Глава 1. Двое. 2 страница

- Тебе что, не страшно?

Сам он понятия не имел, что ему ждать и как он выберется из этой передряги. Его смятение, смешанное с инстинктивной боязнью, натолкнулось на невозмутимую физиономию Дея.

- Идём, идём, - подтолкнул он ящера вперёд. Такая была у него твердая, не терпящая возражений сила убеждения, что Имхе даже не сомневался - Дей отлично знает, что делать в такой ситуации. Наверное, он всё-таки колдун, какой-нибудь сай.

Воронка гудела, вихрями мел а клонящиеся верхушки деревьев. Загребала воздушными рукавами, шумела сухой бурей. Под её напором, летящим лесным мусором, они шли по тропинке почти вслепую, медленно, как черепахи.

Не сразу заметили три размытые тени, по форме напоминающие людей или высоких обезьян. Они, в отличие от других зверей, никуда не убегали. Дей остановился и, судя по всему, выругался самым грязным образом - ящер не расслышал из-за ветра. Зато последующие слова раздались отчетливо, словно гиена сказал их в тишине, да ещё и на ухо:

- Будь на шаг позади от меня. Понял?

Ящер поспешно кивнул, почувствовав то, что осталось за скобками: «иначе умрёшь». На уровне груди у теней светились беловато-желтые огоньки, и были чертовски длинные бесплотные руки. «Тенемоты…» - пришло на ум знакомое слово, а с ним и его мистический, пугающий смысл. Он не мог вспомнить ничего конкретного, кроме фраз: «заставят есть самого себя» и «осколками костей наружу».

Они бы не дали себя обойти, увязались бы следом, уцепились бы за спину.

Как только он занял позицию, Дей двинул прямо на чудовищ, чуть опустив голову, глядя исподлобья. Вероятно, самым угрожающим взглядом, какой мог изобрести. Зачем? Вряд ли они способны уразуметь, где глаза у живых и что они выражают.

Только они шарахнулись. Где-то на два шага в разные стороны. Собрались с духом, померцали огоньками, пряча их внутрь, опять перенеслись на прежнее место. Их не так-то легко отогнать. Потянулись серыми руками навстречу, норовя забраться в нос и рот вместе с воздухом. Когда между ними и кахири осталось около прыжка, а Имхе чувствовал, что ещё немного - и ноги ему откажут от страха, тенемотов буквально вколотило в землю чем-то мощным и невидимым. Секунду назад полупрозрачные, призрачные существа стояли, не затрагиваемые ударами бури, словно её не было. А теперь – даже п а ра не осталось в месте, где находилась их одна широкая нога. Вколотить туман – это ж умудриться надо, а тем более – чем? Ящер не видел, чтобы гиена что-нибудь колдовал или говорил заклинание.

- Теперь можно рядом, - произнёс Дей.

До водоёма было рукой подать. Высокие чёрно-синие волны с пенными гребешками бились в узкий бережок, словно желая разнести его на мелкие куски. Немой вопрос Имхе гиена проигнорировал. Плюхнулся прямо в эти зверские буруны с низкой ступеньки, что образовывал подступающий к озеру луг и спутанные корни травы. Ящер предполагал всякий исход событий: что его снесёт к Гайваровой бабушке… В общем, по правде говоря, он один этот исход и имел в виду.

То, что вода будет становиться ровной гладью, как в штиль, в радиусе десяти шагов от Дея, было приятной неожиданностью.

- Чего ты ждёшь? – нетерпеливо бросил он, оборачиваясь на изумлённого ящера. – Аохиджита никогда не видел?

Имхе встал как можно ближе к нему. Было темно, как в середине ночи, лишь далеко на юге сияла голубая, быстро исчезающая полоска. Над кахири и краснокожим кайлихири простирался непроницаемый чёрно-медный купол. Гнев Вахравы. Закипающий перевёрнутый котёл.

Дей кончиком когтя впился в своё правое предплечье, макнул в выступившую кровь палец.

- Знак под мехом, но работать хуже не станет. Замри.

