Глава 1. Двое. 6 страница

Когда они расцепились, чёрная гиена указал на Имхе:

- Это тот, о ком я вам говорил.

Они втроём подошли к нему, невысокий зажёг на ходу заклинание. Ящер не боялся. Он же не шискен. Лицо у склонившегося над ним мага было доброе и сосредоточенное. Ржавчина съела железо на кандалах, и впервые за много дней он не ощутил их сковывающей тяжести на своих конечностях. Чёрная гиена серьёзно поглядел ящеру в глаза, бережно положив ему ладонь на плечо:

- Ты помнишь, как меня зовут?

- Нет.

Он обреченно выдохнул, смиряясь с тем, что дело обстоит гораздо хуже, чем ему представлялось.

- Принесли ту штуку? – спросил он спутников.

Высокий достал из мешочка на поясе рубиново-алый кристалл.

- Да, держи. Что с ним?

- Необратимое разрушение психики. Фрагментация личности. В тот момент, когда ему больше всего требовалась помощь, дело пустили на самотёк. Нельзя было оставлять его здесь. Не знаю, выдержит ли его бедный мозг такое, ему и так доставалось на протяжении всей его жизни.

- Ты сказал «необратимое»?

- Да. А моя задача сделать это не «разрушением», а одним из направлений развития. Дракон, открой рот и проглоти вот это.

Имхе осознал, что обращаются к нему. На язык упала прохладная твёрдая капля, красная, совсем как его чешуя, если её отмыть. Он сглотнул, и она камнем упала внутрь пустого желудка.

- Будет немного больно, - извиняющимся тоном промолвил чёрный кахири. Зелёная радужка его глаз слабо горела сама по себе, словно подсвечивалась чем-то изнутри его черепа. – Мне придётся парализовать твои связки, но постарайся не кричать сам.

Ящер переступил границу своего угла:

- Тогда обними меня также, как их, чтобы мне не было страшно.

Полосатые гиены переглянулись, словно проверяя, не ослышались ли они оба.

Что их так удивило?

- Хорошо, - легко согласился Дей.

– Это всё равно, что спасаться в огне от огня: чертовски глупо, либо поистине гениально, - философски прибавил высокий воин.

***

- …Откат системы – не самая приятная вещь. Понимаешь, так плохо сложилось по причине того, что тебя никто никогда не учил, как контролировать, как устанавливать пределы, как выбирать то, что хочешь услышать... Я, к сожалению, не эмпат и не умею сопереживать так же, я не могу прочувствовать всей специфики и дать конкретных советов. Но я многое знаю о контроле, просто выше крыши. Я попробовал минимизировать влияние на тебя внешнего мира, однако за один сеанс многого не добиться. Это временные меры, искусственные. Блокировать информацию, подступающую к твоим сенсорам должен не я, а ты сам. Потому что потоков информации слишком много.

Ладонь на его лбу, под головой подушка. Имхе молился, чтобы всё ему просто приснилось. Запах крови, чёлка отросшей чёрной гривы падает на зелёные глаза, склонившиеся над ним. Сочувствие, тревога, смешанная с уверенностью. Развороченная клетка, мёртвые шискены, до отвращения знакомая комната и в особенности один из углов. Разрушение и погибель.

Он всё помнил. И всё было по-настоящему.

- Отчего ты плачешь?

Имхе сотрясали беззучные рыдания. Он не в состоянии был прекратить, что-то внутри сжималось, сгибая его пополам, заставляя некрасиво скорчится, он задыхался от спазмов, а горячие слёзы застряли где-то на полпути и не желали выходить.

«Я совсем как девчонка», - подумал он.

- А я тогда – святая матрона храма Чарлаинов, - пресёк его мысли Дей, убирая руку с его лба. - Не сейчас. У тебя будет время, чтобы выплакать все слёзы мира. Прибереги их до тех пор, пока мы не переберемся на безопасное расстояние отсюда, ладно?

- Так почему мы не выбираемся?!

