Сон разума 4 страница

– Кто ты? Сам дьявол?

– Нет, всего лишь дальний родственник, – усмехнулся адвокат.

– Их нет, нет, все давно отобрали! Дай ее сюда! Скорее! Я все расскажу, все вспомню! Все, что захочешь!

– Мне нужны записи.

– Я же сдохну, понимаешь? Сейчас сдохну, и ты ничего не получишь! – Его снова стало трясти.

– Вы напрасно тянете время.

– Дай! Ну пожалуйста, дай! – На лице несчастного выступили лиловые пятна, и он заплакал, визгливо всхлипывая. – Ты же видишь, я не могу встать! Дай мне, и я тебе все найду! Все, все найду!

– Скажите где. Я найду сам.

– Мусор! Падла вонючая! – сквозь слезы завыл доктор тонким голосом. – На верхней полке, медицинская энциклопедия, шестой том… ты куда? Стой! Дай мне сперва!

– Я сначала проверю.

– Сука! Сука позорная! – чуть слышно запричитал страдалец.

Александр Петрович, выкопав в бумажном завале на письменном столе площадку для ног, влез на него и смог дотянуться до медицинской энциклопедии. Шестой том оказался на месте, но, бегло его пролистав, адвокат ничего не нашел. Тогда он распушил страницы и слегка потряс книгу – и снова безрезультатно.

– Двухсотая страница, мудак, – простонал доктор Буги.

На двухсотой странице, у основания, обнаружилась полоса наклеенной бумаги и под ней – вырезанное в страницах вдоль корешка узкое гнездо, в котором покоились две миниатюрные кассеты от карманного диктофона. Спрыгнув на пол, он вынул из кармана коробку с ампулами и положил на стул около кровати.

Доктор Буги трясущимися руками кое‑ как извлек из коробки ампулу, но затем его движения стали точными. Он аккуратно отломал кончик ампулы, осторожно наполнил шприц, не забыл из него выдавить воздух и, сев на кровати, всадил иглу себе в бедро. Обе его ноги, от коленей и выше, были покрыты кровоподтеками, и на правой багровела язва величиной с пятак.

Опасаясь, что его стошнит, адвокат поспешно отвернулся. Он вставил одну из кассет в свой магнитофон и включил его. Послышалось шипение, тихая музыка и затем – голос доктора Буги, голос здорового человека, спокойный и ленивый:

– Двадцать второе августа. – И после невнятных шумов: – Клюквин Игорь Борисович, сорок восьмого года. – Короткая пауза, и за ней, раздельно и четко: – Тринадцать Волга впадает ноль пять в Каспийское море.

Дальше следовали щелчки и шум, соответствующие включению и выключению записи, и далее:

– Кандыба Степан Степанович, тридцать девятого года… тринадцать к чему стадам двадцать два дары свободы.

– Литератор, – проворчал Александр Петрович, ему вдруг совершенно неожиданно захотелось выругаться матом.

К этому времени доктор уже покончил с инъекцией и опять улегся.

Адвокату случалось иметь дело с наркоманами, и он знал: через минуту доктор Буги будет чувствовать себя превосходно, а еще через короткое время впадет в состояние идиотической эйфории. Но в течение нескольких минут он будет нормальным человеком, и этим кратким периодом следовало воспользоваться.

– Что означают цифры в коде? – резко спросил адвокат, сочтя, что подходящий момент уже наступил.

– Время, – попался на удочку доктор и сразу же спохватился: – А почему это я должен тебе отвечать?

– Потому что я намерен вас спасти. Видеозапись ваших сеансов вырвалась на свободу и начала убивать. Она прикончила уже пятерых. Если я вас нашел, найдут и другие. Что они с вами сделают, знаете сами.

– Все ты врешь. Зачем тебе меня спасать?

– Я спасаю себя, а приходится заодно и вас. Здесь все, кого вы кодировали? – Адвокат показал доктору кассету.

– Все, все, не волнуйся, – наркотик уже действовал, по лицу доктора разливалось блаженство, – а я вот возьму да и отберу их у тебя обратно. – Он, радуясь вновь обретенной способности двигаться, вскочил с кровати и потянулся к кассете.

– Вы еще слишком слабы. – Адвокат толкнул его в плечо, и доктор со счастливым смехом плюхнулся на кровать.

– Ну и бери, черт с тобой! Не жалко! Я ведь добрый! Я знаешь какой добрый?