Коснулся окровавленным пальцем имхиного лба, переносицы, оснований ушей, неслышно проговаривая что-то наверняка ритуальное. Ветер звенел двенадцатью кольцами, в малахитовые глаза было сложно смотреть – колючие, сосредоточенные. Гиена растеребил плечо опять, не испытывая никакой жалости к собственному телу, погрузил испачканную алую пятерню в воду - она взметнулась стеной, и упала на них.

Очнувшись спустя какое-то время, куда-то выпавшее из его сознания, в мокрой темноте, по щиколотку в воде на чем-то скользком, мягком, в полной тишине, ящер вспомнил, что, кажется, кричал, как ненормальный.

Тихо?

Тусклым светом горят звериные глаза. Когда Имхе немного привык к полному мраку, различил силуэт.

- Где мы? – произнёс ящер, и по гулкому эху определил, что помещение маленькое и замкнутое, как грот или пещера.

- На дне озера. В водной оболочке Аохиджи.

- Были же на берегу?

- Я тебя перетащил.

Имхе чудом не задал вопрос «как» - гиене бы самого себя перетащить.

- Мы сможем переждать здесь?

- У меня две новости: первая и вторая. С какой начать?

- Очень смешно.

- А я и не шутил. Этот вид Гнева называется Медные горны. Держится дней двадцать. Однако, нас двое на десятки столбов, и ему нет смысла задерживаться. За сколько времени он пройдет мимо, не предсказать. Сутки, двое, больше. Я слышу, как ветер бьёт в поверхность воды, и узнаю, когда всё кончится.

- А воздуха тут насколько?

- Вот-вот. Это как раз вторая новость. Рано или поздно придётся подниматься на поверхность. Проблема в том, что подниматься – нельзя. Знаешь, что там наверху творится? – и, так как ящер отрицательно замотал головой, Дей продолжил: - Я тоже с трудом представляю, но один служитель Коума рассказывал, что это настоящий хаос. Чем-то похоже на жестокий мир Девы-Смерти. Перестают действовать все законы – бывает, нет гравитации или сразу расплющит в лепёшку, нет воздуха, неправильно работает закон отражения световых лучей, закон перспективы и многое другое. Тела кахири превращаются не пойми во что, и только коумиты остаются нетронутыми – танцуют в этом безумии, укрощают его, как тысячеголовую гидру. Они – практически легенда. Медный горн порождает тех монстров и всю ту нечисть, что бродит затем по Вахраве. А их немало, может, несколько тысяч. Все они сейчас над нами, там, бредут, летят, ползут за черными тучами по направлению к кахирскому жилью. Ничтожно малая часть из них, как тенемоты – ментальные сущности, которые я могу разорвать, - он печально вздохнул. - Не уверен, достаточной ли защитой будет девять прыжков водной толщи… Хороший монах мог бы создать такой пузырь, в котором поместились бы кахири сто, и воздуха было бы предостаточно, и о прочности можно было бы вообще не беспокоиться. А я делаю что-нибудь, только смешав свою кровь с кровью Вахравы. Я пытаюсь заставить воду обеспечивать хоть малейшую аэрацию и отвод того, что мы выдыхаем, но она подчиняется с трудом, точно самая упрямая лошадь. Худший монах на свете, Гайвар меня надкуси!

Трудно придумать положение бедственнее, чем у них. Имхе подумал, что в таких случаях надо молиться. Хоть какому-нибудь божеству. Той же Вахраве, например, милостивой богине континента. К сожалению, он не помнил ни одного священного стиха. Да и разве они помогли бы? Успокоили, может быть, да и то… не факт.

- Что случится, если ты заснёшь? – спросил Имхе. По последующей паузе он уже понял суть ответа. Контроль ослабнет и воздушный пузырь схлопнется. Не утонут – так окажутся растерзаны Гневом. Тем более ящер плавать не умел, и перспектива захлебнуться повергала его в животный ужас. Этот ужас по отлаженной схеме разбивался о неколебимое спокойствие гиены и немного охладевал.

