Питер Джеймс 20 страница

Жена Хегарти, симпатичная, элегантно одетая и причесанная женщина шестидесяти с лишним лет, принесла чашку чаю и блюдо с печеньем и удалилась.

Хозяин дома ведет себя несколько странно. Дэйв велел нести марки к нему, объясняя, что Хегарти даст хорошую цену и не станет особо расспрашивать, поэтому можно ему доверять. Но у Эбби почему‑ то возникло дурное предчувствие.

Марки надо срочно продать. Чем скорей положить деньги в банк, тем увереннее можно будет торговаться с Рики. Пока марки находятся у нее, у него на руках крупный козырь. Если он захочет разом кончить дело, может обратиться в полицию. Конечно, тогда все проиграют, но из мести он наверняка так и сделает, лишь бы его не обвели вокруг пальца.

Без марок ему нечем будет подтвердить обвинения. А у нее будут деньги, надежно упрятанные в каком‑ нибудь панамском банке, который не сотрудничает с властями и не докладывает об уклонении от уплаты налогов. Счета будут оформлены по доверенности.

В любом случае собственность на девять десятых законная.

Не надо было ждать. Надо было продать их сразу по приезде в Англию или в Нью‑ Йорк. Но Дэйв хотел обождать, убедиться, что Рики не имеет понятия, куда она отправилась. Теперь ясно, что эта стратегия обернулась против нее.

Вдруг зазвонил телефон.

Хегарти ответил – голос его зазвучал как‑ то сдавленно. Дилер бросил взгляд на Эбби:

– Обождите секундочку, я из другой комнаты поговорю.

Гленн Брэнсон сидел за рабочим столом, прижав к уху трубку, дожидаясь, когда Хьюго Хегарти возобновит разговор.

– Извините, сержант, – сказал тот через пару минут. – Дама у меня в кабинете. Вы ведь насчет ее звоните?

– Возможно. Я просто случайно сегодня просматривал утренние сообщения и кое на что наткнулся. Разумеется, может быть, это значения не имеет. Вчера, сэр, вы упомянули некоего Чада Скеггса…

Не зная, что последует дальше, Хегарти с заминкой ответил:

– Да…

– Ну, нам только что стало известно, что напротив дома, где живет Кэтрин Дженнингс, стоит автомобиль, взятый напрокат австралийцем из Мельбурна с такими именем и фамилией.

– Вот как? Очень интересно. Действительно… в высшей степени.

– Видите тут возможную связь, сэр?

– Определенно вижу, сержант. По‑ моему, тут такая же связь, как между тухлой рыбой и дурным запахом.

3 ноября 2001 года

В ранние утренние часы Лоррейн лежала, слушала храп Ронни, и радость начинала сменяться злостью.

Когда он проснулся и встал, потребовав не открывать шторы в спальне, не поднимать жалюзи на кухне, она набросилась на него за столом, накрытым для завтрака. Зачем он заставил ее так страдать? Мог ведь быстренько звякнуть и все объяснить, не ввергая ее почти на два месяца в истинный ад.

И она зарыдала.

– Я не мог рисковать, – сказал он, обхватив ладонями ее лицо. – Пойми, детка… Любой звонок из Нью‑ Йорка на твой телефон породил бы вопросы. А мне требовалось, чтоб ты разыгрывала убитую горем вдову.

– Можешь не сомневаться, черт побери, – всхлипнула Лоррейн, вытерла глаза, вытащила сигарету из пачки. – Будь я проклята, запросто получила бы «Оскара».

– Получишь, как только мы выберемся отсюда.

Она вцепилась в сильную волосатую руку, покрепче прижала к своей щеке.

– С тобой я себя чувствую в безопасности, Ронни. Не уходи, пожалуйста. Здесь вполне можно спрятаться.

– Ну конечно.

– Можно!

Он покачал головой.

– Разве никак нельзя тут остаться? Объясни еще раз насчет выплат. – Лоррейн закурила и глубоко затянулась.

