Послесловие 27 страница

Обвинительное заключение, которое зачитали Кэтрин в Сион‑ Хаусе, произвело на нее куда меньшее впечатление, чем известие о том, что она уже не королева. Когда члены Совета удалились, Кэт взглянула на Ниссу.

– Они убьют меня?

Леди Бэйнтон заметно удивилась такой прямоте, а Кейт и Бесси потихоньку начали плакать.

– Если тебя признают виновной, – твердо ответила Нисса, – то да. Для королевы супружеская неверность приравнивается к государственной измене.

Кэт на мгновение опустила голову, но тут же приободрилась:

– У них нет ничего, кроме показаний моих слуг. Разумеется, им не поверят, если я буду все отрицать. Ведь я Говард.

– Они допросят других, Кэт, – леди Рочфорд, Калпепера, Дерехэма. Как же ты могла довериться этой леди Хорек, Кэт? Особенно после того, что она сделала твоей кузине Анне. Я никогда не понимала, почему герцог Томас терпит ее?

– Потому что она зависела от него, а значит, он мог использовать ее в своих целях, – откровенно признала Кэт. – Леди Хорек! – хмыкнула она. – Это ты придумала? Она и вправду похожа на хорька.

– Это мои братья ее так прозвали, – сказала Нисса.

– Что, прелестный херувим Джайлс по‑ прежнему при леди Анне? – Кэт, как всегда, пыталась отвлечься от неприятных мыслей.

– Да, он там, – кивнула Нисса.

– Пора нам всерьез подумать о подготовке к Рождеству. – Кэт перескочила на новую тему. – К северу от дома есть очень подходящие деревья. Как вы думаете, разрешат нам принести оттуда ветки? И еще нам понадобятся свечи и большое полено.

Неприятную тему смерти, измены и тому подобного закрыли. А почему бы и нет? – подумала Нисса. Отчасти она понимала Кэт. По всей видимости, это последнее в ее жизни Рождество, и она хочет провести его как можно веселее. Что в этом дурного?

– Нам понадобятся пиршественные чаши, печеные яблоки и многое другое, – сказала Нисса. – У нас в Риверс‑ Эдже всегда все это было.

– Как вы думаете, достанем мы поросенка с яблоком во рту? – заинтересовалась Кейт Кэри. – Мне всегда так нравилось, когда его вносили на огромном блюде.

– И еще нужна музыка, правда? – сказала Бесси.

– О, конечно! – поддакнула Кэт.

– Она просто сошла с ума с этим Рождеством, – тихо шепнула Ниссе леди Бэйнтон. – Неужели ее не волнует, что ее репутация погибла? Что ее брак будет расторгнут? Что с ней, в сущности, покончено?

– Она все это понимает, но никогда не позволит вам заглянуть в свой внутренний мир, в свои сокровенные мысли и чувства. Для этого она слишком горда, – объяснила Нисса. – К тому же все это страшно, а Кэт всегда старалась избежать неприятных мыслей и разговоров. В этом она не изменилась. Так что теперь она отвлеклась подготовкой к Рождеству. Кто знает, что ждет ее после него?

– Поговаривают, – поделилась сведениями леди Бэйнтон, – что король собирается вернуться к леди Анне. Вот хорошо! Она такая умная и обаятельная женщина.

Нисса нравилась леди Бэйнтон. Она, как и леди Бэйнтон, замужняя женщина, мать, к тому же весьма здравомыслящая. Две другие девушки слишком молоды, чтобы их принимать всерьез.

– Не думаю, что это возможно, мадам. Леди Анна и король питают глубокое уважение друг к другу, они хорошие друзья. Но, боюсь, мысль о том, чтобы вновь стать супругами, придется им обоим не по вкусу.

– Как жаль, – огорчилась леди Бэйнтон.

Она сразу поверила Ниссе, так как знала, что та состоит в дружеских отношениях с леди Анной.

– Вы не знаете, когда будут допрашивать леди Рочфорд? – поинтересовалась Нисса.