- Я могу не спать трое суток без особого вреда для здоровья. Даже пять можно, - произнёс Дей.

- Железный кахири с железными нервами, - уже не скрывая своего потрясения поровну с уважением, промолвил Имхе. Статья про сон стала последней каплей.

- Видел бы ты меня раньше, - невольно усмехнулся Дей с каким-то скорбным оттенком.

***

Погибший друг и товарищ Бестлы рода Смотрящих-зорко. Сомнения в этом нет. Сидит на расстоянии вытянутой руки, и вовсе не покойник. Не успел вернуться, как на него обрушилось всё подряд, а ящер в таких делах ничем подсобить ему не мог. Рыбы наловить – пожалуйста, из жижы вытащить – тоже, но не более того.

- Она сильно любила, раз отдала за тебя жизнь, - промолвил Имхе. Дей ничего не ответил, только скосит на ящера глаза, утвердительно кивнул, и опять погрузился в свои мысли. Без имени - догадался о ком. Кайлихири прислушался к такту его дыхания и подумал, что тот находится в каком-то из видов медитации сосредоточения.

- Служители Великого Аохиджи называют это «слушать кровь Вахравы».

- У меня на лице что ли написано, о чём я размышляю?

- Я просто сказал, - опять этот отрывистый тон, точно дрова рубит.

И снова молчание.

- Если я усну, ты не будешь против? Завидовать и всё такое? – осведомился Имхе, отыскивая место с наименьшим количеством осклизлых камней. Выбирать было практически не из чего, ил был везде, да и размер их воздушного пузыря ограничивался несколькими шагами.

- Спи, - разрешил Дей. Сам потянулся, насколько позволяли тянущие кожу корки на ранах, и опустился в прежнюю позу.

***

Адски болела голова. Дей неустанно повторял: потерпи. Почти не шевелился, застыл – каменная статуя, не кахири.

Ил гнил. Будучи целиком в воде, он бы так не делал, но здесь царила такая сырость, что ожидать иного не приходилось. «Этот проклятая тина поглощает больше кислорода и выделяет всякой херни, чем мы с тобой вместе взятые» - досадовал гиена, не удосужившись объяснить, что такое кислород.

Они передвигались по дну дальше, на новое место, но спустя некоторое время история повторялась. Рыбу, которую вполне можно было поймать аохиджиту в своей родной стихии, есть было невозможно, ибо, пока трубят Медные горны, это вовсе не рыба. Пропускать её внутрь оболочки себе дороже. В какой-то неисчислимый момент, после назойливого ощущения голода, желудки обоих кахири перестали бурчать, смирившись с неизбежным.

Трудно стало открывать глаза, трудно ходить, боль в голове сверлила, становилась всё сильнее, а сон – дольше. Чёрная тишина, нарушаемая тихим дыханием. Имхе был уверен, что с гиеной происходит то же самое. Только заснуть ему даже на самую короткую секунду нельзя было, как бы ни хотелось.

- Знаешь, - сказал Дей внезапно, когда они перетащились в очередной раз, оставив позади круг воняющих водорослей и умирающих улиток. – Кажется, у меня раны гноятся от здешнего климата… Жаль, не разглядеть без света.

Будничным таким тоном. Так обычно сообщают «о, кажется, снег пошёл» вкупе с «о, вечереет». Соображалось неважно, но Имхе всё равно понимал, насколько это плохо. Так начинаются обыкновенно гангрена, воспаления, лихорадка от заражённой крови, так наступает смерть. Никаких сил не хватит. Нужно как можно быстрее отмыть раны от гноя, подставить солнечным лучам… Выкашлять из лёгких эту подводную вонь.

А Дей повторял чаще ему, чем себе: потерпи ещё немного.

Ещё. Немного.