– Я застраховал свою жизнь в «Норвич юнион» на полтора миллиона фунтов. Полис лежит в банке в депозитном сейфе. Ключ в моем секретере. Похоже, для семей погибших 11 сентября будут введены особые правила. Страховые компании произведут выплаты, даже если тела не найдены, не выжидая семи лет, положенных по закону.

– Полтора миллиона! Предъявлю полис директору банка, и он даст мне отсрочку!

– Попробуй, хотя я знаю, что сукин сын скажет: точно неизвестно, поступят ли деньги и когда поступят, и вообще страховые компании вечно стараются увильнуть.

– Твоя тоже может увильнуть?

– Нет, по‑ моему, тут все будет в порядке. Слишком уж щекотливая ситуация. Потом начнутся выплаты из компенсационного фонда жертвам 11 сентября. Говорят, нам светят два с половиной миллиона долларов.

– Два с половиной миллиона?!

Ронни вдохновенно кивнул.

Лоррейн вытаращилась на него, подсчитывая в уме:

– Приблизительно миллион семьсот пятьдесят тысяч фунтов? Стало быть, речь идет в целом о трех с четвертью миллионах фунтов, плюс‑ минус?

– Плюс‑ минус. Причем без уплаты налогов. Всего за один год страданий.

Она замерла на месте. И вымолвила с благоговейным страхом:

– Ты сотворил нечто невероятное.

– Стараюсь выжить.

– За это я тебя и люблю. И всегда в тебя верю. Всегда верила, знаешь?

Он ее поцеловал.

– Знаю.

– Мы богаты!

– Почти. Скоро будем. Тихим шагом, тихим шагом…

– Как‑ то странно ты выглядишь с бородой…

– Как?

– Моложе.

– Не таким мертвым, как старый Ронни?

Лоррейн усмехнулась:

– Ночью был вовсе не мертвым.

– Долго ждал этой минуты.

– И теперь говоришь, что еще год надо ждать? Или дольше?

– Компенсацию в первую очередь будут выплачивать тяжело пострадавшим. Ты тяжело пострадавшая.

– Предпочтение будет отдано американцам, а не иностранцам.

Ронни покачал головой:

– Я ничего такого не слышал.

– Три миллиона с четвертью, – мечтательно повторила Лоррейн, стряхнув пепел в блюдце.

– Купишь кучу новых тряпок.

– Деньги надо куда‑ то вложить.

– У меня есть план. Первое, что мы сделаем, – уберемся из этой страны. Мы с тобой.

Он вскочил, выбежал в коридор, вернулся с небольшим рюкзачком. Вытащил оттуда коричневый конверт, положил на стол, подтолкнул к ней.

– Я уже не Ронни Уилсон. Привыкни. Я теперь Дэвид Нельсон. А через год и ты больше не будешь Лоррейн Уилсон.

В конверте лежали два паспорта. Один из них австралийский. Она едва узнала себя на фотографии. Темные волосы, короткая стрижка, очки. Паспорт на имя Маргарет Нельсон.

– Виза на постоянное проживание в Австралии. Действительна пять лет.

– Маргарет? – переспросила Лоррейн. – Почему Маргарет?

– Ну, Мэгги, если хочешь.

Она затрясла головой:

– Я должна стать Маргарет… Мэгги?

– Да.

– Надолго?

– Навсегда.

– Потрясающе, – прошептала она. – Мне даже имя не позволили выбрать?

– И при рождении не позволили, глупая корова!

– Маргарет Нельсон… – с сомнением произнесла Лоррейн.

– Нельсон фамилия знаменитая, классная.

Лоррейн вытряхнула из конверта другой паспорт.

– А этот?

– Для выезда из Англии.

На снимке снова она – седая, лет на двадцать старше. Анита Марш.

Лоррейн ошеломленно взглянула на Ронни.

– Это я сам придумал. Самый лучший способ исчезнуть. Люди запоминают красивых женщин, особенно молоденьких. А старушки почти невидимки. Когда придет время, купишь заранее два билета на ночной паром из Нью‑ Хейвена в Дьеп. Один на свое имя, другой на Аниту Марш. Закажешь для нее каюту. Понятно?

