|
|||
Расчленяй и властвуй 5 страница«Ловко, – подумал адвокат, – вся штука именно в мизерности суммы. Если бы ей стали платить много, она бы наверняка заподозрила неладное и побежала с кем‑ нибудь советоваться». Истолковав по‑ своему молчание собеседника, она встревоженно спросила: – Может быть, я что‑ то не так делаю? – Нет, нет, – успокоил ее адвокат, – вы все правильно делаете. Не волнуйтесь и работайте, как работали. Если мы в вашем Центре обнаружим какие‑ либо нарушения, обязательно дадим вам знать. В заключение беседы он попросил ее показать корешки почтовых переводов, если таковые у нее сохранились. Покопавшись в сумочке, она нашла несколько корешков – все переводы были отправлены из разных почтовых отделений Москвы и информационной ценности не имели. Поскольку конец месяца был совсем близок, Багров посадил в соответствующее почтовое отделение специального дежурного, но к абонентному ящику 87 никто не подходил – видно, у «Пигмалиона» на почте были свои люди. Закончив общение с Милюковой, адвокат позвонил в справочное «Пигмалиона». Результат превзошел все ожидания: Александру Петровичу предложили в любой момент, хоть прямо сейчас, получить сертификат органа, который, несомненно, подойдет синьоре Торелли. – По‑ советски работают, – укоризненно проворчал адвокат, – труп еще в морге, а сертификат уже на прилавке. Однако юридическое значение этого факта нельзя было недооценивать, и он тут же связался с Багровым. Тот дал Александру Петровичу в провожатые человека, достаточно бойко говорившего по‑ итальянски, чтобы сыграть роль личного врача супермодели. Получив распечатки данных о Петухове и его почках, адвокат со своим спутником составили свидетельские показания о посещении «Пигмалиона», и передали их полковнику. Он, безусловно, грамотно плел сеть вокруг этой достойной фирмы. Оглашение такого документа в зале суда произведет изрядное впечатление… если, конечно, полковник доживет до зала суда. К удовольствию адвоката, Багров ни в каких новых авантюрах участвовать не предлагал, и Самойловы без помех могли продолжить свое расследование. Хотя время нормальной работы контейнера со злополучной почкой, без подзарядки аккумулятора, истекало менее чем через двое суток, их это не очень волновало, ибо они не сомневались, что почка находится у Багрова. Впрочем, расслабляться не следовало, тем более что их теперь отчаянно торопила Клава. Она в панике названивала из Петербурга, откуда ей выехать пока не разрешали, и утверждала, что если она, вместе с почкой, в течение нескольких дней не вылетит в Италию, произойдут ужасные вещи. Но, увы, все, что могли предпринять Самойловы, как назло, требовало много времени. Им оставалось либо опрашивать родственников умерших коллег Дегтярева, либо разыскивать эмигрантов. – А может, сперва попробуем психушку? – неуверенно предложила Карина. – Его фамилия, кажется, Смолин? Она имела в виду старшего научного сотрудника лаборатории Дегтярева, пребывающего ныне в лечебнице с диагнозом «старческий маразм». Судя по обилию благодарностей и поощрений в его личном деле, он был в фаворе у своего начальника и мог что‑ то знать о его приватных делах. Но сейчас ему исполнилось восемьдесят два, и если с таким диагнозом его поместили в стационар, вероятнее всего, вступить с ним в контакт невозможно. Поэтому посещение психиатрической больницы в ряду возможных ходов значилось у Самойловых под последним номером. – Можно попробовать, – уныло согласился Александр Петрович, – нам сейчас надо хвататься за любую соломинку. «Психушка», где содержался Смолин, размещалась на северо‑ западе, в Тушино. Они добрались до нее около четырех, и сонный вахтер сообщил им, что сегодняшний день «невпускной». Справочное бюро функционировало. Обитавшая в нем благообразная старушка, в ответ на сплетенную адвокатом жалостную историю, выяснила номер отделения Смолина и уговорила по телефону дежурную медсестру выйти в проходную. Через несколько минут перед ними предстала рыжая девица с нахальными распутными глазами. Верхние пуговицы ее халата были расстегнуты, позволяя обозревать объемистые веснушчатые груди. Александру Петровичу показалось, что