***

Перед его внутренним взором возникли выпуклые плиты пола из серого шершавого камня. Вкупе с ветерком, пробегающим по самому низу, они холодили ступни, как вода в мелкой речке. Над его головой смыкались высокие своды, отсекающие небо, и хотя в каплевидные оконца, высеченные прямо в толстой кладке, проникали косые лучи полуденного света и теплый воздух, пахнущий летней пылью, здесь царил спокойный полумрак и прохлада. Рядом с ящером стоял кто-то, но он не мог обернуться посмотреть. Широкие колонны по бокам круглого зала наполовину выступали из грубых стен, из них же и вытесанные. Несколько скамей из дерева, выловленного из рек и отполированные солнцем и песком, стояли в глубокой тени между некоторыми из колонн. Пара монахов в льняных накидках сидели в этих альковах, читая какие-то свои книги, скорее всего с текстами Призваний. Но это было не главное, на что следовало обращать внимание в храме. Прямо перед Имхе, под тремя пересекающимися потоками света, льющимися из трех окон побольше остальных, стояла гигантская статуя священного выдра Аохиджи высотой в два тигриных роста. Отверстия в стенах были расположены так, что освещали его с двух сторон и сзади, и лицо его, смотрящее на вошедшего (а на самом деле на открытую и закрытую под землей воду) было видно в мельчайших подробностях. Его гневный оскал обнажал ряды острых тонких клыков и язык, а каменные глаза были устрашающи и грозны. На нем был доспех, украшенный резными узорами, а на плечах лежали прочные скорлупки моллюска южного краба Мизь с шипами, торчащими вертикально. Хвост выдра застыл в стремительном взмахе, а воздетая к небу лапа сжимала окованный посох – единственная часть, сделанная из древесины, и вложенная в руку уже готовой статуи. Один из главных символов – ведь дерево укрощает воду – пьет её и не тонет в ней. Другая рука держит шар с небольшим круглым углублением на поверхности. Имхе не знал, что это и зачем, но каждый сын Вахравы обязательно держал его – либо в руках, либо в сумке или подвешенным на шею. «Это воин-монах Аохиджи. А с ним его посох – Рёв Мудреца…». Ящер успел увидеть, как за окном-бойницей пролетела, чирикая, маленькая каштановая птичка, и видение прервалось.

***

- Ветер стих.

Неплотная дрёма, такая зыбкая и непреодолимая из-за того, что дышать приходилось глубоко. Кайлихири думал, что освободиться от неё ему уже не суждено. Сквозь закрытые веки не проникали настоящие сновидения, лишь какая-то пародия на них, сохраняя то состояние сознания, что присуща в горячке и ж а ре болезни. Оброненные гиеной слова не вызвали той реакции, которой должны были. Они рассыпались набором отдельных звуков, пробарабанили дождём по кленовой раскидистой кроне.

Мерцающие глаза очутились напротив, в них проскальзывали постепенно грозящие разгореться на полную мощь искорки злости. Произнёс так, что не подчиниться было невозможно, мягко и требовательно одновременно:

- Идём, Имхе.

Он бы поднялся и пошёл, куда велели, но сил не осталось. Деревянное тело было бесполезно, как если бы уже умерло, марево из боли и сна, кошмар удушья, спутанный измотанный разум. Ящер не способен был ничего проговорить в ответ, лишь тупо смотрел на расплывающуюся беспросветную реальность.

- Ну конечно… - выдохнул раздраженно Дей, словно его самые пессимистичные предположения оправдались, и зелёные огни исчезли из поля зрения ящера. А потом Имхе потащило по хоженой лишь ракообразными дорожке из холодной тины и камней, некоторые из которых были с острыми краями. Он не чувствовал никакой лапы, ухватившей его за загривок, и от этого становилось жутко. Теперь было понятно, каким образом худой до безобразия гиена переместил его тогда от берега до середины озера. Осознание этого и попадание мордой в ил, в сочетании с ударами о попадавшиеся обломки, бодрило настолько, что спустя шагов двадцать-тридцать у Имхе заработали ноги. Дей хмуро оглянулся на него, удержался от язвительного комментария, и дальше они уже поковыляли на равных условиях. Не нужно и говорить, что расстояние показалось длиною не меньше двух столбов, да ещё по размоченному и разбитому грязному тракту около столиц. Вдруг начало светлеть – пузырь приближался к поверхности. Это было похоже на настоящее чудо. Всё тоньше и тоньше стенка окружающей их воды, она всё прозрачнее - нежно-голубой шёлковый платок.