– Догадываюсь, – сухо сказал Александр Петрович. – Скажите, почему на ваших сеансах все бегут, все в панике? Чего они боятся?

– Для них воздух превращается в жидкий огонь, – сказал доктор страшным голосом, – и спасение только одно, – он прыснул смехом, – выполнить все по программе!

– А зачем они после ложатся на пол?

– Ну что ты заладил, зачем да зачем! Ложатся, потому что в кайфе. Выполнил здание – ловишь кайф! Ну, что тебе еще надо? Спрашивай, пока я добрый!

– Кто сейчас владеет всеми этими кодами?

– Ты! – Показывая пальцем на собеседника, доктор залился хохотом.

Оценив его находчивость, адвокат слегка улыбнулся:

– А кроме меня?

– Не тот, кто вначале.

– Как его зовут? Кто он такой?

– А вот этого не надо, – доктор Буги кокетливо погрозил пальцем, – за это мне сегодня же все отрежут. – Он показал ребром ладони, что именно отрежут, и продолжал веселиться. – Ну а все‑ таки, ты сам кто такой? Ты не мент, я вижу. Ты симпатичный мужик, иди сюда, – он похлопал по одеялу рядом с собой, – слушай, давай вместе писать сценарий! У меня материал – улетный! Бабок заработаем кучу, как по говну ходить будем. А?

Осознав бесперспективность дальнейшего общения, адвокат удалился. На улице, несмотря на осеннюю морось, он испытал от свежего воздуха удовольствие не меньшее, чем доктор Буги от своего морфия.

Домой Александр Петрович вернулся победителем. Его ждал стол, сервированный к ленчу, и ему польстило, что Карина начала не с прослушивания кассет, а потребовала сначала подробного рассказа о набеге на резиденцию доктора Буги.

– Жестковато ты с ним поступил, – констатировала она, – впрочем, он это заработал. С нами, при случае, тоже шутить не будут… Ладно, давай‑ ка посмотрим наше любимое кино в звуковом варианте.

Она вставила в магнитофон кассету, датированную двадцать четвертым августа, адвокат же включил видеоплейер. Сначала им не удавалось синхронизировать обе записи, потому что видеокамера работала непрерывно, а диктофон доктор Буги включал ненадолго, лишь для фиксации фамилии и кода очередного пациента. Но вскоре Карина приловчилась улавливать на экране момент, когда доктор опускал правую руку в карман халата, и нажимать пусковую клавишу одновременно с ним, добиваясь точного совпадения изображения со звуком.

Видеофильм для них ожил, действие стало реальным, и только сейчас они могли в полной мере осознать чудовищность того, что видели.

– Посмотри, как он бежит, – давал пояснения Александр Петрович, – лицо закрыто руками. Ему внушено, и он это ощущает, что весь воздух превратился в огонь и спасение лишь в том, чтобы выпрыгнуть из окна.

Человек на экране перелез через сиденья стульев, свалился на пол и остался преспокойно лежать.

– А теперь взгляни на его лицо, – адвокат остановил ленту на стоп‑ кадре, – какое оно счастливое. Он объяснил мне, в чем дело: они убеждены, что после выполнения программы немедленно испытают состояние безграничного блаженства. Наркоманского, понимаешь?

– Понимаю… дьявольская выдумка, только наркоман мог изобрести такое… гореть ему за это в аду.

– Его жизнь уже похожа на ад, – заметил он, пуская видеоплейер.

Ощущение дикости происходящего усиливалось нелепостью текстов кодирования. Каждый код представлял собой фразу из четырех‑ пяти слов, с добавлением двух чисел, означающих время начала сеанса. Абсурдное сочетание слов и цифр, вероятно, имело целью исключить возможность случайного совпадения. Тексты для кодов доктор Буги выбирал, мягко говоря, со странным юмором. Код Холщевникова звучал так: «Пятнадцать сон разума десять порождает чудовищ», а следующего за ним пациента – «Пятнадцать над всей Испанией двадцать три безоблачное небо». Для вживления в мозг человека его собственной смерти требовалось чуть меньше четверти часа.

Что касалось Холщевникова, то он, уже более месяца будучи покойником, тем не менее преподнес Карине и адвокату сюрприз. Перед его кодом было записано: «Павлов Егор Антонович, сорок пятого года».

– Здесь путаница, – Александр Петрович остановил плейер, – похоже, это не та пленка.