под халатом у нее никакой другой одежды нет. Девица молча, без любопытства оглядела посетителей, и им стало ясно, что шоколадкой тут не отделаешься. Карина решилась принести в жертву общему делу нераспечатанный флакон духов. – Мы в Москве один день, проездом, – по‑ свойски обратилась Карина к девице, стараясь придать своему взгляду достойное собеседницы нахальство. – Родственники Смолина хотели ему передать… – Она не без сожаления извлекла из сумочки французские духи. Девица тщательно осмотрела флакон и упаковку, после чего облизнула губы мясистым красноватым языком: – Ладно, идемте, – лениво произнесла она, опуская духи в карман. Она провела их в прогулочный дворик своего отделения – небольшое, огороженное глухим забором пространство с двумя тополями и дощатой скамейкой. В данный момент здесь топталось десятка два людей в пижамах, по большей части старички и старушки, но было и несколько человек помоложе. – А эти… тоже маразматики? – удивилась Карина. – Да ты что? – возмутилась девица, вполне непринужденно переходя на «ты». – Мужики, что надо, с алкогольного отделения. Мы всегда несколько держим, если что отнести, переставить, те‑ то совсем дурачки… Вон твой Смолин, правее скамейки, на пижаме заплатка. Сейчас Смолин явно находился в состоянии конфронтации с другим старичком. Кивая головой в такт собственным словам, он монотонно повторял: – Чуня врет, Чуня врет, Чуня врет… Тот, к кому он адресовался, сидел на скамейке и плакал, повизгивая тонким голосом; из уголка рта текла слюна. – Опять обижают Чуню, придурки, – провожатая Самойловых решительно направилась в зону конфликта. Ее приближение приободрило Чуню. – А я говорю, рубал! – Всхлипнув, он поднялся со скамейки и попытался ударить обидчика, но потерял равновесие и, чтобы не упасть, вынужден был схватиться за его пижаму. – Драться не сметь, накажу обоих! – Подоспев к месту происшествия, медсестра растащила их в стороны. От предпринятых усилий на ее халате расстегнулась еще одна пуговица, и третий старичок, с огромными оттопыренными ушами, сунул нос к ней за пазуху, спеша насладиться открывшимся зрелищем. – А ты убери мурло, еще мне слюней напустишь, – оставив в покое драчунов, она ладонью отодвинула лицо любопытного и вытерла руку о полу халата. – Рубал, говорю, рубал, – настаивал на своем Чуня, продолжая хныкать. – Рубал, рубал, – подтвердила девица, оборачиваясь к подошедшим Самойловым. – Чуня‑ то служил в коннице, говорит, саблей мог разрубить человека от плеча до седла, а эти придурки ему не верят. Вот он и плачет. – И что, действительно мог разрубить? – удивился адвокат. – Да кто же знает. Теперь, все одно, дурачок. – А Смолин чем хвастается? – небрежно ввернула Карина. – У него песня другая, все ждет какого‑ то Дегтярева. Как приедет, всех нас посадят. – Ничуть не хуже, чем сабля, – заметил Александр Петрович, – его, надеюсь, не обижают? – Не обижают, и даже боятся. – Девица в первый раз внимательно взглянула на адвоката. – Еще он всем тыкал старую газету, где будто бы про него написано. Из‑ за нее два раза с Чуней подрался, так я ее у него отобрала. – Интересно бы посмотреть на эту газету, – глядя в небо, безразличным тоном обронила Карина. Вместо ответа девица тоже задумчиво уставилась в небо, и Карина бесцеремонно сунула ей в карман халата большую плитку шоколада с орехами, вообще говоря, припасенную для Смолина. – Пойду поищу, может быть, и не выкинула. – Медсестра направилась ко входу в здание, сделав по пути остановку около высокого угрюмого алкоголика. – Я сейчас, Фединька, а ты за дураками пока присмотри. – Положив ему на плечо руку, она потерлась о него бедрами и продолжила свой путь. Карина и адвокат воспользовались паузой, чтобы вступить в контакт со Смолиным. Когда они подошли, он смерил их недружелюбным подозрительным взглядом и пробормотал, как показалось Александру Петровичу, что‑ то нелестное в их адрес. – Это вам от Дегтярева, – сказала Карина, протягивая ему горсть конфет, все, что удалось наскрести в сумке. Схватив конфеты, он настороженно огляделся, делал шаг назад и стал ссыпать конфеты в карман. – Врете, все врете, Дегтярев приедет, всем