|
|||
Мишель Цинк 16 страница– У меня их нет! – пронзительно кричу я, отчаянно пытаясь вырваться, против воли надеясь, что ему нужны лишь страницы, что он не убьет меня. – Отпусти меня! У меня их нет. Легионер не отвечает, и его молчание пугает меня сильнее любых слов. Он за ногу подтягивает меня к себе, а змей у него вокруг шеи словно бы извивается, тянется ко мне, и вот я уже слышу зловещее шипение. Я обшариваю взглядом фасад церкви в поисках Димитрия – да кого угодно, кто сумеет мне помочь. Впрочем, на сей раз спасения ждать неоткуда – ни от Димитрия, ни от Сестер, ни от моей силы над Иномирьями. И тут на глаза мне попадается мой заплечный мешок. Оттуда торчат стрелы, но не они придают мне надежды: в паре шагов от мешка лежит мамин кинжал, напоминание о том, что лишь я сама могу себя спасти. Я – и моя сила воли. Размахнувшись свободной ногой, я изо всех сил пинаю легионера в лицо. Удар отбрасывает противника назад. Враг тащит меня за собой, однако хватку чуть ослабляет. Я делаю рывок к мешку, подтягиваюсь на руках, волоча легионера за собой. Противник приходит в себя и, вцепившись мне в ногу еще крепче, испускает утробный рык – первобытный вопль, мучительный звук, напоминающий мне об отведенной мне роли в пророчестве и борьбе с падшими душами. Я лягаю врага, еще сильнее впечатываю ботинок ему в лицо. Сила удара сотрясает меня саму, и мне почему‑ то кажется, что за слабеющую руку врага на моей щиколотке надо благодарить тетю Абигайль и ее гадючий камень. Совсем немного – но это позволяет мне дотянуться и обхватить пальцами рукоять кинжала. Неизвестно, как мне помогает исходящее от камня тепло: придает ли сил или позволяет ощутить себя не такой одинокой, словно тетя Абигайль и все ее силы, вся ее мудрость присутствует здесь, рядом… Впрочем, сейчас это неважно. Быстрым движением я разворачиваю кинжал к шее легионера – и бью, так резко и сильно, что он отпускает меня. Кровь брызжет на белоснежную рубашку, а в глазах легионера отражается изумление. Змей на шее, извиваясь, как живой, гневно, но бессильно делает выпад в мою сторону. Лицо моего врага, исказившись, превращается в кошачью морду, в лицо крестьянина, потом в какого‑ то джентльмена – и снова принимает пугающе‑ прекрасный облик. Я смутно осознаю, что, должно быть, это все обличья, что он принимал с тех пор, как проник в наш мир через какие‑ то из Врат до меня. Теперь я не ползу – бегу. Шатаясь, вскакиваю на ноги и бросаюсь к двери, толкаю ее обеими руками, почти не чувствуя тяжести и торопливо захлопываю массивную створку за собой. Не останавливаясь перевести дух, я пячусь вглубь церкви, не отрывая глаз от двери. Я почти всерьез ожидаю, что враг в любой миг ворвется в собор, ради исполнения приказа преодолев смерть и последовав за мной в священное и запретное для падших душ место. Наконец я понимаю, что он сюда не ворвется и обессилено оседаю на пол, привалившись спиной к стене и по‑ прежнему не спуская глаз с двери. Димитрий придет за мной – не знаю, когда, но знаю, что он придет: знаю так же твердо, как то, что солнце восходит и заходит. Я обвиваю колени руками, шепотом повторяя слова утраченной страницы – чтобы не забыть. Так я сижу в темной церкви, шепчу и жду.