– Мой муж слышал, что уже завтра, – ответила леди Бэйнтон. – Не могу понять, почему женщина такого возраста, умудренная опытом, особенно если вспомнить ее прошлое, так неразумно руководила королевой? Если камеристки говорят правду – а я считаю, что нет причин им не верить, – то выходит, будто леди Рочфорд сама поощряла и даже втягивала королеву в преступление. Не хотела бы я быть на ее месте!

Леди Рочфорд, однако, чувствовала себя вполне уверенно. Пребывание в одиночестве помогло ей овладеть собой, хотя неизвестно, надолго ли. Она предстала перед Тайным советом, облачившись в свое лучшее платье из черного бархата, в чепце, расшитом жемчугом. Она стояла, гордо выпрямившись и глядя прямо перед собой.

– Она натянута, как струна на лютне, – шепнул лорд Адли своему соседу, сэру Уильяму Поле, только что вернувшемуся из Франции с письмом от Франциска I.

Сэр Уильям оценивающе посмотрел на леди Рочфорд и кивком выразил свое согласие.

– Как по‑ вашему, мадам, – начал герцог Суффолк, – когда у королевы началась любовная интрига?

– Весной, – не задумываясь ответила леди Рочфорд.

– И кто первым начал делать авансы – королева или господин Калпепер?

– Вначале он ухаживал за ней, – сказала леди Рочфорд. – Он всегда сходил по ней с ума, еще с детства. Калпепер думал жениться на ней, но она обвенчалась с королем. Однако этот наглец по‑ прежнему мечтал о ней. Королева к тому времени уже почти совсем выбросила его из головы, но он не унимался. Но потом король заболел, удалил от себя королеву, и она не устояла перед обаянием Калпепера.

– Вы уверены, что это было весной, мадам? Мне хотелось бы уточнить даты.

– Да, весной. В апреле, если не ошибаюсь. Да, совершенно точно, в апреле.

– Где они встречались? – осведомился герцог Суффолк.

– У меня в комнатах, – с усмешкой поведала леди Рочфорд. – Там они чувствовали себя в безопасности. Я сама охраняла их снаружи.

– Совсем рехнулась, – пробормотал граф Саутгемптон.

– Но она ведет себя спокойно и правдиво отвечает на вопросы, – заметил Суффолк. – Такое впечатление, что ей хочется как можно подробнее рассказать о своей роли в этом деле. Как будто она этим гордится. – Он перевел взгляд на леди Рочфорд. – Что еще, мадам?

– Я передавала их письма и устные послания друг другу, но, разумеется, служанки уже доложили вам об этом. А сказали ли они вам, что королева называла Калпепера своим милым маленьким дурачком? – Леди Рочфорд горько усмехнулась. – Разумеется, она редкая дура, но умела поставить на своем. Когда ей чего‑ нибудь хотелось, а Калпепер отказывался это выполнить, она всякий раз напоминала ему, что есть и другие, жаждущие ее благосклонности. Вон там за дверью целая очередь, говорила она. Он прямо из себя выходил от ревности.

– Известно ли вам, – спросил Суффолк, – имела ли Кэтрин Говард плотские сношения с Томасом Калпепером?

– Да, – ответила леди Рочфорд. – Обычно, когда это происходило, я оставалась в своей комнате. Она не могла отсылать меня из моих собственных комнат – это выглядело бы подозрительно. Так что много раз, особенно во время летнего путешествия, я была свидетельницей того, как они предавались страсти.

Герцог Норфолк почувствовал на своем лице ледяное дыхание смерти.

– Почему же вы не остановили ее? – потребовал он ответа у леди Рочфорд. – Почему не отговорили от этого безумия? Почему, наконец, вы не пришли ко мне, если боялись обратиться к кому‑ то другому?

– Почему я должна была останавливать ее? – холодно спросила леди Рочфорд.

Она обвела присутствующих свирепым взглядом. Настал ее час!