вам будет… – Оборвав речь на полуслове, он радостно хихикнул и попытался развернуть конфету, но пальцы его не слушались. Тогда он остатками зубов оторвал конец фантика и принялся выкусывать конфету из обертки. – Нас прислал Дегтярев, – продолжала отстаивать свою позицию Карина. – Он скоро приедет, а сейчас выполняет секретную работу в Америке. Что ему передать? Ей тут же стало совестно: его рот приоткрылся, и отвисшая челюсть неподвижно застыла, а в глазах появились боль и отчаяние. Его померкший разум не мог справиться с возникшей задачей, и он, в силу странной и жестокой игры природы, осознавал это. – Мы с Дегтяревым… мы с ним… – забормотал он поспешно и тотчас беспомощно замолчал. – Что же вы делали с Дегтяревым? – вкрадчиво спросил Александр Петрович. – Трансплантацию? – Мы с ним… мы с ним… – повторял Смолин, как испорченная граммофонная пластинка. – Поперхнувшись слюной, он стал по‑ рыбьи глотать ртом воздух. – Оставь его, – попросила Карина, – это уже бесполезная жестокость. Тем временем возвратилась рыжая девица. – Держите газету и сваливайте отсюда, – заявила она без лишних церемоний, – старшая возникает, в окно вас увидела. – А как с этим? – Карина недоуменно показала глазами на газету. – Так я же тебе говорю: бери с собой. Я ему все равно не отдам. – Она злорадно фыркнула, видимо, у нее были свои счеты со Смолиным. Адвокат ожидал, что, очутившись в машине, Карина немедленно погрузится в изучение газеты, но она ее рассеянно вертела в руках. Ей было явно не по себе. – Не беспокойся, со мной все в порядке, – вяло улыбнулась она, отвечая на недоуменный взгляд мужа. – Я просто подумала, что эти люди уже никогда не наденут нормальной одежды, так и будут до смерти ходить в пижамах. Страшно. – Ты полагаешь, в их судьбе это самое страшное? – Не знаю… просто пришло в голову… извини, я готова заняться делом. Пока Александр Петрович был занят выездом на кольцевую дорогу, Карина развернула на коленях газету и стала ее бегло просматривать. Вскоре, видя, с каким любопытством он косит глаза в ее сторону, она предложила: – Я буду комментировать вслух. Газета «Совершенно секретно», есть только часть страниц… страницы с датой выхода нет, впрочем, это пустяк… заметки о рэкете, о торговле ураном, о коррупции в парламенте… а вот статья, у которой начало отсутствует, очень объемистая… судя по тексту, записки высокопоставленного кагебешника, сбежавшего на Запад… сплошное занудство, о том, как они воровали чертежи каких‑ то ракет… теперь он ругает начальство за продажность и тупость… а дальше абзац отчеркнут… О Мадонна! Это прямо касается нас! – Почувствовав, как резко вильнула машина, она добавила рассудительно: – Я думаю, наши головы будут целее, если мы сделаем короткую остановку. Отчеркнут был следующий текст: «Тогда же мне пришлось обеспечивать две операции, связанные с пересадкой органов. Некие ловкие люди сумели убедить самое высокое руководство, что они в состоянии подготовить предназначенные к трансплантации органы таким образом, чтобы в них на биологическом уровне была закодирована коммунистическая идеология. Будучи имплантирован какому‑ либо западному государственному деятелю, такой „идеологизированный" орган вызывал якобы духовное перерождение его носителя и заставлял постепенно менять политическую ориентацию в нашу пользу. Это были сложные дорогостоящие операции, в которых мы рисковали самой лучшей агентурой. Оценить объективно эффективность подобных акций вряд ли возможно. Андропов придавал им большое значение и курировал лично. Мне же казалось, что все это – высококвалифицированное шарлатанство. Конкретных случаев приводить здесь не буду, чтобы не повредить репутации весьма уважаемых в мире людей». – Ты понял?! – Карина от возбуждения говорила громким и быстрым шепотом. – Все концы сходятся! Вспомни, кем был Солодков, чью почку украли? Оголтелый левый, как теперь говорят, красно‑ коричневый. И Петухов тоже. Значит, Хуарес отлично знает, какая «идеологизация» почки нужна Клавиному дружку… Надо же, с кем девчонка связалась… Но я не о том… Эффективно, неэффективно – дело второе, главное, они в это верят и готовы платить