на животе, приподнявшись на локтях и уткнувшись лицом в кулачки. Нестерпимо захотелось переложить её, вдохнуть спокойствие в тяжелый сон, но она сдержалась. Пусть лучше так поспит, чем проснется и будет мучиться наяву. Ранам нужно время, чтобы зарубцеваться.

Приехал Андрей. Она вышла, и они молча принесли сумки в дом. Он купил гораздо больше продуктов, чем она просила. В пакетах теснились макароны, крупы, хлеб, молоко, сахар, яблоки, груши, бананы, помидоры, огурцы, майонез и еще много чего. Даже какао было.

Выложили на стол и вышли во двор. Сели на импровизированную скамейку в виде огромных шин от камаза, положенных одна на другую. Темная резина была горячей и шершавой, малюсенькие черные крошки сыпались при нажатии. Рядом во все стороны торчали сухие обломки стеблей. Они щекотали голые ноги.

– Ты езжай, – прервала она молчание, – я останусь сегодня.

Он глянул без удивления, скорее с благодарностью:

– Она плоховато выглядит.

Кивнула. Чего же он хотел? Разве ни этого они добивались?

– Похоже, и чувствует себя не лучше. Ты не знаешь, когда точно он ей сказал, что разводится?

– По-моему, это было двадцать седьмого.

– Она помнит только, что в первую ночь переночевала на детской площадке, на следующий день приехала сюда. Это было, по её словам, позавчера. Или она пробыла здесь две недели, не заметив, или проходила по городу в амнезии. Бедняжка, на неё страшно смотреть.

Андрей согласился.

– Ты уверена, что хочешь остаться?

– С ней – да.

– Может быть, я ещё чем-то могу помочь?

– Да, – Ольга не смотрела на него, – убить его и самому застрелиться. Сможешь?

Андрей промолчал. Она встала.

– Езжай. Передай, что он бесчеловечный псих. Передай, что ей очень больно.

– Тебя во сколько забрать завтра? – Андрей как будто не торопился уходить.

– Ни во сколько. Спасибо. Дальше мы сами, – опустив голову, Ольга пошла к дому, посмотрела на него последний раз и прикрыла дверь.

Андрей уехал.

Она распаковала пакеты. Вика всё не просыпалась, и от нечего делать Ольга почистила маленькую кухоньку, расставила крупы по полкам, ополоснула посуду. Сварила куриный суп, порезала салат. На большее она не была способна. Мама не торопилась пускать дочь в чертоги домашней пищевой промышленности. Вот и дожила она до двадцати лет неумехой. Кашеварить Оле приходилось разве что на каникулах у бабушки. Оля налила бульон в жестяную тарелку и поела.

Из них двоих Вика была лучшим поваром. Еще бы: она готовила с двенадцати. А так как была сладкоежкой, особенно хорошо у нее получалась выпечка и пирожки. Самые любимые у Ольги были с рисом, с яйцом. У Вики – сахарные, с джемом.

Вечером позвонила родителям, объяснила, что сегодня не придет ночевать. Мама ворчала, но отец, на удивление, встал на её сторону. Сказал: «Пропадай, но товарища выручай». Ольга невесело улыбнулась: они были такими непредсказуемыми, что хоть из дома беги.

Вечерело. Она немного побродила во дворе, если можно так назвать попытки продраться через заросли. Кругом высился непродираемый кустарник, старые полусухие деревья тянули скрюченные ветви в разные стороны. Шумели где-то далеко поезда.

Потом уселась почитать книгу в телефоне, но мысли возвращались к сиюминутным заботам. Как будет дальше Вика? Ну, в воскресенье она поедет с ней к бабушке и оставшуюся часть лета они пробудет там. На деревенской сметане Вика наест бока. А дальше что? Осенью? Почему-то не верилось, что всё может решиться просто. Что с родительской квартирой? Не будет же она здесь зимой жить? Ответов не было – сплошные вопросы.

На месте не сиделось. Проверила работает ли старенький холодильник – гудел и морозил, как будто только что сошел с конвейера. От нечего делать помыла его и убрала продукты.