Разум шема был холоднее льдинки. Он догадался – это специально для него. У эмпатии был один плюс – от этого арктического холода кайлихири начал действительно успокаиваться.

Двое гиен в серых плащах дежурили в входа, привалившись к стене. Изогнутые ханджары были обнажены и лежали на коленях.

- Мы ждём, пока пирующие заснут крепким богатырским сном, - отозвался тот, что пониже ростом и поуже в плечах. – Кстати, меня зовут Хор-Хеджу, а его – Кайрос Мерл.

Кайрос с неуклюжей улыбкой помахал ящеру в знак приветствия. Он был массивным, с широкой сильной челюстью и близко посаженными тёмно-карими глазами. У Хора же была острая, вытянутая вперёд морда, что придавало ему сходство с лисой, а его стройное тело с узкими, по сравнению с товарищем, плечами, это сходство только усиливало.

- Приятно познакомится... Однако они до утра пьянствовать будут, уже не раз такое бывало, хоть и в меньшем составе, - сумрачно заметил Имхе.

- Ну не скажи, - произнёс Дей, хитро ухмыльнувшись уголком рта. – Партия конфискованного вина. Кто позволил им столько заграбастать?

- Мы! – радостно заявил Хеджу.

- А почему?

- Потому что мы напихали в него до хрена сон-трава!

- Вот видишь, дракон?

- Почему ты называешь меня…

- Шшш… - прервал кайлихири лоа-таш, прижав палец к губам.

Шум на этаже над ними стих. Ни заливистого сочного хохота, ни дребезга расстроенной трегорины, заводящей очередную песню. Багровое облако веселья постепенно выветривалось в приоткрытые окна, уступая место сонному отуплению. Наступление сладкой вялости и сонливости от полунаркотической травы было настолько приятным, что никто ничего умудрился не заподозрить. Некоторые крепкие настойки обладали идентичными свойствами, а шискены никогда не сталкивались с тем, что им могут устроят диверсию некие сообразительные малые. Конечно, сейчас мирное время, однако самоуверенность чрезвычайно снижает бдительность и до добра не доводит. Для некоторых война и борьба – непреходящее состояние. И Деймос тому живой пример. Он не умеет жить по-другому. И двое его друзей, возможно, тоже.

- Пора? – потянулся к патронташу Хор.

- Самое время, - подтвердил лоа-таш.

- Эх, это не самая лучшая из твоих идей, - посетовал Кайрос. - Будет заметнее, чем взорвать фейерверк в ночном небе!

Хор достал из многочисленных кармашков на поясе маленькую коробочку, вывалил на ладонь россыпь синих пластинок, отдал половину Мерлу. Горка из прозрачных стрекозиных крылышек, дунешь – разлетится.

- Информация о нас не достигла столицы, пантера пожадничала, захотела всё провернуть сама. Выходит, единственные, кто знает нас с тобой в лицо – это тутошние шискены. Они так удачно собрались сегодня все до единого хлебнуть дорогого вина. Если мы оставим в живых такое количество свидетелей, то через день нас без труда загонят и отловят. А если никто не будет знать, кого ловить – мы свободны. Так что есть лишь один способ уйти без проблем и погони – это уйти, оставив гору молчаливых трупов, - незатейливо заключил Дей.

А то, что они там проснутся всей казармой, как только он попытается грохнуть хотя бы одного?

- Не, у них не выйдет, - покачал тот головой, прочитав его мысли. – Сегодня всё по-другому, не так, как в том богами забытом посёлке. Видишь эти заклятия?

Насупленный Мерл и Хор, пересыпающий туда-сюда переливающиеся крылышки, глядели с неподдельным интересом на попытки кайлихири переубедить шема.

- Помнишь, ты мне говорил одну вещь… Почему бы тебе просто не удалить воспоминания о нас?

- Это сложнее. Шискены видели нас постоянно на протяжении полутора месяцев. Как я это удалять буду, можешь себе вообразить?! Долго, муторно и кропотливо, я и с одним не управлюсь до рассвета. Не хватит моих сил на всех этих уродов. Тебе что, наплевать на то, что они с тобой сотворили? Ты кретином остаться мог, если бы не я, вообще-то!