деньги. Теперь смотри дальше. Помнишь, полковник удивлялся, почему Хаштыков с приятелем застряли у Петухова? Ведь чтобы накачать человека спиртным, достаточно получаса. И сопоставь это с тем, что говорил Велесов – каждый орган активен в смысле восприятия информации в определенное время суток. Хаштыков дожидался указанного ему хозяином часа. И еще, Велесов говорил, и сам Дегтярев писал, о блокаде головного мозга. А как убили Петухова? Сунули головой под прицеп. По‑ моему, все яснее ясного: чтобы получить «идеологизированный» орган, нужно устроить «донору» черепно‑ мозговую травму в час, соответствующий информационной активности данного органа. – Одним словом, человека нужно убить заданным способом в заданное время. Готов с тобой согласиться. Остается провести последнюю, вполне очевидную проверку. – Понимаю, нужно убедиться, что Петухова прикончили в час почки. Поехали в библиотеку. Заодно идентифицируем номер «Совершенно секретно». – Может быть, перекусим сначала? – робко предложил адвокат. – Успеем потом поесть, авось не умрем с голоду. Давай ковать железо, пока горячо. «Экий в нее боевой дух вселился», – подумал адвокат, уныло качая головой, но спорить не стал. Поездка в библиотеку принесла Карине полный триумф. В обеих книжках по восточной медицине, которые удалось найти, было указано одно и то же время активности почек: два часа, начиная с пяти дня. Именно в этот час был убит Петухов. – Ты оказалась кругом права, – торжественно объявил адвокат. – Кажется, в этом деле можно поставить точку. Остается написать отчет для Багрова. – Давай, сегодня же ночью, – неуверенно предложила Карина. – Так хочется поскорее отделаться… Я думала, буду счастлива, когда мы с этим покончим, но сейчас почему‑ то невесело… Больно все это мрачно. – Да уж куда мрачнее, – кисло улыбнулся Александр Петрович. – Теперь – понятно, почему коммунисты оставили власть: они разрезали своих лучших людей на части и разослали братским компартиям. На следующий день состоялась встреча с полковником. – Все в порядке, – сказал он, просмотрев пачку машинописных листков, над которыми Самойловы корпели до четырех утра, – концы с концами сходятся. Теперь вам понятно, почему моим людям это было не по зубам? – Здесь отсутствует доказательная часть, – скромно заметил адвокат. – Э, была бы кость, а мясо нарастет. Кое‑ что у меня есть, кое‑ что доберем. Кое‑ что из непонятного становится понятным. Вот, к примеру, за эти идеологические потроха платят не по сто тысяч зеленых, а в несколько раз дороже. Гонец, который приезжает за органом, привозит обычную сумму, для камуфляжа. А остальное переводят на счет Хуареса в португальском банке. В вашем случае ему перепало еще четыреста тысяч. За идеологию, – непонятно чему радуясь, ухмыльнулся Багров. – Неужто банки дают вам такие сведения? – удивилась Карина. – Ясное дело, они никому ничего не дают. Но Интерпол, когда нужно, умеет добывать любые сведения. Адвокат решил перевести разговор в более практическое русло: – Я полагаю, похищенная почка в данный момент у вас? – Да, – коротко кивнул полковник. – И была у вас с самого начала. – Естественно. Я ведь вам говорил, что не мог понять, почему вокруг некоторых органов начинается какая‑ то возня. Как только мне стало известно, что за эту почку уплачено в пять раз больше, чем за обычную, я решил ее у них отобрать и посмотреть, что произойдет. – Недурно, недурно, – одобрительно проворковал адвокат. – Клава беспокоится и рвется в Италию, – вмешалась в разговор Карина, – нужно отдать ей почку. – Хоть завтра, – последовал благодушный ответ, – вызывайте ее сюда. Пусть только съездит с вами за новой почкой, и до свиданья. – Я бы не стал ее брать в «Пигмалион», – встревожился адвокат. – Проведите с ней инструктаж, чтобы не болтала лишнего. Им будет спокойнее, если она явится собственной персоной. Не надо их зря напрягать, они и так нервничают. – Моя работа как будто идет к концу, – сменил тему адвокат. – Когда вы их арестуете, если вам это удастся, порекомендуйте меня в качестве адвоката. Я готов защищать любого из них. – Наслышан, наслышан, любите безнадежные дела. Не сомневайтесь, порекомендую. Испытывая