– Вы помните последний раз, когда я вот так же стояла перед вами, милорды? Вы выслушали мои показания, а потом перекрутили их и на основании этого казнили моего мужа. Вы сделали это для того, чтобы король мог избавиться от одной жены и жениться на другой. – Она истерически расхохоталась. – А теперь пусть сердце Генриха Тюдора разобьется так же, как он разбил мое! Нет, я не стала останавливать эту глупую девочку Кэтрин Говард, когда она так неосторожно вступила на дорогу, ведущую на эшафот. Почему я должна была это делать? Даже если бы я не поощряла королеву в ее распутстве, она все равно изменяла бы королю. Она порочна от природы.

Несколько долгих минут члены Совета молчали, ошеломленные язвительностью и наглостью леди Рочфорд. И вдруг, к их общему ужасу, она начала смеяться. Это был смех сумасшедшей. Он становился все громче и громче, заполняя собой всю комнату. От этого дьявольского смеха звенело в ушах и по спине пробегали мурашки. Казалось, он исходит не из груди этой женщины, а откуда‑ то из стен.

– Уведите ее, – устало произнес герцог Суффолк.

Когда стражники увели сумасшедшую, он обратился к Совету:

– Я думаю, нет нужды убеждать вас, милорды, что кое‑ что из того, что говорила здесь леди Рочфорд, не должно выйти за пределы этой комнаты. Вы согласны со мной, милорды? – Он обвел вельмож взглядом, и все дружно закивали.

Герцог Норфолк, отнюдь не относящийся к людям, о чьих чувствах можно судить по их внешнему виду, сейчас выглядел поникшим от усталости и разочарования. Все кончено. Уже не имеет значения, что скажут другие. Леди Джейн Рочфорд вбила последний гвоздь в гроб Кэтрин Говард. Более того, она вбила гвоздь в гроб всего дома Говардов, и даже Томас Говард в этот миг полного крушения надежд не чувствовал в себе сил бороться.

– Думаю, на сегодня достаточно, – невозмутимо заметил герцог Суффолк. – Завтра в это же время мы заслушаем Томаса Калпепера. Вы не возражаете, милорды?

Никто не возражал, и все они, выйдя из кабинета, заторопились на пристань, к баркам. Для герцога Норфолка не составило труда заметить, что члены Совета сторонятся его и, пряча глаза, норовят побыстрее пройти мимо. Ни один из них не рискнул воспользоваться его баркой. Горько усмехнувшись, герцог велел поскорее отвезти его к Уайтхоллу. Прибыв туда, он быстро прошел в свои покои и, увидев внука, объявил:

– Все кончено. Рочфорд завершила дело. – Затем герцог подробно рассказал Вариану обо всем, в том числе о побудительных мотивах леди Рочфорд.

– Сколько времени еще осталось у Кэтрин? – спросил граф Марч.

– Завтра мы заслушаем Калпепера, а потом их с Дерехэмом будут судить. Само собой, их признают виновными и приговорят к смерти. Не откладывая дела в долгий ящик, их тут же казнят, с тем чтобы управиться до Рождества. Потом сделают перерыв на время праздников, а после Двенадцатой ночи все начнется сызнова, пока Кэтрин не будет казнена в Тауэре. Рочфорд тоже умрет.

– Что же будет с моей женой и другими дамами?

– Они останутся с Кэтрин до конца, Вариан, – ответил герцог Томас.

– Им известно о том, что здесь происходит?

– Кэтрин и остальные знают только то, о чем им считают нужным сообщить.

– Я бы хотел повидать жену, – сказал Вариан. – Я понимаю, что Говарды сейчас не в чести, но нельзя ли как‑ нибудь это устроить?

– Надо подождать, пока покончат хотя бы с Калпепером и Дерехэмом, а там посмотрим. Надеюсь, я смогу убедить Чарльза Брэндона, что ничего дурного не случится, если ты как‑ нибудь днем навестишь свою жену, – ответил герцог.

– А что ожидает Говардов? – спросил граф. Герцог саркастически усмехнулся:

– Мы опять впадем в немилость, скорее всего уже до конца нынешнего царствования. Две королевы из рода Говардов – и обе сложили головы на плахе. Увы, это не лучшим образом характеризует наше семейство, Вариан. Пожалуй, сейчас ты можешь радоваться, что твое имя – де Винтер, а не Говард.