Подошвою лап ощутил зернистый песок. Оболочка лопнула с брызгами и плеском, парою беспомощных калек кахири выползли на поверхность.

Оба поистине - рыбы, выброшенные на берег… Отдыхивались, прогоняя сквозь лёгкие тысячи ароматов свободы, стараясь забыть один-единственный, неотвязный, въевшийся в чёрный мех и алую чешую. Ящер не знал, что обыкновенный воздух может быть таким… сладким. Как свежая земляника и приморская сосновая смола.

Снаружи был день. Пряный, солнечный, тропически-летний. Слепило нещадно, из уголков глаз выступали капельки слёз. От полуденного светила? От радости?

- Вахравьи яйца, это же небо! – воскликнул Имхе и засмеялся. Небо – это первое, что приходит, когда пинком откидываешь заколоченную крышку гроба.

Когда глаза немного попривыкли, перед ними предстала картина разрухи, будто после прошедшего мимо рядового, но необычайно сильного тайфуна или урагана. От хижины и следов не осталось, обломки коры, целых веток и листьев разбросаны по лугу, роща величественных деревьев смята, как гигантским сапогом, пожёвана такими же гигантскими зубами. И кто-то старательно выгнул и поломал бамбуковые заросли. На то, что это был Гнев Вахравы, указывали диковинные отпечатки лап, вгоняющие в дрожь отметины, широкие полосы слюдяной блестящей слизи, по счастью, уже высохшей. Здесь прошла целая армия тех, с кем лучше не сталкиваться. Никогда. Животных, понятное дело, в этой местности пока не было. По крайней мере, выживших животных. На юге, вдалеке, зловещим напоминанием висела последний крохотный кусочек грозной воронёной ржавчины.

Дей даже присвистнул.

Закончив рассматривать окружающий природный кавардак, они поглядели друг на друга. Десять долгих секунд – удивлённо изучали. В итоге оба прыснули от смеха:

- Мы как два чудища болотных!

- И не говори!

В бугристой чешуе ящера грязь задерживалась легко и непринуждённо. Он был прямо обросший с ног до головы водорослями и мхом валун. Вонючий такой. Только жестким песком оттираться. Хотя мокрая шерсть пахла ещё хуже, свисала зеленоватыми сосульками. Чёрт с этой всклокоченной шерстью, что стало с едва затянувшимися было ранами! Вместо них – белесые от налёта пятна с желтовато-серой каёмкой, на шее – такой же «ошейник». Гной или вообще какая-нибудь плесень? Как давно это возникло, наросло? Это ничего хорошего не предвещала.

- Как мертвец, неделю в земле пролежавший, а потом беспощадно откопанный? – поймал его полный тревоги взгляд Дей, бледно ухмыльнувшись для проформы.

- Очень точное сравнение, - не стал его разубеждать Имхе. Ему было невообразимо страшно за кахири. Не мог представить, каким образом это всё заживёт, и заживёт ли вообще. А если там уже началось заражение, проникло внутрь, и течёт в крови?

- Срочно мыться. Срочно, срочно… - как ни странно, Дея, похоже, смутило обеспокоенное внимание ящера. Учитывая то, что недавно в замкнутом пространстве им приходилось справлять нужду, высунув на свой страх и риск задницу за пределы оболочки, и ни стыда, ни смущения у него это не вызывало. В отличие от Имхе. Он сразу же постарался выкинуть это из головы. «После этого мы вообще ничего друг при друге стесняться не будем».

Вода в озере опять стала чистой, привлекательного бирюзового цвета. Аохиджит нырнул в неё с головой, превращая кровь Вахравы в подводные упругие струи, отчищающие всю налипшую грязь. Имхе оставалось завидовать и натираться белым песком. Монахи – у них всегда преимущества.