– Нет, – покачала головой Карина, – по‑ моему, с пленкой все в порядке. Смотри, время на экранных титрах то же самое, пятнадцать десять. Давай еще раз прокрутим, – она принялась манипулировать клавишами магнитофона и плейера одновременно, – гляди, вот доктор Буги произносит фамилию «Павлов», видишь, движение губ ложится на звукозапись. А Холщевников в это время ставит свой «дипломат» на пол, он тут же падает, и на фонограмме слышен хлопок. И второй эпизод: доктор Буги проговаривает его код, а он бежит, вон как тяжело, неуклюже, и здесь, – она увеличила громкость, – его топот. Движение совпадает со звуком.

– Да, – вынужден был согласиться адвокат, – это его фонограмма.

– Может быть, он менял фамилию? – предположила Карина.

– И имя и отчество тоже? – засмеялся он.

– Извини, я сказала глупость, – смутилась она, – да и год рождения тоже… Постой, неужели доктор Буги не видит, что этому человеку не сорок три года, а значительно больше?

– Следовательно, не хочет видеть.

– Значит, ты думаешь…

– Я думаю, что Егор Антонович Павлов даже среди прохвостов должен слыть ловкачом.

Вторая кассета ничего принципиально нового не содержала – такой же перечень фамилий и кодов.

– Не понимаю, – недоумевала Карина, – зачем он все это хранил? Неужели он собирался кого‑ то из них шантажировать?

– От него всего можно ждать. Думаю, он рассчитывал брать их на крючок по одному и снимать кодирование за приличный гонорар. Может, даже уже и попробовал… Только долго бы он не прожил, в основном они – люди крутые. Так что, считай, отобрав кассеты, мы его облагодетельствовали.

Опасность сильнее всего угнетает, когда она безлика. Приблизительно выяснив, с чем они столкнулись, адвокат и Карина почувствовали определенное психологическое облегчение, но одновременно их взорам открылись устрашающие размеры и свирепость рептилии, которую они столь неосторожно дернули за хвост.

Адвокат, вообще говоря, успел придумать способ заставить этого крокодила отгрызть самому себе лапы, но пока не посвящал Карину в свой план, опасаясь, что она отвергнет его как недопустимо жестокий по отношению к животному. Он решил отложить разговор до вечера, чтобы она успела проникнуться ощущением беспощадности сложившейся ситуации.

Александр Петрович поехал к умельцу, который уже, несомненно, выполнил заказ, а Карина вызвалась сделать тем временем распечатку диктофонных кассет, благо в композиторском доме имелась пишущая машинка.

Она справилась со своей работой довольно скоро – весь список этих сорока шести камикадзе, вместе с их кодами, уложился в четыре страницы. Но, вынув из машинки последний лист, она не испытала удовольствия оттого, что быстро и хорошо сделала уроки, и взялась за приготовление ужина с тревогой и тяжестью на душе.

Адвокат, возвращаясь домой, прикидывал, как и когда лучше всего затеять столь важный для дальнейшего разговор, но он начался сам собой, едва Александр Петрович переступил порог.

– Ого! – изумилась Карина при виде возникшего около плейера внушительного штабеля видеокассет. Она знала, что Фавиловичу заказаны дополнительные копии фильма, но не ожидала такого тиража. – Я вижу, у тебя уже готов план сражения?

– Это, собственно, не мой план, я просто развил твою мысль. Помнишь, еще в Крыму, ты сказала: появятся люди, которые тоже захотят иметь это кино. И тогда я подумал…

– И молчал столько времени?!

– Идея тогда была слишком смутной… Я подумал, что кино не алмаз и поддается копированию. Если выпустить фильм в прокат, кому будет интересно гоняться за нами?

– Звучит разумно… а конкретно? – Она покосилась в сторону видеокассет.

– Мы выставим их на комиссию в нескольких коммерческих магазинах как учебный фильм по гипнозу… или лечебный, неважно… И в газетах дадим объявление, где‑ нибудь между рекламой девушек и щенков, адреса магазинов, с основательным намеком на содержание фильма.

– Неплохо придумано… а как быть с текстовым материалом, с кодами?

– Приложим их к видеокассетам.

– Но ведь у нас сорок шесть фамилий, а в фильме персонажей – двенадцать.

– Все время об этом думаю. Во‑ первых, все равно приложим к кассетам полный список, пусть покупают комплектом. Во‑ вторых, разошлем список в газеты типа «Скандалы», часть из них успеет напечатать, прежде чем до них доберутся. В любом случае списки начнут расползаться, и брать за горло именно нас с тобой уже не будет смысла.