настоятельную потребность хоть немного отоспаться, Самойловы, к удивлению хозяев дома, улеглись спать сразу после ужина: рано утром предстояло встречать Клаву. Адвокат решил, чтобы не терять темпа, прямо с вокзала отправиться в «Пигмалион», заехав по пути на аэровокзал за билетом для Клавы. В связи с этими планами Карина соорудила и упаковала для Клавы холодный завтрак, дабы та могла перекусить на ходу в машине. Клава одобрила столь уплотненный график деятельности, но, вопреки надеждам адвоката, ухитрилась сочетать поедание завтрака с весьма эмоциональной болтовней, сопровождаемой всхлипываниями и восклицаниями. Александру Петровичу едва удалось заставить ее немного помолчать, чтобы, как выразился накануне полковник, провести инструктаж. По предварительной договоренности, Багров их встретил на выезде из города. Карина, дабы не светиться в «Пигмалионе», пересела в машину полковника, а к адвокату переместился человек, уже изображавший однажды личного врача синьоры Торелли. Не очень хорошо понимая, что происходит, Клава выглянула в окошко, и полковник не замедлил этим воспользоваться для проведения дополнительного инструктажа. Открыв заднюю дверцу своего автомобиля, он показал лежащий на сиденье коричневый чемодан: – Вот твоя почка. Получишь ее через час, если будешь хорошо себя вести. Держи там язык за зубами и говори только по‑ итальянски. Иначе вообще никуда не уедешь. Все поняла? – Поняла, – пролепетала Клава, и глаза ее вдруг приобрели жалкое собачье выражение. «Боится полиции… значит, рыльце в пушку, – подумал Александр Петрович. – Нашла с кем связаться, бедная девчонка… у них там карабинеры тоже не шутят…» В «Пигмалионе» все прошло гладко, хотя, как показалось адвокату, Хуарес, по сравнению с первым визитом, вел себя настороженно. Присутствие Клавы оказалось полезным, оно стабилизировало обстановку. Синьора Торелли подписала заявление об отсутствии у нее каких‑ либо претензий к фирме и получила взамен контейнер с почкой несчастного Петухова, а также ворох бумаг с печатями, необходимый для вывоза этого чемодана из России и ввоза его в Италию. Машину Багрова они обнаружили в том же месте, где встретились с ним час назад. Произошел обмен совершенно одинаковыми с виду чемоданами, что внешне выглядело страшно глупо и напоминало сцену из шпионского фильма. – А его можно открыть? – не могла сдержать любопытства Карина. – Отчего же нет? Разумеется, можно. Как говорится, товар лицом. – Полковник распахнул чемодан. – Нажмите клавишу «Контроль», – предложил он Карине. Она осторожно коснулась клавиши кончиком пальца, и на жидкокристаллическом экране возникла надпись: «Нарушений режима не было». – А теперь – «Питание». На этот раз появился текст «Автономия 10 суток». – Ночью подзарядили, – пояснил Багров и, бросив косой взгляд на Клаву, добавил: – В последние сутки будет отсчитывать часы. Но до этого лучше не доводить. – А остальные клавиши для чего? – Клава нашла в себе силы преодолеть страх перед полковником, понимая, что в конце концов ей предстоит остаться один на один с этим чемоданом. – Влажность, температура и прочее. Они для специалистов. Вас касаются только эти две. Да и то в крайнем случае. Все? Больше нет вопросов? – Мы сегодня, наверное, тоже уедем, – сказал адвокат, – где оставить машину? – Поедете «стрелой»? Вас отвезут на вокзал. – Прощайте, полковник. Желаю удачи. – Я тоже, – буркнул Багров, кивнул Карине и резко взял с места. До самолета Клавы оставалось около трех часов, и времени хватило только на то, чтобы заехать за ее вещами и наскоро пообедать. Дома, невзирая на бурные протесты Карины, Клава вручила адвокату его гонорар, оговоренный ею ранее – чек на десять тысяч. В скупости ее упрекнуть было невозможно. По пути в Шереметьево, не особенно таясь, их сопровождала машина, и в самом аэропорту за ними присматривали два незнакомца, причем они, в отличие от других провожающих, были пропущены на летное поле. – Надо же, как полковник печется о безопасности Клавы, – удивилась Карина. – Думаю, ему начихать на Клаву. Он печется о благополучной доставке контейнера по назначению. – А зачем ему это? Ведь главное