Когда Дей вышел и отряхнулся, разбрасывая веера брызг, ящер опять впился в него взглядом. В местах, где отвалились тронутые разложением части корост, проглядывало кровавое мясо, словно жёлто-красная подземная лава и магма, сочащиеся через растрескавшуюся чёрную землю.

Всё по новой… В самом лучшем случае.

Гиена лёг животом на траву, подставив бока и шею тёплым, обжигающим лучам. Пусть солнце лечит.

- Скажи, Дей… - Имхе внутренне замирал, спрашивая. – Сколько мы пробыли там?

- Семьдесят два часа девятнадцать минут^[3]. И сейчас я буду заслуженно спать.

______________________________________________________________________________

[6] - В сутках кахири 30 часов. Год состоит из 15 месяцев, неделя из 6 дней.

***

Предоставленный самому себе, Имхе исследовал в поисках еды местность в радиусе пяти столбов или даже больше. Нашёл двух подохших змей, достаточно свежих. Съел одну, а вторую взял для гиены.

Он вернулся после того, как отгорел золотой час и до начала поздних летних сумерек. Дей всё ещё спал, уронив стриженую голову на передние лапы. Имхе захотел подойти поближе, и тут под ногами у него сухо захрустело. Только тогда он заметил, что трава вокруг гиены шагов на десять пожелтела и высохла, словно вдруг локально наступила осень.

- Что за…?

Стебли и листья рассыпались в труху и пыль. Теперь он не колебался между тем, разбудить кахири или лучше не нарушать его отдых. Он поднёс руку, чтобы потрясти его за холку, и увидел: там, где раньше была ничем не защищённая плоть, уже появилась новая плотная корка. Снова. Потрясающе быстро.

Нет, однозначно будить.

Тот приоткрыл один глаз, уставив на кайлихири вертикальный зрачок.

- Дей, посмотри на растения. Они погибли.

Он недовольно заворчал, потёр ладонью сонное лицо и, наконец, открыл оба глаза. Огляделся, отломал хрупкую травинку, рассыпавшуюся в труху у него между пальцев:

- И что?

- Хочешь сказать, это нормально?

- Для меня – да, - следующий стебелёк так же рассыпается.

- Ты их… - Имхе не мог подобрать нужного выражения. Убил? Съел? Выпил?

- Это старый паршивый рефлекс. Когда долго не жру, то есть по-нормальному в первую пору не получается.

- Ты так с этим справляешься?

- Ну… В мирных случаях прошу кого-нибудь помочь. Чаще без спроса – так удобнее. А сейчас - вот. Что попало. Выбирать не приходится. Я бы рад не делать так, но умирать не хочется. Раньше хотелось, раньше надо было, а теперь совсем нельзя. Никак.

Ящер промолчал, посерьёзнев и задумавшись.

Дей поглядел на него чуть виновато:

- Тебе страшно?

Он не знал, пугаться ли. Не должен. Монах спас ему жизнь и не возьмёт её обратно. Страшно было от задней мысли о том, что там, внизу, гиена мог решить, что в одиночку у него будет гораздо больше шансов на выживание. Однако не решил.

- Ты до сих пор жив, Имхе. Я не трогаю тебя. И даже не прошу.

- Почему? Ты думаешь, я бы не согласился?

Вертикальные зрачки косятся недоверчиво. На дне притаилось изумлёние. Хмыкает:

- Доверяешь? – пауза, за которую усмешка исчезает. - Тогда я бы действительно попросил.

Всё настолько плохо?

- Меня беспокоит лишь один вопрос, - промолвил Имхе. – Кто ты? Ты назвал одно короткое имя, но мне бы хотелось хотя бы примерно понимать твою природу. Ты маг? Я спрашиваю потому, что то, что ты делаешь, мало похоже на магию. Да, ты монах-аохиджит. И пусть я не помню полного значения этого, но…

- Призраки, - внезапно прервали его.

- Что?

- Призраки твоей памяти ведут тебя. Ты вспоминаешь то, что когда-либо уже видел. Я думал, будет хуже. Приятно ошибаться в таких вещах.

