Глава 1. Двое. 1 страница

Стр 1 из 7Следующая ⇒

«Он не чувствует боли,

Он всегда подставляет себя под удар.

Он спокоен, как море, забывшее,

Что такое вода».

Пикник

«Мёртвым оскалом усмешка застыла –

Ты никогда не умел улыбаться.

Тот, кто так молод и любопытен

Тянет к тебе пальцы».

Кошка-Сашка

Он проснулся, будто его включили. Зелёная свежая трава, полосатая тень, дым костра. На колоде неподалёку сидит старая крыса, мех её поседел, как белеют со временем кости. Чистит рыбу, скидывая готовые тушки в плетёную корзину. Щурится на солнце, поводя снопом усиков-вибрисс.

- Здравствуй, Имхе. Вот и новый день, - обращается она, услышав, как он пошевелился.

Имхе? Его имя? Что ж, пускай будет Имхе.

Неподалёку у ближайшей рощи из зубчатого дуба с бамбуковым подлеском притулилась маленькая хижина, сделанная из того же бамбука. Широкий плоский луг с высокой травой отделял рощу от озера, плавной низиной спускающийся к самой кромке бирюзовой воды.

- Бестла. Старуха Бестла рода Смотрящих-зорко, вида Крыс. К племени я давно себя не отношу, да и достаточно того, что уже сказано. Никаких вежливых «адари» не надо, не добавляй.

Ощущение, будто где-то он уже слышал то же самое. Нужно что-нибудь ответить. Но что?

- Как обычно, беспамятный ящер не задаёт вопросов, - усмехнулась крыса.

Разум Имхе молчал, как море в штиль. Теперь он понял, почему.

- Не печалься, у каждого свой удел, - ловкие пальцы Бестлы отрывали очередной рыбе жабры. – Лучше собери валежника или сруби сухостой для костра, мачете найдёшь в доме. Сегодня огонь должен гореть всю ночь до утра.

Он и не грустил. Просто не знал – о чём.

- Хорошо, - наконец произнёс он, поднимаясь на ноги. Подумал: остаться на двух или четырёх? Выбрал первое, чтобы руки были свободны. Решил, что кое-что он всё-таки должен прояснить. – Как долго я… и как?

- Уже три года, - со вздохом отозвалась крыса. – Восходящее солнце забирает с собой следы предыдущих суток. За что на тебя прогневались боги?...

***

Жизни до ближайшего рассвета? Как ни странно, особых эмоция это не вызывало. Может, в этом даже больше хорошего, чем плохого.

Имхе думал и рубил ветки с упавшего старого дерево, которое нашел в глубине рощи. Он всегда может прожить этот единственный день так, как ему захочется. Когда завершит работу, будет греться на солнце, наблюдая за быстрокрылыми синими стрекозами, мечущимися над гладью воды. Разговаривать со старой Бестлой. Правда, не так уж и скверно. Многие отшельники специально удаляются от поселений, чтобы так жить в одиночестве, далеко от суеты. Не стоит жаловаться.

***

Розовое небо. Зелёное. А теперь фиолетовое. Чернильное, чёрное. Прохладный ветер гладит луговые травы.

Тёмно-графитовая каменная глыба – высотой в полтора прыжка тигра, похожая на рукотворный обелиск или необработанную толстую колонну, что устремляется заострённым верхом к высыпавшим звёздам. Перед ней – плита из того же материала, плоская – вылитый импровизированный языческий алтарь. Достаточно большой, чтобы на нём горел костер.

Имхе смотрел на языки пламени, раскинувшие кольцо желтого света вокруг монумента. Бестла пела и камлала длинный, местами повторяющийся текст, состоящий в основном из неизвестных ему слов, и качала в такт лысым хвостом. Перебирала в руках сухие цветы, чтобы бросить их на съедение огню. Порой она отправляла ящера принести воды, чтобы было чем смочить горло. Тогда он шел с кувшином в кромешной тьме по едва видимой тропинке до озера и обратно. Имхе потерял счет времени, смотря, как убывает куча хвороста, слушая треск насекомых и шелест листьев в темных кронах рядом, и мелодию, которая казалась ему порождением давних славных времен, когда сочинялись песни, змеёй уходящие в небо.