«Представляешь, как ты будешь потом жалеть? Сильнее раз в сто. Даже это тебя не останавливает? »

- А…ясно. Ты беспокоишься обо мне, - наконец понял Дей и сбавил тон. – Нет, ничего со мной не будет. Меня волнует только то, что если не умрут они – умрём мы с тобой. Это в мои планы не входит. Просто подожди снаружи, - бесхитростно посоветовал он.

Затрещали активаторы десятков заклинаний. Они окрашивались в синий и стаей хвостатых бабочек улетали в сторону лестницы, ведущей на этаж. Две из них остались в комнате и приземлились на грудь паре покойных шискенов. Из складок одежды, подчиняясь волшебству, выбралась монетка амулета, зачарованная непробиваемым антиментальным щитом. Синий заточенный хвостик разорвал шнурок, и отбросил всё вместе подальше. Ящер припомнил, что один такой щит гиене всё же удалось разбить. За раз – только один. А бабочки снимали их сейчас одновременно со всех спящих, заодно проверяя, спят ли они, и ослабляя их естественную защиту. В совокупности с сон-травой, у шискенов было мало шансов на спасение от такого воздействия. Лишённые мощных амулетов, они целиком теперь находились во власти шема.

Дей следил. Когда каждое из заклинаний нашло своего нетрезвого владельца и заработало, он поморщился, потерев виски, и сообщил:

- Нормально, под контролем. Начну, пожалуй.

У Имхе привычно похолодело где-то в районе желудка.

Он что, захватил их всех? Ташей и саев в управе не меньше тридцати.

- Не слишком кровожадно, ладно? – попросил Мерл без особой надежды, отдавая Дею свой ханджар.

- Ты и без меня отлично знаешь, что они, все эти живодёры, притворяющиеся обычными кахири, сделали бы с нами, узнай, что мы спутники Наксатры, – укоризненно оскалилось в ответ.

Кайрос поджал губы и промолчал, лицо его ещё больше омрачилось от этого напоминания.

- Я подкорректирую книги учёта и уничтожу рапорты, - обронил он, скрываясь в коридоре.

- Пошли, - дотронулся до плеча ящера Хор-Хеджу, и добавил для Дея: – Мы будем на заднем дворе.

Шем кивнул в ответ и направился по следам заклинаний-бабочек к лежащим вповалку шискенам.

***

От чистого ночного воздуха у Имхе закружилась голова, он схватился на дверной косяк, чтобы не упасть.

Хор смерил его пристальным взглядом:

- Что с тобой, братец?

- Ничего, скоро пройдёт.

- Когда ты последний раз ел?

- Эм… Чёрт его знает.

- Я сейчас вернусь.

«Вряд ли от этого», - подумал кайлихири, задрав голову вверх. Над Шелис парила беззвездная тихая ночь, самые тёмные часы. Ни звука, ни проблеска свечи, сияющие точки звезд затянуты кисеей сиреневых слоистых облаков.

Во дворе, огороженным каменным забором, грустил покосившийся колодец, и росла пара чахлых слив. Впервые за такой длительный срок Имхе представилась возможность вымыться, пока гиены не разберутся со своими делами. В тазу, давшем по ободу трещину, он нашёл щётку, не блиставшую чистотой, но и не слишком затрапезного вида. Пойдёт.

Чуять намерения. Чуять эмоции, как свои собственные. Дей обещал, что ему ненадолго полегчает, что его не будет бесцеремонно выдёргивать из личной реальности в чужую, негостеприимную.

Но когда всё складывалось так, как ему хотелось?

Мир поплыл почти сразу.

…Почти переставший дышать от испуга, связанный нерушимыми ментальными оковами куница. На его лице – гримаса безмолвного ужаса. Напротив него, глаза в глаза, очень близко, чёрная тень шема.

- Мне открыто всё, что ты когда-либо совершал. Ты наивно полагал, что расплаты не будет?