- Не переводи тему.

- Ладно. Полное моё имя – Деймос. Я не маг. Моя кровь чиста от магии настолько, насколько это возможно. Девственно чиста. В отличие от твоей. Чтоб тебе было проще, добавлю, что я – лоа-таш, боевой монах. Знаешь таких? Созданы для того, чтобы вместе с гвардией четырёх номов предупреждать возможные нападения лайвахири. И прочие столкновения - на Вахраве всегда где-нибудь полыхает война. Всё это кроме, конечно, обычных обязанностей аохиджита.

- Сойдёт для первого раза, - вздохнул Имхе. Шестое чувство предсказывало ему, что это далеко не всё, но невозможно заставить упрямого кахири рассказать больше.

- Ты обещал помощь, - напомнил Дей, каким-то неуловимо голодным взглядом смерив ящера. Имхе сразу стало неуютно. Однако это меньшее, что он мог предложить в благодарность за спасение.

- Это не больно? В чём суть?

- Мало кто способен это почувствовать. Ты тоже не заметишь, - немного замялся, подбирая фразу. – Условие такое: половина той энергии, что ты получаешь с едой, переходит мне. Чаще будешь хотеть есть, только и всего. И даже не спрашивай, каким образом я буду это делать! – пригрозил он пальцем. – Устраивает?

- Надолго? – его всё устраивало, пусть даже он потребует месяц.

- Несколько дней. Может, неделя.

***

- Куда мы идём? Какова конечная цель?

- Ты имел в виду куда я направляюсь?

По-правде говоря, так дело и обстояло.

- Да, фактически да, - пришлось согласиться Имхе.

- Я иду навстречу моим… друзьям. Чую, где они идут и выбираю направление так, чтобы не разминуться.

- Что ты будешь делать потом?

Ящер случайно заглянул гиене в глаза и поспешно перевёл взгляд, словно обжёгшись – в них читалось настоящее, нерассуждающее безумие и горькая ненависть, когда он проговорил:

- Утопить кое-кого в собственной крови.

Они остановились на пологом берегу перед широким проливом, отделяющим от них противоположные обрывистые скалы. Похожие издалека на рой мошек, над волнами глубокого синего цвета кружились морские птицы, построившие себя гнёзда-норы на отвесном склоне. Справа и слева до самого горизонта простирался океан.

- Вот здесь и заканчивается остров Влак-Ту, самый тёплый, самый северный, - произнёс Деймос. - Везде, по всей Вахраве уже собирают урожай, запасаются на холодный сезон, а тут правит беспечное лето, и ещё не скоро сдаст свои позиции. В северном номе холод – это когда льют ледяные дожди. Редко снег, только ближе к трём их столицам. Нгама, Нуюн-Хайни и Кхуса. Признание, Торжество и Наитие. Так переводится с древних языков. А главный город континента – величественный прекрасный Дитхизин, никогда не знает плохой погоды.

Жаль, названия городов не вызывали у ящера никакого предчувствия или узнавания.

- Кстати, давай договоримся на берегу, извини за каламбур. Трут и огниво мы, как видишь, посеяли, а впереди нас ждут холодные сырые ночи под открытым небом. Знаешь, как справляются с этим обычные кахири?

- Не представляю.

- Они используют простейшие заклинания первого уровня, доступные практически любому. Например, «Спички». Чтобы их сделать, ни особого ума, ни выдающегося таланта не требуется: грамулечка шайе, и всё.

- Увы, я и этого не умею…

- Неважно. У тебя внутри – магия, а у меня – знания. Мой тебе совет учиться быстро, - на этом он склонился к воде и один раз быстро опустил язык в воду, лакая. – Хм, соли не так много. Пойдёт.

У Имхе похолодело в животе от скверного предчувствия:

- Дей, ты же не собираешься… Погоди, мы же, надеюсь, поплывём на чём-нибудь?!

Стоило только вспомнить запах озёрного ила и донный мрак, как к горлу подступила тошнота.