– Может, записать?

– Нет. Запомни. Я с тобой буду поддерживать связь. До того еще много раз встретимся. Оставишь предсмертную записку. Напиши – без меня жить не можешь, снова работать в Гатуике стыдно и тяжело, существование невыносимо. Врач подтвердит, что ты сидела на антидепрессантах и всякое такое.

– Врать ему не придется.

– Сядешь на паром по билету Лоррейн Уилсон, в наилучшем виде, при полном параде. Постарайся, чтоб все тебя видели. Сумку с вещами забросишь в каюту Аниты Марш. Пойдешь в бар, притворишься, будто напиваешься с горя, не желаешь ни с кем разговаривать. Паром идет четыре часа с четвертью, времени хватит. На середине пролива скажешь бармену ненароком, что хочешь выйти на палубу. Вместо этого пойдешь в каюту, превратишься в Аниту Марш. Наденешь парик, старушечью одежду. Потом возьмешь свои вещи, паспорт, мобильник и выбросишь за борт.

Лоррейн в полном изумлении таращила глаза.

– В Дьепе сядешь в парижский поезд. Уничтожишь паспорт Аниты Марш, купишь билет на самолет до Мельбурна по паспорту Маргарет Нельсон. Там я тебя буду ждать.

– Черт побери, все продумал?

Сразу не поймешь, довольна она или злится.

– Ну да… В общем‑ то больше нечем было заняться.

– Одно обещай – не вкладывай в свои планы все деньги.

– Ни за что. Я хорошо усвоил урок, детка. Долго думал. Проблема в том, что, как только влезешь в долги, дальше катишься вниз по спирали. Теперь мы свободны, можем начать сначала. Начнем в Австралии, потом куда‑ нибудь переедем, будем жить под солнцем. По‑ моему, неплохо! Деньги со временем можно в банк положить, на проценты жить.

Лоррейн с сомнением смотрела на Ронни.

Он ткнул пальцем в конверт:

– Тут еще кое‑ что для тебя.

Она вытащила тонкий целлофановый пакетик с отдельными почтовыми марками.

– Помогут продержаться, – объяснил он. – Оплатишь расходы. Побалуй себя чем‑ нибудь. Там есть фунтовая марка «Сомерсет‑ Хаус» девятьсот одиннадцатого года, стоит около пятнадцати сотен фунтов. В целом тысяч на пять. Отнесешь к одному моему знакомому, который даст самую лучшую цену. Когда придут большие деньги, он же переведет их в марки. Дилер честный. У него мы больше получим.

– Он ничего не знает?

– Боже сохрани. – Ронни оторвал клочок от обложки журнала, лежавшего на кухонном столе, записал имя и фамилию Хьюго Хегарти, номер телефона и адрес. – Старик огорчится известию о моей гибели. Я был хорошим клиентом.

– За последние недели пришло несколько писем, открыток с соболезнованиями…

– Хотелось бы прочитать, что обо мне пишут.

– Добрые слова. – Лоррейн грустно рассмеялась. – Сью говорит, мне надо подумать о похоронах. Большой гроб не понадобится… для бумажника и мобильника, правда? – Оба фыркнули. Лоррейн вытерла вновь покатившиеся по щекам слезы, вздохнула. – По крайней мере, можно посмеяться. Приятно, да?

Ронни шагнул к ней, крепко стиснул.

– Угу. Очень приятно.

– А почему ты выбрал Австралию?

– Чем дальше, тем лучше. Там нас никто не знает. Вдобавок один мой старый приятель давно туда уехал. Можно ему доверять – продаст марки без всяких вопросов.

– Кто это?

– Чад Скеггс.

Лоррейн испуганно взглянула на него, словно ее ударили:

– Рики Скеггс?

– Да. Ты ведь до меня с ним крутила? Он всегда требовал, чтобы птички его звали Рики. Как бы особая привилегия. Для деловых партнеров Чад, для приятелей Чад, а для девчонок Рики. Очень старательно соблюдал это правило.