– Я всегда гордился тем, что моя мать – Говард, – ответил граф.

К глазам Томаса Говарда вдруг подступили слезы.

– Я должен пойти и немного отдохнуть, – хрипло пробормотал он.

Все его мечты, все надежды и честолюбивые планы – все рухнуло, сочувственно подумал Вариан и тут же вспомнил, как Нисса однажды сказала, что герцог Томас украл у нее мечту. Не сочтет ли она справедливым возмездием то, что теперь та же участь постигла самого главу дома Говардов? Возможно. Тем не менее граф знал, что его жена не будет злорадствовать, узнав о разгроме и падении Говардов.

Глава 17

Томас Калпепер стоял перед Тайным советом. Он подчеркнуто скромно и строго оделся в черное, как и подобало человеку его звания, оказавшемуся в таком положении. Его голубые глаза смело устремились на судей.

– Испытываете ли вы нежные чувства к Кэтрин Говард, бывшей королеве Англии? – задал первый вопрос герцог Суффолк.

– Да.

– Как давно вы ее любите, сэр?

– С детства, милорд.

– Вы сознательно старались обольстить эту женщину, несмотря на то что она была женой короля. Короля, который любил вас и доверял вам. Короля, который помог воспитать вас. Это так, Томас Калпепер?

– Это была всего лишь игра, шутка. Я ухаживал за ней только ради развлечения, – ответил он. – Я никогда и не мечтал, что она ответит на мои чувства, но получилось так, что чем настойчивее я преследовал ее, тем резче она мне отказывала и тем сильнее разгоралась моя страсть. И вот прошлой зимой, когда король заболел, королева много недель провела в уединении и изнывала от тоски. Я и сам не знаю, как это случилось, но вдруг она воспылала ко мне любовью. Я не мог поверить своему счастью. Женщина, которую я любил всю жизнь, наконец тоже полюбила меня.

– И какие же формы приняла ваша любовь? – пожелал узнать герцог Суффолк.

Он смерил стоящего перед ним молодого человека тяжелым взглядом. Благодарение Богу, что король не слышит этой бесстыдной истории вероломства и измены…

– Я очень боялся, что король откроет нашу тайну, – продолжал Калпепер. – Я старался быть как можно осторожнее, но Кэтрин использовала любую возможность, чтобы побыть со мной наедине. Это было безумие, но такое чудесное!

– Вы целовали ее?

– Да.

– Трогали различные части ее тела?

– Да.

– Были ли у вас с ней плотские сношения?

– Были или не были, милорд, я никогда этого не признаю, – ответил Томас Калпепер. – Это бесчестно.

– Да как вы смеете рассуждать о чести, вы, ходячий кусок грязи?! – взорвался герцог Норфолк. – Вы признаете, что целовались и миловались с моей племянницей, замужней дамой, женой вашего короля, и вы еще осмеливаетесь считать себя честным?! Если вы думаете, что таким образом защищаете Кэтрин Говард, то знайте – леди Джейн Рочфорд уже призналась, что была свидетельницей того, как вы предавались позорному и отвратительному блуду!

– Должен с сожалением заметить, – с достоинством произнес Калпепер, – что у леди Рочфорд мораль проститутки с Лондонского моста. Для меня не имеет ни малейшего значения, что она тут вам наговорила, милорды. Я не скажу ничего, что бы могло хоть как‑ то повредить королеве. Боюсь, вы напрасно теряете со мной время, милорды. – Он вызывающе улыбнулся.

Поскольку Совету стало ясно, что сегодня они не добьются от Калпепера того, что им нужно, его тут же увели.

– Ничего, пытка развяжет ему язык, – мрачно предрек лорд Садлер. – Нам необходимо его признание.

– Вы можете замучить его до смерти, – пожал плечами лорд Рассел, – но не заставите его признать, что он состоял в связи с королевой.

– Его молчание, этот вызывающий отказ говорить сами по себе уже являются признанием вины, – заявил лорд Адли.