- Зачем эти травы?

- Всё дело в пепле, который останется после. Смешанный из сгоревших растений в нужной очерёдности и пропорции, он становится не таким, как обычный. Полагают, что он – бальзам для мертвых, обитающий в Смертном мире, заглушающее их страдания.

- Ты поминаешь мёртвых?

- Конечно, ежегодно.

- Свою семью?

Крыса отвечала охотно, но тут как-то зябко передёрнула плечами, огладила лапки о передник, надетый поверх старенькой юбы^[1]. Бросила очередной корешок, вспыхнувший алым:

- Видишь ли… Это был один кахири^[2], мой очень хороший друг. Не знаю, считается ли это семьёй... Я бы считала, наверное, если судить по чувствам.

___________________________________________________________________

[1] – простая, традиционная одежда женщин кахири. Юбка, короткая спереди, чтобы не волочиться по полу при движении на четырёх лапах, и достаточно длинная сзади, чтобы закрывать гениталии, но не доставать до земли при ходьбе на задних лапах. Мужчины носят длинные рубашки - туники, затягивающиеся на поясе.

[2] – общее название всех народностей, населяющих Вахраву, но в частности – млекопитающих.

- Жалко, - ящер задрал голову. Молчаливые звезды казались холодными и колючими. - Жалко, когда умирают кахири.

«Имхе – решето, сквозь которое течет песок воспоминаний», - подумал он.

Всё было увиденным впервые. И он чувствовал - уже необратимо утраченным, обреченным на исчезновение, начиная с того момента своего появления.

«У остальных людей также, лишь период исчезновения дольше. Ничего особенного. Даже горы меняются со временем, и реки текут по иному руслу».

- Разве все попадают в Смертный мир, чтобы страдать? – подал он голос снова.

- А ежели тебе предложили бы небытие или мучение, что бы ты выбрал?

Имхе удивился её словам.

- Вечные мучения? – уточнил он.

- Почти, - невесело сказала крыса. – Как повезёт. Любой бы выбрал небытие, оно и понятно, да вот он думал иначе: «Пока чувствуешь боль, значит, ты не такой уж покойник. Значит, есть ещё надежда». Так он говорил.

- Вот как, - изогнул бровь Имхе. Брови у ящеров - более выпуклые чешуйки над глазами. Название одно.

Половина неба, что нависала над горной цепью на юге, незаметно начала бледнеть, а звезды пропадать. Бестла подняла голову вверх, втягивая острым носом ветер утренних сумерек. Из-за высоких гор долина была еще в тени, но лучи уже подсвечивали брюха облаков жемчугом. У ящера больно ёкнуло в груди, и он старался больше в ту сторону не смотреть. Но это не помогало – утро наставало необратимо, и контуры вещей становились всё четче. Впервые за ночь крыса покинула место своего бдения дольше, чем на пару минут. Она копалась в хижине, как крот, роющий нору, то и дело раздавался стук предмета, падающего на земляной пол. Когда она вышла, в одной руке её болтался длинный кривой корешок, а в другой что-то на мгновенье блеснуло.

- Зачем тебе нож? – нахмурился ящер.

- Корень твердый попался.

Имхе присмотрелся – такой же, как предыдущие. Зачем резать? Бросать бы целиком.

До рассвета оставались считанные минуты. Бестла встала к солнцу и Имхе спиной^[2], торопливо разрезая корень, и вскоре отправила его туда же, куда и прочие.