у него в руках: вещественное доказательство, почка, плюс вся криминальная цепь ее добычи, и притом отлично документированная. – Все верно. Но у него есть своя игра с Интерполом, и тем, вторым, контейнером, он расплачивается с ними. Ручаюсь, он помечен таким букетом изотопов, что теперь его можно найти хоть на дне морском. – Почему ты не предупредил Клаву? – Какая польза? Изменить она ничего не сможет, а вести себя естественно ей будет трудно, в компании террористов это опасно. И еще, знаешь – чем скорее ее приятель, как его, Бурчи, окажется за решеткой, тем лучше для Клавы. Рано или поздно, он ее крупно подставит. – Ты, наверное, прав. Но все это беспокойно и страшно. Вечером, когда после прощального ужина хозяева дома вышли проводить Самойловых к машине, в ней уже, на месте водителя, сидел Коля. Он отвез их на вокзал, в нескольких шагах позади них проследовал на платформу и, стоя поодаль, дождался отхода поезда. – А о нас он зачем печется? Вряд ли он может нами с кем‑ нибудь расплатиться, – засмеялась Карина, наблюдая в окно, как увешенная огнями Останкинская башня уплывает назад. – Не знаю. Возможно, мы для него – важные свидетели. К тому же он непрерывно плетет какие‑ то сети – может, в них нам уготована своя роль… Не знаю. По приезде в Петербург об этом разговоре не вспоминали. Жизнь вошла в обычную колею, Карина занялась организацией выставки каких‑ то авангардистов, и Александр Петрович стал надеяться, что она постепенно забудет о «троюродной кузине» и ее рискованных связях. Но вскоре он заметил, что Карина стала включать программы новостей значительно чаще, чем у них было заведено, и даже заглядывать в газеты, чего раньше вообще никогда не делала. Он‑ то сам газеты просматривал регулярно. И все‑ таки они оба прозевали ожидаемое событие по той простой причине, что российская пресса почти не уделила ему внимания. Они получили по почте конверт, естественно, без обратного адреса, с газетной вырезкой. В коротенькой заметке сообщалось, что десятого ноября в Милане был арестован один из лидеров итальянской ультралевой организации «Тяжелые шаги» Витторио Бурчи. В перестрелке перед арестом он был тяжело ранен, отчего и скончался в тюремном госпитале. На полях заметки имелась надпись: «Коммерсант, 11 ноября». – Узнаю педантизм нашего друга, – хмыкнул адвокат, – но заметь, как ловко работают: его арестовали, а не убили. И арестован, и мертв – сплошные плюсы. – Ты полагаешь, это сделано с расчетом? – С точнейшим. У них нет смертной казни. Как только такой красавец садится в тюрьму, начинается бесконечная цепочка варварских акций с захватом заложников, и пока он жив, хлопот не оберешься. – Но посмотри: ни про Клаву, ни про почку – ни слова. – Думаю, не случайно. Насколько мне известно, «Тяжелые шаги» убирают газетчиков, которые суют нос в их дела. Карина не поленилась позвонить в Ереван, и на вопрос, как дела у Клавы, получила стереотипный ответ: «Девочка здорова и у себя в Италии скоро выходит замуж». Соседи Самойлова затеяли ремонт. Целыми днями за стенкой раздавалось постукивание и слышался визг пилы. – Странно, – виновато улыбаясь, сказала Карина, – у меня этот шум вызывает беспокойство, хотя вроде бы дело житейское. И еще, я почему‑ то вспомнила, что ты давно не чистил пистолет. Это непорядок. Не согласиться с этим было нельзя, и адвокат, разложив на столе газету, занялся чисткой и смазкой оружия, добросовестно, но без большого энтузиазма. Обладая рациональным складом ума, он тем не менее был убежден, что начать ни с того ни с сего чистить оружие – верный способ накликать необходимость его применения. А жизнь, будто нарочно складывалась так, чтобы поощрять суеверия Александра Петровича. Через день в девять утра раздался телефонный звонок. В такое время, как правило, Самойловым никто не звонил, и адвокат неохотно снял трубку, надеясь, что кто‑ то просто ошибся номером. Он сразу узнал голос Клавы, и ощутил спиной неприятный озноб, распространившийся, пока она лепетала слова приветствия, на весь позвоночник, от шеи до поясницы, что означало высокий градус опасности. С первой же секунды он мог почти дословно предсказать всю ее