Ровно пылающая ярость и рассудительная злоба – Дей держал их при себе, на коротком поводке, чтобы не сорваться и не лишить куницу жизни раньше, чем следовало по его плану.

Лезвие ханджара блеснуло, и он приступил к наказанию.

- Я сниму с тебя шкуру. Начиная с ног. А ты даже не сможешь пошевелиться. Однако! – вдруг вспомнил Дей. – Не тебе ли я обещал, что отведаю твоей печёнки?

Паника поглотила обречённого кахири.

- Да, тебе в том числе, - улыбнулся шем. Природа ещё не изобрела более мстительной и торжествующей улыбки, чем у него в тот момент.

Уши прижались к затылку, звякнули серьги, некрасивое лицо сосредоточилось. Для него во всем мире остались только он и жертва.

Ханджар с небрежной лёгкостью разрезал одежду шискена и принялись за его левую ногу – мех от ступни до бедра тут же расползся в стороны, открывая красную плоть в жёлтых и белых прожилках жира, линий связок и гладкого островка из кости коленной чашечки. С краёв раны рдяными, как ягоды рябины, каплями, выступила кровь. На лицо куницы смотреть было невозможно, но Дей периодически поглядывал, отвлекаясь. Мясо бедра он прорезал глубоко, тоже до кости, оно дрожало и пыталось сокращаться от блуждающих остаточных нервных импульсов. Гиена отложил нож, схватился обеими руками за края раны и дёрнул её изо всех сил в стороны. А сил у него было предостаточно, несмотря ни на что.

Имхе боялся представить, какую адскую боль сейчас испытал кахири. Крови было много, она капала почти непрерывным потоком и заливала пол.

- Я не дам тебе потерять создание или умереть от болевого шока. И я не позволю тебе потерять чувствительность – ты выпьешь до дна всю бездну боли, которую я для тебя приготовил. И я даже усилю её. Для каждого смертника в этой комнате. Вам нужен был резонатор? Получите, - эти фразы он практически выплюнул, сверля жертву немигающим злым взглядом.

Ханджар снова очутился в окровавленной руке и принялся профессионально отсоединять шкуру от плоти на другой ноге куницы.

«Как в мясной лавке, когда режут годовалых чилук»...

- Вахрава Великая… - прошептал Имхе, не выдержав, и зажмурился, точно это поможет, попытался ощутить своё собственное тело, укусил себя за лапу, хоть как-нибудь изгнать эту жуткую картину из внутреннего взора.

Вопросительно глядел на него вернувшийся Хор, принёсший немного хлеба, колбасы и сыра. Заметив еду, ящер понял, что его ненавязчиво подташнивает.

- Что он там делает? – проговорил Имхе, опираясь для верности на сруб колодца. – И зачем…так?

- Убивает шискенов и не даёт им легко умереть. Во время войны это зверьё вытворяло такое, что его поступок вполне оправдан.

Хеджу подобное поведение нисколько не удивляло. Наверное, он на своём веку видал вещи и похуже.

- Он всегда был такой?

- Нет, - закусил коготь Хеджу. – Только в последнее время. Последние два с половиной года, пока был жив.

- Ему нравиться издеваться и лишать жизни?

- Я бы так не сказал, вряд ли ему нравится. Скорее он безразличен. А вот за одного погибшего спутника Дей сотням ташей печенки выгрызет и не подавиться, завершая круг мести. И дайте боги, чтобы он на этом остановился…

- Он так любит мстить или любит вас? – резонно спросил кайлихири.

- Спроси это у него самого, хорошо? Давай я тебе лучше спину потру и водой окачу, а то запашина с ног валит.

Спокойная вода, отражающая плывущие облака, вдруг всколыхнулась диким вепрем и обдала Имхе плотным водопадом. Она была вполне тёплой.

- Что? Ещё один аохиджит? – отфыркивался ящер.

- Нет, два, - хихикнул Хеджу. – Кай тоже.