Опускалась роса. Сердце ящера забилось чаще. Впервые за сутки спокойствие изменило ему. Он изо всех сил ущипнул себя за плечо, повторяя себе: «Это ничего. Кого мне терять? Меня, которого на самом деле нет? Но… черт возьми. За эти сутки… появилось немножко ящера по имени Имхе. Нет, эти сутки мне не хотелось бы забывать. Еще немного – и мой день закончится, и продолжения не будет. Совсем скоро умрет моя память, а это всё, что я сейчас. Исчезну. Бесследно. В прозрачном окружающем воздухе. А помнить обо мне будет только старая Бестла, да и то. Помнить – о ком? »

- Тебе страшно? – спросила крыса, не поворачиваясь и по-прежнему держа нож в руке. Как-то не по-кухонному. Воинственной хваткой.

- Да.

_______________________________________________________________________

[2] – солнце на Вахраве восходит на юге, а заходит на севере. Сам материк расположен южнее экватора планеты.

- Ничего. Мне тоже.

Какое-то смутное напряжение появилось в окружающем мире. Имхе не успел спросить, почему она боится тоже – край гор вдруг наполнился багровой силой, и он, замирая от ужаса, увидел, как она переливается через вершины, как полоса яростного света

стремительно несется ему навстречу, расцвечивая зелень холмов, ударяет в монумент, в спину Бестлы, в землю у его ног, а затем… он успел подумать: «Всё. Конец…».

***

Он проснулся, будто его включили.

Розовый свет освещал пятачок утоптанной почвы с клочками слабой растительности, окруженный луговыми травами, усеянными каплями росы. Беззаботно играл на высоком

камне, перед которым на плоской плите догорали скрюченные ветки, исходя терпким дымом. Рубиново-алая чешуя ящера сияла под косыми лучами рассвета. Какой-то серый зверь в паре шагов от него поднимал морду к небу, а потом и лапы, в одной из которых был зажат хорошо наточенный кинжал.

Проснувшийся хотел подняться как можно быстрее и сигануть, что есть мочи, куда-нибудь подальше, но зверь закричал нечто нечленораздельное, размахивается и вонзает клинок прямо себе в живот. Падает, как подкошенный, орошая густым потоком крови свои ноги и пыль вокруг.

- О боги! – воскликнул в испуге ящер, в панике отполз на несколько метров назад и почувствовал, что все его лапы будто приросли к тому месту, на которое он успел отодвинуться.

Земля под ним затряслась, как дикая кобылица, бешено заходила ходуном глыба и неестественно, будто в припадке, задвигалось умирающее тело. Глухой низкий рокот был таким сильным, что задрожали кости, перед глазами всё начало прыгать. Гул всё нарастал, и, может из-за него, может из-за интенсивных колебаний, земля затрещала и разверзлась узкой и глубокой щелью, которая проглотила покончившего с собой кахири и его оружие. Землетрясение усилилось, но дальше провал почему-то не расширялся. Зато из него, под невидимым и наверняка невероятно мощным напором полезла черная густая жижа, похожая на деготь или смолу, но запах был совсем другой. Она была горячей, от нее поднимался зловещий пар, в котором плясали оранжевые лучи казавшегося злобным восходящего светила. Тряска вдруг резко пошла на убыль, но это было ещё не всё. К потрясению ящера, который опять осознал, что он ящер, дыра вслед за дёгтем изрыгнула целый поток ярко-красной жидкости, очень смахивающей на кровь и по виду, и по запаху. Но где её возможно столько добыть и откуда ей взяться там, в глубине? Он подумал о преисподней. И, как итог, течением этого ручья из провала вынесло истерзанное тело, но уже не с серой, а с черной шерстью, измазанное во всем, что успело вылиться из разлома. Жижа почти прекратила течь. Кровь щедро покрыла все в радиусе метров двадцати, к ногам подкатилась лужа из неё, извиваясь среди мелких камешков и холмиков, сворачивая шарики пыли. Землетрясение кончилось, и в наступившей закладывающей уши тишине слышно было только шипение чего-то у края разлома.