– Вот именно, – поддакнул граф Саутгемптон. – Бедняга по уши влюблен в нее, а влюбленные, как правило, еще большие дураки, чем все остальные.

– Да смилуется Господь над ними обоими, – благочестиво произнес епископ Гардинер.

– Мы можем еще раз допросить королеву, – предложил архиепископ.

– Ну и что это даст? – проворчал Норфолк. – У Кэтрин нет ни на грош здравого смысла. Она просто отказывается понимать, насколько все это серьезно. Надеется, что король простит ее.

– Попробовать можно, – задумчиво произнес Суффолк. – Что мы от этого теряем? Даже если у нас ничего не получится, все равно они в достаточной степени уличены показаниями свидетелей. Калпепер пытается выгородить ее, но она‑ то об этом не знает. Может быть, наоборот, пусть она думает, что он предал ее в надежде спасти свою презренную жизнь? В этом случае, возможно, она наконец заговорит – или чтобы поквитаться с ним, или ради собственного спасения.

– Ну ладно, всем нам нет нужды тащиться туда, – сдался герцог Норфолк, – но я хотел бы поехать. Все‑ таки, поскольку она из нашей семьи, я несу за нее некоторую ответственность.

– Отлично, – кивнул Суффолк. – Я, само собой, тоже поеду. Гардинер, вас и Саутгемптона я тоже прошу присоединиться к нам. А вы согласитесь принять участие, Ричард Сэмпсон?

Ричард Сэмпсон, епископ Чичестерский, был известен тем, что никогда не пропускал ни одного заседания Тайного совета. Он считался мягким и приятным человеком.

– Конечно, я поеду с вами, – ответил он.

Пятеро членов Тайного совета поднялись вверх по реке до Сион‑ Хауса. Там они увидели Кэтрин Говард, спокойно сидящую в кругу своих дам. Перебирая струны лютни, она приятным голоском напевала песенку, которую король когда‑ то сочинил для ее несчастной кузины Анны Болейн:

Увы, была, любовь моя,

Ко мне несправедлива,

Когда отвергла ты меня,

А я так терпеливо

И долго так любил тебя,

И был так счастлив я любя.

Зеленый твой наряд

Искал повсюду я

И был всем сердцем рад

Увидеть вновь тебя.

Как я был счастлив, увидав

Вдали зеленый твой рукав!..

Увидев посетителей, Кэтрин Говард мило улыбнулась и продолжала:

Моя отрада, мой кумир,

Мое блаженство неземное!

Тебе б я отдал целый мир,

Лишь только б ты была со мною.

Ты можешь петь, играть, шутить –

Не можешь лишь меня любить.

Зеленый твой наряд

Искал повсюду я

И был всем сердцем рад

Увидеть вновь тебя.

Как я был счастлив, увидав

Вдали зеленый твой рукав…

Они терпеливо дослушали до конца, и, когда отзвучала последняя нота, герцог Суффолк, вежливо поклонившись молодой женщине, сказал:

– Мы приехали, чтобы еще раз допросить вас, госпожа Говард, основываясь на новых полученных против вас показаниях.

– Кто оговорил меня? Леди Рочфорд? – надменно подняла брови Кэтрин Говард. – Ее можно не принимать во внимание. Вы не можете поставить ее слово выше моего.

– Господин Томас Калпепер признал, что любит вас и начиная с апреля прошлого года находился с вами в интимных отношениях, – произнес председатель Тайного совета. – Это же подтвердила и леди Рочфорд.

– Мне нечего сказать вам, джентльмены, – с поистине королевским достоинством ответила Кэтрин.

Епископ Сэмпсон взял бывшую королеву за руку и поразился: она была холодна, словно лед. ‹До чего же, должно быть, перепугана эта юная женщина, но по тому, как держится, этого никак не скажешь! »

– Дитя мое, ради спасения вашей души заклинаю признать свою вину и покаяться в грехах.

– Благодарю вас, милорд епископ, вы очень добры, – сказала Кэт. – Но больше я не буду говорить с Тайным советом. – Отняв у него руку, она опять взялась за лютню.