Плыть было откровенно не на чем. Ближайшая купа стройных лавров вперемешку с разлапистыми каштанами и магнолиями осталась далеко позади. К мелкому кварцевому песку, занимающему подступы к проливу, подходили лишь мелкие луговые кустики и жесткая полосатая трава.

- Не паникуй, - успокаивающе похлопал его по спине лоа-таш. – Оболочка Аохиджи может двигаться по поверхности. Опуститься, как лодка, на пару локтей под нашим весом, вот и всё погружение. Только лапами живее шевели, будто в мельничном колесе крутишься, а то изменить течение таких волн мне не по силам. Снесёт ещё в океан, нам оно надо?

Снова – надрез на предплечье, где ещё свеж был старый. Ящер не мог это смотреть, но и не мог отвернуться: ему казалось, он даже испытывает чужую режущую боль. Обагрённый палец ударяет о воду, волна неохотно останавливается, будто ленивая дрессированная собачка.

- Не надо жалеть, Имхе. Энергия-то – твоя, - ухмыльнулся гиена, и кайлихири, как по мановению волшебной палочки, внезапно почувствовал, что голоден, как медведь после зимовки.

***

Они шли по следу Медных горнов, по просеке поваленных и кое-где почему-то погрызенных деревьев. Нечисть, ещё пару часов назад кишевшая здесь в изобилии, пока не попадалась. Путь, проложенный Гневом Вахравы – место, где чудовища в последнюю очередь будут искать живых кахири.

- Нужно быть начеку. Они, конечно, ушли вперёд столбов на двадцать, однако некоторые могут отстать, а самые придурошные - вообще решить загнездиться где-нибудь тут, - предупредил Деймос.

- Что будем делать, если на них наткнёмся?

- Не наткнёмся. Заметим с безопасного расстояния и аккуратно обойдём.

Ящер недоверчиво на него покосился. Обойдёшь таких, как же. Ты их учуешь, когда они на тебя уже понесутся, а они тебя муржим знает за сколько видят. Удуг-улы же. Слава Вахраве, что не демоны.

Небо затянули серые слоистые облака, уже второй день подряд грозя дождём, и всё никак не разродясь. Дей рисовал приблизительные карты на земле, чтобы Имхе было понятно, куда и как они планируют идти. Говорил, что ориентируется по памяти и по движению солнца, ведь ночью звёзды были не видны. Уже почти не хромал, а ящеру из-за этого всё время хотелось есть, пока гиена наконец не провозгласил, что энергетическая кабала закончилась и он будет сам по себе.

Им предстояло пройти густые широколиственные леса, занимающие самую северную оконечность материка, где мало кто жил, и выйти к глухим поселениям, почти не связанным по причине отдалённости с оживлённым центром нома. Где-то там берёт начало торговый тракт, сначала хилый – грунтовка в лесу. Доходит до мелких и многочисленных шахтёрских городков у подножия высокого горного хребта, разделяющего континент от моря до моря, – Ожерелья Вахравы. Далее тракт, расширяясь, вливается в узкое горлышко перевала у Костяного замка, чья судьба так часто воспевалась в балладах и легендах. За перевалом начинается холмистая равнина Иннисар, пересекаемая поперёк и вдоль реками, стекающими с гор или из пресных подземных озёр. Большинство этих рек судоходны, вокруг них лепятся города, а по рукавам расходятся веером деревни. Все торговые пути ведут в три столицы – ставки правителей Северного нома и филиала Синклита на Севере, и потом – в сам Дитхизин.

- Нам надо будет держаться как можно дальше от дорог и жилья. А то, боюсь, это обернётся нешуточными неприятностями. Я понятия не имею, какой сейчас год и какой нынче строй, и ни у кого ведь не спросишь, не вызвав подозрение, - признался Дей. – В последний раз, когда я здесь был, война гремела по всей Вахраве. Беспощадная, кровавая, почти гражданская. Понятия не имею, кем надо представляться, чтобы нас не казнили в первое же мгновение.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 Следующая ⇒