– Это одно и то же, – объяснила она. – Чад и Рики – уменьшительные от Ричарда.

– Ну, не важно.

– Нет, Ронни, важно. И я с ним не крутила. Мы только раз встречались. Он пытался меня изнасиловать. Помнишь? Я тебе рассказывала.

– Угу. Это для него обычная прелюдия к роману.

– Я серьезно. В начале девяностых он повез меня как‑ то вечером в своем «порше»…

– Помню тот самый «порше». Черный. Я тогда работал в брайтонской компании по продаже подержанных автомобилей, мы его подцепили после того, как он в дерево врезался и пошел под списание. Приварили к хвосту перед от другого. Дешево всучили Чаду. Это был смертельный капкан, черт возьми!

– И ты его другу продал?

– Он хорошо знал, что тачка дерьмовая, не слишком быстро ездил. Купил из чистого пижонства, катал цыпочек вроде тебя.

– Ну, мы немного выпили в баре, я подумала, он везет меня ужинать. Вместо того направился в Даунс, сообщил, что девочкам, которых он трахает, позволяется называть его Рики, расстегнул «молнию» на ширинке, велел отсосать. Я даже не поверила.

– Грязный ублюдок.

– Когда я потребовала везти меня домой, чуть не вышвырнул меня из машины, обозвал неблагодарной сукой, обещал показать настоящую мужскую палку. Я ему оцарапала щеку, нажала на клаксон, впереди вдруг вспыхнули фары встречной машины, он испугался, отвез меня домой.

– Дальше что?

– Ни слова больше не сказал. Я вылезла из машины, и все. Потом время от времени видела его в городе, каждый раз с другой женщиной. Потом от кого‑ то услышала, что он уехал в Австралию. На мой взгляд, не так далеко, как хотелось бы.

Ронни сидел в угрюмом молчании. Лоррейн раздавила в пепельнице догоревший до фильтра окурок и вновь закурила. Наконец Ронни сказал:

– Вообще‑ то парень он неплохой. Может, просто в тот раз был не в духе. Самолюбия у него хоть отбавляй. С возрастом наверняка утихомирился.

Лоррейн долго молчала.

– Все будет в порядке, крошка, – заверил Ронни. – Все получится. Многим ли выпадает шанс начать жизнь сначала?

– Хорошее начало, – язвительно заметила Лоррейн, – оказаться в полной зависимости от негодяя, который пытался когда‑ то меня изнасиловать.

– У тебя есть идея получше? – неожиданно рявкнул Ронни. – Есть другой план? Рассказывай.

Лоррейн взглянула на него. Перед ней был другой человек, не тот, каким был до отъезда в Нью‑ Йорк. Изменившийся не только физически. Дело не просто в бороде и бритой голове – изменилось еще что‑ то. Добавилась самоуверенность и жесткость.

Или сейчас, после долгой разлуки, она впервые увидела настоящего Ронни, каким он был изначально.

Нет, неохотно признала она, у нее не имеется лучшего плана.

Октябрь 2007 года

Сидя в ожидании на кожаном диване в кабинете Хьюго Хегарти, Эбби подула на чай, отхлебнула. Взяла с блюда печенье. Она не завтракала, организм требовал сахара. Наконец после долгого отсутствия дилер вернулся, вежливо извинился:

– Прошу прощения. – Снова сел за письменный стол. Вновь посмотрел на марки. – Превосходное качество. Будто только что отпечатаны. Весьма примечательная коллекция.

– Спасибо, – улыбнулась Эбби.

– И вы все хотите продать?

– Да.

– Сколько просите?

– Каталожная стоимость чуть больше четырех миллионов фунтов, – ответила Эбби.

– Пожалуй. Но боюсь, каталожной цены вам никто не заплатит. Любой покупатель хочет получить прибыль. Разумеется, чем надежнее происхождение марок, тем ниже маржа. [16]

– Вы купите? – спросила она. – Со скидкой.