– Ты стоишь на пороге смерти, ты, маленькая дурочка! – прошипел герцог Норфолк. – Неужели не понимаешь?

Кэтрин Говард оторвалась от лютни и исподлобья взглянула на дядю:

– С самого момента рождения человеку угрожает смерть. Все мы стоим перед ее лицом, даже вы, дядя.

– Следовательно, госпожа Говард, вы отрицаете, что состояли в любовной связи с господином Томасом Калпепером? – еще раз спросил герцог Суффолк.

– Я ничего не отрицаю. Я ничего не признаю, – бесстрастно произнесла Кэт.

Делегация покинула Сион‑ Хаус ни с чем.

– Она защищает или думает, что защищает Калпепера, – высказал свое мнение граф Саутгемптон.

– Это ужасная трагедия для всех сторон, – откликнулся епископ Гардинер.

Первого декабря Томас Калпепер и Фрэнсис Дерехэм предстали перед судом.

Дерехэм обвинялся в том, что, поступая на службу к королеве, лелеял гнусные замыслы, а также в том, что умышленно скрыл свою помолвку с Кэтрин Говард. Он не признал себя виновным.

Томаса Калпепера обвиняли в том, что он вступил в преступную связь с бывшей королевой Кэтрин Говард. Уразумев наконец, что ничто не спасет уже ни его, ни его любовницу, и желая облегчить совесть, Томас Калпепер, вначале собиравшийся все отрицать, изменил намерения и признал свою вину. Впрочем, поскольку он был полностью уличен показаниями служанок и леди Рочфорд, у него просто не оставалось другого выхода.

Приговор произносил Томас Говард, герцог Норфолк.

– Вы оба будете казнены в Тайберне: сначала повешены, затем вам заживо вспорют животы и сожгут ваши внутренности перед вашими глазами. После этого вы будете обезглавлены и четвертованы. Да смилуется Господь над вашими грешными душами, – закончил он традиционной формулой.

И глаза, и голос герцога были исполнены печали.

Шестого декабря Фрэнсиса Дерехэма подвергли пытке, надеясь получить у него признание в преступной связи с королевой в период ее замужества. Поскольку он уже был осужден, такое признание ничего не меняло в его судьбе. Однако он ни в чем не признался, и судьи сочли этот факт подтверждающим его невиновность в данном преступлении.

Родственники обоих осужденных предпринимали отчаянные попытки добиться смягчения приговора. Семье Калпепера повезло больше: поскольку он был особой благородного звания, из приговора изъяли наиболее мучительные наказания и его должны были просто обезглавить. Иное дело с Дерехэмом: он не был признан дворянином, его семья не имела влиятельных родственников и связей. Фрэнсис Дерехэм получил свое сполна.

Десятого декабря обоих осужденных на телеге повезли в Тайберн. Несмотря на холод и ветер, улицы запрудили толпы жаждущих увидеть казнь. Всю дорогу преступников забрасывали грязью и отбросами. Когда добрались до Тайберна, оказалось, что забыли привезти плаху. Томас Калпепер стал на колени на голукуземлю и, склонив голову, прошептал слова молитвы. Палач сделал свое дело умело и быстро.

Фрэнсис Дерехэм не был столь удачлив. Вначале его повесили. Когда лицо его посинело, а язык начал вываливаться изо рта, палач перерезал веревку, и тело распростерлось на земле.

Наклонившись над ним, палач обнажил живот жертвы и взмахнул мечом. Дерехэм корчился в агонии, истекая кровью, а вокруг, напирая друг на друга, толпились зеваки, алчно пожиравшие глазами страшное зрелище. Палач поджег извлеченные из живота преступника внутренности, но запах горелого мяса не мог потревожить его угасающие чувства. Наверное, Дерехэм уже ничего не сознавал, когда его рывком поставили на колени и снесли с плеч его беспутную голову. И уж подавно ему было все равно, когда его тело разрубили на четыре части и каждую часть закопали отдельно от другой в неосвященной земле.

Головы Дерехэма и Калпепера насадили на пики и через весь город пронесли к Лондонскому мосту, где и установили для всеобщего обозрения. Черные вороны тут же выклевали им глаза.