На сей раз ко мне является Элис. Я задремала, прислонившись спиной к стене, как вдруг ощутила ее присутствие и, открыв глаза, увидела сестру в конце прохода, ведущего от двери к алтарю. Издалека она выглядит такой же прозрачной, как в ту ночь на лестнице в Милторп‑ Манор, но по мере того как она приближается, я с ужасом понимаю, что она становится материальной. Наконец она останавливается рядом со мной, почти столь же материальна, словно присутствует здесь телом, а не только духом, как на Равнинах. Я не удивляюсь тому, что могущество ее еще возросло. Она обозревает меня с каким‑ то странным, непонятным выражением лица – должно быть, со злобной смесью ненависти и восхищения. – Итак, – произносит она, – ты нашла то, что искала. Даже в виде призрака сестра наводит на меня страх и ужас. Я задираю подбородок и стараюсь не выдать своего испуга. – Да. Вам с падшими душами этого не заполучить – я все уничтожила. Элис выслушивает эту весть бестрепетно, будто ей это известно заранее. Наверное, она наблюдала за мной с Равнин. – Недостающие страницы нам совершенно ни к чему. Да, они могут помочь тебе положить конец пророчеству, а мы стремимся к иному окончанию, для которого никакие страницы не нужны. – Так значит, все ваши усилия были направлены на то, чтобы помешать мне найти страницы, а не для того, чтобы самим их заполучить. – Это не вопрос, а утверждение. Я вспоминаю адских гончих, келпи, Эмриса… всех, кто помогал падшим душам в их стараниях не пустить меня в Шартр. Всех, кто старался помешать мне покончить с пророчеством. – Ну разумеется. – Элис улыбается, склонив голову набок. – И, полагаю, ты воображаешь, что победила? Нашла страницы – значит, сможешь отпереть оковы пророчества и покончить с ним так, как тебе нравится. – В глазах сестры больше нет веселья. – Ты ошибаешься, Лия. Глубоко ошибаешься. – Не понимаю, о чем ты, Элис. Она подходит еще ближе, останавливается прямо передо мной, садится на корточки, так что глаза наши оказываются на одном уровне. – Поймешь, Лия. – В глубине ее изумрудных глаз вспыхивает пламя. – Может, ты и нашла, что искала, но многое так и осталось утраченным, неразгаданным. А поиски ответов сопряжены с опасностями. Вдобавок, тебе понадобится кое‑ что еще, чего у тебя никогда и ни за что не будет. – И что же это такое, Элис? Она на миг умолкает, а потом с улыбкой произносит одно‑ единственное слово: – Я. Улыбка сестры наполнена такой пустотой, что по спине у меня пробегает холодная дрожь. Я понятия не имею, о чем она говорит, но сейчас нет времени на размышления. На долю секунды взоры наши встречаются, а затем Элис исчезает, и я остаюсь одна во тьме собора.
Пробираясь по людным улицам, я стараюсь держаться как можно ближе к дверям домов и настороженно поглядываю на прохожих. Казалось бы, после стольких дней долгого путешествия в поисках недостающей страницы мне нечего опасаться в городе, однако у входа в Шартрский собор легионер превращался в кота, крестьянина и джентльмена, и я понимаю: враги могут быть вокруг меня, в любой момент, в любом месте. Я инстинктивно перевожу взор на воротник любого незнакомца или незнакомки, выискивая извивающегося змея на шеях. Перейдя через вымощенную булыжником мостовую, я миную старинную железную ограду и облегченно вздыхаю: тропинка ведет к озерцу, расположенному в самом центре парка. По возвращении из Франции я много часов провела в этих тенистых аллеях, которые почему‑ то напоминают мне о пологих холмах Алтуса. Бродя по парку, я думаю о Димитрии. Иногда он сопровождает меня, хотя мне отрадно и в одиночестве. Я представляю его бездонные глаза, завитки черных волос на шее, и благодарю судьбу за то, что он вернулся со мной в Лондон, поклявшись быть рядом, покуда с пророчеством не будет покончено – что бы оно нам не принесло. Его общество неизменно утешает и ободряет меня, хоть я и не признаю этого вслух. Димитрий появился в соборе только к утру следующего дня после того, как я нашла недостающую страницу. Я по‑ прежнему сидела у стены, хотя священник и предлагал мне подыскать какое‑ нибудь пристанище на ночь. Я хотела дождаться Димитрия, хотела быть первой, кого увидит он, шагнув через порог. Вдвоем мы доехали до какого‑ то приморского городка и сели на корабль в Лондон. В Милторп‑ Манор я с трудом добралась