Надо было, наверное, бежать, но глаза никак не могли оторваться от представшей перед ним необъяснимой и жуткой картины. И ещё этот утренний свет, придававший всему алый дьявольский оттенок. Тело, скрючившееся на куче изверженного месива и частично увязшее в нём, было выкупано в крови. Черное и красное. Пугающее. Черное и красное… Оно дышало. Можно было различить, как воздух со свистом проходит через гортань и рот, наружу и внутрь. Ящер оцепенел от страха. Он не думал, что кахири живой, учитывая то, откуда и как он вылез. Тогда это не животное, а что-то похуже. Демон или черт, удуг-ул, изгнанный за что-то из самого сердца ада.

Как назло, вся природа вокруг стала спокойной и безмятежной, как будто ничего не произошло. Ветерок трепал свежую зелень зарослей и рощ, точно и не было рядом уродливой плеши, источающей пар и железный привкус в окружающее пространство. Но ощущение опасности постепенно пропало, и логика начала брать верх над страхом. Всё равно, в общем-то, как этот кахири попал в такое положение. Расскажет потом, если захочет. Наверняка ранен, и сам себе помочь явно не способен. Что тут думать?

- Эй, адар^[3]! Вы там как, живы ещё? Держитесь, я сейчас вас оттуда вытащу.

Тот наверняка его слышал, но ответить не имел возможности. «Конечно, у него и пошевелиться-то сил нет», - подумал ящер, не без омерзения вступая в грязную жижу. Вязкая черная субстанция одновременно хлюпала и пружинила под ногами, когда он вскарабкался на холм и бегло осмотрел чужака. Он угадал, это был адар или хади^[4], возраст под таким слоем грязи определить было крайне трудно. Рода полосатых гиен, среди них попадались иногда с совершенно черной шкурой, как у него. Изможденный, как после голодной зимы, в шерсти кое-где зияли проплешины. Они-то и заинтересовали ящера: он пригляделся лучше и увидел, что это вовсе не загадочное местное облысение вроде лишая, а открытые раны. Из-за того, что вся гиена была перепачкана в крови, своей и подземной, он не сразу их заметил. Большинство из них были поверхностны, хоть и обширны по площади – ободранная кожа или даже содранная начисто - и их количество было критически велико. Из более сильных повреждений особо выделялись укус или разрыв на правой щиколотке и правом запястье. И одно ещё, при взгляде на которое ящеру поплохело и он с трудом сдержал внезапную слабость в коленях. На шее незнакомца была глубокая рана, кольцевая полоска шириной с три пальца, уже запекшаяся местами багряной коркой, а местами обнажающая синеватые жилы, сосуды, мышцы, блестящие прозрачной сукровицей. Было похоже на то, словно кто-то старался медленно перерезать ему горло, или долго натягивал и крутил, как на собаке, строгий ошейник с шипами внутрь, или же просто взял и снял лоскут меха вместе с кожей. Трудно было поверить в то, что кахири был еще жив и не умер от болевого шока или кровопотери. Его лицо и плечи то тут, то там были расчерчены мелкими и тонкими шрамами, которых окружающая шерсть спрятать не могла. Было заметно, что многие из них зашивали, потому что остались белые точки там, где держались нитки.

- Кошмар какой… - пробормотал ящер, а следом произнес громче: - Это черная дрянь застыла, но я попытаюсь вас достать. Наверняка будет больно, вы потерпите.

___________________________________________________________________________

[3] – уважительное обращение ко взрослому кахири мужского пола.

[4] – уважительное обращение к молодому кахири.

Тут раненый разлепил веки, и расширенные зрачки с дугой ясной ярко-зеленой радужки, обведённой почти черным кольцом, остановились на ящере. Пару секунд они будто бы бездумно изучали его, пару следующих секунд смотрели на то, что было за его спиной, потом челюсти с хищными зубами разжались, и через них прохрипело очень тихо, но разборчиво:

- Небо. Твою же мать…

Глаза медленно закрылись, и гиена отключилась. Ящер оглянулся – так и есть, небо. Глубокое, как сам океан, безоблачное. Зачем на него ругаться? Оно же прекрасно. И свободно.