– Не могли бы вы поподробнее рассказать, как они к вам попали? Вчера вы говорили, что унаследовали дом и имущество вашей тетушки?

– Да.

– В Австралии, в Сиднее?

Эбби кивнула.

– Как ее звали?

– Энн Дженнингс.

– У вас есть документы, подтверждающие право на собственность?

– Что именно вам требуется?

– Копия завещания. Не попросите ли ее адвоката переслать мне его по факсу? Не знаю, какое там время сейчас. – Хегарти взглянул на часы. – Середина ночи, должно быть. Можно обождать до завтра.

– И сколько вы заплатите за коллекцию?

– Когда получу надлежащее подтверждение? Готов заплатить два с половиной миллиона.

– А без подтверждения? Прямо сейчас, наличными?

Дилер сухо улыбнулся, покачал головой:

– Прошу прощения, я так дела не делаю.

– Мне посоветовали обратиться именно к вам…

– Напрасно. Я этим больше не занимаюсь. Выслушайте мой совет, юная леди. Разделите коллекцию. Она слишком дорого стоит. Возникнут вопросы. Прямо сейчас разбейте. В Соединенном Королевстве найдутся другие торговцы. Предложите один блок одному, другой другому. Можете обратиться и за границу. Торгуйтесь. Если цена не понравится, не соглашайтесь. Не спешите продавать, растяните сделки на пару лет, чтобы не возбуждать никаких подозрений.

Он старательно, почти благоговейно собрал марки, разложил по пакетикам.

Убитая Эбби слабо пробормотала:

– Вы мне порекомендуете британских дилеров?

– М‑ м‑ м… дайте подумать.

Продолжая укладывать марки, Хегарти назвал несколько фамилий. Эбби записывала. Потом он вдруг добавил, как бы только что вспомнив:

– Ах да, еще один есть…

– Кто?

– Ходят слухи, что Чад Скеггс здесь, – проговорил Хегарти, пристально на нее глядя.

Эбби не сумела с собой совладать. Лицо залилось свекольным румянцем. Она попросила вызвать для нее такси.

Хьюго Хегарти провожал ее до подъезда. Оба хранили молчание. Не зная, как его нарушить, Эбби в конце концов не слишком изобретательно пробормотала:

– Совсем не то, что вы думаете…

– Вечная проблема с Чадом Скеггсом, – сухо ответил Хегарти. – Всегда не то, что думаешь.

Когда она ушла, дилер направился прямиком в кабинет и набрал номер сержанта Брэнсона. Он мало что мог добавить к предыдущему, кроме имени и фамилии тетки молодой женщины – Энн Дженнингс.

Что бы ни удалось сделать ради отмщения Чаду Скеггсу, все будет мало.

Октябрь 2007 года

Эбби, огорченная и встревоженная свиданием с Хьюго Хегарти, открыла заднюю дверцу такси, мрачно оглядывая под проливным дождем Дайк‑ роуд‑ авеню.

По‑ прежнему стоит фургон «Бритиш телеком», чуть дальше маленький голубой автомобиль. Она влезла в машину, захлопнула дверцу.

– В «Гранд‑ отель»? – уточнила таксистка.

Эбби кивнула, специально назвав ложный адрес, когда заказывала такси из кабинета Хегарти, не желая, чтобы он знал, где она остановилась. По пути как‑ нибудь договорится.

Сидела думала. От Рики ни слова. Дэйв ошибся. Продать марки намного труднее, чем он утверждал. Потребуется гораздо больше времени.

Зазвонил телефон. На дисплее возник номер матери. Охваченная тошнотворным страхом, Эбби ответила, крепко прижав трубку к уху, зная, что таксистка ее слышит:

– Мама!..

Голос матери звучал растерянно, слабо, бессвязно, она коротко хрипло дышала.

– Прошу тебя, Эбби, пожалуйста… Мне лекарства нужны, у меня… – послышался резкий вдох, выдох, – спазмы. Нельзя было их брать… Это нехорошо… – Снова вдох.

И разговор прервался.

Эбби лихорадочно набрала ее номер и, как прежде, попала на голосовую почту.