Выбора у Имхе уже не было, он схватил щётку и принялся свирепо скрести чешую, надеясь, что колючие щетинки в достаточной мере отвлекут его от экзекуции, проходящей в здании управы. Он тёр, Хеджу поливал, когда требовалось, серая вода падала на утоптанную землю у колодца и ручейком струилась в траву, к подножию унылых, будто неутешные вдовы, слив. И вскоре имхиной чешуе стало всё равно, насколько бешено её дерут.

Разрядами молний сквозь пелену облаков прорывались фразы, подкреплённые коктейлем из ужаса и безысходности того, к кому они были обращены. Кто-то из жертв пытался сохранять подобие духа, но их никогда не хватало надолго. Зелёный взгляд шема ломал их, словно сухие тростинки. Они видели в нём клубящийся ад и нескончаемую пустоту, которая их ждёт после смерти. Никаких загробных миров. Никаких перерождений. Ничего больше.

«Тебе, пожалуй, стоит переломать все крупные кости. И некрупные тоже. Как получится».

«О, твои внутренности я набью гвоздями или иголками. У вас их нету, говоришь? Тогда будет битое стекло. Смотри, сколько пустых бутылок! ».

«Ты что, уже собрался подыхать?! Не разочаровывай меня, парнокопытное отродье^[7]! Так легко ты не отделаешься».

«Ну вот теперь ты точно знаешь, какого цвета у тебя кишки. И селезёнка. Тьфу ты, олень шелудивый, ты что за гадость на ужин ел?! »

«Покричи, покричи, вдруг получится. Я бы хотел, чтобы ты сгорела заживо, но тогда тут пожар будет. Поэтому ограничусь тем, что методично срежу твоё сучье мясо с костей. Да, возможно я повторяюсь, но тебе-то какая разница, верно? ».

Дей выжимал максимум живучести из их неизбежно погибающих организмов, которые уже никак нельзя было починить обратно. Ни намёка на милосердие, никаких колебаний или естественных судорог отвращения.

Имхе замер, вцепившись когтями в скользкое рыхлое дерево стенок колодца. В ушах шумел прибой, гудели порывы ураганного ветра. Хор, чистивший ему спину там, где тот не мог дотянуться, остановился:

___________________________________________________________________________

[7] – одно из самых оскорбительных ругательств для кахири – сравнение с животным, имеющим копыта.

- Что, переборщил?

- Нет, не ты, а Дей... Проблема в том, что я отлично вижу и ощущаю всё, что он там вытворяет. И ничего с этим поделать не могу, как ни стараюсь. Слишком сильные эмоции, когда кто-нибудь погибает в муках. Они не устремляются жарким дымом в небо, они расползаются вокруг отравляющим паром.

- Не сработала защита, значит. И правильно, где уж против такого? Даже я… чувствую.

- Надо пойти и попросить его перестать.

- Я не могу, - извиняющимся тоном произнёс Хеджу. - Он не послушает. Я сам ненавижу шискенов и будет чертовски лживо с моей стороны отговаривать. У меня нет аргументов, чтобы переубедить его, только за.

- Думаешь, я простил этих ублюдков за избиние меня? – скрипнул зубами кайлихири. - Нет. Просто их посмертные переживания сводят меня с ума и жалят, словно ядовитые осы. Так что по факту просить я буду не за них, а за себя.

Алый кайлихири начинал злиться сам. Он отряхнулся, наскоро вытерся каким-то подобием дежурного полотенца, висящем на гвоздике у двери во двор, и направился в пиршественный зал, где происходила расправа.

Накрытые столы с поеденными яствами, опрокинутые и полупустые кубки, разбросанные подушки, сор. Следы былого веселья и навязчивый запах чего-то сырого – так пахли тушки птиц и мелких зверьков, которые он разделывал в походе. Вперемешку с нетронутыми и погружёнными в искусственную дрёму, лежали небрежно брошенные вскрытые тела. Они были зверски, бессердечно изуродованы, и лишь головы избежали этой участи. Шискены не могли ни кричать, ни шевелиться. Неподвижные кули с требухой, часто выглядывающей наружу или вообще вываленной на пол рядом. Лица их были искажены гримасой сводящей с ума боли. Глаза моргали и изредка шевелились. Кахири были живы, в сознании и без помех воспринимали происходящий кошмар от начала до конца.