– Постой, – возмутилась она, – ты хочешь попросту выпустить джинна из бутылки, и притом в людном месте! Кому‑ то эти коды достанутся с опозданием, а кому‑ то и совсем не достанутся. Значит, мы вложим в руки всем желающим оружие для безнаказанного убийства!

Ну вот, началось, подумал он с грустью.

– Ты сильно преувеличиваешь, дорогая. Прошло уже несколько лет, и вряд ли все коды до сих пор работают. Вся уголовщина вокруг этой истории в основном связана с ее одиозностью, с тем, что люди, часть из которых занимает наверняка высокое положение, замешаны в большом скандале. Уж не думаешь ли ты, что все они немедленно начнут играть в этакую партийную русскую рулетку, звонить друг другу и смотреть, кто раньше выпрыгнет из окна?

– В общем, вываливающиеся старухи, – Карина не смогла удержаться от смеха, – ты просто отвлекаешь меня, это нечестно.

– Да у них, у большинства, теперь квартиры с кондиционерами, где и окна‑ то не открываются, и пистолеты не у всех есть, – продолжал атаку Александр Петрович, – а кого понадобится убрать, все равно уберут. Ты же знаешь их привычки: когда научный метод отказывает, они устраивают самоубийство вручную. И многих из них, я уверен, уже нет в живых.

– Все, что ты говоришь, логично, и мне трудно тебе возражать. Я понимаю, что в результате такой публикации может покончить с собой пара человек, да и то, как ты выразился, вручную. Но с нашей стороны в любом случае это будет гадкий поступок, а гадкий поступок остается таковым независимо от мотивов и результатов. Мы покроем свои имена позором.

Последняя фраза, несмотря на очевидную театральность, задела адвоката, в ней заключалась немалая доля истины. О юридической ответственности в данном случае не могло быть и речи, но он знал: многие так называемые добропорядочные люди, мнение которых, увы, Александр Петрович ценил, подвергнут его моральному осуждению.

Он опустился в кресло и тихо сказал:

– Ты, конечно, права. Так поступать нельзя. Но я не мог придумать ничего другого.

Его речь вдруг потеряла упругость, скрытую энергию сжатой пружины, которая в залах заседаний часто завораживала не только публику, но и судей. Карине стало совестно: она даже не подумала о том, как нелегко ему дались последние несколько дней, а он еще ухитряется отпускать веселые шутки. Она привыкла к его неуязвимости, ей и в голову не приходило, что у него тоже бывают полосы нервной усталости и он, как все люди, нуждается иногда в поддержке.

– Я, наверное, зря хорохорюсь, я ведь вообще ничего не придумала, – мягко заговорила она, – давай поразмыслим до завтра, сегодня уже все равно не успеем ничего предпринять.

Он тем временем успел оправиться от своей минутной слабости:

– В наши руки попала дьявольская информация. Она уже начала убивать и будет продолжать убивать, как бы мы ни поступили. Вопрос только в том, сколько и каких людей она уничтожит.

– Я это понимаю и, если не будет другого выхода, мы имеем моральное право защищаться всеми доступными средствами. Но мы должны быть уверены, что сделали все возможное… Послушай, если бы узнать адреса этих людей, мы могли бы предупредить их по почте, послать им их коды.

– Такая мысль у меня была. Опасаюсь, улов здесь будет невелик.

– Даже если найдем всего нескольких людей, нам потом будет легче жить.

– В обычном адресном столе их искать бесполезно, почти все они – бывшая номенклатура. Существует специальный банк данных, и в обычных условиях доступ к нему не проблема. Но сейчас это то же самое, что совать голову в пасть аллигатора… Я думаю, ты права, дождемся завтрашнего дня.

К сожалению, по утрам озарения приходят нечасто и волей‑ неволей приходится выбирать из того, что придумано вечером.

Александр Петрович решился все‑ таки попробовать раздобыть адреса потенциальных жертв гипноза, а в качестве плацдарма операции избрал транспортную прокуратуру, где бывал крайне редко и в лицо его знали немногие. Он явился туда с коробкой шоколадных конфет и нашел знакомую девицу, секретаря, которая по случаю убытия своего шефа на выездную сессию, сидя в приемной, читала пухлый роман. Адвокат без долгих церемоний выложил перед ней коробку с конфетами и список пациентов доктора Буги:

– Лизанька, вы не добудете мне адреса по этому списочку?