Запертая в Сионе Кэтрин Говард ничего не знала ни о казнях, ни о последовавших на другой день арестах. Были схвачены все Говарды, которых сумели разыскать: лорд Уильям Говард и его жена Маргарет – дядя и тетка Кэтрин, ее брат Генри, его жена Анна и их дети, а также тетка Кэт старая графиня Бриджуотер, в честь которой назвали племянницу. Всех задержанных бросили в Тауэр и предъявили им обвинение в недонесении и укрывательстве государственных преступников. Вдовствующая герцогиня Агнесс, которая все время помнила о страшном конце старой графини Солсбери, попыталась избежать ареста, прикинувшись больной. Однако Тайный совет направил в Ламбет известного медика, и, когда тот признал ее здоровой, леди Агнесс, невзирая на шумные протесты, тут же арестовали. Внук герцога Томаса Вариан де Винтер, граф Марч, также был задержан и разделил судьбу своих родственников. Его жена еще ничего об этом не знала.

Сам герцог Томас покинул Лондон сразу же после вынесения приговора Калпеперу и Дерехэму. Благополучно достигнув своих владений, где он был в полной безопасности, герцог направил с нарочным письмо королю, в котором просил прощения за недостойное поведение своих родственников, в особенности двух племянниц, Анны Болейн и Кэтрин Говард. ‹Припадаю к стопам Вашего Величества›, писал он далее, умоляя короля не лишать его своей милости. Несмотря на то что король был ужасно зол на Говардов, он простил герцога Томаса, поскольку ценил его и понимал, что лучшего лорда казначейства ему просто не найти. Пример с Кромвелем не успел еще выветриться из его памяти. Однако Генрих Тюдор позаботился о том, чтобы герцог Норфолк никогда уже не смог вернуть себе былое могущество.

По всей Англии праздновали Рождество. При дворе, однако, настроение было весьма унылое. Никто не веселился от души. Король резко сдал. Он выглядел и вел себя, как старик. Не было королевы, многие высокопоставленные придворные либо арестованы, либо, заранее благоразумно испросив разрешение, разъехались по своим поместьям. Каждый день походил на предыдущий. По утрам король охотился, а остаток дня и вечер проводил, развалившись на троне с кубком в руке. Он просиживал так целыми часами, молча осушая один кубок за другим, время от времени икая и шумно вдыхая и выдыхая воздух.

В Сиоп‑ Хаусе, как ни странно, праздники прошли куда веселее. Добросердечный лорд Бэйнтон не увидел ничего дурного в том, чтобы разрешить своей пленнице и ее подругам прогуляться в близлежащем лесу и собрать там столь необходимые зеленые ветки. День, когда состоялся поход, выдался серым и холодным. На скованной морозом земле лежал снег. В сопровождении нескольких стражников Кэтрин Говард, Нисса, Кейт и Бесси направились к лесу.

– Надеюсь, король об этом не узнает, – вздохнула леди Бэйнтон.

– Ну что в этом такого уж плохого, дорогая? – отозвался ее муж. – Ее еще не судили, хотя, впрочем, нет сомнения в том, что это последнее в ее жизни Рождество. Я не мог отказать ей в такой малости, как эти ветки.

Он посмотрел вслед удаляющимся фигуркам. Они уже приближались к лесу и вот‑ вот исчезнут из виду.

Наверное, скоро опять пойдет снег, решил лорд Бэйнтон, глядя на нависающие серые тучи.

– Что‑ то я совсем не понимаю Кэтрин Говард, – пожаловалась леди Бэйнтон. – Леди де Винтер утверждает, что она в глубине души прекрасно понимает все, что с ней происходит, но просто боится взглянуть правде в глаза. Как вы считаете, возможно ли это? Мне кажется, королева, то есть госпожа Говард, – весьма легкомысленная особа.