Когда Имхе вошёл, они всё, как один, вперили в него свой горящий взор, будто пронзили насквозь наточенными копьями. Живые глаза у развороченных трупов были самым шокирующим и отталкивающим во всей этой картине. Они не позволяли воспринимать окровавленные останки в качестве неодушевлённых объектов, на которые смотреть было бы психологически легче. Глаза взывали к совести, жалости и прощению. Они молили их спасти, зашить, залатать… Но ни одно из известных лечебных заклинаний им бы уже не помогло. Последствия нанесённого урона были верно рассчитаны и необратимы.

Страшно. Невообразимо, немыслимо страшно. Имхе придавило страхом, чужим и собственным. Его ноги и руки задрожали непроизвольной и неприятной мелкой дрожью, которую он не мог унять. Это не проявление трусости, а слабость, накатившая на любого, кто отважится сюда прийти. Желудок намеревался совершить кульбит, но почему-то передумал.

Деревянные стены жадно глотали выступающий ужас.

Кто в здравом уме решиться сотворить такое? Какая душа должна быть у него?

Он шёл, стараюсь ни на что не наступить, не всматриваться и не пересекаться взглядами ни с кем. И не дышать носом, чтобы не чувствовать запаха. Он помнил их нахальные довольные ухмылки, когда они избивали его или кого-нибудь из сокамерников. Теперь они испытали кое-что и на своей шкуре. И поделом.

Чёрная спина с выступающей линией позвонков. Он в том конце зала, сидящий перед следующей жертвой. Нет, уже работающий над ней.

- Проваливай, - бросил Дей, не оборачиваясь.

Отрешённость, расчетливая точность – ни один шискен не должен пропустить ни секунды своей расплаты. Ненависть, удовлетворяемая свершённой и свершаемой местью, как охлаждается мокрым компрессом разгорячённый лихорадкой лоб. Облегчение, когда слишком интенсивные чувства наконец отпускают – развязывается затянутый узел долго сдерживаемого желания.

Этому шискену, тёмно-зелёному кайлихири, шем вскрыл брюшину от пупка до кости в солнечном сплетении. Отдёрнул ханджаром пласты кожи с жёлтым подкожным жиром, чтобы обнажить кончики рёбер. Нижние рёбра он отделил от всяческих связок, соединяющих кость с остальным организмом. Когда они были готовы, он надавил на них, и они раскрылись, точно створки морской раковины. Они были достаточно гибкие – для дыхания, могли двигаться туда и обратно, и Дей прижал их к полу, аккуратно встав на них, чтобы не поскользнуться. Кости не выдержали и хрустнули, отделившись от позвоночника. Имхе приготовился услышать истошный крик, но его не последовало. Разноцветные внутренние органы, открытые на обозрение и заключённые в прозрачные влажные плёночки, продолжали выполнять свои функции.

Так поступает тот, кто уже опустился на самое дно и знает, что хуже уже не будет, что ниже уже просто некуда. Это предел. И его бессмысленно-жестокие поступки продиктованы отчаянным осознанием своего положения, своего невозврата к самому себе. Безвыходной невозможности отмены поступков прошлого. И он портит свою судьбу и атму ещё сильнее, загоняя как можно глубже в яму, надеясь, что когда-нибудь он достигнет предела и его унизительное падение в конце концов прекратится. Дей делал своё положение всё непоправимей и непоправимей с каким-то мрачным удовлетворением и такой же сумрачной гордостью.

- Ты знаешь, что я чувствую происходящее здесь от первого до последнего вздоха, будто это со мной?

- Мне всё равно. И ты преувеличиваешь. От вида развороченных туловищ ты не сбрендишь, я тебе гарантирую. Так что потерпи и не жалуйся. Ты, зайдя сюда, даже не проблевался, как случилось бы с любым на твоём месте.