Дрожа, смотрела на дисплей, надеясь, что он вот‑ вот оживет, покажет номер Рики. Но телефон молчал.

Она закрыла глаза. Долго ли мама продержится? Долго ли еще будет мучиться из‑ за нее?

Ублюдок Рики. Гад. Сволочь.

Умный, хитрый. Слишком умный, черт побери. Берет верх, побеждает. Знает, что марки продать нелегко, поэтому они наверняка у нее. Идея держать его в рамках, выдавая мелкие суммы, объясняя, что основные деньги отправлены Дэйву, вылетела в окошко.

Как дальше быть – неясно.

Эбби снова взглянула на телефон, надеясь на звонок.

Фактически остается одно – как можно скорее избавить маму от страданий, даже если для этого придется заключить с Рики сделку, что означает отдать ему все, что он требует. По крайней мере, почти все.

В голову вдруг пришла одна мысль, и Эбби наклонилась к таксистке. На именной табличке написано «Салли Бидвелл».

– Вы, случайно, не знаете местных торговцев марками?

– На Куинс‑ роуд рядом с вокзалом есть филателистический магазин «Хоукс». Другой, по‑ моему, в Шорэме. И еще на Лейнс за Принц‑ Альберт‑ стрит, – сообщила Салли Бидвелл.

– Отвезите меня на Куинс‑ роуд, – попросила Эбби. – Туда ближе.

– Марки собираете?

– Балуюсь, – ответила Эбби, полезла под пуловер, расстегнула пояс.

– Я всегда считала марки мальчишеским увлечением.

– Правильно, – вежливо подтвердила Эбби, вытащила конверт, опустила пониже, чтобы в зеркале не было видно, покопалась, отыскивая менее ценные экземпляры.

Под руку попался блок из четырех марок с мальтийскими крестами, стоивший около тысячи фунтов, еще несколько блоков с изображением моста в сиднейской гавани, приблизительно по четыреста фунтов за каждый. Вынула их, остальные сунула в конверт, затолкала под пуловер за пояс.

Через несколько минут такси затормозило у магазина «Хоукс». Эбби расплатилась, вылезла, спрятав марки в целлофановой обложке под куртку, чтобы не замочить. Мимо прогромыхал автобус, промелькнула голубая машина – «пежо» или «рено» – с двоими мужчинами спереди. Мужчина, сидевший на пассажирском сиденье, разговаривал по мобильнику. Машина очень похожа на ту, что стояла у дома Хегарти. Или это разыгрывается паранойя?

Покупателей в магазине не было. За столом сидела женщина с длинными светлыми волосами, читала местную газету. Эбби, пожалуй, понравился несколько неряшливый вид торгового зала. Похоже, недорогой магазин, где не станут задавать опасных вопросов по поводу происхождения марок и права собственности.

– Хочу продать несколько марок, – объявила она.

– Они у вас с собой?

Эбби протянула пакетики. Женщина отложила газету, бросила беглый взгляд, дружелюбно кивнула:

– Отлично. Давно я не видела этих с сиднейской гаванью. Позвольте только кое‑ что уточнить. Не возражаете, если я их возьму?

– Пожалуйста.

Женщина вышла в открытую дверь, села за письменный стол, вооружилась мощной лупой. Эбби наблюдала, как она выкладывает марки на стол, внимательно разглядывая каждую.

Тут ей на глаза попалась первая страница «Аргуса». Крупный заголовок сообщал:

«Вторая убитая женщина связана с жертвой 11 сентября».

Она взглянула на снимки внизу и заледенела.

На самом маленьком очень красивая, хоть и суровая с виду блондинка лет под тридцать соблазнительно смотрит в объектив, как бы приглашая фотографа, кем бы он ни был, заняться с ней сексом. Под снимком подпись: «Джоанна Уилсон». На самом крупном другая женщина лет сорока, с волнистыми светлыми волосами, привлекательная, с приветливой открытой улыбкой, только в каком‑ то смысле вульгарная, будто, имея достаточно денег, не обладает ни вкусом, ни чувством стиля. Внизу имя: «Лоррейн Уилсон».