Вика всё не просыпалась.

Разбудить ли её – покормить? Или сейчас ей важнее сон? Послушала неровный сап. Почитала новости на Одноклассниках. Поужинала одна. Заперла дверь, не прекращая думать и прислушиваться к дыханию Вики. Спала подруга тихо, но позу не переменила. Оля накинула на Вику одеяло, постелила себе на маленьком диванчике и легла.

Проснулась она рано, день ещё не вступил в свои права, и солнце не прогрело воздух. На траве звенела роса, в её душе – беспокойство. Всё утро она провела в тревоге, так как Вика не вставала. Поминутно заходила и проведывала спящую красавицу, но подруга спала беспробудно. Теперь она натянула рукава кофты на ладони, зажала их меж коленей и свернулась клубочком. Ольга не осмелилась трогать. Она всё больше склонялась к мысли, что подруга проспала все две недели. Ольга посчитала: шестнадцать дней.

Интересно, когда она проснется? Наверное, её все-таки надо разбудить. Влить, пусть даже и насильно, хоть каплю бульона, пока Вика не умерла от истощения. Потом можно будет опять уложить спать. Неплохо бы купить витамины. С учетом того, как долго Вика не ела, они не помешают. Конечно, сердце сжималось при воспоминании о вчерашнем жалком состоянии Вики. Сон для неё сейчас был спасением, но поесть все же надо было.

Она растолкала её в одиннадцать. К этому моменту бедолага проспала часов двадцать. Вика жадно пила. К еде отнеслась равнодушно. Пожевала немного курицы, пол кусочка сладкого перца. От вида старательно сдерживаемых слёз разрывалось сердце.

– Мне надо поехать домой, – сказала Ольга со вздохом. – Поедем со мной, Вик. А в воскресенье к бабушке. Давай, а?

Вика покачала головой.

– Не хочешь?

– Нет, – Вика еле разлепила потрескавшиеся губы.

Уговаривать, Оля чуяла, не имело смысла. Про отъезд они завтра покумекают. Может и удастся убедить.

– Я вернусь вечером. Поживу пока у тебя, хорошо?

Вика даже не стала спорить. – Спасибо, – кивнула она, и слеза скатилась по щеке. Они обнялись и Вика прошептала: – Мне хорошо, что ты со мной; жаль, что я сейчас такая мямля. Подруга из меня никудышная. Вечно тебе приходится меня жалеть.

– Ну что ты, Вик. Держись, миленькая.

Они посидели, обнявшись, потом Ольга предложила выйти на улицу, и они прикорнули на колесах. Она вынесла одеяло, постелила на колючей траве, улеглись. Вика задремала, и она следила с тревогой, как во сне дрожат темные ресницы и хмурятся брови. Где-то рядом остановилась машина, она подняла голову и увидела белый Лэнд крузер Андрея. Поспешила навстречу, приложила палец к губам, чтобы он не хлопнул дверью.

– Привет, – Андрей, как и вчера, выглядел виноватым. Она кивнула в ответ.

– Как она? – тихонечко спросил он, будто и правда беспокоился о Викином состоянии.

– Спит, и вчера вообще не просыпалась.

– Ты поедешь домой?

– Да, вечером.

– Я могу тебя отвезти.

– Ты за этим приехал? – удивилась Ольга.

– Да. И ещё кое-зачем.

– За чем? – насторожилась она.

Он наклонился и достал из машины папку, вытащил бумагу и ручку.

– Мне нужна её подпись в заявлении на развод.

Ольга задохнулась от возмущения.

– Ты с ума сошел? Хочешь, чтобы она в психушку попала?

– Рано или поздно ей придется это подписать.

– Да, но не сейчас! – зашипела она змеей.

– Что у вас там? – Вика подошла неслышно, как тень. Пришлось Оле состроить глаза Андрею и обернуться, загораживая Вике обзор:

– Ничего, – с упором проговорила она.

– Да, ладно, Оль. Не проведать же он меня приехал, – Вика подошла ближе, – я этот дом тоже должна освободить?