В голосе Дея были стальные нотки. И отрывистые фразы звучали весьма неприветливо. А Имхе не нравилось, когда нехорошая, тёмная злость шема обращалась на него, однако поспешное отступление не входило в его планы.

- Ты собрался убить шискенов всех до последнего, - констатировал эмпат. - Это значит, ты приговорил их к высшей мере наказания – смертной казни. Ничего хуже смерти с ними произойти уже не может, так зачем ты размениваешься на такие мелочи, калеча их тела, которые им больше никогда не пригодятся?

- Я отдаю им то, что они причинили другим. Разве можно отпустить их безнаказанными? Я лично – не могу. Я выполняю долг мести перед всеми, кому они испортили жизнь или вовсе отобрали её. Зло не возвращается само собой обратно к тому, кто его причинил, это детские сказки для кретинов. Мировой справедливости не существует, и никто не накажет зарвавшегося урода, кроме другого кахири. Кому-то всегда придётся пачкать руки в крови, по-другому нельзя. Иначе весь мир утонет в крови невинных.

Тут Дей решил, что с примучиваемого шискена хватит, и повернулся к ящеру. Никакой кровожадной коварной ухмылки, обычное осунувшееся лицо, безулыбчивое и порядком вымотанное. Лапы его вместе с ханджаром, как он и предупреждал, были измазаны кровью.

Имхе жгуче захотелось гиену срочно покормить и уложить спать, предварительно отмыв в мыльной пене.

Словно в ответ на его измышления Дей зевнул, клацнув пастью. Толкнул следующего по списку – это была сама адари Сели. Пока она приходила в себя, обозревая царивший вокруг хаос, вращая испуганными глазами, он неторопливо продолжал:

- Все эти мудрецы, которых я терпеть не могу, только и говорят на разные лады после того, как их избили: мне жаль кахири, совершившего это. Брехня! Обыкновенные высокомерные трусы! Если злодею не дать отпор, он не поймёт никогда, что он неправ. Мудрецы оставляют свои белые ручки чистыми, не желаю ничего делать, а злодей продолжает убивать по сотне кахири на завтрак, обед и ужин. Разве это нормально? Логично? Милосердно? Мудро? Поэтому всегда нужен тот, кто выполняет за этих жалеющих или почитающих скользкий закон всю грязную неблагодарную работу. И получает за это одно осуждение. Но если подонков не наказывать, они не остановятся, любые слова для них – пустой звук. Они, словно сопливые капризные дети, понимают лишь язык боли и крови. А я говорю на нём в совершенстве! Кто-то должен быть палачом, и я им добровольно стал, потому что никто не хотел, чтобы его ненавидели и презирали все: и правы, и неправые.

Вахрава Великая, насколько странно всё происходящее. Он сидит в мясной лавке, наполненной полуживыми покойниками, и слушает рассуждения палача об устройстве мира и морали. И при этом уже не испытывает особых неудобств. Эмпатия, мать её. Настраивается на тот объект, который подвернётся – Деймос уж точно ощущает себя вполне комфортно.

- Беда в том, что один кахири физически не сможет исправить всю существующую несправедливость, - произнёс ящер. – Для этого нужен кто-то типа бога.

- Да, да… - он помолчал, задумавшись и машинально крутя в руках клинок. Пантера Сели приоткрывала рот и пробовала закричать.

- Впрочем… - промолвил шем. - Я поразмыслил и, пожалуй, соглашусь с тобой. Осталось восемь кахири, и я не буду их мучить. Я же начинал с самых отъявленных негодяев и им предстояло терпеть больше времени, чем последующим, более невинным. Так что, в принципе, своё они почти получили. Что им пара минут? Все умрут одновременно, когда я разберусь с последним.

Сели не просто вопила «ааа! », она орала какие-то слова. Гиена, наконец, соизволил обратить на неё внимание:

- Хм! Пантера просит о последнем желание, раз это казнь! Давайте послушаем.