Оставив вопрос леди Бэйнтон без ответа, ее супруг сказал:

– Скажите леди де Винтер, что ее муж арестован вместе со всеми Говардами. Он в Тауэре, но пока что, как и все они, цел и невредим. Королю нужен козел отпущения, а герцог Томас весьма предусмотрительно сбежал в Леддингхолл. Герцог – тертый калач и живуч, как кошка. – Он сам улыбнулся своей шутке, а жена улыбнулась ему в ответ.

– Бедная леди де Винтер, – покачала головой леди Бэйнтон. – Такая приятная молодая женщина. Единственное, чего она хочет, – поскорей вернуться домой –. Представляете, она уже четыре месяца не видела своих малюток. А теперь еще это. И за что, ведь ее муж даже не Говард? Почему его арестовали? – Она еще раз вздохнула. – Да, все это крайне неприятно.

– Вариан де Винтер – внук герцога Томаса. Герцог очень к нему привязан, и я подозреваю, что таким способом король рассчитывает добраться до старика. Сын герцога, граф Суррей, уехал вместе с отцом, то есть находится вне пределов досягаемости короля. А Вариан де Винтер оставался в Уайтхолле ждать свою жену. Его арест был просто неминуем. – Повернувшись, лорд Бэйнтон еще раз выглянул в окно.

Выйдя на свежий воздух, Кэт преобразилась. Энергия ключом била из нее. Она резвилась на снегу, как дитя. Ее детские выходки вызвали улыбки даже у ее стражей.

– Смотрите! Смотрите! – кричала она подругам. – Вон куст остролиста, и, о‑ о, взгляните, сколько на нем ягод!

Стражник помог Кэт срезать несколько больших веток и уложить их в корзину.

– Здесь есть все, что нам нужно! – восторженно воскликнула Нисса. – Лавр! Самшит! А вон там еще ели и сосны!

Очень скоро корзины доверху наполнили. Стражники галантно отобрали у молодых женщин тяжелую ношу, и все медленно направились к дому. С дорожки, по которой они шли, виднелась покрытая льдом Темза с заросшими пожелтевшей травой берегами. Пошел снег, и они заторопились к дому, чтобы согреться у пылающих очагов.

– Я хочу заняться изготовлением свечей, – заявила Кэтрин лорду Бэйнтону. – Ну что это за Рождество без множества свечей? Мне понадобится первосортный пчелиный воск, формы всех размеров, хлопковые фитили, розовое и лавандовое масло, милорд. Вы успеете до завтра?

Леди Бэйнтон едва не онемела от изумления, когда ее супруг как ни в чем не бывало спокойно ответил:

– Разумеется, мадам, я сам прослежу, чтобы все было сделано.

– Вы что, с ума сошли, сэр? – поинтересовалась леди Бэйнтон, когда они улеглись спать. – Где вы все это возьмете?

– Уж это предоставьте мне, дорогая, – загадочно улыбаясь, ответил ей муж. – Кэтрин Говард получит все, что ей нужно. Вы уже сообщили леди де Винтер о судьбе ее супруга?

– Я хочу дождаться подходящего момента, – сказала она. Весь следующий день они занимались изготовлением свечей всевозможных форм и размеров. Готовые свечи выносили на мороз и складывали на столике у задней двери дома, чтобы они как следует застыли. Через несколько часов они были готовы. Тем временем Кэт и ее подруги начали украшать зеленью комнаты бывшей королевы. Они сплели гирлянды из хвои, веток лавра, самшита, остролиста и омелы. Потом повсюду расставили свечи. Зажженные свечи символизировали Вифлеемскую звезду.

Другие обычаи на сей раз не удалось соблюсти. Не было, например, у них Лорда Беспорядка – главы рождественских увеселений в старой Англии. Даже Кэт понимала – неуместно просить лорда Бэйнтона сыграть эту шутливую роль. Они не ездили на охоту, а стало быть, на их рождественском пиру неоткуда взяться дикому кабанчику. Когда наступил сочельник, лорд Бэйнтон сам предложил всем отправиться в лес за святочным поленом, которое по традиции полагалось сжечь в этот вечер. Леди Бэйнтон, сославшись на плохое самочувствие, отказалась идти и попросила Ниссу остаться вместе с ней.

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 25 26 272829 30 Следующая ⇒