до спальни и рухнула, забывшись тяжелым сном, что длился почти сутки. Все это время Димитрий нес стражу рядом со мной, сидя в кресле у моей кровати. С тех пор он проводил со мной все дни. Поселился он в здании Общества под материнским, хоть и излишне внимательным оком Элспет. Димитрий открыто объявил всему свету о своих чувствах, но я еще не обсуждала наши отношения с теми, кто уверен, что сердце мое по‑ прежнему принадлежит Джеймсу. Я добавляю это к списку всего того, о чем я даже и думать боюсь. Кроме того, я ловлю себя на мысли, что мне не хочется думать о будущем: слишком много вопросов в прошлом, слишком много всего ждет впереди. Быть может, я становлюсь суеверной, но мне кажется, что глупо искушать судьбу, предполагая, что у меня вообще есть будущее. Несмотря на то что мне приятно общество Димитрия, иногда мне хочется побыть одной, поразмыслить над всем, что уже случилось, и всем, что еще грядет. Нет никаких сомнений: нас ждут великие перемены. Сразу по возвращении из Шартра я получила от Филиппа известие, что он нашел Хелен Кастиллу – третий Ключ. Сейчас он разрабатывает план, как привезти ее в Лондон, а я гадаю, как появление новой девушки скажется на нашем союзе с Соней и Луизой – союзе, что стал так хрупок. Мысли о Соне все еще бросают тень на мое сердце. Иногда я вспоминаю прежнюю Соню, застенчивую и тихую, мою ближайшую подругу в самые темные дни после смерти Генри и во время моего бегства из Нью‑ Йорка. В такие минуты я скучаю о ней и мечтаю увидеть ее вновь. Обнять, сесть рядом с ней у огня, рассказать обо всем, что произошло после того ужасного момента, когда, проснувшись, я увидела ее остекленевший, затуманенный безумием взор. Однако мне трудно справиться с новым, циничным внутренним голосом, который нашептывает: «А вдруг это случится вновь? » Наверное, надо придумать какой‑ то способ, постараться свести все воедино, исполнить все многочисленные условия, названные в пророчестве. Ибо уже сейчас, пока Филипп едет в Лондон, Соня, Луиза и Эдмунд возвращаются из Алтуса. Мне немногое известно, и я могу только предположить, что Соня вполне выздоровела. Увы, это не значит, что теперь я не сомневаюсь в ее верности. Как ни странно, больше всего я доверяю Димитрию. По возвращении в Лондон я записала слова, начертанные на недостающей странице, и Димитрий с тетей Вирджинией прочли их в мягком мерцании лампы в библиотеке Милторп‑ Манор. Как только они уверились, что не позабудут ни единого слова, мы сожгли листок. С тех пор мы провели много часов, стараясь расшифровать загадочные слова последней страницы. Ответы приходят редко – и в результате огромных трудов, но одну часть я наконец поняла. «Зверь, изгнанный лишь через орден Сестер у двери Хранительницы». Я неоднократно шептала эти слова в тишине своей спальни, зная, что они содержат ключи к тому, что знать мне не хочется, хотя знать это я должна. Я вспоминала появление Элис в Шартрском соборе, глаза сестры, горящие темным неукротимым огнем, ее загадочное предупреждение: «Вдобавок, тебе понадобится кое‑ что еще, чего у тебя никогда и ни за что не будет». И мой глупый, глупый вопрос: «И что же это такое, Элис? » «Я», – звучит высокомерный ответ. Озарение приходит во мраке ночи – и приносит с собой такой ужас, что я подскакиваю на кровати и сажусь, шепча слова последней страницы и наконец понимая, о чем они. Для окончания пророчества требуемся мы обе – Элис и я. Хранительница и Врата. Я даже не смею гадать, как именно все произойдет, как именно мы с Элис сможем действовать воедино, если находимся на разных сторонах распри. Вместе с Димитрием я развиваю и совершенствую свои дарования, оттачиваю навыки Заклинательницы – хоть и не для столь темных целей, как моя сестра. Продолжаю упражняться с луком и готовлюсь к новому путешествию, стараясь расшифровать слова последней страницы с помощью Димитрия и тети Вирджинии. Однако больше всего я стараюсь закрыть мой разум – и сердце – пред сестрой. Пытаюсь не думать о ней, не вспоминать такой, какой увидела в тот последний раз в Шартрском соборе. Пытаюсь не видеть ее свирепого взгляда, сияющего лихорадочной жаждой падших душ. Да, я не знаю, что принесет нам будущее, но одно знаю наверняка: Элис права. Как только пророчеству придет конец, одна из нас умрет.
|
|||
|