Но Эбби не сводила глаз с фотографии мужчины в центре. Не могла оторваться. Смотрела на лицо, на подпись – Рональд Уилсон, – и опять на лицо, и на подпись.

Прочла первый абзац:

«Опознан труп женщины сорока двух лет, обнаруженный в багажнике машины, извлеченной из реки близ Джилонга в Австралии неподалеку от Мельбурна. Это Лоррейн Уилсон, вдова Рональда Уилсона, бизнесмена из Брайтона, одного из 67 британских граждан, погибших 11 сентября во Всемирном торговом центре в Нью‑ Йорке».

Еще раз перечитала. Голову внезапно пронизала вспышка света. Дальше.

«В прошлую пятницу рабочие, копавшие ямы для фундаментов на месте строительства квартала „Новая Англия“ в центре Брайтона, наткнулись в водосточной канаве на костные останки двадцатидевятилетней Джоанны Уилсон. Инспектор Элизабет Мантл, старший следователь суссекской уголовной полиции, сообщила „Аргусу“ сегодня утром, что это первая жена Уилсона.

Суссекская полиция не может понять, каким образом труп Лоррейн Уилсон оказался в австралийской реке Барвон, где, согласно заключению криминалистической экспертизы, пролежал около двух лет. В свое время наша газета сообщала, что миссис Уилсон покончила с собой в ноябре 2002 года, исчезнув во время ночного рейса с парома Нью‑ Хейвен–Дьеп, хотя коронер оставил дело открытым.

По заявлению инспектора Мантл, следствие по делу о „самоубийстве“ немедленно возобновляется».

Эбби в очередной раз посмотрела на фотографии, и снова ее взгляд приковал мужчина в центре. Пол под ногами вздыбился, покосился. Она сделала два шага и ухватилась за стол, чтобы не упасть. Стены сдвинулись, закружились.

– Что с вами? Плохо себя чувствуете? – донесся женский голос.

В дверях показалась блондинка, хозяйка магазина. В глазах все кружилось, будто Эбби стояла возле карусели.

– Может быть, вам лучше сесть? – предложила женщина.

Движение карусели замедлилось. Эбби одновременно чувствовала холодную дрожь и жаркий пот.

– Ничего, все в порядке, – прошептала она, не в силах отвести глаз от снимков.

– Удивительная история, – заметила женщина, кивнув на газету. – Ронни Уилсон тоже марками торговал. Я его знала.

– А…

Эбби смотрела на фотографию, едва слыша, что ей предлагают за марки две тысячи триста пятьдесят фунтов. Взяла деньги банкнотами по пятьдесят и сунула комом в карманы.

Октябрь 2007 года

Эбби вышла на улицу и не сразу заметила, что звонит телефон.

Промямлила:

– Да…

Рики. Почти ничего не слышно, кругом мчатся машины.

– Обожди, – попросила она, перебежала под дождем через улицу, отыскала крытый подъезд и шмыгнула туда. – Прости, что ты сказал?

– Беспокоюсь за мамочку.

Эбби не сразу сумела ответить, дыхание перехватывало.

– Пожалуйста, Рики… скажи, где она, или привези обратно ко мне…

– Ей лекарства нужны.

– Я сейчас привезу. Скажи только куда.

– Не так просто.

Рядом затормозил автобус. Рев мотора заглушил разговор. Эбби снова вышла под дождь, побежала по улице, заскочила в магазин. «Не так просто» прозвучало очень плохо.

Накатило ужасное подозрение, что мать мертва. Скончалась в судорогах за короткое время после их последнего разговора?

Эбби не сдержалась, заплакала. Сначала чудовищное потрясение от прочитанного в газете, теперь еще это. Хуже не бывает.

– Как она? Скажи, что с ней все в порядке!

– Не все.

– Она жива?

– В данный момент. – И Рики отключился.

– Нет!.. – завопила Эбби. – Не надо!..