Помня, что Самойлов не скупится при оплате мелких услуг подобного рода, она охотно согласилась. Договорились на конец рабочего дня.

Теперь на очереди были магазины. Карина и адвокат рассудили, что кассеты сдать на комиссию лучше в натуральном, немом виде, без приложения текстов, благодаря чему они будут лежать на прилавке спокойно, пока объявление в газетах не послужит для них детонатором.

В Первом по счету магазине кассеты сильно озадачили товароведа, и, помаявшись собственной нерешительностью, он призвал на помощь директора. Тот оказался тертым калачом и, ознакомившись с визитной карточкой адвоката и ценой товара – тысяча долларов США за штуку, – коротко бросил: «Бери».

Александр Петрович заломил такую цену не столько из корысти, сколько для защиты товара от тотальной скупки противником «на всякий случай».

В остальных случаях дело обошлось без заминок, и в результате пятнадцать кассет были размещены в пяти пунктах.

Словно предчувствуя беду, адвокат в этот день особенно изводил Карину техникой безопасности. Он разрешил ей сопровождать себя в прогулках по городу, но не рядом с ним, а позади, на дистанции. Следуя за ним в двадцати шагах и стараясь в людных местах не потерять из виду его спину, Карина утешалась мыслью, что она, видимо, все‑ таки хорошая жена, если соглашается на такое.

Все произошло, когда они были близки к цели, около прокуратуры. Адвокат направился ко входу, а Карина, чтобы, подобно неопытному топтуну, не слоняться взад‑ вперед, задержалась у газетного киоска. Она видела, как навстречу Александру Петровичу лениво брели два милиционера, и обратила внимание, что форма сидела на них неуклюже и более крупному, верзиле, были явно коротковаты брюки. Внезапно один из них остановился, разглядывая небо, а второй продолжал двигаться, так что адвокат оказался между ними. Его мгновенно зажали с двух сторон, и Карина толком не видела, что там происходит, но через секунду они, закрыв рот адвоката ладонью, уже запихивали его в припаркованную тут же машину, серую «Ниву», тотчас рванувшую с места. Карина едва успела запомнить номер.

Ее первым порывом было – бежать прямо в прокуратуру и поднять там всех на ноги. Но она сообразила, что это шоковая реакция, которая обернулась бы потерей времени, а ее саму скорее всего у выхода встретила бы точно такая же парочка громил. Она пошла в противоположную сторону, еле удерживаясь от того, чтобы не пуститься бегом.

Она понимала: сейчас самое главное – преодолеть ужас и отчаяние, усугублявшиеся сознанием собственной вины. Ей нужно действовать быстро и без ошибок.

Ловить машину рядом с прокуратурой она не стала, а сначала отошла на пару кварталов, отказалась от услуг частника, который затормозил около нее с подозрительной предупредительностью, и остановила свободное такси.

К дому она подъехала уже собранной, злой, точно знающей, что и как делать.

Прежде всего она стала искать записную книжку адвоката, надеясь, что осторожность не позволила ему взять ее с собой. Довольно долго ее старания оставались безрезультатными, но в конце концов записная книжка, вместе с паспортом, нашлась в кармане композиторского плаща на вешалке в шкафу.

«Техника безопасности», – произнесла она мысленно почти с нежностью.

Она решила сообщить о похищении адвоката Шошину, следователю, которому адвокат доверял больше, чем другим. Карина рассудила, что если он связан с мафией, то посоветует ей ни в коем случае никому больше ничего не говорить и попытается назначить ей свидание или узнать, где она находится, – в этом случае она просто повесит трубку. Памятуя о технике безопасности, она позвонила с улицы.

К ее радости, Шошин не выразил большого энтузиазма по поводу, что она обратилась именно к нему, но и не отказался лично заняться поисками ее мужа.

– В милицию звонили? – поинтересовался он флегматично.

– Нет, без вашего совета не рискнула.

– Сообщите по ноль‑ два, хуже не будет.

Последняя реплика окончательно убедила Карину, что следователю можно доверять, и она немедленно выполнила его рекомендацию.