Оборвав свои рассуждения, он наклонился и просунул одну руку под плечи незнакомцу, а другую под крестец, окунувшись по локоть в вязкую смолу. Потянул на себя и поднял, привалив его животом себе на грудь. Ноша была достаточно тяжелой, когтистые кисти безжизненно болтались, но Имхе почувствовал, что сил вполне хватит, чтобы донести его в другое, нормальное место. Откуда в нём столько весу оказалось? В чём подвох?

***

Слишком большие, чуть заострённые уши. Неправильные черты лица, хотя конкретно сказать, в чем неправильность заключалась, было проблематично. Не уделили ему боги ни капельки красоты, пожалели эту капельку-то, жестокие. Зато расщедрились на шрамы. Откуда их столько на таком молодом лице?

Ящер отнёс кахири к озеру и аккуратно отмыл чистой прозрачной водой от большей части налипшей грязи. Ещё не хватало, чтобы раны воспалились.

Заметив маленькую хижину и никого поблизости, направился к ней и уложил практически безжизненное тело на соломенный тюфяк, предварительно выложив его широкими листами каких-то местных растений, чтобы ткань не присохла к ранам. Второй тюфяк, но более потрёпанный, обретался рядом, по соседству с кособоким лубяным сундуком и несколькими корзинами, сложенными одна в другую. Надо всем нависали заваленные разнообразным барахлом полки, подвешенных на ту же лозу.

- Что за неистовый плетун здесь жил? – осведомился ящер у тишины, наполненной треском насекомых. В какой-то момент ему пришло в голову, что вероятнее всего – это жилище того кахири, что покончил с собой. Это была ни на чем не основанная мысль, но из всех прочих интуиция предпочитала её.

Раненый спал. Ящер надеялся, что он не умрёт во сне. Придумал себе новое имя: Тео.

***

Вначале его внезапно ударило спиной о жёсткие бамбуковые стержни в стене хижины, а потом голова взорвалась дикой огненной болью. Так, что перед глазами потемнело и напрочь оглохли уши. Ощущение, будто кто-то методично ковыряется зазубренными лезвиями и скальпелями в его мозгах, втискивая их поглубже сразу со всех сторон. Сделать ящер ничего не мог. Что-то инородное, точно кляп во рту или проглоченная железная ложка, застряло внутри и не уходило. Когда боль поутихла или он приспособился к ней настолько, что пелена перед взором частично побледнела и рассеялась, он понял, что совершенно не может пошевелиться. Видел свои руки, пытался двинуть хоть пальцем, но ничего не получалось. Что с ним произошло?

Страшно. Было чертовски страшно.

Светло-зелёный немигающий взгляд – холодный горный малахит – смотрел на него в упор, точно душу препарировал. Настороженный, полупрезрительный, гордый. Пронзительный.

В следующую секунду настороженность сп а ла где-то вполовину, раненый чуть прикрыл веки и отвел жерла зрачков куда-то в сторону. Ящера отпустило почти сразу. Боль прошла, но ощущение того, что в нём только что побывало что-то чуждое, оставалось неприятным осадком где-то в горле. Сердце колотилось, как после приличной пробежки, и вспотели ладони. Унимая дыхание, заметил, что контроль над телом вернулся - поджилки дрожали.

Гиена не соизволил ничего сказать в оправдание, лишь положил голову обратно на тюфяк и принялся думать о чём-то своём.

- Не делай так больше. Я бы врезал за такое, но ведь помрёшь сразу, - произнёс Тео. – Я тебе не враг. Было землетрясение, и…

- Я знаю, - отрезал незнакомец. – Больше и не понадобится.

На редкость неблагодарный кахири, помогать ему даже не хочется. И нравоучения читать - тоже. Не маленький. Тео был почти уверен, что он и есть-пить у него не попросит, только уж если через себя переступит.

Различил, что среди прочих выдохов-вдохов гиены проскочил почему-то вздох облегчения, как если бы с плеч его упала какая-то несоразмерная тяжесть.