- Скажите мне, кто вы такие? – выпалила она, торопясь и сглатывая слова. - Знание об этом я всё равно унесу в могилу.

Да, адари была, безусловно, смелая женщина. Подчинённых её препарировали и их не собрать обратно, а она продолжает гнуть свою линию. Это ж какое надо присутствие духа иметь, чтобы не начать молить о пощаде и паниковать, когда жить тебе осталось не более десяти минут. Даже лоа-таш невольно проникся к ней уважением:

- Что ж, иногда, в особых случаях, я сообщаю своё имя тому, кого намереваюсь отправить в вечное небытие. Я – Деймос Налла-пама, глава ордена Наксатры. А он – Имхе Рокконоари.

- Исчезнувшие имена… Имена мертвецов! – пролепетала она обескуражено и с таким запредельным ужасом, который в десятки раз превосходил весь страх, что она испытывала, осознав свою близкую гибель. Как возможно, чтоб это настолько напугало её? Она переводила взгляд с одного на другого, не подмечая в ящере былых признаков прогрессирующей безмозглости. Поведаная тайна смешала её мысли. О, насколько сильно она жалела, что не догадалась раньше! И настолько же понимала, что поверить в угаданное было бы невозможно. Ни ей, ни тому, кому бы она доложилась.

- Как видишь, Сели, мы очень даже живы, в отличие от тебя и твоих коллег в недалёком будущем. Я не склонен врать, когда убиваю.

Из лапы лоа-таша показались чудовищные широкие когти, длиною многим больше его ладони. Лаково-чёрные, блестящие, будто полированное вулканическое стекло. Кончики – остриё заточенного меча. Нижний край сходился в настоящее обсидиановое лезвие. И верхний, который по всем правилам анатомии должен быть закруглённым, - тоже. Серповидные кинжалы, пятиклинковые обоюдоострые катары, зажатые в костистом кулаке.

Чего смеяться, у гиен таких не бывает. Да ни у каких других животных не бывает. Это вообще не когти, они явно не были тем, что вырастает из живого тела.

Это доказательство заставило уши пантеры побледнеть. Теперь она мужественно справлялась со своим страхом, твердя себе о том, что её участь уже решена.

- Кахири говорят: если видишь эти когти, то либо ты спутник Созвездия, либо – будущий мертвяк, - промолвил Дей, пряча их. В спрятанном виде никак нельзя было предположить наличие такого сюрприза в худых лапках хотя бы потому, что физически они туда помещаться не должны были. Но, тем не менее, помещались.

Адари перекосило, на носу появилась ёлочка гневных складок:

- Чума в вашем обличье опять расползётся по Вахраве. Беги от них, хэми, беги со всех ног, далеко и не оглядываясь! Они заберут больше, чем твою жизнь!

- И это говорит та, что приказала приковать цепями тебя в грязном углу и ждала, пока тебя поглотит тьма сумасшествия? А меня заставила смотреть, как ты медленно, но верно деградируешь и погибаешь?

Он поставил ханджар остриём на левую половину груди пантеры, видимо, чётко над сердцем. Хлопнул ладонью плашмя по рукояти, и лезвие проникло между рёбер. Дей вытащил оружие, полоску раны мгновенно заполнила алая жидкость. Сели было больно, она беззвучно шипела. Она была жива.

- Я же сказал – вместе с последним, - напомнил Дей, вставая и подходя к едва проснувшемуся шискену, непонимающе оглядывающемуся вокруг. – Когда тебя слишком часто заставляют делать подобные вещи, то не замечаешь, как это начинает приносить удовольствие. А когда замечаешь – уже поздно, - он вздохнул, поглядев в окно на ночь, проверяя, не начала ли она постепенно и слабо светлеть. - Иди, Имхе, помоги Хору и Каю собрать добычу и выпусти заодно заключённых, но спрячь лицо, чтобы они тебя не узнали. Для них нас обоих уже не существует, вот и не будем их разубеждать. И, кстати, найди себе одежду, включая тёплый плащ и шарф. Кое-кто скоро увидит снег…

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 Следующая ⇒