Стояла, прислонившись к дверям, нисколько не заботясь, видит ее кто‑ нибудь или нет. Глаза, горевшие от слез и дождя, почти ослепли. Впрочем, не настолько, чтобы не увидеть медленно проезжавшую мимо коричневую малолитражку.

В машине двое мужчин, тот, что на пассажирском сиденье, говорит по мобильнику. Оба коротко стрижены – один совсем наголо, другой ежиком. Как военные. Или полицейские.

Кажется, очень похожи на проезжавших в голубой машине, когда она заходила в «Хоукс». Инстинкты обострились за время бегства, окружающее запоминается в мельчайших деталях. С этими машинами что‑ то не то.

Как и с мужчинами.

Оглянулись на нее точно так, как те из голубой машины, которая проезжала мимо филателистического магазина.

Хьюго Хегарти стукнул в полицию? Установлена слежка?

Обе машины двигались в плотном потоке к югу. За ней пустили патрульных?

Эбби лихорадочно огляделась по сторонам, бросилась в противоположную сторону, свернув налево в переулок мимо зловонных мусорных баков. Дальше через улицу заметила дорожку между двумя домами, глянула через плечо, никого не увидела, метнулась в узкое пространство. Дождь немного утих. Мозг работал из последних сил. Квартал знаком как свои пять пальцев – в прежней жизни она жила рядом с Севен‑ Дайалс.

Она неслась вдоль трехполосной дороги, застроенной сплошными рядами домов, на каждом шагу ощупывая конверт за поясом, деньги в карманах, поглядывая через плечо. В такую непогоду на улицах никого, никто ее не видит. Движение и бьющий в лицо дождь сделали свое дело – голова слегка прояснилась, начала соображать.

Поднимаясь в горку по направлению к Дайалс, Эбби повернула направо на жилую улицу поблизости от вокзала. Отступила подальше, чтобы ее не было видно с дороги, понаблюдала за проезжавшими автомобилями и грузовыми фургонами, перескочила через Бэкингем‑ роуд на другую улицу прямо перед вокзалом. Пролетела по ней, пересекла Нью‑ Ингленд‑ Хилл и снова принялась взбираться на холм по лабиринту улиц, застроенных жилыми домами, среди леса щитов с рекламой недвижимости.

В боку закололо, она остановилась, пошла дальше шагом, тяжело дыша и обливаясь потом. Дождь почти совсем прекратился, подул сильный ветер, приятно охлаждая лицо.

Голова наконец прояснилась, словно потрясение от газетной статьи в «Аргусе» прорвало плотину. Целеустремленно направляясь к месту назначения, Эбби держалась окольных улиц, постоянно оглядываясь в поисках голубой, коричневой, любой другой машины с двоими мужчинами на передних сиденьях.

Видел ли Рики «Аргус»? Опубликовано ли сообщение в других газетах? Наверняка должен видеть. Где бы он ни был, у него есть газеты, радио и телевизор.

Эбби заскочила в газетный киоск, быстро пролистала кое‑ какие ежедневные общенациональные издания. Информация нигде еще не перепечатана. Купила номер «Аргуса», остановилась перед киоском, долго вглядывалась в мужское лицо на первой странице, испытывая полное смятение.

Потом, не сходя с места, прочитала статью с начала до конца. Пробелы в прошлом Дэйва заполняются. Умолчание, уклончивые ответы, быстрая смена затронутых тем… Объясняются и намеки Рики, который допытывался, хорошо ли она знает Дэйва.

Хорошо ли его знает Рики?

Эбби сделала несколько шагов, села на мокрую ступеньку, обхватила голову руками. Никогда в жизни так не боялась. Не только за мать, но и за свое будущее.

Жизнь – игра, постоянно твердит Дэйв. Постоянно напоминает, что это игра. С игры все начинается.

С той или иной игры.

«Главное в жизни не жертвы, Эбби. Главное – победители и проигравшие».

Глаза вновь затуманили слезы. В ушах звучал жалобный голос матери. Она набрала ее номер, потом номер Рики, но не получила ответа.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