***

До самого вечера раненый не проронил ни слова. Он пару раз с нескрываемой досадой поглядывал на своё изрезанное неизвестно чем худое запястье, понимая, что на ноги подняться не сможет. Тео примерно догадывался, какое должно быть ощущение, как стягивает кожу и режет, стоит лишь неосторожно двинуться. И весь день к гиене не лез, без спешки жарил на костре мелкие рыбьи тушки, найденные по запаху позади дома, в тени. Понадобится чего – пусть зовёт.

Когда докоптилась последняя партия, Тео дождался.

- Кайлихири^[5], - отозвался тот практически бесстрастным тоном. – Подойди ко мне, пожалуйста. Это не меня - это тебя касается.

Плохое начало. Ящер замер на таком расстоянии от гиены, чтобы тому не приходилось сильно напрягать голос. На достаточно безопасном расстоянии, показывая тем самым, что он не забыл странного нападения. Магия это была, что ли?

- Я слушаю.

В полумраке светились зелёные кольца радужек, как огоньки.

- Раз ты меня не прибил до сих пор, стало быть, не придуриваешься.

«К чему это он? » - непроизвольно нахмурился Тео.

- С чего мне придуриваться?

- Твоя память пуста, - заявил он.

_______________________________________________________________________

[5] – общее обозначение всех разновидностей вахравских ящеров.

Без предупреждения так. Такой труп, и лезет не в своё дело. Бросило в жар:

- Это тебя не касается. У всех свои проблемы.

- Ещё как касается. Я могу это исправить. Мне не улыбается с утра столкнуться с краснокожим ящером, который ни хрена меня не помнит. Предыдущие сутки всплывут в качестве приятного дополнения.

Разве было что терять ещё? Поэтому Тео сказал:

- Давай.

***

- Даже не спрашивай, кто я. Через несколько дней я всё равно уйду.

Через несколько дней? Да он шутит!

- А имя узнать можно?

Гиена колеблется. Вот уж до чего скрытный кахири!

- Дей, - решается ответить. Интересно, выдуманное или нет? Что она означает на языке гиен? Вот Бестла представлялась от и до. Только вообразить, что ей приходилось делать это каждое утро, точно зарядку…

- Имхе.

- Я знаю.

Начинало раздражать - откуда это он всё знает. Ящер старался не злиться: просто вредный характер, подумаешь, какая невидаль.

- Есть такая вещь, - почесал за ухом ящер. – Обыкновенное любопытство называется.

- Я с трудом из себя собственное имя выдавил, - произнёс он с нотками мольбы. Непритворной, что удивительно. – Дай мне хоть немного времени в себя прийти. У меня мысли разбегаются. Ещё вчера я…

- Был мёртв? – подсказал с усмешкой Имхе. Последующий взгляд Дея подействовал как ушат воды.

- Хуже.

Дальше уточнять не стал.

- Понимаю, нельзя доверять первому встречному, - тут ящер вспомнил то, что собирался спросить сразу. - Ты наверняка в курсе, где здесь ближайшее поселение, город? Я не собираюсь становиться отшельником, так что пойду с тобой. Потом наши дороги разойдутся.

- Придумал дело всей жизни?

- Нет. У меня жизни-то вообще не было, - ящер чуть улыбается, видя лёгкое замешательство на лице Дея – осознаёт. Кто был мертвым, а кто вообще не жил. – Вот видишь. Мы похожи, как две рыбы, выброшенные на берег и хлопающие жабрами. Кстати, о рыбе… Есть хочешь?

***

Когда на второй день раненый встал на ноги, ящер едва дара речи не лишился. Тот хромал, как дважды колченогий конь, ступал медленно и осторожно, глядя на землю, но всё равно… впечатляло.

- Зачем? – задал Имхе один-единственный закономерный вопрос, скрестив руки на груди и наблюдая за его стараниями.

- Чтобы срослось так, как мне надо. На самом деле – ненавижу валяться, как ирлагатта на грядке.