Теперь ее ничто не отвлекало от выполнения главной акции – немедленного предания гласности всех имеющихся в ее распоряжении материалов. Она работала быстро и аккуратно, отбирая документы для публикации. Сначала в ее сумку легли наиболее эффектные фотоснимки сеансов гипноза, портрет доктора Буги и паспорт адвоката, за неимением других его фотографий. Затем последовала стопка машинописи с изложением истории всего происшедшего, начиная со смерти Холщевникова. Это повествование она наспех дополнила описанием сцены похищения адвоката и, уже вынув лист из машинки, приписала внизу от руки: «Мы в отчаянном положении. Дайте, пожалуйста, краткую информацию на радио».

Не забыла она и о видеокассетах, дав сведения о том, где их можно купить.

Далее настала очередь списка пациентов доктора Буги и их кодов. Сейчас ее уже не беспокоило, как отзовется публикация списка на судьбах этих людей. Она приготовилась открыть ящик Пандоры, чтобы сокрушить врагов, и ее не занимал вопрос, что еще разнесут выпущенные на волю тайфуны.

С безжалостной педантичностью она впечатала сноску о том, что вместо Павлова Егора Антоновича процедуре кодирования подвергся Холщевников, совершивший самоубийство в соответствии с заложенной в его мозг программой.

Она уже хотела присоединить список к остальным документам, когда ей в голову пришла неожиданная мысль, как опубликовать имена и коды всех этих людей, не ставя их под удар. Мысль была поразительно простая, и Карине стало смешно и одновременно горько, что она не додумалась до этого вчера: ведь несчастье бы тогда не случилось.

Она глянула на часы – в запасе оставался еще час свободного времени – и снова взялась за машинку. Фамилии людей она напечатала отдельно, в алфавитном порядке, а коды – отдельно, по номерам. Никто не будет знать, где чей код, но любой человек, обнаружив себя в списке смертников, естественно, начнет внимательно изучать коды, гадая, в каком из них спрятана его личная смерть, и застать его врасплох после этого уже никому не удастся.

Теперь все было готово, и настало время решительных действий. Карина понимала, что ее постоянное место работы, художественная галерея, скорее всего взято под контроль теми, кто охотился за адвокатом и ею, но у нее выбора не было, ибо больше нигде она не имела свободного доступа к телефаксу. Она делала ставку на внезапность своих действий и, чтобы свести риск к минимуму, решила провести операцию вечером. Свое снаряжение она пополнила извлеченным из дорожного чемодана пистолетом.

Добравшись до цели, Карина сначала прошлась вдоль освещенных окон и убедилась, что там, внутри, кроме ночного охранника, никого нет. В охране у них работали ребята из числа мастеров рукопашных художеств, все, как на подбор, непьющие и некурящие, но зато непрерывно жующие резинку. Карине повезло: сегодня дежурил молодой человек, который ей симпатизировал и на которого, как ей казалось, можно было положиться.

Ее появление не удивило его – Карина и раньше иногда пользовалась телефаксом по вечерам.

Выслушав его приветствия по случаю возвращения из отпуска, она сказала, что должна поработать на факсе и хотела бы, чтобы никакие люди не смогли ей помешать. Молодой человек бросил на нее короткий любопытный взгляд, не спеша подошел ко входной двери и запер ее на засов.

Сейчас Карине никакие предосторожности не казались лишними. Перед тем как разместиться у факса, она заперла дверь комнаты на ключ и выложила на стол пистолет. Сам факт его присутствия поддерживал ее уверенность в себе, и темноватый блеск ствола действовал успокаивающе.

Она начала с городов, до которых отсюда дотянуться нелегко, и с газет, регулярно печатавших ее заметки о современном искусстве, ибо в сложных ситуациях лучше обращаться туда, где тебя хоть немного знают. Рига, Вильнюс, Ереван, Киев – по мере того как список городов расширялся и на столе росла стопка квитанций‑ подтверждений о приеме, Карина все сильнее входила в азарт, по всему ее телу, от кончиков пальцев до затылка, разливалось чувственное упоение игрока, срывающего банк раз за разом. Теперь на эту информацию уже никто не сможет наложить лапу, какими бы силами он ни обладал.

Но Карина считала, что останавливаться рано. Почтив вниманием московские газеты, она наконец добралась до Петербурга, и, лишь когда число квитанций достигло двенадцати, она выключила факс.

Ее возбуждение не спадало, и, чтобы немного остыть, она решила пойти домой пешком. Охранник пытался отговорить ее от этой затеи, на дворе уже, как‑ никак, ночь, но Карина в ответ беззаботно рассмеялась и произнесла загадочную для него фразу:

– Сегодня меня обидеть очень непросто.