Андрей как будто растерялся. Взгляд его перебегал с Вики на Ольгу.

– Нет. Нет. Мы не знали про этот дом.

– Понятно, – Вика безжизненно вздохнула, – а что тогда?

Ольга угрожающе уставилась на Андрея, но он, как видно, продолжал делать свою работу.

– Мне нужна твоя подпись.

– Еще одна, – безучастно сказала – даже не спросила, Вика.

– Да, в заявлении на развод.

Вика дернулась, словно к плечу её подвели электрический провод. Потом кивнула. Подошла. Не глядя, написала фамилию в конце заполненного чужой рукой листа.

– Надеюсь, он счастлив.

Андрей промолчал.

– Все? – равнодушно спросила она.

– Тебе надо будет явиться в Ховринский загс девятнадцатого августа, к десяти, – ровным голосом ответил Андрей.

– Все?

– Да.

– До свиданья, – она пошла к дому.

Андрей смотрел сочувственно и с некоторым замешательством.

– Надо бы вещи поехать собрать, – сказал он громко.

Вика обернулась и равнодушно ответила:

– Мне не надо.

– Он все выбросит, – в голосе Андрея звучали просящие нотки.

– Всех благ, – на этот раз она не обернулась.

Андрей умоляюще посмотрел на Ольгу, сказал тихо, чтобы Вика не слышала:

– Он не станет там разбираться. Продаст обе квартиры. Сейчас ей ничего не нужно. Но придет зима, там одежда, наверное, теплая. Что-то от её родителей. Что еще ей может быть дорого? Деньги, документы? Она даже телефон не взяла.

– Что же ты сам не собрал? – язвительно сощурилась Ольга в ответ.

– Предлагаешь мне рыться в её вещах? – Андрей наклонил голову и смотрел исподлобья.

– Посмотрите, какие мы брезгливые! – выпалила она.

Андрей глянул волком, развернулся, бросил бумаги на сиденье и сел за руль. Она мгновенно пожалела о своей несдержанности. Забарабанила пальцем по стеклу:

– Постой! Сейчас что-нибудь придумаю.

Пошла к Вике, та сидела на колесах, сгорбившись. Остекленевшие глаза смотрели на острую коленку.

– Вик, я поеду с ним. Сама всё заберу. Понимаю, тебе сейчас не до этого. Но бросать всё – это глупо. Что в первую очередь привезти?

Вика пожала плечами и сморщила лицо в плаче:

– Не знаю.

– Хорошо, я там посмотрю.

– Только не бери ничего, … – Вика как будто справилась со спазмом, – что его.

– Хорошо. Я к своим заеду еще и вернусь.

– Спасибо.

– Ты, может, в дом пойдешь?

– Неа, посижу немного. Не переживай, я ведь прожила без тебя неделю.

«Две с половиной», – поправила про себя Ольга, а вслух сказала:

– Обязательно поешь, бульон в холодильнике. Овощи, яблоки.

– Угу. Езжай.

Она взяла сумку и села в машину. Тронулись. Пока она прощалась с Викой, шла к внедорожнику, ей очень хотелось кричать и ругаться, но когда очутилась в машине, внутри наступило опустошение. Она не могла вымолвить не слова. Всё думала о Вике. Вспоминала её черные, наполненные слезами глаза. Безучастный вид, усталый сон, неудобную позу. Безразличное ковыряние вилкой в тарелке. Слёзы сами покатились из глаз. Она отвернулась к окну. Постаралась не шмыгать носом. На свадьбе они выглядели такими счастливыми! Как такое могло произойти за какие-то две недели? Викина кожа стала похожа на бумагу. Она не скоро оправиться. Ну почему всё сваливается на нее?

– Какими же надо быть мерзавцами! – не отворачиваясь от окна, презрительно вымолвила она.

Он молчал.

– Почему? – она испытующе смотрела на холеное лицо приспешника дьявола. Кто бы мог подумать, что этот симпатичный толстый добряк может поступить так с девушкой? Где же рыцарство? Где участие? Сочувствие? Прощение? Понимание? Где мужчины? Где?

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