Грива гиены была острижена почти под корень, жесткий чёрный ёжик. Тем не менее, он периодически встряхивал башкой, точно там была целая копна волос. Привычка?

- Как успели все твои проплешины покрыться коркой настолько быстро? Про лапы я вообще молчу – там непонятно что, - не отставал ящер.

- Регенерация, - весьма информативно бросил Дей, закончив выписывать круг перед домом и остановившись около Имхе.

- Что – регенерация?

- Хорошая, давада задери!

Тут Дей помолчал, задумавшись над чем-то, закусил губу, пространно глядя на открытую бамбуковую дверь хижины. Наконец медленно произнёс:

- Она… должна была оставить. Да. Определённо.

Когда на полках и в сундуке одновременно зашевелились все вещи, перебираемые невидимой тучей копающихся там рук, ящер вздрогнул. Испугаться не успел, потому что почувствовал шерстисто-горячий бок гиены, усевшегося рядом, и слова:

- Не бойся.

Сказанные добрым тоном. Ласковым даже. Слушая прежде его колючие и отрывистые фразы, Имхе ни за что бы ни поверил, что тот способен успокоить так. Однако – факт. Когда по воздуху пролетел берестяной туесок, и прыгнул прямо в протянутые руки Дея, ящер хранил примерное хладнокровие. В туеске были стальные сережки в виде маленьких колечек, на некоторых были вырезаны или налеплены узоры, металлические бусины и шипики.

Когда Дей открыл крышку и увидел их, лицо его окаменело. Он принялся доставать одну за другой, раскладывая на ладони, губы его беззучно шевелились, словно он называл каждое украшение по имени. Перебрав все, кроме блеснувшего на дне тонкого острия, он прошептал каким-то безжизненным, тщательно выровненным голосом:

- Одиннадцать. С ней – двенадцать. Не забыла свою добавить, умная Бестла… и даже иглу… - не улыбка это была, а какая-то остервенело-грустная гримаса, что продержалась секунду и исчезла. Обычно после этого кахири плачут, не в силах утаить слёз. Орут, не помня себя, и требуют справедливости у небес, потрясая им кулаком. Остановившийся же немигающий взгляд гиены был направлен в пустоту перед собой, на самом деле – глубоко внутрь. Имхе почувствовал ту же скорбь, хотя и не знал всего до конца. Стянутая тугими оковами, запертая, как в темнице. Наверное, он по-другому и не мог чувствовать. Кто научил его сдерживать собственные эмоции настолько крепко?

Через какое-то время кахири перестал невидяще пялиться в пространство и, не поворачиваясь, протянул ему иголку.

- Посмотри на край моего уха. Любого. Различаешь белые точки? Прокалывай через них и сразу вставляй кольцо. По шесть на каждую сторону.

Имхе взял иглу, он не мог отказать, только промолвил:

- Как колоть? Я не пробовал никогда.

- Приложи к коже и плавно надави. Изнутри приложи что-нибудь, крышку вот эту, например, - пояснил он, наклоняя удобнее голову и закрывая глаза.

Ухо оказалось неожиданно нежным и бархатным наощупь. Разве можно в такое сразу шесть дырок делать? Выдержит ли? «Регенерация», - твердо напомнил ящер сам себе. Пусть это и мало походило на оправдание, он смог уговорить себя сделать то, о чём его просили. Какая-то мысль, как хвостатая белка-летяга промелькнула на краю сознания. Он успел её ухватить:

- «Рыцарь-убийца с бледным лицом,

Сколько ты ведал побед?

Рыцарь Денницы, я не кольцо –

Сердце вверяю тебе», - тихонечко пробормотал под нос Имхе.

- Что? – как-то подозрительно живо отозвался Дей, автоматически дернув головой, чтобы глянуть на ящера, чем сбил его уже прицелившуюся иглу.

- Да почему-то четверостишие вспомнилось, - пожал тот плечами. – Сиди смирно, я уже начинаю.