речь: у нее сложности с работой в Италии, она хочет немного поработать в России, ей нужны совет и помощь хорошего юриста, то есть его, Самойлова, не говоря о том, что она успела за несколько дней безумно соскучиться по своим драгоценным родственникам. Загнанно оглядевшись по сторонам и поняв, что путей для отступления нет, он пригласил ее приехать немедленно, наказав взять такси из числа ожидающих очереди на стоянке и не соглашаться ехать с водителями, которые будут подходить к ней сами. Вернувшаяся из кухни Карина решила подбодрить мужа: – Насчет того, что Клава может привести за собой хвост, не беспокойся: всем заинтересованным лицам наш адрес уже наверняка известен. – Спасибо, дорогая, – кисло сказал Александр Петрович, – ты во всем умеешь найти приятные стороны. Приняв ее слова на вооружение в качестве рабочей гипотезы, он тотчас, прямо с домашнего телефона, позвонил в Москву по известному ему номеру и попросил срочно передать полковнику, что троюродная кузина снова приехала в гости. Клава, появившись, прямо с порога начала врать, настолько бестолково и неумело, что адвокату стало неловко, и он старался не смотреть ей в лицо. Карине речи родственницы тоже не понравились, и, потерпев их небольшое время, она высказалась с абсолютной прямотой, повторив, к удивлению Александра Петровича, почти дословно фразу, которую он не так давно слышал от полковника Багрова: – Дело в том, Клава, что мы о твоих делах знаем несколько больше, чем ты сама. Ты на заметке и у Интерпола, и у нашей российской полиции. Если ты не сумеешь отделаться от связей с террористами, то в ближайшее время угодишь в тюрьму. Гостья в ответ разревелась, не вполне натурально, но все же достаточно жалостно. – Отделаться! – Она зарыдала громче. – От них не отделаться! Они за мной гоняются и хотят убить, они думают, я виновата в их провале. Я потому сюда и приехала, может, в Россию они не доберутся? – Доберутся, – успокоительным тоном сказала Карина. Слезы на глазах Клавы мигом высохли, и она заговорила по‑ деловому: – Ты должен придумать, Сандро, как меня защитить. Мы с тобой еще раз заключим контракт, и у тебя опять будет гонорар. – Опомнись, Клава, – возмутилась Карина, – ты не поняла до сих пор, с какими чудовищами связалась. Чтобы тебя защищать от них, нужен батальон коммандос, а Александр всего лишь адвокат. И почему ты беспокоишься только о себе? Нам всем нужно позаботиться о своей безопасности, – она вопросительно поглядела на мужа, и тот легким движением век подтвердил ее правоту. – Полагаю, – добавил он, – нам следует временно сменить место жительства. Найти с помощью телефона временное жилье для троих оказалось делом недолгим, после чего Александр Петрович отправился в гараж, пообещав подогнать машину минут через двадцать. Но увы, это обещание оказалось невыполнимым. Замок гаража заело, чего раньше никогда не случалось, и, провозившись с ним некоторое время, адвокат пришел к выводу, что замок испорчен умышленно. Кто‑ то захотел помешать ему воспользоваться собственным автомобилем. Кому это могло понадобиться? Ответ, и притом малоприятный, с учетом появления Клавы, напрашивался сам собой: полковник Багров снова ловил «на живца», коего на этот раз изображал сам адвокат вместе с женой и родственницей. Поэтому, вернувшись домой не через двадцать минут, а через час с лишним, и не на машине, а пешком, Александр Петрович был не очень ошарашен тем, что увидел около своего дома. У подъезда суетилось несколько человек в штатском и пара милиционеров, на асфальте ничком лежал здоровенный детина и, несмотря на то что на его шее плотно стоял сапог парня в бронежилете, отчаянно брыкался, пока милиционеры надевали ему наручники. Из парадной вывели еще двоих молодцов, уже в наручниках, и, разместившись в четырех автомобилях, вся команда отъехала. Не удивило адвоката и то, что дверь его квартиры была открыта нараспашку, а стекла в одном из окон выбиты и что внутри обнаружился полковник Багров собственной персоной, который беседовал с человеком в хорошо сшитом пиджачном костюме. Не очень успешно имитируя светский тон, полковник представил его как господина Ленски.
|
|||
|