Все еще в состоянии эйфории, она не торопясь шагала по пустынному городу и с удовольствием вдыхала влажный осенний воздух, приглушавший стук ее каблуков. Ей казалось странным, что в городе с виду ничего не изменилось и все люди спокойно спят – ведь она выпустила на волю демонов Большого скандала. Только что они стайкой электронных сигналов разбежались по дальним краям, но с утра они начнут путь назад, на ходу напитываясь энергией, и вернутся сюда смерчами огромной разрушительной силы. Они раздавят шайку этих паршивых гангстеров, какие бы посты в государстве они ни занимали, и вернут ей мужа. Ящик Пандоры открыт.

Она чувствовала себя победительницей, настолько неуязвимой, что ничуть не обеспокоилась, когда около нее притормозила машина незнакомой ей иномарки. Внутри сидели двое парней, и тот, что был справа, сально улыбаясь, приоткрыл дверцу:

– Нельзя так поздно гулять одной. Садись, подвезем.

– Опоздали, ребята, – засмеялась Карина, – все кончено. Можете отдыхать.

– Ты что, обдолбанная? – удивился он. – Ничего, больше кайфа будет. Ништяк. Садись, говорю!

– Убирайтесь прочь, – беззлобно сказала она, – лучше начинайте собирать чемоданы.

– Точняк, обдолбанная! Кончай гнать волну, иди сюда.

Карина, не обращая более на них внимания, продолжала свой путь, но парни не хотели оставить ее в покое и тащились за ней на малой скорости, иногда пытаясь вступить в общение.

В ней постепенно поднималось нешуточное раздражение.

– Смотрите доиграетесь, – проворчала она сквозь зубы.

Сохраняя общее направление движения к набережной Фонтанки, к дому, она стала уводить их с хорошо освещенных улиц в глухие переулки в окрестностях Сенной площади, где успела когда‑ то пожить и знала лабиринты дворов не хуже, чем залы своей галереи. Полное безлюдье и скверное освещение склонили преследователей к более активным действиям. Немного обогнав ее, они остановились, и Карина оказалась лицом к лицу с вышедшим из машины парнем.

– Ну хватит, – сказала она, незаметно расстегивая сумку и опуская в нее руку.

– Вот и я говорю, хватит. – Парень сделал шаг вперед, обдав Карину запахом спиртного.

И тут ее осенило: эти люди не выполняли никакого задания, они были просто подвыпившими хамами и хотели раздобыть себе на ночь женщину. Она вдруг почувствовала себя дурой, отчего разозлилась еще больше.

Парень же вдохновился мелькнувшей на ее лице растерянностью: с неожиданной для пьяного резкостью он прыгнул и, плотно обхватив ее поперек туловища, приподнял над землей и понес к машине, задняя дверца которой была уже предупредительно открыта его напарником.

Карина успела снять пистолет с предохранителя, но не вытащить его из сумки, а теперь ее руки оказались прижатыми к корпусу его удушающей потной хваткой. К счастью, ее указательный палец остался на спуске, и она в каком‑ то смысле чувствовала себя хозяйкой положения, поскольку в читанных ею романах стрельба прямо из дамской сумочки была делом обычным. Она уже готовилась спустить курок, но тут у нее возникла серьезная проблема. Вся беда заключалась в том, что ствол пистолета упирался в его живот.

Эта проблема занимала ее давно. И в кино, и в романах постоянно повторялось одно и то же: полицейский стреляет в бегущего человека и убивает его наповал, или персонаж, которого грабят, стреляет почти наобум в грабителя и тоже приканчивает его. Карина всегда пыталась понять, что это – традиция жанра или закон жизни, в силу которого взятое в руки оружие стремится не пугать или ранить, а именно убивать? И вот теперь, в ближайшие две секунды, она должна была самостоятельно решить этот вопрос.

Она пыталась лягаться и извиваться, стремясь хоть немного изменить ситуацию, но парень оказался силен, как горилла, и еще сильнее душил ее в своих мерзких объятиях, так что ей стало казаться сейчас он сломает ей ребра.

– Ну что ты ерзаешь, сучка… куда ты денешься, – ворчал он раздраженно, пристраиваясь поудобнее, чтобы запихнуть ее в салон автомобиля. Этот ублюдок не понимал, что она отчаянно борется за его жизнь.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