***

По небу, где-то справа от солнца, поползла ржавчина. Сначала было пятнышко, и ящер подумал, что ему просто мерещится. Когда он в следующий раз глянул вверх, ржаво-черные потёки стали размером с облако и принялись кофейным шлейфом расползаться вширь. Быстро, совсем не как обыкновенные тучи. Имхе бросил удочку вместе с хилым уловом и побежал к дому, надеясь, что Дей там и искать его не придётся. За эти несколько дней он всю местность в округе излазил, даже хромать меньше стал. Как он вообще ходит? Ему совсем наплевать на боль, что ли?

«Да нет, у него просто не все дома».

Слава богине, он оказался на месте. Лежал на животе, вытянув лапы, и наблюдал за растущей черной тучей, окутанной медными сполохами и искрами. Когда Имхе дошёл и уселся рядом, солнечный свет уже успел померкнуть. Голубое небо отступало, и на севере, занимая горизонт, чернота сложилась в клубящийся водоворот, быстро вращающуюся воронку. Но не было у неё того столба, упирающегося в землю, как у тайфунов. Она опускалась всей тёмной непроницаемой массой, отправила медно-красные, постепенно чернеющие щупальца, чтобы захватить вторую половину небосвода. В воздухе запахло гниющими листьями, сырым погребом. Имхе казалось, так должна пахнуть могила.

- Ты когда-нибудь видел такое? – взволнованно спросил ящер у гиены, который тоже не отрывал взгляда от разбушевавшегося неба.

- Повезло, что не фиолетовый. Но всё равно на редкость хреново, - поморщил от отвращения нос. – Если не ошибаюсь – а я не ошибаюсь – это Гнев Вахравы. Не факт, что пройдёт мимо.

- Ветер на нас.

- Может поменять курс в любой момент. Чай, не природное явление.

- Разве это не ураган?

Дей поморгал на него, вероятно, определяя, обзываться дураком или нет. Решил, что не стоит.

- Нет, не ураган. Прорыв в ткани мира. Ирреальность за пределами вываливается сюда, как кишки из распоротого брюха. Я бы сказал поточнее, с физической точки зрения, про вихревое поле и всё такое, но понимания тебе это не добавит.

- Тогда спросим по-другому: чем грозит?

- Пиздецом грозит, - мрачно так глянул на Имхе.

То ли серьёзно, то ли съязвил, кто его разберёт?

Поднимался ветер, с каждой минутой сильнее, гнул луговые травы, норовил сорвать солому, накрывавшую хижину. Недовольно скрипели стволы грабов, тяжело и сумрачно раскачиваясь из стороны в сторону, трепетали узкие листья бамбука.

В противоположную сторону от наступающего бедствия, суматошно молотя крыльями и храня молчание, пролетела стая птиц. Ещё одна. Потом ещё. А когда какие-то мелкие зверьки пробежали со всех ног мимо хижины, и на том берегу озера взметнулось серыми росчерками несколько косулей, развивая приличную скорость по лугу, ящер не выдержал:

- Все бегут, отчего же мы на месте?

- Потому что рядом вода, - как ни в чём не бывало пояснил тот. Абсолютно спокойно. Бросил ещё один взгляд на ржавое небо. – Нет, мимо точно не пройдёт… Пора выдвигаться.

Резкий порыв едва не сбил с ног, свистело, как в сотню труб, над лугом заворачивались смерчи из сорванных листьев и пыли, опадали, закручивались снова. На зубах тут же захрустел неизвестно откуда взявшийся песок. Шумели деревья в роще, с тревожным, пугающим шелестом. Будто знают наперед, что многих сегодня повалит или вырвет с корнем, и кричат. Потемневшее и совсем не бирюзовое озеро исходило высокими волнами, оно стало грязно-бурого цвета, отражая в себе тучи. Щурясь от сильного ветра, Имхе недоумённо спросил идущую рядом гиену:

12 3 4 5 6 7 Следующая ⇒